В конце концов, должно быть, и я задремала, потому что время прошло неожиданно быстро. В приотворившуюся дверь сунул голову Грегсон.
- Холмс! Эй, Холмс, просыпайтесь! – шипящим шёпотом окликнул он. – Марсель здесь.
Шерлок Холмс с усилием открыл глаза и несколько мгновений смотрел плывущим непонимающим взглядом.
- Марсель, - повторил Грегсон. – Вы ведь из-за него здесь торчите? Он пришёл. И, судя по его лицу, с ним что-то случилось. Он выглядит... необычно...
Вот тут я впервые увидела пугающую улыбку Холмса – быструю, острую, как лезвие, ледяную и злорадную. Впоследствии, продолжив знакомство, как с ним, так и с доктором Уотсоном, я узнала, что только отпетые злодеи удостаивались такой его улыбки. Отпетые злодеи – и инспектор Марсель.
Холмс поднялся с кресла, с видимым усилием опершись на подлокотник, и сделал мне знак следовать за ним.
Инспектор Марсель находился не в своём кабинете – он сидел за конторкой и что-то торопливо писал, не поднимая головы. Губы его при этом кривились, по лицу ползали, как живые амёбы, красные пятна, а тонкие очки запотели и перекосились. Да и руки у него тряслись – так, что ему было трудно писать.
Холмс подошёл и остановился в двух шагах, глядя на него так же неприязненно и насмешливо, как глядел некоторое время назад на Лестрейда и Грегсона.
Почувствовав его присутствие, Марсель поднял голову. Запотевшие очки тускло блеснули, но он не снял и не стал протирать их, словно предпочитал сейчас видеть неясно.
- Я полагаю, - проговорил Холмс, указывая на бумагу, лежащую перед Марселем, - этот документ – постановление об освобождении Джона Хэмиша Уотсона, доктора медицины? – и он снова улыбнулся быстрой режущей улыбкой.
- Так и знал, что без вас тут не обошлось, - скривился Марсель. – Частные детективы почти такое же зло, как наёмные убийцы. Я не дождусь закона об обязательном лицензировании частной сыскной деятельности.
Холмс хмыкнул:
- Полагаете, у меня могут возникнуть проблемы с лицензией? Я в этом сомневаюсь... Ну что, вы поставили, наконец, подпись под этим документом? Что ещё тут нужно? Печать?
- Ничего... - процедил сквозь зубы Марсель. – Ничего, мы ещё увидим... Джем, приведите его.
Джем послушно отправился за заключённым, а Холмс принялся в нетерпеливом ожидании барабанить пальцами по конторке, что, похоже, раздражало Марселя, но он молчал.
Прошло немало времени – минут десять, и в конце коридора показался, наконец, Уотсон. Он выглядел ещё более растерзанным и нетвёрдо держался на ногах - Джем жёстко придерживал его за плечо, но он всё равно пошатывался, болезненно жмурясь, словно свет нестерпимо резал ему глаза.
- Вас отпускают, - сказал ему Холмс, не дожидаясь, пока инспектор Марсель откроет рот. – Приведите себя в порядок, застегнитесь. Мы сейчас поедем домой.
Казалось, Уотсон не вполне понимает, что ему говорят. Он принялся было застёгивать пуговицу плохо гнущимися непослушными пальцами, но пуговица оторвалась и покатилась по полу. Он быстро испуганно присел, чтобы подхватить её, как будто её прикосновение к полу само по себе уже сулило всяческие несчастья, и, вдруг потеряв равновесие, едва не упал. Всё-таки удержался, коснувшись ладонью пола, медленно выпрямился и застыл неподвижно, глядя вниз.
- Вас сейчас отвезут домой, - поспешно сказал Грегсон – он выглядел так, словно чувствовал себя неловко, - в полицейском фургоне. Не слишком удобно, конечно, но в такую рань вы на улицах экипажей не найдёте. Тьма кромешная, ещё и не светает даже.
Марсель снова скривился, словно ему в высшей степени противно было наблюдать происходящее, а мягкотелость Грегсона и вовсе раздражала.
- Благодарю вас, - наклонил голову Холмс. – Мы подождём снаружи, пока вы распорядитесь насчёт фургона. Мисс Кленчер, идёмте! – и он взял Уотсона за плечо и буквально вытолкал на улицу, словно тот был не живым человеком, а шагающей куклой.
Утро ещё только начинало брезжить – полная ночная темнота сделалась лишь немного мутноватой, словно разбавленной молоком. В дальнем конце тускло освещённой улицы я увидела фонарщика, деловито шагающего со своей лестницей на плече, но кроме него – ни души, только собаки успели затеять свою вечную предрассветную перебранку.
Вдохнув уличный воздух, Уотсон вдруг утратил своё оцепенение – взгляд затравленно метнулся и, привалившись к кирпичной кладке стены он, сжав зубы, вдруг с силой, со злостью ударил в неё кулаком – так безжалостно, что рассадил руку, и, поднеся её к губам, стал, тяжело дыша и всхлипывая, слизывать кровь.
- Если вам от этого легче, пожалуйста, - тихо сказал ему Холмс. – Но если вы сломаете запястье, о карьере хирурга придётся на какое-то время забыть. Успокойтесь, возьмите себя в руки...
- Да с какой стати?! – немедленно взвился Уотсон, и в голосе его явственно зазвучали слёзы. – С какой стати меня хватают, запирают в этот чёртов чулан, издеваются, как хотят? С какой стати бьют по лицу, обвиняют? Кому, кому я в горле застрял?! – он почти яростно схватил Холмса за плечи, забыв о его ранении и причинив, без сомнения, сильную боль, но Холмс, к моему удивлению, боль никак не выказал и даже не высвободился из его хватки, только чуть побледнел и хрипловато пробормотал:
- Ну, тихо, тихо... всё. Довольно.
И Уотсон опомнился сам – изменившись в лице, резко отдёрнул руку:
- Господи, Холмс! Вам же больно, а я совсем забыл... И, кстати, почему вы, чёрт возьми, здесь, а не на своей больничной койке? Вы же на ногах не стоите. Так безответственно относиться к своему здоровью в высшей степени неразумно.
Холмс криво улыбнулся и потрогал плечо:
- Вот теперь я вижу, что вы пришли в себя. А что до того, почему я здесь? Без моего вмешательства вас бы не выпустили.
- Ну и что? Потерпел бы хоть до утра, по крайней мере.
Улыбка Холмса стала ироничной.
-Да ну? Потерпели бы? – насмешливо переспросил он.- А это что? – и легонько потянул Уотсона за расхристанный ворот, а потом мазнул пальцами по его всё ещё влажному от пота виску и повлажневшие пальцы поднёс к его же глазам. – А это что?
Уотсон удручённо засопел.
- Это болезненное состояние, - вмешалась я, - в котором нет ничего стыдного. А я не переношу запах ладана и боюсь пауков. Ну и что?
- Ничего, - буркнул Холмс. - Просто следует правильно оценивать свои силы.
Уотсон открыл, было, рот, чтобы заспорить, но я поспешила помешать:
- Смотрите, джентльмены, вот и обещанный фургон.
- Куда вас отвезти, Мэрги? – спросил Холмс, когда мы забрались внутрь и устроились на широком, но жёстком сидении. – Теперь, когда вы передали меня с рук на руки моему врачу, ваша миссия может считаться выполненной. И сейчас, мне кажется, мы все трое нуждаемся в хорошем отдыхе. Так куда вас отвезти? Где вы живёте?
Простой вопрос, но он поставил меня в совершеннейший тупик.
- Сейчас я нигде не живу, - пробормотала я.
- Нигде? Как так «нигде»? – недоумевающее переспросил он.
- Ну, вот так. Я снимала квартиру до вчерашнего дня, а вчера хозяйка отказала мне и вернула аванс. Найти что-нибудь по карману будет нелегко, но, в то же время, я не могу её осуждать – у неё были все основания избавиться от такой беспокойной квартирантки.
- А что в вас беспокойного? Неужели вы устраивали оргии и дебоши на съёмной квартире? – улыбнулся Холмс.
- Нет, но мой брат... Ладно, мистер Холмс, я сейчас не хочу об этом говорить. Завезите меня в госпиталь – это будет лучше всего.
- Лучше всего будет, если вы поедете с нами на нашу квартиру, - решительно сказал Уотсон. – В госпитале, чувствуя себя всё время, как на дежурстве, вы больше устанете, чем отдохнёте. Вы сможете занять мою спальню, и вас никто не потревожит.
У меня сердце на миг замерло от такого предложения, но вслух я ответила:
- Это решительно невозможно.
- Да почему?
- Ну как вы не понимаете! Вы – двое холостых мужчин. Это неприлично!
- Наша квартирная хозяйка – женщина, - заметил Холмс. – И комната запирается на ключ.
- И потом, - шепнул Уотсон, чуть наклонившись ко мне, - мне позже может очень понадобиться ваша помощь, как фельдшера, при перевязке. Вы же видите: сегодня этот упрямец в госпиталь точно не вернётся.
Он словно подавал мне повод согласиться, обойдя условности. Боюсь, доктор Уотсон порой лучше понимал меня, чем мне даже хотелось. Но, надо отдать ему справедливость, никогда он не воспользовался этим своим пониманием хоть сколько-нибудь во вред мне, а только к моей пользе. Он симпатизировал мне, и я, несчастная, частенько пользовалась его расположением, как воспользовалась и в это раннее утро:
- Если так, то конечно, я поеду с вами, джентльмены. Спасибо.
Холмс всю поездку просидел с прямой спиной, спокойный и подтянутый. О том, насколько он, в самом деле, измотан, я догадалась почти случайно, когда, уже ближе к концу пути, озабоченный доктор вдруг быстро и без спроса протянул руку и ладонью пощупал его лоб – сильно ли повышена температура? Это было совершенно мимолётно, но я заметила, как Холмс, прикрыв глаза, на одно-единственное мгновение вдруг так обессилено, так измученно прильнул к этой прохладной и надёжной ладони, словно надеялся впитать через неё хоть капельку силы. Увы, Уотсону тоже уже почти нечем было делиться. А в следующий миг Холмс отстранился с самым недовольным видом, буркнув:
- Ну что ещё? Я – в порядке.
- В том смысле, что у вас порядочный жар? – невесело усмехнулся Уотсон.
- Ничего, - голос Холмса утомлённо смягчился. – Я отдохну – и всё пройдёт.
Фургон, наконец, остановился прямо перед крыльцом. Уотсон подал мне руку, помогая сойти. Потом встретился глазами с Холмсом, всё ещё остававшимся сидеть на месте, и – протянул руку и ему. Холмс тяжело опёрся на неё и только тогда выбрался из фургона.
- Спасибо, Гарри, - вяло сказал он вознице. – А теперь уезжайте поскорее. Не хочу, чтобы соседи видели, как нас привезли в полицейском фургоне. Хватит с нас и госпитальных сплетен... Уотсон, у вас при обыске ключи не изъяли? Слишком ранний час, чтобы тревожить миссис Хадсон. Откройте, пожалуйста, - и он привалился здоровым плечом к массивному дверному косяку, как мне показалось, с трудом удерживаясь, чтобы не съехать по нему спиной.
Уотсон вставил ключ и попытался повернуть его, но замок неожиданно заупрямился. Тогда, чиркнув спичкой, он склонился к замочной скважине, и лицо его сделалось озабоченным.
- Холмс, кто-то пытался взломать замок.
Холмс отлепился от косяка и сам попробовал повернуть ручку. Ему понадобилось определённое усилие, чтобы сделать это, но, в конце-концов, что-то не то брякнуло, не то скрежетнуло внутри замка, и ручка поддалась.
В тот же миг из-за двери раздался насмерть перепуганный срывающийся женский голос:
- Кто это? Кто? Я сейчас же буду стрелять! У меня тут ружьё и ещё пистолет, и я сняла этот... как его... предохранитель, вот!
- Миссис Хадсон, не вздумайте! – повысил голос Холмс. – Вы же совершенно не умеете обращаться с оружием.
- Оружие? Господь с вами, мистер Холмс! Да я до него и дотронуться-то боюсь, - по лестнице торопливо зашлёпали босые ноги, и миссис Хадсон показалась в дверном проёме – простоволосая, неприбранная, словно только из постели, в шерстяной шали, накинутой прямо на ночную сорочку.
- О, джентльмены, как же хорошо, что это вы! – с непередаваемым облегчением в голосе воскликнула она, прижимая одну руку к груди – в другой она держала отнюдь не заявленное ружьё – всего лишь керосиновую лампу. – Такой ужас! Меня всю ночь напролёт осаждали грабители. Доктор Уотсон, дорогой мой! Неужели это правда, что вас арестовала полиция? Мистер Холмс! С вами-то, с вами-то всё в порядке?
- Успокойтесь, успокойтесь, миссис Хадсон, - я и не знала, что голос Холмса может быть таким мягким. Он ласково погладил свою квартирную хозяйку по плечу: – Вы просто героически держали оборону, но сейчас вам нужно успокоиться, привести себя в порядок, собраться с мыслями и рассказать нам, что здесь произошло... Вот что. Мы будем в гостиной. Приходите туда, как только будете готовы, хорошо?
- О, господи! – спохватилась миссис Хадсон. – Я в таком виде! А у нас, кажется, гостья - мисс... мисс Кленчер? Вот видите, я запомнила. Ох, извините меня, пожалуйста, мисс... джентльмены, я просто совсем голову потеряла! Прошу вас, проходите, я присоединюсь к вам через несколько минут.
- Не торопитесь, нам спешить уже некуда, - напутствовал её в спину Холмс и, отступив на шаг, пропустил меня вверх по лестнице.
В гостиной Уотсон зажёг два газовых светильника по сторонам от каминной полки и спустил плотные шторы:
- Попробуем продлить ночь, насколько это возможно. Рассказ миссис Хадсон, полагаю, займёт какое-то время, а потом нам всё-таки нужно будет немного поспать. Особенно вам, Холмс.
- Ох, с этим я и не спорю, - устало откликнулся Холмс – он тяжело опустился в кресло и, откинув голову на подголовник, прикрыл глаза. – Уотсон, откройте бар, налейте нам всем чего-нибудь выпить.
- Налью мисс Кленчер и себе, - возразил Уотсон, подходя к бару. – А вам – нет. У вас в жилах плещется ещё добрый сантиграмм сетронала – или я не прав?
- Два сантиграмма, - поправила я.
- Даже два? Как вы ещё на своих ногах сюда пришли, не понимаю... Нет-нет, никакого спиртного, ни в коем случае.
Он наполнил два бокала и один из них протянул мне. Я спрятала руки за спину:
- Не могу. Никогда не пробовала.
- Правда?
- Правда.
- Вы удивительная, Мэргерит. Иногда мне кажется, что вы с другой планеты.
- С планеты под названием «дом преподобного Кленчера в Ноттингемшире», - с горечью ответила я. - Там живут сущие ангелы и монстры, а самое забавное, что занимают они под квартиры одни и те же людские тела... Я, пожалуй, выпью глоток. Спасибо.
Холмс открыл глаза и посмотрел на меня внимательно – я бы даже сказала, испытующе. Но в этот миг вошла миссис Хадсон – она успела прилично одеться и подколоть волосы, но выглядела всё ещё крайне встревоженной.
- Итак? – спросил Холмс, переведя взгляд на неё.
- Садитесь, миссис Хадсон, - доктор осуждающе покосился на своего друга, а миссис Хадсон подал стул и налил вино ещё в один бокал. – Сделайте глоток-другой, это подкрепит ваши силы. Что же здесь произошло? Расскажите нам.
- Меня разбудил какой-то непривычный звук, - начала миссис Хадсон, немного отпив из бокала. – Я не сразу поняла, что это, но потом сообразила, что кто-то стукнул оконным шпингалетом в комнате доктора. Сначала я подумала, что это вы вернулись, и не встревожилась, но потом всё же решила посмотреть, потому что ни свечным дымом, ни керосином из коридора не тянуло, а ведь вы не стали бы раздеваться и подниматься к себе в кромешной темноте. Да и к чему вам открывать окно – дома вас не было, накурить или навонять вашей, мистер Холмс, химией было некому, да я и проветривала квартиру, и на улице не жарко. В общем, мне всё это показалось странным.
- Браво, - негромко заметил Холмс. – Отдаю должное вашей наблюдательности, миссис Хадсон.
- Спасибо, мистер Холмс. Ну, так вот, я накинула шаль и пошла посмотреть. Но он, очевидно, услышал, как лестница заскрипела под моими шагами.
- Кто «он»?
- Грабитель – кто же ещё! Я толкнула дверь в спальню доктора, а его уж и след простыл – только окно распахнуто настежь.
- Это всё из-за липы, - сказал Уотсон, качая головой. – Удобная ветка липы, под самый карниз. Спилю я её, пожалуй.
- Не надо, - возразил Холмс. – Может самому пригодиться. Рассказывайте дальше, миссис Хадсон, не останавливайтесь.
- Мне показалось, что и в бумагах кто-то шарил, - продолжала миссис Хадсон, от волнения теребя оборку собственного платья. – У доктора на столе обыкновенно порядок. Вот если вор полезет в ваши бумаги, мистер Холмс, я ни за что не пойму, разворошил он их, или с самого начала так и было. А тут я увидела, что и пресс-папье не на месте, и его фотография – знаете, доктор, та, на которой вы такой юный и милый, с теннисной ракеткой – опрокинута, и не стоит, а лежит на столе. Я поскорее захлопнула створки и заперла окно, а потом ещё и ставни. Там, на стене висело ваше длинноствольное ружьё, и я даже хотела сперва снять его и вооружиться, но потом подумала, что это может быть слишком опасно для меня – понятия не имею, как и отчего оно может вдруг взять, да и выстрелить.
Пока я так стояла, я услышала, что кто-то постучал во входную дверь. Вы же понимаете, господа, я была не в таком состоянии, чтобы пойти и храбро открыть. Но он был настойчив, и стучал, и стучал, так что я всё-таки спустилась и спросила, кто там. Вы не представляете, как ужасно дрожал у меня голос!
- Да нет, - буркнул Холмс, по моим наблюдениям, становившийся с каждой минутой всё раздражительнее, - мы как раз вполне представляем.
- Я спросила, кто там, а он мне ничего не ответил, - продолжала миссис Хадсон с воодушевлением, не обратив внимания на его иронию. - Но я не слышала шагов, не слышала, чтобы он спускался с крыльца, и я так поняла, что он там стоит и ждёт. Я тоже не уходила, и так прошло довольно много времени. А потом он начал чем-то ковырять в замке – наверное, подумал, что я ушла. Сначала просто шуршал, как мышь, а потом в замке что-то щёлкнуло, и я подумала, что он сумел отпереть и что он сейчас ворвётся, а может, и не один. И тогда я начала кричать на него – совсем как кричала бы на собаку: «Пошёл! Пошёл прочь!» От моих криков он снова надолго притих, а потом опять полез ковыряться в замке.
- Странно, - с недоумением проговорил Уотсон. – Кто бы он ни был, он же понял, что в доме кто-то есть, и всё равно не ушёл.
- Возможно, у него были очень серьёзные намерения, - заметил Холмс. – А возможно и то, что он разыгрывал спектакль, отвлекая нашу бесстрашную миссис Хадсон, пока его сообщник продолжал шарить в вашей комнате, Уотсон. И сколько раз он пытался возобновить свою... гм... деятельность?
- Раз пять – не меньше.
- Ну, так это делает мою вторую версию более вероятной. Он, как и вы, стоял и слушал, не вздумаете ли вы подняться снова наверх. Лестница скрипит – большого труда ему это не составляло. Как только он начинал сомневаться, он снова шуршал своей отмычкой, и вы подавали голос.
- Но я же заперла окно в комнате доктора! – воскликнула миссис Хадсон.
- Ну да. В полной уверенности, что раз окно распахнуто настежь, то и грабитель через него уже вылез. А я бы не был в этом так уверен.
- Да ведь я заходила в комнату! Там никого не было.
- Да? А под кровать вы заглядывали? В шкаф? За штору? Уверен, что нет – вы бы не решились на это, в глубине души опасаясь оказаться с грабителем лицом к лицу. Ну что, я прав?
- Боже мой... – потерянно пробормотала миссис Хадсон, до которой только теперь дошло, что, возможно, некоторое время назад она находилась в одной комнате с вооружённым бандитом.
- Полагаю, волноваться об этом поздно, - заметил Холмс, - уж сейчас-то он, в любом случае, уже ушёл.
- Ну, ничего, ничего, всё ведь обошлось, - сказал Уотсон и влил в миссис Хадсон остальное содержимое бокала. – Особых ценностей у меня нет, красть нечего. Миссис Хадсон, дорогая, может, дать вам успокоительное?
- Не трудитесь, - отмахнулась она. – Не признаю ничего, кроме моих верных валериановых капель. А уж этого добра у меня у самой довольно. Вам готовить завтрак?
- Позже, - сказал Холмс. – Лучше сразу решим один вопрос, чтобы уж к нему не возвращаться. Дело в том, что мисс Кленчер – сестра доктора Уотсона. Не родная, правда, но так вышло, что сейчас она оказалась в Лондоне без жилья, и родных людей – таких, чтобы смогли позаботиться о ней лучше старшего брата, в Лондоне не имеет. Вы не будете возражать, если мы на время немного потеснимся, и она поживёт здесь, в нашей квартире? Ведь это не будет стоить увеличения арендной платы?
Миссис Хадсон с удивлением и, пожалуй, даже укоризненно посмотрела на своего квартиранта:
- Мистер Холмс! Разумеется, это не будет стоить увеличения арендной платы. В жизни всякое случается, и если уж так вышло, что бедная милая мисс Кленчер нуждается в заботе и жилье, бесчеловечно было бы ей всё это не предоставить. Я же понимаю, что доктор Уотсон не так богат, чтобы снимать ещё одну квартиру, и вас, мистер Холмс, я никак не хотела бы лишиться, как квартиранта. О чём же тут ещё можно толковать? Впрочем, есть, о чём. Вот что, мисс Кленчер, - она повернулась ко мне. – У меня, на другой половине, есть ещё одна комната, на чердаке. Проход отсюда, через верх. Она, правда, очень маленькая и тесная, но тёплая, потому что там проходит каминная труба. Я приготовлю её для вас – или для доктора Уотсона, если он решит на это время уступить вам свою.
Я вспомнила расширенные зрачки Уотсона и его холодный пот и поспешно сказала:
- Ни в коем случае! Я всю жизнь мечтала жить на чердаке... Джон, - я обернулась к Уотсону, с трудом вытолкнув с языка непривычное обращение по имени, но, делать нечего, приходилось соответствовать роли сестры, которую мне навязал Холмс. – Пожалуйста, Джон, пусть я буду жить на чердаке!
- Ну конечно, если вам так хочется, Мэрги - с облегчением откликнулся Уотсон – в отличие от меня, ему не приходилось делать усилий над собой, чтобы называть меня по имени – бывало такое и прежде. – Ну а сегодня... Ведь на то, чтобы приготовить комнату, нужно будет время, а мы все очень устали. Миссис Хадсон, пожалуйста, постелите мисс... моей сестре в моей комнате, а я подремлю немного в гостиной. Кажется, мы все четверо провели ночь практически без сна, так что завтрак откладывается, хорошо?
Миссис Хадсон отправилась наверх стелить постель, а я воинственно повернулась к Холмсу:
- Вы зачем ей солгали!
- Солгал? Я? – возмутился Холмс. – Да я слова неправды не сказал.
- Разве я – сестра доктору Уотсону?
Холмс насмешливо улыбнулся моему возмущению:
- Ну не сестра, так фельдшер – велика разница!
- Так ведь то медицинская сестра.
- А я и сказал «не родная».
- Да бросьте. Вы назвали его моим братом.
- Неправда. Не называл Я лишь сказал: таких родственников, чтобы смогли позаботиться о вас лучше старшего брата, в Лондоне сейчас нет. И в этом я тоже не ошибаюсь. Будь это не так, вы бы к ним обратились, правда? – он вдруг судорожно зевнул, не сумев сдержаться, поспешно прикрыв рот тыльной стороной ладони.
- А пойдёмте-ка в постель, - позвал его Уотсон. – Пойдёмте, друг мой, я вам помогу раздеться и лечь, - и протянул руку, предоставляя ему опору.