Декабрист плюс равняется любовь

Инга Лайтиане
   Воспоминания.

    Не помню, откуда появилась эта Бабочка.  Она билась о стекло, готовая вырваться туда, где и должна быть по природе своей.  Её природа – это цветы, легкий ветерок и много, много  света.
   Видеть  в тот  час, когда бедное насекомое борется  со стеклом, это значит, иметь  черствое сердце. А любоваться красивой бабочкой, ее формами и окрасом, в то время, когда она бьется о преграду – это не иметь совсем сердца. Я отворила окно и сказала: «Лети, хотя ты и красивая, но свобода для тебя важнее.  Но  если тебе наскучит такая свобода, то милости прошу. Окно для тебя будет всегда настежь».
   И Бабочка выпорхнула, довольная и счастливая, даже не оглянулась.

   И сразу после нее появился Жук – обычный короед. Неприметный на вид, неуклюжий и как подобает короеду, он стал выискивать,  где бы ему остановится в  таком сложном пути, и что-нибудь пожевать.  Он долго ходил по пластиковому  подоконнику, дотрагиваясь усиками до материала, принюхиваясь к воздуху, суча лапками по скользкой поверхности. Но какую пищу может дать искусственный материал -  тоска и тяга к приключениям вошли в Жука одновременно, двигая его на подвиги. И он тоже стал биться о стекло. Но так как не умел он летать, то картина эта не вызывала в моем сердце ни щемящей боли, ни сострадания. «Неужели  Сердце такое черствое, что только красота может отворить окно», - подумала  Голова.

   «Странно, все же… Только красота и крылья могут пробудить в тебе все твои благородные порывы. А невзрачность, ползущая по плоскости, оставляет только след на пластиковом подоконнике».
Но я тоже разрешила ему покинуть  клетку, взяв  в руки,  положила его на землю и сказала:
«Ползи, хотя ты и не такой красивый, но свобода для тебя важнее. Но если тебе наскучит  такая свобода, то милости прошу. Я проложу  дощечку к окну, и ты по ней доберешься».
«Неужели Голова совсем перестала думать, если  окно отворили», - забилось учащенно Сердце.

   На подоконнике стоял цветок  Декабрист. Он никогда не хотел цвести. Бабушка  поливала его, подкармливала, но как был он зеленым, так и стоял. И только  горшок алого цвета  смотрелся гармонично с этим подоконником.  «Красное на белом. Ууууу, совсем позеленел от злости! Что тебе не хватает?» - читала ему свои нотации моя Бабушка.
Но он еще больше зеленел и пыжился колючками  от света.
- Может, ему нужна любовь? – спросила я Бабушку.
- А я что ему даю каждый день, по-твоему?  - огрызнулась Бабушка.
 - Может,  какая-нибудь  особенная, только ему свойственная?
 - Вот поставлю его  на север, в темную холодную  комнату, узнает, как надо цвести! – громко  ответила Бабушка.
 - Я все же думаю, что Бразильцу-декабристу нужна другая любовь, - настойчиво произнесла я.
 - Делай, как знаешь, - махнула Бабушка рукой, как бы отправляла его в иной путь.

    Бабочка Глаз Павлина  быстро нашла себе подружек и кружилась с ними день-деньской, перелетая с цветка на цветок. Радовалась  свободе, греясь  в  лучах славы от влюбленных глаз, направленных именно на неё. Именно можно только любить эту красоту и восхищаться ею.

   Жук короед  Лубоед передвигался медленно до дерева. Его никто не видел и не слышал. А значит, никто его не любил. Потому как нельзя любить то, чего не видно, а значит и восхищаться здесь нечем.

   Декабриста  Бразильца любили все, но он не хотел никого радовать своими цветами, а значит,  был он самовлюбленным эгоистом. Восхищались только его красным горшком на белом подоконнике. А это, все равно, что восхищаться чудной шляпкой на пустой голове.
 - Дааааа,  ну и портреты ты написала. Прямо сразу выдала  характеристики, - засмеялась Бабушка.

   Но история именно только начинается. Глаз Павлина, Лубоеда и Бразильца  связывают простые слова -  любовь, восхищение и другое загадочное слово в самом верху этой истории – "не помню".
   Любовь и восхищение как-то  сразу не смогли ужиться с этим «не помню».  Как можно не помнить, когда тебя полюбили и когда стали восхищаться…
Обстоятельства изменили в один час всю жизнь этих любимых, и влюбленных, и  нелюбимых героев.

   А началось всё это с того, как на дереве поселился Дятел. Он стучал днем и ночью по дереву, выискивая жуков. У Глаза Павлина сразу разболелась голова, она не могла больше ночевать на этом дереве, а утром рано вставать, чтобы поймать влюбленный взгляд. Всегда опаздывала на встречу с подружками. И тем надоев, вечно томиться в ожидании, уносились без неё прочь.  И она каждый вечер залетала в окно,  и,  облюбовав себе место возле Бразильца, отходила ко сну, чтобы наутро без опозданий с подругами ловить влюбленные взгляды.

   Лубоеду надоело каждый раз искать место, чтобы спрятаться от этого невыносимого Дятла. Куда он только не залезал. Дятел всегда приближался с точностью к его  постели. И Лубоед тоже перестал высыпаться. Он похудел  от страха и  впал в меланхолию. Поэтому тоже решил, что лучше он по дощечке будет каждый день доходить до распахнутого окна, чем вот так страдать и дрожать. Он сразу нашел себе место возле горшка и спокойно засыпал.

   Бразилец, видя их, думал, что они тоже влюблены в него и еще больше пыжился и зеленел.
И так каждое утро – Глаз Павлина вылетала из окна, Лубоед плелся до своего дерева. А Бразилец их всегда ожидал... каждый вечер, томясь и от этого, даже колючки еще больше наливались темной зеленью. От чего Бабушка приходила в ярость и обзывала его  разными словами, грозясь переставить его в другое место.

   Конечно, можно выдержать все эти неприятности,- и слова, и долгие перелеты, и переходы, но за одной неприятностью всегда идет другая. А потому как нельзя любовь и восхищение ставить со словом «не помню».

    В этой комнате появился маленький пушистый котенок. Котёнок, как котенок – шалунишка, любитель порезвиться, а после прийти в твою постель, залечь под щеку и мурлыкать от удовольствия.
   И вот, Это случилось! Это тоже наступает сразу. Его не ожидаешь, оно появляется  без предупреждения. И Это переворачивает всю твою жизнь. У Жуков вырастают крылья, Бабочки перестают летать, а Декабристы начинают страдать.
- Ты только посмотри на Это! – воскликнула Бабушка. – Что же Это такое? Горшок на полу, кругом земля, а декабрист лежит без признаков жизни!
 - Это котёнок, Бабушка, - спокойно ответила я, - он порезвился немного. Сейчас я всё уберу и декабриста засуну в горшок.

   Если бы Бабушка знала, что не только её любимый Бразилец  пострадал в этой схватке с пушистым безобразником. Глаз Павлина вся в слезах, с ободранным крылышком, как раз в самой красоте глаза, прилетела к подругам и рассказывала все ужасы этой бессонной ночи. И не зная, что хуже, - или чтобы у неё болела голова каждую ночь от стука, или чтобы вся красота ее померкла. И она, рыдая, отказалась от полета.

   Похудевший Лубоед, еще больше похудел. В эту злополучную ночь, он спрятался под плинтус и провел там весь день. Он до того похудел и еще больше впал в меланхолию, что уже и не знал, что ему делать вовсе. Плинтус тоже оказался пластмассовым,  не давая пищи для ума и настроения.

    Но самое ужасное Это то, что Бразилец упал вниз.  За всю свою жизнь  Это было впервые. Он сломал три колючки, погнул только что отросший маленький листик, и вдобавок, целую ночь пролежал на темном полу в одиночестве.

 - Надо что-то делать с этим котёнком, – сказала Бабушка.
 - Надо что-то предпринять, - сказала Глаз Павлина.
 - Надо куда-то его убрать, - сказал Лубоед.
 - Нам надо объединиться! – громко воскликнул Бразилец.
 - Я помогу вам! – произнесла я так громко, насколько мне хватило силы.
 - Бабушка, ты будешь брать на ночь котёнка и слушать его спокойные  песни. Глаз Павлина, ты будешь сидеть в горшке вместо Бразильца и радовать Бабушку своим цветом.  Лубоед, ты будешь летать, как Глаз Павлина, и твой путь будет коротким и спокойным. Бразилец, ты будешь передвигаться, как Лубоед, и найдешь еще больше поклонников.
Все обрадовались таким переменам  и стали примерять новые наряды.
 
    Глаз Павлина сидела в горшке и радовала Бабушку своими цветами. Лубоед очень быстро стал перемещаться к дереву, а также с такой же быстротой прилетать обратно к горшку.
 Бразилец вышел в свет и нашел себе новых поклонников. Наступила гармония, любовь и согласие.

    Но снова вмешалось это слово «не помню». Не помню, где Это видано, чтобы Цветы ходили, Бабочки сидели, а Короеды летали.  Не помню, когда в последний раз Бабушки спали с котятами, засыпая под их мурлыканье, тем более котята не спят по ночам, а Бабушки любители поспать в одиночестве.
    И сразу после этого «не помню» все сразу вспомнили, что наступает осень. Бабочки засыпают в коконе, Лубоеды тоже в спячку впадают, а бабушкам не до сна,- надо отвести  внуков в школу, потом из школы,  после накормить, проверить уроки, снова накормить, после на шахматы, в бассейн, на английский,  потом ужин, сказка на ночь и потом бы поскорее тоже заснуть, желательно без котенка.

   Но тут, вмешалось слово Тут. Тут сразу, как похолодало и стало мало света, Бразилец ожил, встрепенулся и стал наливать  неведомо откуда взявшимся соком свои еще  маленькие бутончики. Бутончики на глазах уставшей Бабушки стали расти и превращаться в красные цветы.
Они вспыхивали то Там, то Тут. Бразилец  распускался...
 - Это сказка! – только и смогла произнести Бабушка, стоявшая зачарованная, как в самом чудесном сне.
 - Бабушка! Чудо! Чудо! Бразилец нас любит!
   Идет осень,  и мы сразу забываем о Бабочках и Жуках. И только Декабрист, когда в Бразилии цветут его собратья, напоминает нам, что надо всегда верить в любовь, в любое время года.
Не помню, когда Это было, но Тут я посмотрела  в  окно и увидела цветущего Декабриста…

Осень. 2009 г.