В подвале полутемно, свет от луны только из единственного окошка, больше похожего на амбразуру чем на окно. Луч света лежит прозрачным столбом, одним концом подпирая окно, другим, рисуя на полу вытянутый квадрат. В луче летают, мерцая как звезды частички пыли. Хочется есть, голод ворочается где-то внутри живота, тыкается влажным носом в стенки желудка, принюхивается. А есть к чему. Через дырки в огромной жестяной трубе вентиляции запахи из кухни вытекают плотными струйками, рассеиваются в воздухе, щекоча нос, капельками оседают на весах терпения.
Глаза у старого дворового пса всегда слезились, от бесконечных ветров и сквозняков. Летом они приносили с собой пыль, зимою резали их острыми снежинками. Тягучей болью напоминали о себе суставы в лапах, плохое питание, которое нужно было еще найти, давало о себе знать. Тиль был одиночкой, а одиночке всегда выживать тяжелее. В хороших местах обосновались стаи, которые рвали на куски любого, кто искал еду на их территории.
С каждой минутой все тяжелее сопротивляться сну, мерцающая пыль в световом столбе стала липнуть друг к другу, постепенно формируя огромную сахарную косточку, висящую в воздухе. Она манила к себе сладким ароматом, сверкала как звездочка в молочном лунном свете. Косточка приглашала Тиля на танец. Он приподнялся на лапах, встал. Боль в суставах исчезла, появилась легкость и воздушность в движениях. Тиль подошел к игривой косточке, обнял ее и закружился вокруг светового столба в ночном танце. Многообещающий запах косточки туманил рассудок, вокруг них, кружащихся в воздухе, мерцали звезды из частичек пыли и кажется даже, откуда-то доносилась легкая музыка. Тиль крепко прижал к себе косточку, и понял, что она его чувствует, понимает все, о чем он просто подумал. И старый пес стал рассказывать о себе. О детстве, когда он был маленьким щенком, с которым игрались дети и подкармливали взрослые, о братьях и сестрах, разбежавшихся кто куда и о маме, теплой, заботливой и нежной. Рассказал как ему было сложно выжить, как много раз его хотели убить и покалечить, как часто стенки желудка слипаются из-за отсутствия еды и жгут огнем ни давая ни минуты покоя. А потом рассказал свою тайну. Он очень хочет жить в человеческой семье, хочет служить и быть любимым. Гуляя по парку он много раз видел собак, принадлежащих человеческим семьям. С ними играли, разговаривали, а главное, их любили, Тиль читал это в человеческих глазах. Их трепали за холку, ими восхищались. Это была особая каста собак, все дворовые их не любили, лаяли на них издалека, и когда была возможность отыграться, если вдруг домашние собаки теряли своих хозяев, то пользовались моментом. Тиль же мечтал о такой жизни. Косточка слушала его, внимая каждому мысленному слову, и никого в этот момент роднее ее на свете не было.
Холодное, голодное утро. Лунный столб исчез, невидимые ранее в темноте предметы стали отчетливо вырисовываться, в окошко заглянуло солнышко. Ночь растаяла и забрала с собой огромную аппетитную косточку-друга. Тиль вскочил на лапы, пробрался сквозь разбросанные у лестницы из подвала доски и выскочил на улицу. Подошел к луже, длинным шершавым языком перемешал в ней воду. Начинался обычный серый день, падающий очередной монеткой в копилку собачьей жизни. Монетка падала когда, орлом, когда решкой, но в жизни пса чудеса случались только ночью. И Тиль с нетерпением ждал ее приближение, смотря на мир печальными собачьими глазами. Ночью сбывались все его мечты, даже если воспоминания об этом постепенно растворялись после болезненного укола реальности. И кто сказал, что жизнь дневная интереснее?