XXI
Медитриналии были последним днём перед ЛесБестийскими Дионисиями, и около половины гостей отлучалось в Город. Кто-то отмечать праздник, а кто-то подыскивать дары судьям приблизившихся состязаний. Сама Присцилла тоже запаслась кое-какими подарками и деньгами на жертвы и рано утром явилась в новый храм Бахуса у Эсквилинских ворот. Коллегия священнослужителей дожидалась задерживающихся членов, но Понтифик, поскольку кворум набрался, открыл совещание. И предложил утвердить предложение Фламины Кибелы, организатора праздника в честь Бога. Присцилла даже привела греческого, из одного аркадского городка с забавным для римлянина названием, жреца Диониса, тирсоносца, выступившего с неплохой речью, наполненной похвалами затее служительницы Реи. Против высказался консервативный пожилой фламин. Но один член коллегии, юный знатный эфеб, остававшийся не один раз в «палатке-претории», пока «дукс» Муция ходила проверять «дозоры», этот эфеб и Поллион, глава коллегии, при голосовании обеспечили перевес в пользу поступившего предложения. И постановили участвовать в назначенном на следующий день торжественном мероприятии ахейскому жрицу Лиэя и тому молодому коллеге, имеющему сан Второго фламина.
Присцилла Младшая отсидела утреннюю праздничную службу Отцу Либеру и вернулась в своё пригородное поместье к прандиуму. За которым совершила пару возлияний Вакху и сделала лишь пару глотков, памятуя о двух ответственных днях. Поэтому в столь хмельной праздник, как день сбора винограда, Фабия была трезвой. И ни от кого из авторов и хорегов ничего не приняла, укрепив мнение о своей неподкупности и честности как председателя судейской коллегии. Об остальных судьях ходили разные слухи, но точно никто ничего не знал и сказать не мог. Потому и автор этих строк в данном случае предпочитает умолчать, дабы пустыми сплетнями не порочить светлейших домин.
Последняя репетиция «Реи Виции», как и предыдущие, не обошлась без юмора. Елена и Шрамик, празднично хмельные, подняли очередной кубок. Муция, пока не было её выхода, подошла к подругам:
– Сестрёнки! Клянусь Либером, не могу без вина! Дайте хоть понюхаю, – она взяла со столика кубок и с наслаждением втянула ароматный воздух.
– Держите! Держите её! – кричит Шрамик. – Она опьянела от одного запаха! Сейчас упадёт, держите!
– Не-е-ет! – притворно шатается Присцилла. – Меня уже не удержать. Буду буянить! Я вакханка! Менада! О Бахус Неудержимый! Всем покажу!..
Смеясь, подходит Бестия:
– Бахус неудержимый? Что здесь за история?
Но в этот момент Кробил, помогающий актрисам, зовёт домин на площадку.
– Потом, Феодота. Пойдём…
Вскоре волнение некоторых игравших служанок – всё-таки идёт последняя перед выходом на публику репетиция – несколько растёт и приводит одну из них к маленькому конфузу. Ана, представляющая главную героиню, Вицию, обращается к вестиплике Ребилии, играющей Немую, у которой текст всего три слова:
– Свои уста, сестра – тебе я говорю, послушай –
Ты отверзай для речи и любовной ласки,
Лобзая девушек.
И, как и предусмотрено по сюжету, целует Немую в губы. Та должна заговорить, но служанка растерялась. Раздаются возгласы: «Забыла!..», «От поцелуя Аны она, наоборот, дар речи потеряла!» и прочие, а рабыня так и молчит. Ей подсказывают её слова: «Да, девушек лобзая!», и она произносит-таки:
– Забыла! Да-да, сейчас. Точно! «Да, девушек лобзая!»..
– Ничего-ничего, – успокаивает Бестия. – Сейчас начнём. Соберитесь, девчонки! С того момента, как Фрина брызгает на Немую вином.
– О Геркулес! Ой, не могу!
– Муция, что ещё?
– Ничего, потом скажу.
– Снова потом? Ну ладно. Фрина, приготовься. Виция, после брызг начинай, с четыреста восемьдесят пятой строки, конечно. Начали. Фрина, брызгай…
Далее до завершения, до последней строки, накладок не случилось.
За ужином Присцилла поведала отложенное «на потом». Когда служанки поцеловались, и одна забыла свои три слова, Фабия вспомнила анекдот, но не стала озвучивать, дабы не сбивать рабочий настрой.
– Один всадник, пожилой и потерявший милость Мнемосины, приходит в дом и начинает искать со словами: «Где он? Где?! Где он?» Смотрит под кроватью, за занавесями в нише. «Где ты его спрятала?» Лежащая на кровати матрона интересуется: «Что ты делаешь?» « – Ищу любовника». «Да это же ты мой любовник!»
Подруги заливисто, хватаясь за соседок, хохочут. Когда успокаиваются, совершают возлияние Мнемосине. Присцилла продолжает.
– Что касается моих слов «Бахус Неудержимый». Скульптуру с таким названием я заказала в тот день, когда мне пришла в голову, явно не без подсказки свыше, быть может, от самого Отца Либера, как я уже не раз говорила – слава Вакху! – в тот день, когда у меня появилась идея провести Лесбестийские Дионисии, – Фабия сделала заказ в мастерской Харета, там, где столь удачно была изваяна «Идейская НимФА»; скульптору и его подручным пришлось отложить все другие работы ради её срочного заказа. – Сегодня утром статуя уже была доставлена в святилище Вакха. Как вы думаете, сестрёнки, что она собой представляет? – следуют разные варианты. – Никто не угадал. Это молодой прекрасный лев с рвущимися от его мощи путами.
– История с пиратами?
– Верно, Парис.
– Что за миф? Не помню.
– Шрамик, сестрёнка, соверши ещё возлияние Мнемосине.
– Нет, правда, расскажите. Муция, сестрёнка!
– Разумеется! – для лучшей подруги Присцилла перескажет хоть всю известную ей мифологию. – По виноцветному – как любит говорить Гомер – по виноцветному морю плыл корабль. Вдруг наблюдатель замечает на берегу спящего юношу. Молодой человек буквально сияет небывалой красотой, а его одежда изящнее, богаче, краше царской. Пираты – а это был пиратский корабль – решают захватить прелестного эфеба, чтобы получить за него большой выкуп. Главарь отряжает несколько удальцов на лодке, и те привозят молодого человека и там же, в шлюпке, связывают. Едва его ставят на палубу, откуда ни возьмись, начинает сочиться вино, а верёвки, связывавшие прекрасного юношу в венке из хмеля, сами собой падают разорванными на доски палубы. «Безумцы! – кричит кормчий, падая на колени перед юношей. – Вы захватили Бога! Немедленно отвезите его обратно!» Но главарь приказывает снова схватить эфеба. Тогда Бахус – а это был он – принимает облик могучего льва и с грозным рыком, с оскаленными огромными острыми клыками делает движение в сторону морских разбойников. Те в ужасе прыгают в море и тонут (сжалившиеся Ино и Фетида превращают их в дельфинов). Лишь кормчего пощадил Вакх… Так вот, в связи с темой наших сатир этот образ означает ещё и следующее. Поскольку семиаксии проповедуют единственного Бога, а всех остальных не признают, этим самым их Бог и они сами будто бы восстают на наших Богов во главе с Юпитером и пытаются их одолеть и словно поработить. Но Всевышние некогда одолели столь мощных и грозных соперников как Титаны, и явно не семиаксиям с их Господом восставать против Блаженных Бессмертных!
– А тех, кто попробует, ждут, к примеру, львы на аренах.
– Точно, Бестия!
– Я помню, немало их истребили три-четыре года назад, – говорит квирит, лежащий подле Веры. – Многим тогда понравились в том числе и клыки львов, рвущие негодных безумцев. Отличное зрелище!
– Надеюсь, зубы сатиры также не заставят скучать почтенную публику…
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/02/06/323
------------------------