Глава 5 Вор и волшебная сила искусства

    
               
     Одно время  мне пришлось организовать  и возглавить работу в городе по борьбе  с карманными кражами, попросту, с карманниками.   О самой этой работе можно было бы написать отдельную повесть. Но я же – об искусстве, о музыке!

      Главное отличие   настоящего карманника  от других воров   то, что он должен обладать особым талантом – украсть деньги не тайно (ночью, или из квартиры, в которой никого нет), а средь бела дня, на глазах у массы людей, и так, чтобы ни потерпевший, ни окружающая публика ничего не заметили, не почувствовали. Да чтобы потерпевший спохватился не сразу,  не схватил вора за руку. Словом, высокое «искусство», требующее особого мастерства.

     Для этого у такого «артиста» должны быть особые руки – длинные, тонкие, чувствительные пальцы и при этом, настоящий артистизм – умение вызвать к себе доверие, крепкие нервы, колоссальная выдержка. В преступной среде таких, настоящих мастеров своего дела,  бывает немного.  Чаще - дилетанты, «щипачи», как их именуют в этой среде. Но всё-таки встречаются и настоящие виртуозы. Таким выдающимся карманником в Тамбове был совсем  юный парень Борис Буратов (может, фамилию его воспроизвожу не совсем точно, но кличка у него была Бурат - это точно).
      Он был из хорошей, интеллигентной семьи. Внешне – красавец, высокого роста, худощавый, блондин  с красивыми руками и длинными, тонкими, «музыкальными»  пальцами. В городе он был один такой карманник-виртуоз. По  интеллекту и ментальности  очень отличался от  других  умельцев  отъёма денег у зазевавшихся граждан. Те работали «грязно», о них я говорил, что они просто внаглую  грабят  людей, действуя группой, «сворой».
      К Бурату  его дружки относились с уважением, даже с почтением. Он шикарно одевался, был хорошо воспитан, умело ухаживал за девушками, словом, жил «красиво».

    Родители Бурата - уважаемые в городе люди, были в ужасе от всего этого. Прослышав, что я возглавил борьбу с карманниками в городе, они обратились ко мне,  просили  как-то урезонить  сына, вытащить его из этой беды. Я с ним неоднократно встречался, беседовал, но никакие душеспасательные разговоры не помогали. Борис был невозмутимым, умным и остроумным парнем и легко парировал все  обычные в таких случаях истины, доводы и слова.  Мне он очень понравился, и я стал собирать о нём сведения  у его дружков-карманников. 
    Как-то один из них,  характеризуя Бурата, сказал, что он классно играет на баяне, сам научился, и вообще, что он - любитель музыки.
 
    Во! Зацепка!  При очередной встрече с ним я завёл речь о музыке, рассказал, что сам играю на пианино и пою, особенно люблю, когда  мне аккомпанируют на  баяне или аккордеоне  Патютков или Колчев (тоже мой аккомпаниатор).  Тут я увидел, что у Бориса загорелись глаза, он оттаял, раскрылся, и у нас пошел разговор не  опера с карманником, а  людей, у которых есть общий интерес  - музыка. И тогда я  предложил  помочь ему поступить в музыкальное училище по классу баяна.
      Но оказалось, что он и нот-то толком не знает, эдакий  музыкант – самоучка, да и с элементарной грамотой проблемы, школу давно бросил в связи с успехами в карманном деле. Об  этом  сказал  с горечью, а поступить в музучилище ему очень захотелось.
 
   Я пообещал  помочь.  Нравился мне этот парень, и очень хотелось  оторвать его от  шпаны, иначе ведь совсем пропадёт. С присущим мне упорством  -   если что-то очень захотеть, да ещё что-то хорошее, да при этом верить, что всё получится, и энергично действовать, то всё обязательно и получится -   начал стремительно действовать.

   Пошел к директору училища  С.Н. Глаголеву. Откровенно рассказал обо всём. Что, возможно, это уникальный случай, когда талантливого человека можно спасти для общества. Говорить и убеждать я умел, тем более, для благого дела. Глаголев пригласил старшего преподавателя по классу баяна  Ревелева, тот был ещё и завучем училища в то время. Так что вопрос сразу и решили. Правда, с нарушением правил поступления. Ведь с   грамотностью, которая была у Бориса, он никогда бы  на законных основаниях в училище не попал. А  музыкальные способности этого парня привели их в восторг.
 
     Вот так вор-карманник «Бурат» практически без экзаменов был официально зачислен в музыкальное училище.  Перед этим у меня с ним состоялся разговор Уже не как любитель музыки, а как жесткий  опер, я сказал ему:

    - Увижу, узнаю, что ты опять взялся за старое, сам попрошу тебя выгнать! В училище – только пешком. Чтобы ни в магазинах, ни на маршрутах,  ни на автостанции, ни на рынке и т.п. не появлялся в течение месяца. Появишься, сам знаешь, мне с ходу «стукнут».
Он прекрасно понимал, что я в курсе, агентура у меня была хорошая. Борис стал ходить в училище, увлечённо занимался, об этом меня информировали регулярно. 
       Но меня не оставляло беспокойство за его дружков. Им,  ворюгам, очень  не нравится, когда от них  кто-то уходит, тем более, такой талантливый «добытчик», как Бурат, да ещё под влиянием и с помощью опера.  А вдруг они постановят и объявят, что он «ссучился». Это очень опасно для вчерашнего уголовника.

      И я принял меры. Спустя некоторое время созвал актив моих «друзей» - карманников: Баранчика, Ксиву и ещё кого-то, человек  пять, и провёл с ними «производственное совещание». Объяснил, что у Бориса  талант, и  он должен его развивать на радость себе и людям. Попросил  по-хорошему, чтобы  от него отошли, не соблазняли лёгкими деньгами, выпивкой, так как  ответить ему  будет нечем, и его опять «понесёт». Мол, если узнаю, устрою для вас террор!
      На удивление, ребята (называю  их так,  ребятами, хоть это и были отпетые уголовники)  сказали, что  между ними этот вопрос уже обсуждался, и они рады за Бурата,  никаких  глупостей не будет.
      Но я-то знал, что благие намерения «завязать» возникали у многих блатных. Бросали, устраивались на работу, шли учиться. Но… доходы становились скромными. Встречаясь со старыми дружками (оторваться сразу от  них  редко кому удавалось), которым по-прежнему было на что выпить-закусить и за девочками поухаживать, они такого позволить себе не могли. Это угнетало, а дружки угощали, завлекали, ну, и всё начиналось сначала. 

     Всё это я прекрасно понимал. Поэтому поработал  ещё и  со студентами училища – «лабухами», которые в свободное время активно подзарабатывали на стороне: играли на танцах, свадьбах, вечеринках,  на похоронах, имели малолетних учеников (в Тамбове во многих семьях  учили детей  играть на  баяне). Эти молодые «лабухи» хорошо знали меня и по музучилищу, и особенно, как опера. Отказать мне  им  было  неудобно.
      И они взяли Бориса в свой коллектив. В общем, попал Бурат в обойму, хорошо там прижился. Снова у него появились  деньги, но уже заработанные, да ещё в интересной, весёлой компании, и добровольно оплаченные благодарными заказчиками.
 
    Какое-то время я следил за его жизнью, он заходил ко мне просто так, пообщаться.      
    Знаю, что он окончил музучилище и собирался поступать в Саратовскую консерваторию. Это был редчайший случай, когда удалось вырвать вора из уголовной среды, да ещё так, чтобы всё так замечательно устроилось.

      Воистину, волшебная сила искусства, она  способна возвысить даже вора!  Правда, когда Борис освобождал  карманы тружеников, он был как-то скромнее, старался «не высовываться», а  эта музыкальная, богемная среда  сделала  его более развязным, в общем, типичным «лабухом. Но, что поделаешь, это -  стиль музыкантов вообще, и не только молодых. А с точки зрения: «что такое хорошо и что такое плохо»,    эти качества – скромность вора,  или развязность музыканта - просто несопоставимы