XV
Часу в третьем-четвёртом Присцилла проснулась, одна. Немного понежилась, утолила лёгкие жажду и голод, конечно же, тоже в постели. Не спеша сполоснулась, помолилась в домашнем святилище и вышла в солнечное – но, благодаря несущему прохладу Зефиру – довольно свежее утро.
Тратя меньше времени и несколько ранее любимой, почти все те же действия проделал и Тит Марцелл. Полюбовавшись на спящую Фабию, он поднялся и хотел пойти в термы, но слуга доложил ему, что они заняты девушками, не желающими, чтобы их видел мужчина – это были Парис и Елена – и что есть баня в Старом доме, и она готова. Когда омовение было кончено, Титу заблагорассудилось поблагодарить Бессмертных за свои счастливые дни, и он нашёл ларарий.
Там его удивили две вещи. Первая – это точная копия стоявшей у него дома статуи – беломраморная «Идейская НимФА». Он сам подарил её любимой, но почему-то не ожидал увидеть её здесь. Второе – то, что перед этой прекрасной, как и её живой образ, скульптурой, стоял на коленях молодой человек и тихо разговаривал с ней. Сенатор разбирал отдельные слова: «О Фабия!.. любимая… не могу без тебя… люблю больше жизни…» Чуть позже, днём, он узнал от Присциллы, что это за жилец, что «было один раз и больше вряд ли будет» и почти сразу забыл о его существовании.
А сначала, у занавесей святилища, что-то очень похожее на ревность заговорило в Эприи Марцелле, и он дожидался окончания беседы с «нимфой», чтобы взглянуть на лицо эфеба. Успев приказать слуге, чтобы тот живо доставил всё необходимое для принесения в жертву ягнёнка, благовония, фимиамы и вино для возлияний. Благодарственная жертва предназначалась Амуру, остальное – «Идейской Нимфе», демону её красоты. Когда Космик выходил из ларария, Марцелл поинтересовался у него:
– Юноша, чем вы здесь изволите заниматься?
Словно амфора вином, крайне смущённый вольноотпущенник залился краской.
– Э-э-э… здесь? – показал он на помещение, из которого вышел.
– Это домашнее святилище, там молятся Божествам, это я и сам знаю. Здесь, на вилле?
– Помогаю… помогаю При-… Присци-… владелице контролировать… управлять финансами грядущего зрелища.
– Что ещё за зрелища?
Тит не получал от любимой приглашения участвовать в состязаниях, поскольку, прежде всего, не обладал достаточными способностями и склонностью к поэзии. Она собиралась позвать его на Дионисии и намекнуть на издержки. За ужином, проходившем в доме, он думал, что речь идёт о ближайших спектаклях в Городе. Короче, о Дионисиях не ведал.
– Хотя ладно. Идите, куда шли…
Вернувшись в Новый дом, Тит прошёл в триклиний, где расположился за столом в компании Пульхерии и Секунды, они все были знакомы. Марцелл, начав с первого возлияния в ларарии Старого дома, довольный жизнью, осушает кубки, в трапезной его с удовольствием поддерживает Азия. Вскоре после утренней погоды и осенней природы речь заходит о хозяйке имения. Пульхерия рассказывает о недавнем визите к молодой фламине и их совместном пути – умолчав о поцелуе – до ЛесБестий. Секунда делится своими впечатлениями, то есть восторгается квартуорфеминатом и особенно Фабией, ещё Бестией. Всё же наибольшие восхищения юной судьи драматических состязаний вызывает председатель жюри. Попутно девушка удовлетворила интерес Тита: «что за зрелище здесь намечается?» Частота тостов вкупе с полнотой наливаемых кубков заставляют сенатора и дочь консула всё больше – с уходом почти трезвой Пульхерии ещё больше – откровенничать.
– Ночью, после… ты понимаешь, юная Корнелия… моя вожделенно-небесная… нет, неземная…в общем, любимая рассказывает мне анекдот. Как ты, милая Корнелия, – они успели перейти на «ты», – совершенно справедливо заметила, Присцилла обладает отличным чувством юмора, она весела и прелестна как Грация, как Эвфросина… – следуют возлияние этой Богине и тост за юмор Фабии.
– А что за анекдот?
– Что, очаровательная Корнелия?
Других девушек за столом нет, дар лозы приукрашивает для глаза очень многое, и Тит не кривя душой называет так Секунду. В этот момент незаметно для них в триклиний прокрадывается Фабия, повстречавшая у сцены прогуливавшуюся в компании эфеба Пульхерию. Фабия решает сама послушать беседу своих поклонника и, вероятно, поклонницы. Ибо не очень счастливая в браке Азия успела своим поведением выказать, порою нарочно, что совсем не прочь попробовать вкусить прелесть однополой страсти с кем-нибудь из соблазнительно прекрасных гостий, а особо, как сказано, её влекло к хозяйке поместья. Но внешность девушки не совсем располагала к взаимности. За глаза многие называли её Сципионихой, а в её присутствии оказывали знаки внимания лишь из-за участия в судейской коллегии и занимаемой её отцом магистратуры, кто-то – из уважения к знаменитым предкам. Даже выпитое другими вино не делало её краше – как теперь для Тита – поскольку кругом были слишком невыгодные для юной Корнелии объекты сравнения: стройно-фигуристые тела и красивые лица, и домин, и служанок вдобавок. Бедная Секунда изнывала и горячо молилась Всевышним, чтобы хоть одна из обольстительных красавиц пожелала провести с ней ночку. Теперь же она с ревностью, но и с наслаждением слушает Клодия.
– Ты сказал, Марцелл, что «вожделенная и для небожителей Присцилла» рассказала тебе после близости анекдот.
– Да-да, верно. Один квирит, не помню, что сказала про его имя моя небожительница, разводится с женой. Его спрашивают о причине. «Она, – восклицает разводящийся, – требовала от меня в постели невозможного!» Заинтересованные окружающие подходят ближе, услышать, чего же именно. Муж отвечает: «Чтобы я не храпел!»
Когда Азия и Тит вдоволь насмеялись, она только хотела что-то высказать, но он опережает.
– А вот как мы познакомились! О! Клянусь Эвфросиной! Никому почти не говорил.
И Марцелл повествует о том, как «пересеклись, с соизволения блаженных, жизненные пути» его и Фабии. Сама писательница несколько позабыла обо всех подробностях их знакомства и, слушая, припоминает.
Было утро весеннего праздника в честь Либеры, Богини Женской Свободы. Чествовали и разудало веселого Многогроздного Отца Либера, только по другому поводу – совершеннолетию выросших квиритов. Возле его храма собирались юноши, в первую очередь из семей нобилитета, которые в этот день меняли претексту на мужскую тогу. Вместе с ними в пронаосе, портике, тэмплуме и возле святилища находились их родственницы, сопровождавшие эфебов в столь торжественный праздник.
В пронаосе царил полумрак, и не скучавшие два Тита, Эприй Марцелл вместе с Ватинием, нагло пользовались людской скученностью, хватая женщин, но более девиц, за груди и ягодицы. Возмущаться никто не решался, или узнавая обоих, или видя их регалии, или глядя, что никто другой не осмеливается прекратить безобразие. Присцилла пришла с подругами просто как на праздник, да и поглазеть на цветущих юношей – девушки были навеселе: и от вчерашнего хмеля, когда отмечали её девятнадцатилетие, и рано начав встречать праздник Либеры. Заметив неприличные выходки ближнего к ней Тита, Муция пробралась к нему вплотную, запустила руку в складки латиклава, схватила за член, и спросила негромко, но вслух:
– Что же ты пристаёшь, пока сам ещё ни к чему не готов, а?
И, пользуясь непродолжительной растерянностью Марцелла, протиснулась подальше сквозь толпу, обратно к подругам. Увидав поблизости одного из своих клиентов-вольноотпущенников, Тит Клодий поручил ему проследить за дерзкой девушкой и выяснить, кто она такая. Уже вечером в дом покойного Навция Приска вошли пять преторианцев во главе с центурионом, забрали, подняв сонную с постели, его внучку Присциллу Младшую и отвели в Проходной Дом, в одну из дальних тёмных комнат, усадили там на неудобный стул. За столом перед ней сидел хмурый грозный утренний «приставала». Страха Муция испытывала мало – едва ли она проспала больше часа, пировав едва не два дня подряд, хмель не прошёл. Тит Клодий, налив себе вина, спросил, знает ли она его. Допрашиваемая назвала его когномен и почётный титул. Добавила, что не знает только, в какой именно степени он приближен к принцепсу, и попросила вина, если оно хорошее.
– Зачем тебе вино, Фабия Присцилла Младшая, Сестра-Описта в коллегии Кибелы? Боишься?
– Выпить за наше знакомство: я вижу, ты тоже меня знаешь и уже называешь на «ты». И совершить возлияние моему предку, Бесстрашному Геркулесу.
– Не думай, что знакомство будет приятным, шЦшка! – выпив сам, сказал Тит и подал ей полный кубок. – Тебе придётся ответить за проступок. Из этой комнаты мало кто уходит невредимым. Ты же понимаешь, грязная шЦха?
– Хм, действительно, я не успела посетить термы – ваши посланцы настаивали на срочности. Однако далеко не… Как ты там выразился? – Присцилла не торопясь осушила бокал. – Благодарю. Люблю фалернское. Прошу подать сюда горящий жертвенник. Меня не зря прозвали Муцией. Взгляни, Марцелл, мне не страшна боль, – показала она шрамики от старых ожогов на левой руке.
– Сейчас там будут новые, или, для симметрии, на другой руке. Ты утром публично оскорбила приближённого Цезаря! Ты, шЦшка с молоком на губах!
– В чём состояло оскорбление? Если ты был не готов, Марцелл. Быть может, ты совсем ничего не можешь? Вот и приходится сосать только молоко, раз кое-кто может лишь хватать за задницу…
Сам Эприй Марцелл хотел только припугнуть дерзкую аристократку, воспользовавшись своим положением, однако это не совсем получилось. Возможно, подвёл его похотливый взгляд. А, быть может, кто-то свыше вселил Фабии уверенность, что не стоит бояться.
– Вот и сейчас. Что ты сидишь? Можешь или нет? Подойди и проверь… Ц…
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/02/04/334
-----------------------
Эвфросина, Аглая и Пасифая – Богини-Грации.
Тит Ватиний – шут и приближённый Нерона, обвинением многих аристократов добившийся большого влияния.
Проходной Дом – огромных размеров дворец Нерона, до пожара 64 г. После восстановления – ещё роскошнее, Золотой Дом.
почётный титул Эприя Марцелла – консуляр, он был консулом-суффектом в 62 г.