Вчера с интересом смотрел телепрограмму по поводу воссоединения православных церквей, российской и зарубежной. Очень важное дело, и оно меня очень обрадовало. Я впервые услышал официальное отношение церкви к щекотливой, и потому широко замалчиваемой темы, «раскола» церкви. Действительно, мало удавалось найти информации на эту тему. А нас жизнь научила, что раз замалчивается, то значит, что- то не чисто. Но это же религия. А в ней всё должно поясняться по - честному, даже если что- то на самом деле случилось не по - Божьи.
В Душе я ожидал, что кто- то выступит, расскажет, возможно, покается от чьего- то лица. В конце - концов, я остановился на том, что какого- то внятного оправдания не могли найти, а правду не осмеливались высказать. И это могло быть недалеко от истины. Церковь действительно много переняла от власти. И только грянувшая волна некоторой свободы дала проявиться смелости. Думаю, импульс к поиску внесли начатые в умах думы о способах воссоединения церквей, которые навевались свыше. Получив на программе некоторую информацию, я полночи находился под впечатлением от разговоров на многие религиозные, насущные темы, которые освещались достаточно откровенно.
Кратко, с уровня своего скромного, деревенского сознания, я попробую пояснить прошлую ситуацию. После захвата власти большевики начали непримиримую борьбу со светскостью, в том числе и с религиозным «пережитком прошлого». Священство буквально уничтожали без суда и следствия, как врагов народа. Страх заставлял, кого раскаиваться, кого прятаться, кого бежать за Урал или за границу, а кто- то кончал своё служение Богу в лагерях смерти. Много священнослужителей до конца, как могли, молитвой и добрым словом поддерживали и провожали в последний путь каторжан, чтобы уйти вскоре следом. Так что поиск менее грешных среди тех, кого уже давно нет, неблагодарное занятие. Раскол народа на белых и красных, беженцев и смирившихся, разъединил и церковь на тех, кто принял обстоятельства, кто бежал или принял смерть.
Как я понял, в двухтысячном году эта послереволюционная тема была затронута в религиозных верхах, и вынесено определение, что если для православного христианина жизнью задаётся проблема выбора между Божьим и человеческим, то он должен до конца идти с Богом. Примерно так я это понял. И ещё. Оговорено, что поведение самого владыки в двадцать третьем году, когда он заявил о лояльности к советской власти, не предмет нашего осуждения или оправдания. Бог всему судья. Я понял, что это и есть самое честное отношение к этим обстоятельствам. Случилось то, что случилось. Хотя некоторый винительный оттенок всё это несёт до сих пор.
Так вот за эту ночь Ангел- хранитель, чувствуя мои продолжающиеся сомнения, решил озвучить терзающуюся Душу владыки. И вот что мне навеялось. Так как он был человеком, достаточно преданным вере в Бога, то терзал его вовсе не страх возможной мучительной смерти. Думал он и о народе, о священстве, которым предстоит тяжкое испытание, но выбор быть с Богом он сделал для себя сразу. Наибольшие, и главное, не унимающиеся страдания, он терпел оттого, что как бы оставляет Россию, её не дообоженный народ на попрание. Эти мысли всегда настойчиво возвращались, когда он, в который уже раз решался идти на смерть.
Постепенно он стал понимать, что это, возможно, вызвано его слабостью веры, которая в последнюю минуту и сбивает его от искреннего поступка. И всё- таки подобная настойчивость заставила его принять, в его же глазах страшный грех не умереть за Бога, а пойти на то, что было для него наиболее трудным - и остаться с народом.
Нам легко оценивать поступки со стороны, и когда мы свободны от терзающих Душу сомнений, и укоров совести. А я думаю, что его решение осложнялось обречённостью, то есть тем, что оно было оговорено Божьим словом. То есть, эта миссия уже была возложена на него. Вспомните пророков Христа, когда никакое знание и человеческое усилие, не могли отвратить уготованного им словом Божьим. Я не люблю настаивать, но это обстоятельство могло иметь место. Нужно понимать, что Бог доверяет миссию человеку не по разовому импульсу искренности в вере, а по уровню существующих наработок. Так вот на его уровне состояния Душевного служения, этот поступок можно рассматривать как наивысшую, выстраданную жертву. Больше жизни, боясь подобного греха, он всё же пошёл на него ради Бога.
Почему Бог нас учит - не суди? Потому что любая человеческая правда имеет свой уровень по отношению к Божьей правде. А значит, ища собственной справедливости, мы рождаем очередной уровень правды, а значит ещё одну неправду. К сложившейся ситуации необходимо отнестись ещё и с позиции уже свершённого, а значит Богом попущенного обстоятельства, хоть и не совсем ясного для нас.
Правильно, что сейчас в деле воссоединения не пошли путём поиска виноватых, а начали с того, что нашли общие точки примирения. Это всегда самый правильный путь. При этом очень важно вернуть в дальнейшие отношения не только нынешнюю дружественность, а и прошлое единотелие. На это нужно время, но не простого ожидания, а серьёзной духовной работы, единой молитвы.