Новая власть графа Дракулы

Михаил Хворостов
Кто такой современный человек? Можно определить его вполне математически, как антропологическую переменную от которой в течение веков брали производные. Значит, есть и некоторая первообразная которую можно обнаружить, если последовательно пройти путь производных в обратном направлении. Первообразная – это изначальный, целостный человек эквивалентный совершенному человеку. Это тот, кто в полной мере отражает в себе Образ Божий – Христа.

В какой-то момент, совершенный человек решает, вероятно, из пустой праздности провести над собой эксперимент – взять от самого себя производную, тем самым фрагментируя Образ Божий в себе. А дальше начинается то, что принято именовать “прогрессом” – человек последовательно удаляется от мира горнего. Первым дело он теряет способность богоподобия. Растождествив себя с Богом, человек начинает набирать дистанцию по отношению к Нему, что выражается в препарировании и разделении Образа Божьего в себе самом и лишении себя полноты возможностей.

В какой-то момент (а именно в XIX веке) от Образа Божьего остается только мутный сгусток суеверий и автономная мораль светского характера. В это время и начинается действие романа Брэма Стокера “Дракула”.

Главные герои этой истории выше всего ценят дружбу, честь и верность, то немного что еще остается в человеке от изначального образа. Такие персонажи как профессор Ван Хельсинг, в дополнение к моральному арсеналу имеет еще и что-то вроде магических познаний, правда, довольно примитивных и бестолковых.

Герои сражаются против зловещего графа и побеждают его при помощи присущей им морали и ярмарочной эзотерики Ван Хельсинга, ведь всего этого Дракула лишен (то есть Образ Божий в нем не явлен ни в каком аспекте).

Но и после завершения истории романа, человек продолжает фрагментировать целостность и к концу XX века теряет и то немногое, что было у него век назад. Как раз после очередного усечения целого, происходит экранизация романа о Дракуле – фильм Фрэнсиса фон Копполы.

Те же самые персонажи оборачиваются в нем карикатурами – ведь морального стрежня в них более нет. Храбрый ковбой Квинси Моррис становится расхлябанным пошляком, благородный аристократ Артур Холмут – высокомерным снобом, брезгующим притрагиваться к заболевшей невесте, рассудительный доктор Стюарт – нервным наркоманом, и даже “метафизик” Ван Хельсинг оказывается совсем уж пустым фокусником. Никто из них не ценит дружбы и демонстративно предает, так же как и женские персонажи, за пару кадров забывающие о верности.

В этих людях от Образа Божьего остается уже совсем ничтожная часть – какой-то невнятный, сентиментальный комок, имеющий лишь очень примерный смысл.

И если в романе Стокера крест отпугивал вампира, нанося ему почти физические увечия, то в фильме - мановения руки упыря достаточно чтобы обратить крест в расплавленную лужицу. То есть символ крестной жертвы лишен уже и самой малой толики значения, которая была век тому назад.

Но ведь и после экранизации романа “прогресс” не закончился, а зашел на следующий виток. Все-таки современный человек живет в XXI веке, а значит, отстоит от изначального образа еще дальше эмоциональных кукол из фильма фон Копполы.

Однако… как бы далеко человек не удалялся от совершенной первообразной, от Христа и благой вести о воскресении, отменяющей смерть, с ним всегда оставалась беспокойная, внутренняя тоска – ностальгия по утерянной целостности… и у него всегда был и есть шанс вернуться к целому, как бы трудно это не было. Можно даже сказать, что он всегда к этому стремился – смутно, интуитивно, но все же, во все эпохи человек понимал свою незавершенность и фрагментарность, и хотел исправить затерянную во тьме веков ошибку.

               Дракула и параллельный “прогресс”.

Дракула… как кровожадный носферату он возник вместе с романом Стокера - не знающий покоя, совершенный, изначальный вампир, навсегда зависший в каком-то бесконечно малом эпизоде жизненного пути – растянув его в бесконечно большой.

Дракула (как вампир) выдуман, но, несмотря на это, он есть первообразная параллельного, кровососущего человечества. Впоследствии и он оказался подвержен “прогрессу” и последовательному взятию производных.

Так в фильме Копполы присутствует уже не целостный Дракула, а Дракула из которого вычли его кодекс чести (в частности не входить в жилище без разрешения), а также его расчетливость и хладнокровие. Что осталось?

Как и современные ему люди, Дракула начинает демонстрировать подчиненность иррациональным позывам  и стихийной сентиментальности. Например, плотские утехи он отныне ценит больше жизненно важной крови.

Апофеозом рассматриваемых метаморфоз становится сцена, в которой Дракула отговаривает потенциальную жертву (Мину Гаркер) от трансформации в вампира, а та буквально сама вгрызается ему в кровеносные сосуды.

Этот эпизод предельно сокращает дистанцию между человеком и вампиром, показывая человека (который есть множество производных от изначального человека) вампироподобным, а вампира человекоподобным.

Впрочем, вампиры и далее удаляются от своего первообраза - Дракулы.

               Смешение множеств.

Наступает XXI век… Он много чем примечателен. Например тем, что современный человек почти не отличен от современного вампира. В современной вампирской культуре, неупокоенные упыри – это те же люди, только с чуть более длинными клыками. Они трясутся на дискотеках и занимаются эффективным менеджментом, как представители людского множества.

Какая разница между людским и вампирским множествами?

В фильме “Королева проклятых”, вампир Листат являет себя человечеству и во всем сознается – его встречают овациями и восторгом! Более того, на протяжении всей киноленты можно наблюдать как смертная героиня преследует несчастного вампира, только лишь для того чтобы он ее укусил, а он упорно отказывается, убегает в другие города и кусает ее только в конце фильма, под давлением высшей, вампирской администрации.

Людское множество радо представителям вампирского множества.

Даже когда в одном из эпизодов на сцене начинается массовая резня упырей, с отрубанием голов и возгоранием тел – людское множество восторженно визжит и рукоплещет. Происходящее вполне вписывается в их жизненные рамки.

Уже трудно разобрать, кто кого кусает – вампиры пьют кровь людей, люди вампиров, вампиры вампиров, люди людей!

Иногда, в вампирическом множестве появляется сам Дракула, но лишь в качестве названия, так как на поверку он оказывается обыкновенным, усеченным продуктом вампирского “прогресса”.

Можно, к примеру, вспомнить, как темнокожий Блэйд, все-таки вспомнил о забытом старике, и ради третьей порции кассовых сборов пробудил его, чтобы зарубить. Но чем в этом фильме (“Блэйд. Троица”) вампир по имени Дракула отличается от других вампиров кроме чуть большего количества мышечной массы? Ничем.

А вообще, в чем различие между Блэйдом (вампиром) и штатным истребителем вампиров – каким-нибудь модернизированным Ван Хельсингом (не вампиром)? Или скажем, чем отличается грудастая Кровавая Рэйн (вампир) от не менее грудастой истребительницы вампиров Баффи (не вампир)? Ну а смазливые вампиры из “Сумерек” в чем-либо непохожи на смазливых подростков из молодежных сериалов?

Качественной разницы не заметно. Видимо ее просто нет, и мир сегодня населяет лишь множество фрагментированных существ далеко отстоящих от своей изначальной целостности.

А это много значит…

Как уже упоминалось, даже современный, предельно усеченный человек не лишен ностальгии по истокам и желания восстановить урезанную сущность. Но в нашу эпоху тотального смешения всех переменных, перед ним встает новая опасность – в своем стремление к изначальному образу, вернуться не к Образу Божьему – Христу, преодолевающему смерть воскресением, а к Дракуле, навечно зависшему перед смертью существу, обретающему зловещий суррогат бессмертия по причине не способности вырваться из границ одного момента жизни.

Впрочем, Дракула только морок, не дающий целостности, а подменяющий ее.

               Дракула на русской земле.

Как писал Джонатан Гаркер в своем дневнике – чем дальше едешь на восток, тем менее точно ходят поезда. Углубляясь в восточную часть евразийского континента, дефицит точности обнаруживается отнюдь не только в транспортной логистике.

На русской земле вообще все последовательности причудливы – в них есть неожиданные повороты, замкнутые перекрестки и всевозможные кривые. Это касается и рассматриваемой нами антропологической последовательности удаления человека от Бога.

Русский человек, бывало, удалялся от изначального образа – но скорее из дурачества, в чем потом нередко каялся.

А значит не все здесь так уныло, как в пищеварительной империи Запада, ставшей кладбищем смысловых огрызков. И если идет по русской земле вампир, то это не продукт математических операций, а проснувшийся валашский господарь собственной персоной. Но и выходит против него отнюдь не шаблонный персонаж с заученными фразами и огнестрельным арбалетом, а сам Сын Божий – Христос.