ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЕ РАЗБОЙНИЧЕЙ СУТИ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
Я и комментировать не буду предлагаемый материал. ДЛИТЕЛЬНАЯ ДИНАСТИЧЕСКАЯ ИНТРИГА ПРОТИВ РОССИИ ЗДЕСЬ НАЛИЦО! Выводы же - делайте сами.
Фридрих II. Из записок Фридриха Великого о России в первой половине XVIII-го века // Пер(еводчик) М. Жуазеля // Русский архив, 1877. – Кн. 1. – Вып. 1. – С. 5-21.
Сноска: http://mikv1.narod.ru/text/FridrihRA77K1V1.htm
ИЗ ЗАПИСОК ФРИДРИХА ВЕЛИКАГО О РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII-го ВЕКА.
Нижеследующие разсказы и отзывы Фридриха Великаго заимствованы из его ПАМЯТНЫХ ЗАПИСОК или так называемой «Истории моего времени» (Histoire de mon temps), т. е. из 2-го и 3-го томов его «Сочинений» (Oeuvres), изданных в Берлине в 1846 году, с подлинных рукописей и без пропусков, по воле покойнаго короля Фридриха Вильгельма IV-го. К сожалению, гениальный автор повествует лишь о первых шести годах своего царствования (до 1746 г.), когда в России его оберегались и его воздействие на Русскую политику было еще не особенно значительно. В этом отношении важнее его Записок должны быть политическия его ЗАВЕЩЕНИЯ 1752 и 1768 годов; но завещания эти до сих пор ХРАНЯТСЯ в тайне, равно как и письма его к любимой сестре, маркграфине Барейтской, и его переписка с Датскою королевою Юлианою, с Каролиною Дармштадскою и другими лицами. Покуда время не вскроет нам этих исторических СОКРОВИЩ, будем довольствоваться тем, что уже обнародовано. Показания и мнения такого человека имеют для нас первостепенное историографическое ЗНАЧЕНИЕ. Впоследствии с полною очевидностью обнаружится влияние Фридриха Великаго на внешнюю и внутреннюю нашу политику. Какова она была, можно судить уже потому, что роковой РАЗДЕЛ Польши принадлежит ему ВСЕЦЕЛО, и им же устроены ТРИ БРАКОСОЧЕТАНИЯ, имевшия столь решительное значениек в Русской истории.
Фридрих Великий начинает свои Записки ОБЗОРОМ Европейских государств, их состояния, политических отношений и военных сил, в то время, когда он вступил на престол (1740). После блестящей характеристики Австрии, Франции, Италии, Англии, Голландии, Дании, Швеции, он переходит к Poccии и говорит о ней нижеследующее.
Швеция граничит с одною из наиболее грозных держав. От Ледовитаго моря, на Севере, до берегов Чернаго, и от Самогитии до пределов Китая, тянется неизмеримое пространство, образующее Российскую империю, что составляет восемьсот Немецких миль в длину, на четыреста миль ширины. Это государство, некогда полудикое, было неизвестно Европе до царя Ивана Васильевича. Петр I, для водворения благоустройства в этой нации, действовал на нее, как действует крепкая водка на железо. Он был и законодателем, и основателем этой обширной империи; он создал людей, солдат и министров; он основал город С.-Петербург; он устроил значительныя морския силы и внушил всей Европе уважение к своему народу и к его необыкновенным (singuliers) дарованиям.
Анна Ивановна, племянница Петра I-го, правила тогда этой обширной империей. Она была преемницей Петра II, сына *1) перваго императора. Царствование Анны было памятно многими замечательными событиями; при ней было несколько великих людей, которыми она умела воспользоваться. Ея оружием дан король Польше. Она послала, в помощь императору Карлу VI, десять тысяч Русских к берегам Рейна, в страну, где почти не знали этого народа. Война, предпринятая ею против Турокъ, была рядом успехов и побед, и в то время, когда император Карл VI посылал в Турецкий лагерь просить мира, Анна предписывала законы Оттоманскому правительству. Она покровительствовала наукам в своей столице; она даже отправила ученую экспедицию в Камчатку, с целью изыскания кратчайшаго пути для торговли Московитов с Китайцами. Эта государыня обладала качествами, достойными ея высокаго сана: она отличалась возвышенностью души, твердостью ума; щедрая на награды, строгая в наказаниях, она была добра по природной склонности и сластолюбива без разврата *2).
1) До такой степени мало знали тогда Русскую историю!
2) Такое понятие об Анне Ивановые, конечно, сообщили Фридриху Великому Петербургские его соплеменники, которым так хорошо жилось в это царствование.
Она сделала герцогом Курляндским Бирона, своего любимца и министра. Дворяне, его соотечественники, оспаривали древность его рода. Это единственное лицо, имевшее заметное влияние на ум императрицы. Бирон был, по природе, тщеславен, груб и жесток, но тверд в управлении делами и способен на обширнейшия предприятия *3). Его честолюбие стремилось к тому, чтобы прославить имя его повелительницы в отдаленнейших концах вселенной; при этом он был столько же алчен к приобретению, сколько расточителен в издержках; имел некоторыя полезныя качества, но лишен был добрых и привлекательных.
3) Бирон находился в Ярославле, когда писаны эти строки.
Трудами, подъятыми в царствование Петра I-го, образовал себя человек, получивший возможность нести бремя правления при Петровых преемниках. То был граф Остерман. Он, как ловкий кормчий, среди политических бурь, правил, всегда твердою рукою, кормилом государства. Он был родом из графства Марка в Вестфалии, происхождения незнатнаго; но природа раздает свои дары, не обращая внимания на генеалогию *4). Этот министр изучил Московию, как Верней человеческое тело. Он был осторожен и смел, смотря по обстоятельствам, и пренебрегал придворными происками, дабы сохранить за собою управление делами. Кроме графа Остермана, можно назвать еще графа Лёвенвольда и престарелаго графа Головкина в числе министров, которые могли быть полезны России.
4) Остерман, как и многие другие иностранцы при Петре Великом, вполне обрусел. Он писал порусски совершенно правильно; и в этом отношении первая половина прошлаго века была гораздо выше, чем первые годы нынешняго века. Сильная народность быстро претворяла в себя чужеродные ей элементы. В царствование же Александра Павловича сии последние (по)добно многим другим, не осуществился за смертью великаго человека *5).
5) В Русских исторических бумагах доселе не находится подтверждения этому любопытному показанию. По крайней мене, нам не удалось нигде читать об этом необыкновенном намерении великаго государя. Не сюда ли однако следует отнести выселения из Малороссии в нынешнюю Воронежскую губернию (Острогожский уезд)?
Граф Миних, перешедший из Саксонской службы на службу к Петру I-му, находился во главе Русской армии. Это был принц Евгений Московскаго государства. Он отличался достоинствами и пороками великих полководцев: был искусен, предприимчив, удачлив; но, притом, горд, надменен, честолюбив, склонен к самоуправству и нередко жертвовал жизнью солдат своей воинской славе. Ласси, Кейт, Лёвендалъ и другие искусные генералы образовались в его школе. Правительство содержало тогда десять тысяч человек гвардейцев, сто баталионов, численностью в шестъдесят тысяч человек, двадцать тысяч драгун, две тысячи кирасир, что составляло девяносто две тысячи регулярнаго войска, тридцать тысяч милиции и столько казаков, Татар и Калмыков, сколько хотели иметь. Таким образом, эта держава, без особенных усилий, могла выставить в поход сто семьдесят тысяч человек. В Русском флоте насчитывали тогда двенадцать линейных кораблей, двадцать шесть судов меньшаго размера и сорок галер.
Доходы империи простирались до четырнадцати или пятнадцати миллионов ефимков. Эта сумма кажется незначительною, в сравнении с неизмеримым пространством России; но в этой стране все дешево. Самый необходимый для правителей товар, солдаты, не стоят содержанием своим и половины того, что платят другия Европейския державы: Русский солдат получает только восемь рублей в год, и продовольствие, покупаемое по ничтожным ценам. Это продовольствие сопряжено с необходимостью иметь огромные обозы, которые тащутся вслед за войском. В 1737 году, во время похода фельдмаршала Миниха против Турок, можно было насчитать в его войске столько же повозок, сколько сражающихся.
Петр I-й задумал то, о чем не помышлял до него ни один государь. Между тем как завоеватели стремятся к расширению своих пределов, он вздумал их съузить. Причиною тому было слабое население его владений сравнительно с огромным пространством. Он хотел сосредоточить между Петребургом, Москвою, Казанью и Украиной все двенадцать миллионов жителей, разсеянных по его империи, дабы вполне заселить и возделать эту часть, которую защищать было бы легко, так как она окружена пустынями, отделяющими ее от Персиян, Турок и Татар. Этот замысел, подействовали самовластно и подчиняли нас своему духовному игу. Остерман был сын пастора, но женился на боярской дочери Стрешневой. Двух сыновей его (уже совершенно-Русских и строго благочестивых людей) наша знать звала поповичами, (слышано по преданию от родственников графа Ф.А. Остермана).
Царь Петр успел только положить начало торговли. При императрице Анне, Русский торговый флот не мог выдерживать никакого сравнения с флотами южных держав. Однакож, все возвещает этой империи, что ея населению, ея силам, ея богатствам и торговле предстоит самое обширное развитие.
Дух народа представляет собою смесь недоверчивости с плутовством. Склонные к лености, но не чуждые любостяжания, Русские являются ловкими подражателями, но лишены изобретательнаго гения. Вельможи предаются крамолам; гвардейцы страшны государям; простой народ тупоумен, предан пьянству, суеверию, и бедствует. Такое положение дел, как сейчас нами изложенное, было вероятно причиною того, что Академия наук доселе не могла образовать учеников из Московитов.
Со времени несчастия Карла XII и водворения Августа Саксонскаго в Польше, и после побед фельдмаршала Миниха над Турками, Pyccиie стали безспорно властителями Севера. Они были столь грозны, что никто не мог успешно нападать на них, ибо они были ограждены пустынными пространствами, и можно было все потерять, даже ограничиваясь оборонительною войною, в случае нападения с их стороны. Этим преимуществом они обязаны большому числу Татар, Казаков и Калмыков, находящихся в их армии. Эти кочевыя орды грабителей и поджигателей способны опустошить своими набегами самыя цветущия области, даже и без вторжения регулярной армии *6). Все соседи России, опасаясь подобных набегов, старались ладить с нею, и Pyccкиe смотрели на свои союзы с другими народами, как на покровительство, оказуемое подручникам.
6) Ныне доказано, что военныя опустошения, произведенныя Русскими в Семилетнюю войну на восточных пределах Пруссии, были лишь неизбежным злом и не могут идти в сравнение с ужасами на ея западных границах, где хозяйничали Французы, предводимые генералами, которые отличались изысканным образом жизни. Французское правительство даже жаловалось Елисавете Петровне на то, что войска ея слишком человеколюбиво обращаются с Пруссаками.
ХХХ
Упадок Швеции был временем возвеличения Poccии: эта страна как-бы возстает из ничтожества, чтоб появиться внезапно в своем величии и скоро стать в уровень с наиболее грозными державами. Можно бы применить к Петру I-му то, что Гомер говорит про Зевеса: «Он трижды шагнул и достиг предала вселенной».
Действительно, сломить Швецию, дать королей Польше, унизить Оттоманскую Порту и выслать войска для сражения с Французами на самой их границе, это значит—шагнуть на край света.
В дальнейшем обзоре государств любопытен для нас отзыв Фридриха Великаго о Турции. Он уже в 1746 году (когда писаны его Записки) говорил: «Сила этой державы проистекает от ея великаго пространства, но она бы не удержалась, если бы не служила ей поддержкою взаимная зависть Европейских государей». Про Австрию он замечает, что ей удалось укоренить почти везде, в Германии, Англии, Голландии и даже Дании предразсудок, будто с ея существованием связана свобода Европы.
Приступая к разсказу о своем вторжении в Австрийскую Силезию, Фридрих говорит. ...Император Карл VI скончался в замке Фаворите 26 Октября 1740 года. Известие о том получено в Рейнсберге, где находился король *7), страдавший в то время лихорадкою. Врачи, проникнутые старыми предразсудками, не хотели дать ему хины: он сам ее принял, имев более важныя заботы, чем лихорадку. Он немедленно решился поддержать неоспоримыя права своего дома на Силезския княжества, хотя бы и с оружием в руках. Это намерение соответствовало всем его политическим видам: оно представляло средство приобрести славу, усилить государство и покончить дело о спорном наследовании герцогством Бергским. Однакоже прежде чем принять окончательное решение, король взвешивал с одной стороны риск, представляемый подобною войною, а с другой возможныя выгоды.
7) Т. е. сам автор, повествующий о ceбе в третьем лице.
С одной стороны представлялся могущественный Австрийский дом, обладавший неистощимыми средствами в обширных своих областях; предстояло нападение на дочь Германскаго императора, которая должна была иметь союзниками короля Английскаго, Голландскую республику и большую часть имперских принцев, обязавшихся защищать прагматическую санкцию. Герцог Курляндский, правивший в то время Россией, был НАЕМНИКОМ Венскаго двора; и кроме того, молодая королева Венгерская могла обезпечить себе содействие Саксонии, уступив ей никоторые округи Богемии. Что же касается подробностей исполнения, то неурожай 1740 года внушал опасения относительно возможности снабдить магазины и продовольствовать войска. Риск был велик; следовало страшиться случайностей войны: одно проигранное сражение могло быть решительным. Король не имел союзников и мог противопоставить лишь необдержанное войско старым Австрийским солдатам, поседевшим на службе и обстреленным в боях.
С другой стороны, многия соображения оживляли надежды короля. Положение Венскаго двора, по смерти императора, было крайне шатко: финансы были плохи, армия разстроена и ослаблена неудачами против Турок; в министерстве царствовал разлад. Поставьте во главе подобнаго правительства молодую неопытную принцессу, призванную защищать спорное наследственное дело, и окажется, что такое правительство не могло быть страшным. Притом невозможно было, чтоб король остался без союзников. СОПЕРНИЧЕСТВО, существующее между ФРАНЦИЕЙ и АНГЛИЕЙ, обеспечивало королю содействие одной из этих двух держав; и кроме того все домогавшиеся Австрийскаго НАСЛЕДСТВА должны были стать на стороне Пруссии. Король мог располагать своим голосом для избрания императора; он мог войти в соглашение относительно своих прав на герцогство Бергское либо с Францией, либо с Австрией, и наконец открытие войны в Силезии было единственным способом наступательнаго действия, который соответствовал положению его державы: ибо он оставался бы по близости от своих границъ, а река Одер представляла ему всегда вирный путь сообщения.
Обстоятельством, побудившим короля окончательно РЕШИТЬСЯ на это предприятие, была КОНЧИНА императрицы Российской Анны, что воспоследовало вскоре после КОНЧИНЫ императора Германскаго. Наследником престола был младенец ИВАН, великий князь Российский, сын принца Антона Ульриха Брауншвейгскаго (шурина королю) и принцессы Меклембургской (бракосочетание). По всему казалось, что во время несовершеннолетия молодаго императора, Россия будет более занята поддержанием спокойствия внутри империи, чем охраною прагматической санкции, из за которой неизбежны были волнения в Германии. К этим соображениям прибавьте армию, готовую к действию, наличныя денежныя средства и, быть может, желание прославить свое имя. Таковы были ПОБУЖДЕНИЯ, заставившая КОРОЛЯ объявить войну Mapии Терезии Австрийской, королеве Венгерской и Богемской.
То было, можно сказать, время превращений и переворотов. Принцесса Меклембург-Брауншвейгская (АННА ЛЕОПОЛЬДОВНА), мать Ивана, находилась, вместе с сыном, под опекою герцога Курляндскаго (БИРОНА), которому императрица Анна, умирая, вверила управление империей. Эта принцесса сочла недостойным своего происхождения повиноваться постороннему лицу и полагала, что опека принадлежит скорее ей, как матери, чем Бирону, не Русскому и не родственнику императора. Она ловко воспользовалась услугами Миниха, возбудив его честолюбие. Бирон был арестован, сослан в Сибирь, и принцесса Меклембургская завладела правлением. Эта перемена казалась выгодною для Пруссии:, ибо Бирон, ея враг, был сослан; а муж правительницы, Антон Брауншвейгский, был шурином королю. Принцесса Меклембургская, при некоторой живости ума, отличалась всеми прихотями и недостатками дурно воспитанной женщины. Ея муж, человек слабый, малоспособный, не имел иного достоинства кроме безотчетной храбрости. Миних, виновник их возвышения, истинный герой России, был в тоже самое время обладателем державной власти. По случаю этого переворота, король послал в Poccию барона Винтерфельда поздравить герцога Брауншвейгскаго и его супругу с удачным окончанием их предприятия. Действительным же ПОВОДОМ и сокровенною целью этой посылки было заручиться поддержкой Миниха тестя Винтерфельдова) и расположить его в пользу задуманных намерений, в чем Винтерфельд и успел.
ХХХ
Европа встрепенулась от внезапнаго вторжения в Силезию. Некоторые называли это предприятие необдуманным, другие считали его делом безумия. Английский министр при Венском дворе, Робинсон, утверждал, что король Прусский заслуживал общаго политическаго проклятия. Одновременно с поездкой графа Готтера в Вену, король послал в Россию Винтерфельда, который встретил там маркиза Ботту, отстаивавшаго интересы Венскаго двора со всею живостью своего характера. Однакоже, в этом случае, Померанское здравомыслие одолело Итальянскую тонкость, и Винтерфельд, благодаря ВЛИЯНИЮ фельдмаршала Миниха, успел заключить с Poccией оборонительный союз. Нельзя было ничего лучшаго пожелать в тогдашних критических обстоятельствах.
Швеция тоже хотела играть роль в предстоявших столкновениях. Она была в союзе с Францией и, по внушению этой державы, выдвинула корпус войск в Финляндию, под начальством генерала Будденброка. Этот корпус, возбудивший в России подозрения, ускорил заключение ея союза с Пруссией; но состоявшийся договор едва не разстроился в самом начале. Король Польский незадолго перед тем послал в Петербург красавца, графа Линара. Этот министр ПОЛЮБИЛСЯ принцессе Меклембургской, правительнице Poccии; а как сердечныя страсти имеют влияние на доводы разсудка, то правительница скоро сблизилась с Польским королем. Страсть эта могла сделаться столь же ГИБЕЛЬНОЮ для Пруссии, как любовь Париса к прекрасной Елене для Трои; переворот, о котором упомянем впоследствии, помешал подобному исходу.
Главными врагами короля были, как водится, его ближайшие соседи. Короли Польский и Английский, полагаясь на успех происков Линара в России, заключили между собою наступательный союз для РАЗДЕЛА Прусских областей; они, в воображении, уже наслаждались этою добычею и, разглагольствуя о властолюбии молодаго государя, своего соседа, помышляли обобрать его, в надежде, что Россия, вместе с имперскими князьями, поможет им достигнуть их корыстных видов.
Таким образом, сам Фридрих свидетельствует, что ПОМОЩИЮ России он успел обделать дела свои, т. е. без дальних опасностей приобрести Силезию.
.... Посланник Франции при избирательном Германском сейме во Франкфурте, маршал Бель-Иль, прибыл в лагерь короля с предложением от своего государя заключить союзный договор, коего главныя статьи касались избрания (в императоры) курфюрста Баварскаго, раздела и отделения областей королевы Венгерской и гарантии, со стороны Франции, Нижней-Силезии, под условием, чтоб король отказался от наследования герцогствами Юлихским и Бергским и обещал свой голос курфюрсту Баварскому. Составлен был проэкт договора, в котором, сверх того, постановлено, что Франция выдвинет в Германию две армии, из коих одна пойдет на помощь курфюрсту Баварскому, а другая расположится в Вестфалии, угрожая одновременно Ганноверцам и Саксонцам; и что наконец, прежде всего, Швеция объявит войну России, чтобы занять ее на собственных ея границах. Этот договор, как ни казался он выгодным, не был подписан. Король не хотел допускать никакой поспешности в столь важных мерах и предоставлял себе подобную меру на случай крайности. Маршал Бель-Иль слишком часто увлекался воображением; слушая его, можно было подумать, что все области королевы Венгерской продавались с аукционнаго торга. Однажды, когда он находился при короле и имел вид необыкновенно озабоченный, король спросил его: «не получил-ли он какого-либо неприятнаго известия?»—«Никакого», отвечал маршал; «но меня, государь, озабочивает то, что мы сделаем с этою Moравиею?» Король предложил ему отдать ее Саксонии, дабы этою приманкою втянуть короля Польскаго *8) в великий союз: маршал нашел эту мысль удивительною и впоследствии осуществил ее.
8) Бывшаго и курфюрстом Саксонским.
..... Английский министр Финч подстрекал Poccию к войне; происки графа Ботты и красота Линара погубили доблестнаго Миниха. Принц Брауншвейгский, главнокомандующий Русской армии, по внушениям своей бабки, вдовствующей императрицы *9), и чужестранных министров, наперерыв раздувавших воинское пламя, успел расположить Poсcию к немедленному объявлению войны Прусcии. Войска собирались уже в Лифляндии. Король был извещен о том, и это обстоятельство внушило ему недоверие к Англичанам, двоедушие которых пред ним обнаруживалось. Проискам Англичан удалось также выманить от великаго пенсионера Голландскаго увещательное письмо к королю о выводе его войск из Силезии.
9) Мать Марии Tepeзии.
Но тогда случилось на Севере одно из наиболее благоприятных и решительных событий: Швеция объявила войну России и уничтожила этим все замыслы Английскаго и Польскаго королей и принца Антона-Ульриха против Пруссии. Король Август, утратив заманчивыя надежды разделить с Английским королем Прусския владения, увлекся общим настроением и, за неимением лучшаго, заключил союз с курфюрстом Баварским для уничтожения Австрийскаго дома. Маршал Бель-Иль, не знавший, что делать с Моравией и Обер-Мангардсбергом, из них составлял королевство и отдавал его Саксонцам, которые, благодаря такой поживе, 31-го Августа подписали с своей стороны договор.
ХХХ
Венский двор, который уже не мог разсчитывать на вмешательство России, теснимый со всех сторон, отослал в Прусский лагерь своего Английскаго заступника, с картою Силезии, где обозначена была чернилами предлагаемая уступка четырех княжеств. Англичанин был принят холодно, и ему дали понять, что все хорошо в свое время, а ныне обстоятельства другия. Дворы Лондонский и Венский слишком полагались на помощь России: по их разсчету для короля, усмиреннаго и униженнаго, не оставалось бы более иного исхода, как на коленях просить мира. Но случилось почти наоборот. Таковы превратности счастья, столь обыкновенныя на войне.
.... 1742-й год был годом важных событий. Вся Европа пылала войною из-за раздела спорнаго НАСЛЕДСТВА:, составлялись сеймы для избрания императора вне Австрийскаго дома, а в России был свергнут с престола император в колыбели. Один хирург, родом Француз, один музыкант, один камер-юнкер *10) и сто человек Преображенских гвардейдев, подкупленные Французскими деньгами, привели Елисавету в императорский дворец. Они нападают в расплох на сторожей и обезоруживают их. Молодой, император, принц Антон Брауншвейгский, его мать, принцесса Меклембургская, все схвачены. Затем собираются войска. Они присягают Елисавете, признавая ее своею государыней. Опальное семейство заключено в Рижскую тюрьму, ОСТЕРМАН, покрытый позором, сослан в Сибирь. Все это было делом нескольких часов. Но Франция, надеявшаяся воспользоваться этим переворотом, ею вызванным, вскоре увидела тщету надежд своих.
10) Т. е. Лесток, Грюнштейн и М. Л. Воронцов.
Кардинал Флёри желал выручить Швецию из неловкаго положения, в котором она очутилась по его милости. Он думал, что перемена власти в России побудит ее заключить мир, благоприятный Швеции; в виду этого, он послал некоего Давення (d'Avenues) с словесным приказанием маркизу Шетарди, ПОСЛАННИКУ в Петербурге, чтоб он всеми средствами постарался ПОГУБИТЬ регентшу и генералиссимуса. Подобныя предприятия, которыя казались бы безумными при других правительствах, в России могут совершаться: народ склонен к бунту, и Русские тем похожи на другия нации, что недовольны настоящим и ожидают всего в будущем. Правительница сделалась ненавистною вследствие своей связи с красивым иностранцем, Саксонским посланником графом Линаром; но предшественница ея, императрица Анна, еще более открыто отличала Бирона, Курляндскаго урожденца, такого же иностранца, как и Линар, из чего следует, что одне и теже вещи имеют различное значение, смотря по обстоятельствам и лицам. Если любовь погубила правительницу, то более народная любовь, оказанная Елисаветою Преображенским гвардейцам, возвела ее на престол. Обе эти принцессы были одинаково сластолюбивы. Меклембургская прикрывала свои склонности скромною завесою; ее изобличали сердечные порывы. Елисавета доводила сластолюбие до крайности. Первая была своенравна и зла; вторая лукава, но обходительна. Обе ненавидели всякий труд, обе одинаково не были рождены царствовать *11).
11) Читатели знают, что в этих отзывах великий король руководился политическим пристрастием. В Истории Poccии С. М. Соловьева и в бумагах, обнародованных из архива князя Воронцова, находятся неопровержимыя свидетельства именно о державных способностях и твердых политических мыслях императрицы Елисаветы Петровны.
Если б Швеция умела пользоваться случаем, то ей бы следовало нанести сильный удар, пока Россия была обуреваема внутренними смутами: все предвещало ей счастливый успех. Но Швеции не было суждено восторжествовать над своими врагами. Она оставалась в каком-то оцепенении, прежде и после этого переворота:, она упустила благоприятную минуту, порождающую великия события. Поражение при Полтаве едва ли было для нея столь пагубно, как праздное бездействие ея войск.
Утвердившись на престоле, императрица Елисавета роздала важнейшия места в империи своим приверженцам: братья Бестужевы, Воронцов и Трубецкой вступили в Совет; Лесток, первый двигатель возвышения Елисаветы, сделался чем-то в роде второстепеннаго министра, хотя и оставался хирургом. Он радел о Франции, Бестужев об Англии; отсюда происходили разногласия в Совете и безконечныя придворныя каверзы. Императрица не имела предпочтения к той или другой державе, но чувствовала нерасположение к дворам Венскому и Берлинскому. Антон-Ульрих, отец свергнутаго ею императора, был двоюродным братом королевы Венгерской, племянником вдовствующей императрицы и шурином Прусскаго короля; и она опасалась влияния этих родственных связей в пользу низложеннаго ею семейства. Эта государыня, предпочитая свободу законам брака, по ея мнению слишком тяжелым, дабы утвердить престол, ПРИЗВАЛА (лукавит), к наследству своего племянника, молодаго герцога Голштинскаго. Она стала воспитывать его в Петербурге, как великаго князя Российскаго.
Публика расположена верить, что события, обращающияся к выгоде государей, бывают плодами их предусмотрительности и ловкости: вследствие такого предубеждения, думали, что король содействовал перевороту, случившемуся в России. Но ничего подобнаго не было: он не принимал в этом событии никакого УЧАСТИЯ и узнал о нем одновременно со всеми. За несколько месяцев перед тем, когда маршал Бель-Илъ находился в лагере при Мольвице, завязался разговор о делах в России. Маршал был, повидимому, очень недоволен поведением принца Антона и его супруги, правительницы и, в порыве гневной вспышки, спросил короля, будет ли для него неприятно, если в России совершится переворот в пользу Елисаветы и в ущерб молодому императору Ивану, его племяннику; на что король отвечал, что в числе государей считает родственниками только своих друзей. Разговор тем кончился, и вот все, что происходило по этому поводу.
В течение этой зимы, Берлин был средоточием переговоров. Франция понуждала короля открыть военныя действия; Англия убеждала его заключить мир с Австрией; Испания домогалась союза с ним, а Дания—его советов, для перемены своей политики. Швеция просила его помощи, Россия—его услуг в Стокгольме, а Германская империя, вздыхая о мире, убедительно ходатайствовала о прекращении волнений.
ХХХ
Пока это происходило на юге Европы *12), правительство новой императрицы Российской утверждалось в Петербурге. Ея министрам удалось, одними переговорами, усыпить и Французскаго посла, и Левенгаупта, командовавшаго Шведскими войсками в Финляндии. Русские ловко воспользовались этим временем для усиления своего войска. Как скоро Ласси, их главнокомандующий, убедился в своей силе, он начал наступление. Ему стоило показаться, Шведы везде отступали: Русское имя, произносимое ими не иначе как с презрением со времени Нарвской битвы, сделалось для них страшно, и самыя крепкия позиции казались для них ненадежным убежищем. Спасаясь бегством с одного места на другое, они были стеснены в Фридрихсгаме, где Русские отрезали им единственный путь отступления; наконец, эти Шведы сложили оружие и подписали позорную капитуляцию *13), которая запятнала их народную славу: двадцать тысяч Шведов сдались без борьбы двадцати семи тысячам Русских. Ласси обезоружил и отпустил природных Шведов, а Финляндцы присягнули на подданство. Какой пример унижения для гордости и тщеславия нации! Швеция, во времена Густавов и Карлов считавшаяся отчизною воинской доблести, сделалась ныне образцом малодушия и позора; таже самая страна, в дни своего процветания производила героев, а при народном правлении лишь генералов без твердости и чести: вместо Аххилов рождала одних Ферситов. Так царства и державы, то возвышаются, то падают и клонятся к разрушению. Тут более чем где-либо уместно изречение: «Суета сует и всяческая суета!».
12) т. е. завоевание Силезии Фридрихом и общия его с Французами передвижения в Богемии.
13) В Гельзингфорсе, 4-го Сентября 1742 года.
Политическая причина таких превратностей заключается, вероятно, в различных видах правления, сменявшихся в Швеции. Пока у них была монархия, воинское звание пользовалось почетом: войско считалось нужным для защиты государства, которому не могло казаться страшным *14). В правлении народном мы видим противное: правительство должно, по своему существу, быть миролюбивым, воинское звание должно быть униженным; следует опасаться всего со стороны генералов, которые могут привязать к себе войска; чрез них может произойти переворот. В республиках честолюбие прибегает к проискам для достижения своих целей; подкупы понемногу их унижают, и понятие о чести теряется, потому что можно обогащаться путями, не требующими никаких достоинств от домогающихся. Кроме того, в республиках никогда не сохраняется тайна: неприятель бывает предостережен вперед о замыслах и может принять свои меры. Но Французы не кстати возбудили завоевательныя стремления, не совсем еще изгладившияся в умах у Шведов, дабы столкнуть их с Русскими, в такое время, когда у Шведов не было ни денег, ни обученных солдат, ни порядочных генералов.
14) А Рим? Cпарта? Англия Кромвеля, в сравнении с Англией Карла II-го? Франция 1792 года? Америка при Линкольне и Гранте? Весь древний мир: с одной стороны Греция и свобода, с другой—Персы и сатрапы. Примечание переводчика. Фридрих писал эти строки в то время, когда ему нужно было усиление самодержавия в Швеции, где король в это время женился на его cecтре.
Тогдашнее превосходство России заставило Шведов послать в Петербург двух сенаторов с предложением Шведской короны молодому великому князю, принцу Голштинскому, племяннику императрицы. Не могло быть для этой нации ничего унизительнее отказа великаго князя, который нашел эту корону недостойною себя. Маркиз Ботта, в то время Австрийский министр в Петербурге, приветствуя великаго князя, сказал ему: «Я желал бы, чтоб королева, моя повелительница, столь же легко могла сохранять владения, как ваше императорское высочество легко от них отказываетесь». После такого отказа, духовенство и крестьяне, имеющие голос на сеймах, хотели назначить преемником своему королю наследнаго принца Датскаго; сенаторы Французской партии хлопотали о принце Цвейбрюкенском; но Елисавета высказалась за епископа Эйтинскаго, дядю великаго князя, и ея воля устранила прочия искательства. Избрание состоялось только в 1743 г.: так сильны были в Стокгольме происки, которыми замедлялось решение сейма.
ХХХ
Король открыл в Петербурге переговоры о предметах ему близких: дело шло о гарантии Бреславльскаго договора Елисаветою *15). Наиболее воспротивились тому Англичане и Австрийцы, действовавшие однако под рукою. Оба брата Бестужевы, министры императрицы, прельщенные приманкою десяти тысяч гиней, нашли средство затянуть окончание этого дела различными препятствиями. Королева Венгерская смотрела на уступку Силезии как на вынужденное действие, от котораго она могла отречься со временем, сославшись на крайность, заставившую ее покориться тяжким обстоятельствам. Англичане хотели изолировать Прусскаго короля и лишить его всякой поддержки, чтоб удержать в полной от себя зависимости. Как бы ни старались государи скрывать подобныя намерения, но им редко удается сохранить их в тайне.
15) Бреславльским договором 1743 года Австрия уступила Фридриху Силезию.
В то время произошла ратификация Фридрихсгамскаго мира между Poccиeю и Швециею. Потеря некоторых пустынных округов Финляндии была наименьшим злом, постигшим Шведов: самоуправство Русских в Стокгольме покрыло нацию крайним позором; на каждаго подданнаго императрицы смотрели в Швеции также, как в Галлии времен Юлия Цезаря на Римскаго сенатора.
Народ, постигнутый бедствием, всегда находит врагов. Датчане захотели воспользоваться упадком Швеции. В Стокгольме собран был сейм для ратификации мира с Poсcиeю и для избрания наследника престола. Король Датский, намереваясь соединить на голове своего сына, королевскаго принца, три короны: Шведскую, Датскую и Норвежскую, произвел бунт в Карелии, возмущал духовенство, подкупал некоторых горожан; но он встретил столько препятствий к исполнению своего замысла, что сей последний оказался мертворожденным. Датския и Шведския войска уже собирались на границах. Стокгольмский сейм поспешно искал посторонней помощи: он обратился к посредничеству КОРОЛЯ для исходатайствования сделки с соседями. Король принял участие в этом деле, и Датский король отвечал ему, что, во внимание к его увещаниям, не будет торопить событий. Но, что покажется почти невероятным, эти самые Шведы, которые только что заключили постыдный мир с Poccиeю, стали умолять ИМПЕРАТРИЦУ о ея покровительстве против Датчан. Елисавета согласилась и отправила генерала КЕЙТА на галерах с 10 тысячами вспомогательнаго войска. Тогда, благодаря этим войскам, был избран принц Голштинский, епископ Любский, вместо принца Датскаго, наследником престарелаго Шведскаго короля, ландграфа Гессенскаго. Таким образом, почти в один и тот-же год, Швеция была разбита, поддержана и наконец отдана принцу Голштинскому императрицею Российскою. Стокгольмский Сенат утешил себя в невзгодах жестокостями: генералы Будденброк и Левенгаупт погибли на плахе. Их обвиняли в измене и предательстве, но без доказательств: они были виновны только в неспособности и недостатке энергии.
....Легкость, с какою Венский двор вовлек Сардинскаго короля в союз с Австриею, убедила ЕГО, что он может разсчитывать на подобный же успех в России, дабы держава эта поддержала то, что он называл правым делом. Франция проведала об этом и послала маркиза Шетарди в Петербург, для противодействия намерениям ея врагов. Шетарди, который своими ловкими действиями возвел Елисавету на престол, думал теперь, в новый приезд свой, получить знаки признательности Русскаго двора, но ИСПЫТАЛ вместо того неблагодарность. В этой стране происходило тогда сильное брожение; судьба стольких низверженных государей возбуждала неудоволъствие в среде вельмож, связывавших с их участью свои личныя выгоды: недоставало только вождя, чтоб открыто поднять знамя бунта. Державы, непременно хотевшия добиться помощи от России и не видевшия успеха, воспользовались этим зарождавшимся брожением и затеяли против императрицы ЗАГОВОР, который, к счастию для нея, был ОБНАРУЖЕН. В РАЗЪЯСНЕНИЕ этой опасной крамолы нужно припомнить, что Венский двор с прискорбием отнесся к роковому СОБЫТИЮ, погубившему Антона Брауншвейгскаго и его супругу: достаточно было того, что Франция способствовала этому перевороту, чтоб сделать его ненавистным для Австрии. Притом следовало предполагать, что императрица Елисавета не забудет услуги, оказанной ей Франциею, и явит более расположения к этой державе, чем к Австрии, в особенности по причине близкаго родства королевы Венгерской с низложенным семейством. Такое предположение, в глазах Венскаго министерства, вполне оправдывало всякия предприятия, клонившияся к ПОГИБЕЛИ императрицы Российской. Маркиз Ботта Адорно, посланник королевы Венгерской в Петербурге, имел тайный наказ СОЗДАТЬ заговор. Он при этом дворе служил для возбуждения и раздражения умов: он подущал женщин, связывался с лицами всех состояний и свойств, к предательству присоединял клевету, уверяя в ПОКРОВИТЕЛЬСТВЕ короля Прусскаго всех радетелей его шурина и его племянника, молодаго низложеннаго императора. Злоупотребляя именем КОРОЛЯ в этих кознях, маркиз Ботта имел целью поссорить его с Poccиeй, в случае открытия заговора. Заговор действительно ОБНАРУЖИЛСЯ, но кнут поведал императрице Российской, что Ботта был его зачинщиком. Дело открылось по неосторожности одного Русскаго, который, под влиянием винных паров, произнес дерзкия слова в трактире. Полиция схватила его; он и арестованные сообщники его сознались во всем под страхом пыток. В Москве было ВЗЯТО под стражу до сорока человек, которые показали во всем согласно с первыми. Графине Ягужинской вырезали язык; жена Бестужева, брата министра, сослана в Сибирь, и затем множество людей ЗАПЛАТИЛИ своею горькою участью за прельщения маркиза Ботты. Этот министр предостерегся своевременно, сменив себя другим министром еще до открытия заговора, дабы не поплатиться своею личностью и честью своего звания в случае неудачи. Он состоял уже при Берлинском дворе, когда заговор обнаружился. Король, узнав о происшествиях в Poccии, запретил ему являться ко двору и ПРИСОЕДИНИЛСЯ к императрице Российской для истребования удовлетворения от королевы Венгерской, так как Ботта одинаково оскорбил и императрицу и короля Прусскаго. Гнусное поведение Ботты отчасти легло ПЯТНОМ и на ЕГО двор. Если Французы подали пример подобнаго предприятия, то Австрийцам не следовало подражать им. Что сталось бы с общественною безопасностью и с неприкосновенностью самих государей, если б открывалась широкая возможность мятежу, отравлениям, убийствам? И какое толкование народнаго права может оправдать подобныя деяния? Разве политика не имеет честных путей, которыми может пользоваться, и нужно-ли отрекаться от всякаго чувства долга и чести, в виду корыстных целей, весьма часто обманчивых? Достойно сожаления, что в XVIII-м веке, более гуманном, более просвещенном чем предшесвовавшие, Франция и Aвcтрия заслужили подобные упреки.
Королева Венгерская не одобрила и не осудила своего министра. Неудачная попытка Венскаго двора представила Берлинскому средство ТЕСНЕЕ сблизиться с Петербургским: король писал о том Mapдефельду, своему посланнику при Елисавете. Этот ловкий дипломат старался придать более ОБШИРНОЕ толкование договору, существовавшему между обеими державами. После многих проволочек, он добился только довольно- неопределенной гарантии Прусских владений, выраженной так двусмысленно, что не стоило о ней хлопотать. Хотя этот договор не имел никакой силы, но он мог служить страшилищем для дворов, враждебных Пруссии: чтобы ослепить, годятся и стразы вместо алмазов. Граф Бестужев ОТКЛОНЯЛ императрицу от заключения более теснаго союза с королем Прусским. Шетарди, недовольный этим министром, старался о его смещении. Мардефельд был уполномочен содействовать ему; но опытность Мардефельда оказалась безсильною против звезды Бестужева.
....Изо всех соседей Пруссии Российская империя заслуживает преимущественнаго внимания, как соседка наиболее ОПАСНАЯ. Она могущественна и близка. Будущим правителям Пруссии также предлежит искать дружбы этих ВАРВАРОВ. Короля не столько страшила численность Русских войск, сколько эта ТОЛПА казаков и Татар, которые выжигают целыя области, убивают жителей или уводят их в плен: они опустошают страну, наводняемую ими. Притом, с другим неприятелем можно возмещать претерпеваемый вред; но это становится, невозможным относительно России, если не иметь в своем распоряжении сильнаго флота для обережения и продоволъствия армии, которая направляла бы свои действия ПРЯМО на Петербург. В видах приобретения дружбы Poccии, КОРОЛЬ не щадил никаких усилий. К тому клонились и переговоры, которые он вел в Швеции. Императрица Елисавета намеревалась в то время ЖЕНИТЬ (бракосочетание) великаго князя, своего племянника, дабы упрочить престолонаследие. Хотя ея выбор еще ни на ком не остановился, однакож она склонна была отдать предпочтение принцессе ПРИНЦЕССЕ Ульрике Прусской, СЕСТРЕ короля. Саксонский ДВОР желал выдать ПРИНЦЕССУ Марианну, вторую дочь Августа, за великаго князя, с целию приобрести этим влияние у императрицы. Российский министр, котораго подкупность доходила до того, что он продал бы свою повелительницу с аукциона, если б он мог найти на нее достаточно богатаго покупателя, ссудил Саксонцев за деньги ОБЕЩАНИЕМ брачнаго союза. Король Саксонский заплатил условленную сумму и получил за нее одни слова.
Было крайне ОПАСНЫМ для государственнаго блага Пруссии допустить семейный союз между Саксониею и Poccиeю, a с другой стороны казалось возмутительным пожертвовать принцессою королевской крови для устранения Саксонии. Избрано было другое средство. Изо всех Немецких принцесс, которыя по возрасту своему могли вступить в брак, наиболее пригодною для России и для интересов Пруссии была ПРИНЦЕССА Цербстская. Отец ея был фельдмаршалом королевских войск; мать, принцесса Голштинская, была сестрою наследнаго принца Шведскаго, теткою великаго князя Российскаго. Мы не станем входить в подробности переговоров об этом деле; достаточно будет сказать, что довести их до благополучнаго исхода стоило немаловажнаго ТРУДА. Самому отцу невесты этот брак не нравился. Не уступая в ревности к лютеранству современникам Лютеровой реформы, он лишь тогда согласился, чтобы его дочь приняла схизматическое исповедание, когда один более сговорчивый пастор растолковал ему, что Лютеранская вера и Греческая почти одно и тоже. В России Мардефельд так искусно скрыл от канцлера Бестужева пружины, пущенныя им в ход, что принцесса Цербстская появилась в Петербурге к изумлению всей Европы, и императрица ПРИНЯЛА ее в Москве со всеми знаками расположения и дружбы.
Еще не все препятствия были улажены; оставалось еще одно затруднение, а именно, близкое родство жениха с невестою. Для устранения этого препятствия употреблены ДЕНЬГИ, что везде бывало лучшим средством против богословских споров. Попы и епископы, приняв должную мзду, решили, что этот брак вполне согласен с канонами Греческой церкви.
Барон Мардефельд, не довольствуясь этим первым успехом, задумал исходатайствовать перемещение опальнаго СЕМЕЙСТВА из Риги в какое нибудь место России и успел в этом. Личная безопасность императрицы требовала, чтобы эти лица, которых одна революция свергла с престола, а другая могла возстановить, находились подальше от Петербурга. Их УВЕЗЛИ за Архангельск, в местность столь дикую, что даже название ея неизвестно *16). В то время как мы пишем эти записки, принц Антон-Ульрих Брауншвейгский все еще находится там. Мардефельд и маркиз Шетарди, считая себя сильными после приезда принцессы Цербстской, пожелали увенчать дело ОТСТАВКОЮ великаго канцлера Бестужева, врага Франции по капризу и приверженца Англии по разсчету. Это был человек невысоких способностей, мало сведущий в делах, гордый по невежеству, нрава лицемернаго, коварный и двоедушный даже с теми, кто подкупал его. Происки двух иностранных министров были настолько успешны, что разлучили обоих братьев. Обер-гофмаршал Бестужев был отправлен в Берлин *17) в качестве Российскаго полномочнаго министра; но канцлер, слишком твердо укоренившийся при дворе, устоял против всех нападений. Мардефельд сумел утаить свое участие в этих кознях; Шетарди, менее осторожный, СЛИШКОМ обнаружился. За то, не стесняясь ни его званием, ни оказанными услугами, двор выпроводил его из России поспешным и очень непочетным образом.
16) Разговор Фридриха с графом Чернышовым об этом предмете см. в Р. Архиве 1866, стр. 1541. Фридрих ошибался относительно места заточения: Брауншвейгское семейство в это время было отправлено в Раненбург, Рязанской губернии, откуда оно было перевезено в Холмогоры гораздо позднее, когда тот же Фридрих замышлял освободить потомков царя Ивана Алексеевича и произвести государственный переворот в России.
17) 28 Апреля 1744 г. обер-гофмаршал Бестужев заступил в Берлине место графа Чернышева, который, в Сентябре того же года, в свою очередь заменял собою Бестужева.
После того как императрица остановила свой выбор на принцессе Цербстской для брака с великим князем, уже легче было получить ея согласие на БРАК (бракосочетание) принцессы Прусской Ульрики с новым наследным принцем Шведским. Пруссия на этих ДВУХ бракосочетаниях основывала свою безопасность: принцесса Прусская у Шведскаго престола не могла быть врагом королю, своему БРАТУ, а великая княгиня Русская, ВОСПИТАННАЯ и ВСКОРМЛЕННАЯ в Прусских владениях, обязанная королю своим возвышением, не могла вредить ему без неблагодарности. Хотя в то время нельзя было скрепить союза с Poccиeю и ЗАМЕНИТЬ канцлера Бестужева более доброжелательным министром, однакоже прибегли к золотому ключу, чтобы отомкнуть сердце, запертое железными вратами: такова была, до самаго 1745 г., риторика Мардефельда, посредством которой он умерял недоброхотство этого злобнаго человека.
Все вышеизложенныя нами обстоятельства доказывают, что король Прусский не вполне успел в своих домогательствах, и что достигнутое им от России не совсем соответствовало его надеждам. Но важно было и то, что удалось усыпить на некоторое время недоброжелательство столь грозной державы; а кто выиграл время, тот вообще не остался в накладе.
Переводил Маврикий Жуазель.
Конец
Фридрих II (король Пруссии)
Материал из Википедии
(Отрывки из статьи)
Сноска: http://ru.wikipedia.org/wiki/()
3-й король Пруссии. 31 мая 1740 — 17 августа 1786.
Предшественник: Фридрих Вильгельм I. Преемник: Фридрих Вильгельм II. Рождение: 24 января 1712. Берлин. Смерть: 17 августа 1786 (74 года). Сан-Суси, Потсдам. Похоронен: Сан-Суси. Династия: Гогенцоллерны. Отец: Фридрих Вильгельм I. Мать: София Доротея Ганноверская. Супруга: Елизавета Христина Брауншвейгская. Дети: нет
Фрдрих II, или Фридрих Великий, известный также как по прозвищу Старый Фриц
Яркий представитель просвещённого абсолютизма и один из основоположников прусско-германской государственности.
ХХХ
Территориальные приобретения
За годы правления Фридриха Великого территория Пруссии увеличилась вдвое. Первое и самое главное приобретение он сделал уже на первом году своего царствования. При известии о смерти императора Карлa VI, не оставившего мужских потомков, Фридрих отказался признать Прагматическую санкцию, допускавшую передачу императорского престола по женской линии, и, под предлогом старых прав Гогенцоллернов на несколько силезских графств, в декабре 1740 г. вторгся в Силезию и оккупировал ее всю, дав таким образом сигнал к началу Войны за австрийское наследство (конкретно войны Фридриха с Австрией за Силезию известны в германской историографии как Силезские войны). Захват Силезии был закреплен победой при Мольвице, первой победой Фридриха, которой он был обязан, впрочем, целиком фельдмаршалу Шверину: после того как, в начале битвы, слабая прусская кавалерия была разгромлена, а правый фланг пруссаков смят, Шверин, предвидя возможную гибель и пленение армии, уговорил Фридриха спасаться, чтобы самому не попасть в плен. Однако в отсутствие Фридриха, он сумел выправить положение и в конце концов перейти в контратаку. В результате, Фридрих втайне от союзников заключил с австрийским главнокомандующим Нейпергом устное соглашение в Клейн-Шеллендорфе, согласно которому ему отходила Нижняя и Средняя Силезия. Однако новые успехи антиавстрийской коалиции (прежде всего, занятие французами Парижа) заставило его в 1742 г. нарушить и это перемирие и вновь вмешаться. Битва при Шотузице 17 мая 1742 г. окончилась победой Фридриха, несмотря на то, что австрийцам удалось занять и сжечь город Шотузиц и разграбить обоз пруссаков. Вслед за тем, Фридрих подписал с Австрией сепаратный мир в Бреславле (11 июня), которым ему отдавалась уже вся Силезия (включая Верхнюю) и графство Глац. Успехи Австрии в последующие два года обеспокоили Фридриха, и в 1744 г. он нарушил и этот договор и вновь выступил в антиавстрийскую коалицию, на этот раз попытавшись захватить Богемию. Однако поход в Богемию, после первых успехов, окончился полным провалом; в результате Фридриху пришлось в 1745 г. вновь защищать Силезию и даже Берлин (на который двигались австро-саксонские войска), что он с блеском и исполнил, одержав над австрийцами победы при при Гогенфридберге и Сооре, а над саксонцами победу при Кессельдорфе, после которой он оккупировал Саксонию. В результате, 25 декабря 1745 г. в Дрездене был подписан новый мир, который подтвердил статьи Бреславльского договора о присоединении к Пруссии провинции Силезия и графства Глац, тогда как Фридрих со своей стороны признал императором мужа Марии-Терезии Франца I. Приобретение густонаселенной и промышленно развитой Силезии резко усилило Пруссию, придав ей статус великой европейской державы.
Вторым приобретением Фридриха стала Западная Пруссия — территория Польши, разделявшая Бранденбург с Восточной Пруссией. Её удалось получить мирным путем в 1772 году в результате первого раздела Польши, воспользовавшись дипломатическим союзом с Россией.
Семилетняя война (1756—1763)
В 1756 году Фридрих напал на принадлежащую Австрии Саксонию и завоевал Дрезден. Он обосновывал свои действия «превентивным ударом», утверждая, что против Пруссии сложилась русско-австрийская коалиция, которая была готова к агрессии. Затем следовала кровопролитная Лобозицкая битва, в которой Фридрих одержал победу. В мае 1757 Фридрих взял Прагу, однако затем 18 июня 1757 года он потерпел поражение в Колинском сражении. С этого момента начинается «черная полоса» в жизни Фридриха. Его генералы проигрывают сражения на всех фронтах. В октябре 1757 года австрийцы на короткое время захватывают столицу Пруссии город Берлин. Однако Фридрих нашёл в себе силы для контрудара 5 ноября в битве при Росбахе он громит французов, а 5 декабря при Лейтене — австрийцев.
Цорндорфское сражение 25 августа 1758 закончилось ничьей, однако Кунерсдорфское сражение 1759 нанесло моральный удар по Фридриху. Австрийцы заняли Дрезден, а русские Берлин. Некоторую передышку обеспечила победа в Сражении при Лигнице, однако Фридрих окончательно выдохся. Лишь противоречия между австрийскими и русскими генералами удерживали его от окончательного краха.
Внезапная смерть русской императрицы Елизаветы в 1761 году принесла неожиданное избавление. Новый русский царь Пётр III оказался большим почитателем Фридриха, с которым он заключил перемирие и вывел свои армии со всех оккупированных территорий. Получившая власть в результате дворцового переворота императрица Екатерина II не решилась снова вовлечь Россию в войну.
По инициативе австрийской императрицы Марии-Терезии в саксонском замке Губертсбург в 1763 г. состоялись мирные переговоры, результатом которых стал «нулевой вариант».
ХХХ
Последние годы жизни
В это время Фридрих много пишет. В это время были написаны: «Письма о любви к отечеству», «Рассуждения о различных образах правления и о обязанностях государей», «История раздела Польши».
Похоронив всех своих друзей и боевых генералов, король стал замкнут и печален. Ему приписывают следующую фразу: «Я уже давно стал историей самого себя».
Постепенно силы стали оставлять короля. Он страдал бессонницей, геморроем и астмой. Подагра одолевала его уже давно. Он сошел с ума. Он не давал слугам убирать фекалии собак со двора, перестал мыться, стал плохо есть[источник?]. Умер король Пруссии в Потсдаме в своей постели в ночь с 16 на 17 августа 1786 г. После этого камердинер с ужасом обнаружил, что его ночная сорочка просто сгнила от пота[источник?]. В момент его смерти часы в спальне остановились. Впоследствии эти часы оказались у Наполеона Бонапарта. Именно их он увёз с собой на остров Святой Елены.
Фридрих Великий завещал похоронить себя в своём любимом Сан-Суси. Однако его племянник и преемник Фридрих Вильгельм II не выполнил завещания и повелел похоронить в Потсдамской гарнизонной церкви, рядом с его отцом, Королём-солдатом Фридрихом Вильгельмом I. Спустя почти 160 лет во время Второй мировой войны солдаты вермахта вывезли гробы, спасая их от возможного разрушения (Потсдамская гарнизонная церковь была разрушена в 1945 году). Сначала в марте 1943 года они были помещены в подземный бункер в потсдамском районе Айхе, в марте 1945 года перевезены в соляную шахту в тюрингском Бернтероде, откуда по окончании войны были отправлены американскими солдатами в гессенский Марбург. Там останки прусских королей находились в местной церкви св. Елизаветы, а в августе 1952 года перевезены в замок Гогенцоллерн близ Хехингена в Баден-Вюртемберге. Завещание Фридриха Великого было выполнено 17 августа 1991 г. ровно через 205 лет после его смерти. ОСТАНКИ ФРИДРИХА В СОПРОВОЖДЕНИИ ПОЧЕТНОГО КАРАУЛА БУНДЕСВЕРА БЫЛИ УСТАНОВЛЕНЫ ДЛЯ ТОРЖЕСТВЕННОГО ПРОЩАНИЯ НА ПАРАДНОМ ДВОРЕ САН-СУСИ, А САМО ПОГРЕБЕНИЕ СОСТОЯЛОСЬ НОЧЬЮ, КАК УКАЗЫВАЛ В СВОЁМ ЗАВЕЩАНИИ ПРУССКИЙ КОРОЛЬ.
Личность
Фридрих был полиглотом, кроме своего родного немецкого языка, король владел французским, английским, испанским, португальским и итальянским; читал на латыни, греческом и древнегреческом, иврите. В быту любил простоту, порядок, умеренность, был бережлив до скупости. Вставал рано (не позже 6 часов утра). С детства любил музыку. Каждый вечер он отводил один час и для игры на флейте. В свободное время он писал книги: «Письма о любви к отечеству», «Рассуждения о различных образах правления и о обязанностях государей», «История раздела Польши», «Историю своего времени» и «Исторические записки Бранденбургского дома». В общении иногда был чересчур язвителен. Также он был заядлым собаководом.
На войне был храбр и никогда не падал духом. Он лично водил своих солдат в атаку[9].
Женщин он не любил, а со своей женой был холоден и, по некоторым сведениям, не поддерживал с ней супружеских отношений[10].
Широко распространены были сведения о гомосексуальности Фридриха[11]. Французский премьер-министр герцог Шуазель утверждал в своей эпиграмме, что Фридрих «познает экстаз лишь в объятьях полковых барабанщиков»[12].Вольтер в своих мемуарах сообщает, что, встав ото сна и одевшись, Фридрих вызывал к себе двух-трех любимцев — «то ли лейтенантов своего полка, то ли пажей, то ли гайдуков. Пили кофе. Тот, кому кидали носовой платок, оставался затем еще на несколько минут с королем. До последних крайностей дело не доходило, ибо Фридрих еще при жизни отца тяжело пострадал от своих мимолетных связей, и дурное лечение не поправило дела. Играть первую роль он не мог; приходилось довольствоваться вторыми ролями». Женщины, отмечает Вольтер, доступа во дворец вообще не имели.[13] Намек на заражение сифилисом в результате гомосексуальной связи и неудачную операцию, в итоге которой Фридрих стал импотентом, видят в письме Фридриха племяннику: он советует избегать «греческих удовольствий», заверяя, что его «личный опыт» доказывает, что «это не приносит удовольствия»[12].
При этом есть также сведения и о сексуальных отношениях Фридриха с женщинами. Тот же Вольтер пишет, что в бытность принцем Фридрих был влюблен в некую дочь школьного учителя из г. Бранденбурга, которую его отец, узнав об этой связи, приказал выпороть[14]. Сестра Фридриха Великого, Вильгельмина Байройтская в своих мемуарах утверждает, что её брат в юности был возлюбленным Анны Каролины Орзельской, побочной дочери Августа Сильного. Этот факт отмечен в большинстве монографий по данной тематике.
Казанова в своих «Мемуарах» не без иронии отмечает, что при встрече с ним Фридрих оглядел его с ног до головы и сказал: «А вы красивый мужчина!»[15]. Также Казанова называет одного из возлюбленных Фридриха — аббата Бастиани: «Он показал мне любовные письма, полученные им от короля Прусского до его рукоположения; государь был положительно без ума от Бастиани, пожелал стать его возлюбленной и по-царски наградил, увенчав церковными лаврами»[16]. В числе любовников Фридриха называли также его доверенного слугу Михаэля-Габриэля Фредерсдорфа, с которым Фридрих сошелся во время своего заключения; он сделал Фредерсдорфа камердинером, затем директором Берлинской оперы и наконец, ко всеобщему скандалу, канцлером. Вольтер писал о нём: «Этот солдат, молодой, красивый, хорошо сложенный и игравший на флейте, служил, чтобы развлекать заключенного не одним только способом»[17].
В то же время, Казанова пишет о приязненных и даже любовных отношениях короля с танцовщицей Барбариной Кампанини, которые, однако, не принесли ему счастья: «После любовной связи с Барбариной Фридрих стал относиться к женщинам резко отрицательно». Причиной этому, вероятно, послужил тайный брак танцовщицы с одним из молодых прусских чиновников.
Чтобы привлечь её в Пруссию, король согласился подписать невиданный по тем временам контракт. Барбарина должна была получить 7 тысяч талеров в год и отпуск в 5 месяцев. А когда актриса отказалась от контракта, Фридрих приказал «принять надлежащие меры, чтобы доставить эту тварь (Барбарину) на место». Барбарина была выкрадена из Вены. По выражению Вольтера, который, в отличие от Казановы, близко знал короля, Фридрих «был в неё немного влюблен, потому что ноги у нее были мужские»[18].
В книге Ф. А. Кони «История Фридриха Великого» говорится о вполне гармоничной, хотя и лишённой любви, семейной жизни короля с женой Елизаветой-Христиной Брауншвейгской. Автор указывает в качестве причины прохладных отношений между супругами бездетность их союза. В XIX в. большинство авторов (наиболее известен в России Бернгард Куглер) придерживалось именно этой точки зрения. Следует отметить, однако, что в тогдашних условиях, особенно в России и Пруссии, противоположное мнение и не могло быть высказано печатно.
Во времена Третьего рейха короля Пруссии было принято изображать как одинокого борца, для которого не существует любви и прочих «сантиментов». Делалось это с постоянной оглядкой на Адольфа Гитлера: он согласно официальной нацистской версии был чужд любых плотских и вообще житейских радостей.
Современный историк Дэвид Фрейзер в своей книге «Фридрих Великий» делает вывод о том, что «…в любом случае, секс не играл в его жизни сколько-нибудь значимой роли».
Оценки наследия
5 марок 1986 г. — немецкая памятная монета, посвящённая 200-летию со смерти Фридриха II Великого.
Фридрих Великий почитается одним из трех общегерманских национальных героев, наряду с Бисмарком и Аденауэром[19]. Добрая память согласуется с мнением историков, которые отмечают:
Именно Фридрих Великий всего за 20 лет превратил Пруссию из маленького княжества в одну из сильнейших держав Европы[20].
В 1851 году «Старому Фрицу» был возведен бронзовый памятник в центре Берлина (скульптор Кристиан Раух)[21].
В Третьем рейхе национал-социалистическая пропаганда превратила образ прусского короля в один из символов «немецкого возрождения».
Идеолог нацизма Альфред Розенберг называет Фридриха «идеалом нордической красоты» и «Фридрихом Единственным». Адольф Гитлер именует короля «гениальным героем из Сан-Суси». Стоицизм Старого Фрица противопоставляется разнузданным нравам королей Галантного Века.
О жизни Фридриха ставились многочисленные фильмы, спектакли, публиковались научные и литературно-художественные сочинения. Фридрих часто изображался на открытках и плакатах. По количеству изображений Фридрих мог бы потягаться с самим Гитлером, так был дорог этот образ немецким национал-социалистам.
Ещё до прихода национал-социалистов к власти в Германии существовало целое направление в историческом кинематографе — «Fredericus Rex — Film» (буквально — фильмы о короле Фридрихе). После 1933 года это направление сделалось одним из генеральных в пропагандистском кино. Первым таким фильмом стал «Старый король, молодой король» о сложных взаимоотношениях кронпринца Фридриха со своим пожилым ретроградом-отцом — Фридрихом Вильгельмом I.
В гитлеровской Германии пиетет перед королём Пруссии достигает своего апогея в фильмах «Фредерикус» (1937) и «Великий король» (1942). Исполнитель ролей Фридриха Великого в кино актёр Отто Гебюр был лишён права играть какие-либо другие роли, так как это по мнению Йозефа Геббельса могло «очернить уже созданный образ Великого Короля».
Фридрих Великий и теперь продолжает быть кумиром немецких неонацистов. Так, во время перезахоронения короля в 1991 году на это мероприятие съехались представители ряда ультраправых партий и союзов Германии. Это поклонение находит своё воплощение и в творчестве неонацистов. Так, музыкальная группа Landser, известная своими связями с «бритоголовыми», выпустила сингл под названием 'Fridericus Rex'.
КОММЕНТАРИЙ В.Б. - Немцы хвалят своего разбойника Фридриха II; французы тоже перезахоронили в Париже разбойника Наполеона; англичане чтят пиратку Елизавету I; и т.д. Вот всё это, вместе, и составляет разбойничью суть ЗАПАДА.
Конец.