Поздней осенью и зимой, в зябкие, тоскливо всхлипывающие вечера, особенно хорошо пишутся стихи. Волнующее сумрачье ложится на сиреневые клетки тетради особой мелодией. Стихи выходят грустные, щемящие душу. Тело получает ни с чем не сравнимое чувство радостного спокойствия, от которого сладко пощипывает пальцы. Так мать с умилением смотрит на копошащийся, покряхтывающий сверток, которого вчера еще и не было на свете.
Стихомания находит внезапно, но всегда в отсутствии солнечного настроения. Небо напахмурилось: вот-вот заплачет. Воздух набирается серой влагой, и какое-то томление разливается вокруг, прижимая к земле. Томление, соседствующее с тошнотой, проникает во все поры, забираясь все глубже. И хочется вынырнуть, выплеснуть эту полынно-сладкую истому в момент на бумагу, отделиться от неё.
Зудят косточки, а листок принимает и принимает в себя весь сумбур навалившегося вдруг.Хочется выбрать все сразу, до глуби. И нетерпимое раздражение возникает, пальцы мнут друг дружку в бессилии, когда пропадает куда-то нужное слово: и вот оно рядом. И нет его. А томление нарастает, поджимает, щекочет.
Но вот все укладывается, выплескивается бурным потоком и остается на бумаге. Оно ещё сыро, влажно. А душа уже успокаивается, постепенно, как спортсмен после забега. Как после испуга наступает радостное ощущение, что все ужасное позади.
Вдохнешь много-много воздуха разом. Задержишь дыхание и с силой выдохнешь остаточки томления. Свобода! Покой. Сил совсем не остается. И хочется свернуться в комочек под шерстяным (обязательно в клетку) пледом и уснуть, ибо ни на что больше не способен сейчас.