...Любовь, ты ведь знала
О нашей непрочной судьбе,
Зачем ты избрала
Такое жилище себе?
(Перси Биш Шелли, перевод Игнатия Ивановского)
...Как мы всплескиваем ладошками, загадочно улыбаемся, сколько в нас значительности, когда вдруг заходит разговор о любви!
А ведь ее (как ни горько в этом признаться) и не было! Не заглянула. Не искала, не сыскала и не сыщет! Не до нас ей! А нам – до нее? Одна морока!
Редкая она гостья! Приходит не ко времени и не к тому, кому следует! Ей не до законов, не до правил, не до сомнений.
И нам не до сомнений, обманываем других и сами обманываться рады!
Когда же встречаем любовь чужую, а значит неправильную, нестоящую – шарахаемся от нее, как черт от ладана, а то и вовсе встречаем в штыки. А она, бедная, гнется под ударами судьбы, и даже разгорается под шквальными ветрами.
А вот испытание бытом не выдерживает – чахнет, умирает.
И меня она зацепила крылом, увы, не моя…
I
Было это в те давние времена, когда мы жили в ином измерении. Выписывали множество газет и журналов, много читали, спорили. Ходили на концерты и в театры. Не гнались за золотым тельцом, жили бедно и весело, не думая о завтрашнем дне.
– Она! – услышал я, стоя в очереди за зарплатой – в то время был такой ритуал. Все повернули головы. Оглянулся и я.
Среднего роста темноволосая девушка стала в конец очереди. Глянул на нее, отвернулся. И неожиданно для себя вновь посмотрел, поглядывая (подглядывая) со все большим интересом.
Потребность в повторном взгляде – есть даже такая теория. Посмотришь – ничего особенного, отвернешься, и вдруг начинаешь нервничать, беспокоиться, пока не глянешь вновь и вновь, и...
Замечательно сложена – отметил сразу, но причина была не в том. Очи, иначе не скажешь, – огромные, печальные, задумчивые, вдруг неожиданно дерзкие, бросающие вызов всему и вся. И весь облик ее – как бы не от мира сего.
Что же вызвало такой к ней интерес?
На мой вопрос коллега удивленно поднял брови:
– Ты что, ничего не знаешь? От этого скандала лихорадит весь наш институт (НИИ), – к сожалению, я последним узнавал институтские сплетни.
Вот, что он мне рассказал.
В отдел программистов пришли молодые специалисты. Среди них виновница торжества Валя. Она успела уже выйти замуж, обзавелась ребенком.
Руководителем отдела программистов был в то время Виля – спортивного сложения невысокий сорокалетний мужчина. Абсолютно седой, слегка заикался – ну что в нем могло быть такого особенного? Однако многие женщины в институте тайно или явно сохли по нему. Он являл собой пример того, когда внешней привлекательности мужчин, а таких в отделении было немало, уверенно противопоставлялось необыкновенное обаяние, под которое подпадали не только женщины.
Достаточно сказать, что по анонимному опросу подавляющим большинством женщин он был назван “мистером отделения”. Зацепило его обаяние и Валю, с той лишь разницей, что она по уши в него влюбилась, в чем с простодушной откровенностью призналась.
Он недолго сопротивлялся (ближе с ней познакомившись, я легко его понял) и ответил ей взаимностью. Виля также был женат, имел двоих детей. Его жена, будучи на шесть лет старше супруга и почти вдвое – Вали, не могла конкурировать с той никоим образом. Разве что мощным телосложением, зычным голосом и скандальным характером.
Нетрудно догадаться, что их тайные встречи через положенное время стали достоянием общественности всегда ведь найдутся доброхоты. В нынешнее время, кроме домашних скандалов, это ничего бы не вызвало, а в те времена существовали иные рычаги воздействия.
Вилю вызвали в партком и настоятельно порекомендовали прекратить любовь, на что он решительно возразил. После многократных заявлений супруги в партком, профком и комитет комсомола (Валя была комсомолкой) руководство института вынуждено было принять меры.
Разве мог я тогда предполагать, что сам вскоре буду втянут в эту любовную историю?
Как-то в конце рабочего дня меня неожиданно вызвали к начальнику отдела. В кабинете, кроме него сидела, склонив голову, молодая женщина. Подняла глаза – Валя?
Руководитель отдела представил ее мне и сообщил, что Валя из отдела программистов переводится в наш отдел в мою группу – в ссылку, надо понимать.
То, чем занималась моя группа (разработка технических средств АСУ), не имело ничего общего с ее специальностью. Да меня ни о чем и не спрашивали, просто поставили перед фактом.
Следует ли упомянуть, что я ничуть не огорчился, хоть и не знал, чем занять девушку. Со временем нашел ей занятие. Она стала связывающим звеном между отделом программистов и нашим. Так ли это было необходимо? Не скажу, не помню, но помню, что половину своего рабочего времени я стал проводить с опальной девушкой – в “беседах о работе”, разумеется.
II
Начался новый знаменательный этап в моей жизни: и сладкий, и горький, и печальный, да и не только в моей.
Не прошло и недели, я заметил, что на работу стал ездить с удовольствием, чего раньше за мной не водилось. Еще не проснувшись, видел перед собой большие с поволокой глаза девушки, милую, застенчивую ее улыбку, и (не скрою) ладную фигурку. Наши рабочие места находились рядом, и стоило мне поднять глаза, я видел ее, склоненную головку. Она чувствовала мой взгляд, вспархивала ресницами, улыбалась своей невероятной улыбкой.
В нашем отделе к ней отнеслись по-разному. Мужчины – не скрывая симпатии и мужского интереса, женщины – ревностно, насторожено, что вполне объяснимо. Со временем изменились к ней – ее нельзя было не любить. Она не оставляла для этого причин – легкая, светлая, открытая.
Руководитель отдела вначале воспринял ее как балласт и дополнительный раздражитель, привлекающий ненужное внимание к нашему отделу – ведь она находилась под “колпаком” у институтского начальства, но и он постепенно проникся ею.
В отделе, и особенно в моей группе, не могли не заметить моего отношения к девушке. Осуждали или принимали? Мне было все равно! Руководство же, если что и знало, не слишком беспокоилось, не исключено, что его вполне устроил бы такой поворот событий – я был свободен и не обременен партийным билетом.
Говорили мы, разумеется, не только о работе.
Училась она в Политехническом институте в одной группе со своим мужем. Молодой и амбициозный, он после института легко поступил в аспирантуру. Родители супруга были известны в научных кругах, так что его ждала стремительная научная карьера, а сейчас он длительно стажировался в Германии. Жила девушка у его родителей, как у бога за пазухой, не была завалена домашней работой, ребенок был присмотрен, что и способствовало служебному роману между ней и ее начальником.
По ее словам они с Вилей заморозили отношения, поскольку продолжать их не было ни малейшей возможности – тотальная слежка. Это как бы повышало мои шансы, но у меня не было особых иллюзий…
Корпоративная вечеринка – сдан очередной этап работы отделения. В гостиничном комплексе собралось все наше отделение во главе с руководством института и заказчики из Москвы. Сижу за одним столиком с Валей и другими своими сотрудниками, но вижу только ее. Пьем шампанское и мило беседуем. К ней повышенное внимание – на нее оглядываются с понятным интересом, перешептываются.
Я счастлив, исполнен гордости. Еще бы, рядом со мной такая девушка! Мое красноречие зашкаливает. Сыплю остротами блестящими и неожиданными даже для себя самого.
Она вызывающе красива, заливисто смеется, слегка пьяна и весела. Вязанное облегающее платье довершает картину ее совершенства и мощного раздражителя. Особенно для руководства, и более всего – для руководительницы отделения, крупной видной женщины, кстати, получившей свою должность не только благодаря своим профессиональным качествам. Так что не ей затевать гонения! Если бы испепеляющие взоры “доброжелателей” могли иметь физическое воздействие, от Вали ничего бы не осталось.
Звучит танцевальная музыка. Девушка бросает вызов обществу – поднимается и приглашает на танец… Меня?!!
Я начинаю плавиться от собственной значимости, мне наплевать, что обо мне подумают! Мною движет стремительно растущая влюбленность. Выходим в центр зала. Медленный танец. Я дерзок и смел и чуть более необходимого прижимаю к себе партнершу, ощущая упругое касание груди. В ее глазах и сожаление, и грусть, и... интерес ко мне? Но и искорки дерзости, даже вызова, нисколько ей не характерного. К нам присоединяются другие пары.
Вдруг чувствую – с ней что-то происходит. Пока неуловимо. Встрепенулась, резко повела головой в сторону, лихорадочно оглядывается, прянула от меня. Затем судорожно прижалась, вся дрожит. На нас начинают обращать внимание! Заглядываю в ее глаза. Они тревожны и прекрасны, как у смертельно испуганной лани. Несовместимая гамма быстро меняющихся чувств: и мука, и радость, и ожидание, и страдание, и счастье? Я ничего не понимал! Она прижимается все сильней, оплела за шею руками, начинает "стекать" - с трудом удерживаю. Смотрю через ее плечо на вход в зал.
Входит руководство института, гости из Москвы и он! Виля мгновенно оценивает ситуацию. Его горящий взгляд превращает меня в пепел! Она еще не видит его, не может видеть, лишь чувствует спиной, а тогда, минуту назад, его вообще еще не было! А она определенно чувствовала его приближение! Шепчет мне на ухо:
– Меня не держат ноги, отведи незаметно к столику. И без сил обвисает. Мы в центре внимания! Тащу ее через весь зал к нашему столику. Глаза прикрыты, лицо теряет краски, ноги волокутся по полу. Наконец, роняю на стул. Она сползает, придерживаю. Наливаю от волнения бокал шампанского – она залпом выпивает, стуча зубами о стекло. Сажусь подле. Смачиваю минералкой салфетку, обтираю ей виски. Мне кажется, что на нас все смотрят.
Виля сидит за несколько столиков от нас вместе с руководством института и москвичами. Он как на гвоздях, порывается встать, с тревогой бросает взгляды в нашу сторону. Но не подходит – боится навредить.
Девушка приоткрывает глаза. В них – боль и невероятная мука. Смотрит на Вилю, не может отвести глаз. Плечи сотрясаются, она с трудом сдерживает себя. Слезы стекают по щекам, оставляя черные следы. Даю платок:
– Тебе надо привести себя в порядок, – она кивает головой.
Помогаю подняться и веду к лестнице. Ее шатает, как пьяную. Подвожу к женскому туалету. Рядом стоит руководительница отделения, курит:
– Уже набралась? – пожимаю плечами.
Мне плевать, что она думает.
Возвращаюсь к своему столику. Мне нехорошо, хочется выть волком. Ревность зашкаливает! Выпиваю фужер водки – не замечаю. Испытываю непереносимую жгучую зависть к Виле, глядящему на меня с немым вопросом в глазах. Как ему повезло – его любит такая девушка!!!
Она подходит к столику неровной походкой. Вскочил, пододвигаю стул, садится, склоняется к моему уху:
– Прости меня! Я ничего не могу с собой поделать, это сильнее меня! – протягивает мне записку, написанную на салфетке, – передай Виле, очень прошу тебя!
Захлебнулся от нахлынувших противоречивых чувств, нехотя иду к столику руководства. Попроси она меня прыгнуть с моста в реку – не задумался бы! А вот исполнить ее просьбу не могу, не в состоянии, но... исполняю.
Подхожу к столику руководства, пьяно обнимаю Вилю за плечи, засовываю записку в карман его пиджака. Глаза жгут слезы отчаяния. Ревность разрывает на части! Ухожу, оглядываясь на нее.
Она кивком головы подзывает.
Что еще?!! Неужто она не понимает моего состояния? Но ей не до моих чувств:
– Через десять минут уйдет он, а мы с тобой – через двадцать. Ты мое прикрытие. Он будет ждать на остановке автобуса. Еcли я для тебя хоть что-то значу, помоги!
Спустя десять минут Виля поднимается, направляется к выходу. Затем встаем и мы, направляемся к остановке автобуса.
Навстречу нам идет руководительница отделения, подозрительно смотрит на нас, останавливается.
Валя поворачивает меня к себе, впивается в мой рот своими губами.
Медовый поцелуй. Как сладко и как невыносимо горько! Что ж она творит!
Грозная руководительница удовлетворена, продолжает свой путь.
Девушка отрывается от меня – теперь уже меня не держат ноги! Тащит дальше к своему любимому. Ей не до меня. Подходим. Они срываются друг к другу. Моя мучительная миссия выполнена!
Наконец, можно отпустить себя…
III
Так помимо своей воли я был втянут в эпицентр скандала вокруг удивительной любви, увы, не своей. Сейчас, вспоминая, спрашиваю себя, стал ли бы я помогать Вале, не будь она мне столь значима? Сомневаюсь. А если любил, почему все-таки протянул ей руку помощи? Иной бы мешал.
Здесь было что-то другое. Уж очень редко мы становимся свидетелями таких невероятных чувств, мне лично такое неизвестно. И еще, мы всегда – на стороне притесняемых властью, это в нашей крови...
Короче, я стал помогать Вале, втянув в это и сестру, работавшую в нашем отделении. Используя все известные способы конспирации, мы включились в тайное противостояние с руководством за любовь. Разработали целую систему. Звонки по “работе”, передачи записок, частые походы в библиотеку, в местные командировки...
А ведь я был счастливее Вили – ему была дана радость встреч лишь в течение нескольких часов в неделю, а я видел Валю каждый день по 8 часов, а это ой как много! Находиться рядом с женщиной, которая тебе дороже жизни, знать, что она счастлива и ты к тому причастен! Приходилось, правда, отпугивать свою влюбленность, прятать ото всех, от себя в первую очередь.
За благодарный взгляд и улыбку любимой я бы отдал многое…
(Продолжение следует).