(Продолжение. Начало см. «Лёва и конь», «Аквалангист»)
За четыре года военной службы, три с хвостиком из которых прошли в военно-морском училище, Валерик понял, что никого ни о чём лучше не просить и побольше молчать. Эта простая мысль не сразу сформировалась в его голове, и к тому моменту, когда он осознал всю простоту схемы военной жизни, было уже поздно. Он «сидел на лопате», готовясь сменить статус курсанта 4 курса престижного военного ВУЗа на простую матросскую робу военнослужащего последнего года срочной службы, что в принципе тоже неплохо.
Залёт его был чистой воды пижонством. К слову сказать, прозрение приходит где-то на втором курсе. Человек в полной мере осознаёт свою несвободу, связанную с профессией офицера ВМФ, но, прозрев, не решается всё бросить, отчислиться по собственному желанию, дослужить на флоте до первого приказа и, демобилизовавшись, восстановиться в Корабелку или Макаровское училище. По мере прибавления курсовок на рукаве и осознания окружающей действительности, блеск офицерских погон и кортиков становиться всё тусклее, но плыть по течению проще, чем совершить поступок и начать всё с начала. Многие из таких выпускников мучаются сами и мучают других, а в итоге время жизни проходит безвозвратно.
Во всяком случае, Валерик поступил на кораблестроительный факультет Высшего Военно-Морского Инженерного Училища имени Дзержинского вполне осознанно и сознательно, потому что, начитавшись в детстве нужных книжек, искренне мечтал заниматься водолазным делом.
Валере было проще его однокурсников, так как он занимался борьбой и числился в училищной спортроте. При относительно свободной жизни на неделе, связанной с многочисленными тренировками и соревнованиями, один из выходных он гарантированно проводил в наряде, так как командир роты имел своё представление о жизни спортсменов. На неделе прячешься в спортзале - в выходные в наряд.
На третьем курсе Валерик понял, что совмещать постоянные тренировки и теорию корабля со строительной механикой и гидромеханикой ему становится тяжело и в зимнюю сессию, схлопотав пару, он вместо каникул оказался в «роте дураков».
Получившие в сессию двойку и всеми правдами (зубрёжкой и заготовкой «шпор») и не правдами (уборкой или ремонтом на нужных кафедрах), пытающихся эту неприятность одолеть, называли «Академиками». Не сдавшие зачёт по физо наречены были «Олимпийцами», а имеющие разногласия с командованием и залёты по ходу учёбы, соответственно, «Декабристами». Вся «рота дураков» с утра и до обеда дружно колола лёд на спуске к Неве между львами. На вопрос командиру роты по прозвищу Додон: «А когда же учиться, товарищ капитан третьего ранга?» - получали исчерпывающий ответ: «Учиться никогда не поздно!» После этого все дружно сваливали в «самоход». Махая ломом, Валерик вдруг ясно осознал, что жизнь моряка торгового флота, разные там страны и пылкие мулатки, должно быть, не менее интересно, чем «... печатанье с носка и прочие пехотные штуки». И он решил окончить третий курс и написать рапорт об отчислении, в связи, с чем снять с себя ограничения, накладываемые моральным кодексом строителя коммунизма.
С грехом пополам одолев курс, он сдержал данное себе обещание и написал рапорт, но вместо скорого отчисления уехал на практику в Балаклаву, в водолазную школу. Процесс отчисления со старших курсов - процедура не быстрая, дела вершатся в Москве. Валера для ускорения процесса бросил тренировки, перестал учиться и стал активно бегать в самоволки и «резать шнапс».
В один из осенних «выходов в свет» он совершил дерзкий набег на женское общежитие, где произвёл настоящий фурор своими нестандартными размерами и чувством юмора, в результате чего возвращался в систему несколько «дунувши». В Сашкином саду он был прихвачен гарнизонным патрулём. Разбросать двух задохликов из ВОСО и капитана-медика Валерику не составило никаких усилий, после чего вернулся в роту обычной тропой самоходчика, через Восточные ворота. Ночью его подняли с койки и привели на опознание в рубку дежурного по училищу, где растерзанный капитан и два «офонарённых» железнодорожника в один голос показали на него пальцами.
Процесс отчисления заметно ускорился, и в начале ноября золотые якоря на погонах Валерика сменились резиновыми буквами БФ. В военном билете вместо желанной записи «отчислен по собственному желанию» появилась настораживающая «отчислен по недисциплинированности и низким моральным качествам». Вдали забрезжила свобода, и даже убойная формулировка не особо огорчила новоиспечённого матроса, так как за несколько недель до репрессий Валерик посетил ЛВИМУ имени Макарова, где сообщил в деканате судомеханического факультета о своём скором появлении и не вполне стандартном способе отхода из системы. Произведя положительное впечатление на начфака и заручившись его устным «добром», Валера вернулся в училище, где продолжил радостно бузить и хулиганить.
* * *
Таким вот незатейливым способом матрос Валерий Лосев оказался в кочегарке одной из частей Северного флота. За бортом было холодно, а в котельной тепло, но из радостей жизни был только ежедневный просмотр северного сияния с обледенелой скамейки у дверей заведения. Однажды в дверь шхеры робко постучали. В дверях нарисовался худой воин в курсантской шинели с полотенцем в руках и робко попросил разрешения помыться в роскошном кочегарском душе, где в отличие от посёлка всегда была горячая вода. Из кармана шинели матроса торчал плод ярко зеленого цвета, не свойственный флоре Заполярья. Курсантскую шинель из офицерского материала никогда не спутаешь с волосатой матросской, и кочегар признал в госте своего. Так Валерик познакомился с Лёвой, который превзнемогал тяготы и лишения воинской службы в гарнизонной теплице.
Несмотря на разницу в возрасте, сроке службы и привычках, ребята быстро сдружились и радостно посещали друг друга по месту прохождения службы, всё-таки большую часть времени проводя в Лёвином оазисе. Дело шло к весне, и в головы друзей всё чаще приходили мысли о конечности матросской службы, в отличие от бесконечности офицерской. Внезапно открывшуюся у Лёвы привязанность к конному спорту Валерик в душе не одобрял, так как любил всех животных, кроме собак одной премерзкой, на его взгляд, породы пудель, но вслух своих мыслей не озвучивал, дабы не огорчить кореша.
Как-то в конце мая, когда на горизонте уже показалась ДМБ, Валерик увидел Лёву, пилотирующего телегу в направлении подсобного хозяйства. Миссия по доставке плодов в офицерскую столовую была завершена, и Лев доставлял спецтранспорт в исходное место базирования.
- А чегой-то ты, подводник, скрючен как орган мумии фараона, видать опять угостился вчерашними котлетами с офицерского стола?- издали, завидев друга, сделал запрос кочегар.
- Не иначе, как думу о гальюне думаешь, с животным идти придётся, коновязи нет,- продолжил глумиться над страдальцем Валерик и подытожил:
- Вот до чего доводит привычка жрать «на халяву».
- Валера, выручай, подержи животное, я до кустов метнусь, так прихватило, что сейчас клапан предохранительный сорвёт!- возопил матрос-овощевод. Валерик рванулся на помощь другу, услышав специальную терминологию паросиловика, а Лев метнулся к кустикам чахлых северных берёзок.
Из кустов доносились стоны и треск. Издали могло показаться, что отчаянный деревенский рокер насилует ручкой газа мотоцикл «Минск».
- Трещишь на всё село, конягу бедного запугал совсем, душегуб, глаза щиплет от твоего хлорпикрина,- крикнул в сторону кустов Валерик:
- Пойдём мы малым ходом, а ты догоняй, как продуешься, только не лопни по шву от избыточного давления, пулемётчик, - обозначил кочегар свои дальнейшие действия, сел на край телеги и легонько хлопнул коня вожжами по крупу.
Каменистая дорога шла под горку, накрапывал привычный северный дождик, Валерик ехал «самым малым» и напевал песню про спуск милого с горочки. Было тряско, и водитель решил дальше ехать стоя. Палуба транспортного средства представляла собой плоскость, обитую жестью и окрашенную в защитный цвет. От дождя было немного скользко, но бывший борец филигранно работал ногами. Внезапно Валера почувствовал, что ход с «самого малого» начал приближаться к «малому», и это его насторожило. Он слегка потянул рычаги управления на себя, но видимого впечатления на парнокопытное это не произвело. Потянул сильнее, и вдруг осознал, что это бесполезно, телега стремительно набирала ход, а движитель готовился перейти на галоп. Мысль работала лихорадочно, наездник понимал, что это неспроста, и искал первопричину ускорения. И он её увидел, увидел и его посетил внутренний озноб. Подлое животное выплюнуло железную деталь уздечки, приводившую в действие механизм поворота и остановки. Радостный и свободный конь мчался прямиком к месту швартовки в своё тёплое стойло, как бы припоминая все прошлые обиды по ходу эксплуатации.
Валера понял, что надо прыгать, но прыгать было некуда, по сторонам дороги лежали огромные гранитные валуны, а Чёрный лошадь упорно рвался к воротам фермы прямо с телегой по корме. Кандидат в мастера спорта по борьбе применял всё своё умение, чтобы удержаться на ногах, а ворота фермы, тем временем, стремительно приближались.
Чуть левее входа под навесом лежала жиденькая кучка сена, и Валера понял, что это его единственный и последний шанс. Правда, добрые фермеры-басмачи бросили рядом вилы, но это уже не имело никакого значения, решение на прыжок было принято, и в бортовой ЭВМ командира отделения кочегаров производились стремительные расчёты траектории полёта. Метров за шесть от стожка, Валерик с силой оттолкнулся вверх от палубы телеги и начал неуправляемый полёт. В голове одна за другой зажигались аварийные лампочки, сигналя о сбое параметров телеметрии. Конь, тем временем, влетел в ворота стойла, телега разлетелась вдребезги с грохотом разорвавшейся глубинной бомбы. Пилот приземлился в заданном районе в сантиметре от острия вил, при этом с хрустом врезавшись головой в стойку навеса. Гагарин тоже сел не туда, куда целились.
В голове гудели останавливающиеся турбины, в глазах мелькали разноцветные круги, а во лбу загоралась звезда. Матрос погрузился в нирвану.
Валерик медленно приходил в себя, чувствуя, что что-то тупое и странно душистое толкает его в бок. Он приоткрыл глаза и увидел над собой гигантскую грудь вольнонаёмной работницы подсобного хозяйства Наташи, имевшую в специализированных кругах кличку Чудовище, обтянутую синей матросской робой, которая толкала его в бок носком кирзового сапога, украшенного навозными разводами. Чудовище стояло над контуженным, держа в одной руке луковицу и солёный огурец одновременно, а в другой полбуханки хлеба, откусывая попеременно то от одного, то от другого. По всему было видно, что девушка обедает.
Из каких-то тайных побуждений, а может из вечного бабьего сострадания, она вдруг сказала, возвращающемуся к жизни моряку:
- Давай матросика сделаем,- низким с хрипотцой голосом коренной жительницы Заполярья.
Это окончательно привело кочегара в чувство, и он по-пластунски начал выползать из-под нависшего над ним тела, яростно бормоча:
- Ну, я ему, гаду, сейчас покажу! Ну, я ему сейчас врежу!
Наташа отступила, и, продолжая поедать свой обед, молча двинулась за матросом к месту базирования Чёрного лошодя.
Конь, как ни в чём не бывало, стоял на своём месте с остатками оглоблей, болтающимися на хомуте, и оживлённо хрустел сеном. Потирая огромную шишку на лбу, Валера пробирался к лошадиной морде, разбрызгивая сапогами навоз по железному настилу стойла. Размахнувшись, Валерик хотел заехать коню по морде, и тот, предчувствуя это, прикрыл глаза и отвернул морду. Он давно привык к побоям. Вдруг сердце матроса сжала такая необъяснимая жалость к этому несчастному животному, что он не стал его бить, а просто потрепал по холке, неожиданно для самого себя. Кочегар понял, что конь просто очень хотел домой. Обернувшись к доярке, которая всё это время стояла у него за спиной, правда, уже держа огромной красной пятернёй двухлитровую банку со свеженадоенным молоком вместо луковицы и огурца, Валера молча взял из её правой руки остатки хлебной горбушки, и протянул её коню. Конь принял дар, доверчиво ткнувшись, тёплыми губами в грубую от лопаты ладонь кочегара.
- Может, всё-таки, сделаем матросика?- совсем без надежды в голосе спросило Чудовище, и, не дождавшись ответа, отправилась отдыхать в свою каморку, отбрасывая ногой в стороны кучки навоза вперемешку с сеном.
Вскоре примчался облегчённый и от этого радостный Лев. Валера ничего не стал рассказывать другу, а просто молча пошёл в сторону своей котельной.
* * *
Через две недели матросы Северного флота Валерий Лосев и Лев Цветков были уволены в запас. В военном билете Валеры, который читался как журнал «Крокодил», в графе "военная специальность" ровным писарским почерком было вписано: «Кочегар-машинист паровых и водогрейных котлов низкого и среднего давления на твёрдом топливе».
Что было вписано в аналогичную графу в военном билете Лёвы, Валера так и не узнал.
Краткий словарь специальных морских терминов.
«Сидеть на лопате» - готовиться к перемене статуса, места службы, потере некоторых привилегий. Прочие изменения в карьере, связанные с некоторыми репрессивными мероприятиями, в данном случае отчисление из военного ВУЗа.
Гальюн – отхожее место на флоте.
«Корабелка» - Ленинградский Кораблестроительный Институт.
«Макаровка» - Высшее Инженерное Морское Училище им. адм. Макарова.
ВОСО – Военное Училище Железнодорожных Войск и Военных Сообщений.