Напишите мне письма, ребята
Подарите мне пару минут,-
А не то моя жизнь будет смята,
И про вас меньше песен споют. В.Высоцкий
Бог помочь вам, друзья мои. А.Пушкин
МИР ТЕСЕН
Андрею ко дню рождения(Со слов путешественника)
Путешествовать я начал за три дня до моего рождения. Мои родители жили в городе у самого синего моря, учились, работали, иногда ссорились по пустякам, любили друг друга и, любя, старались уступать друг другу в мелких житейских спорах. Правда, моя мама настаивала на своем решении рожать меня в Краснодаре, где жила ее мама, моя бабушка. Мой отец убеждал маму остаться, но она упрямо стояла на своем и заранее, молча, начала готовиться к отъезду, не отвечая на его не очень настойчивые просьбы. Я, со своей стороны, как мог, напоминал маме о необходимости ускорить сборы, ворочался, дрыгая ногами, пытался достучаться, вызывая сочувствие у папы. И наконец, успокоился, услышав мерное постукивание вагонных колес на стыках рельс и сообразив, что всё в порядке, и мне осталось только появиться на свет. Так и случилось, всего через день я уже слышал голос бабушки, успокаивавшей мою маму: все готово, куплены пеленки, распашонки, коляска; родильный дом в двух шагах, и там нас уже ждут - не дождутся. Моя настойчивость привела к тому, что уже на третий день после начала своего первого путешествия, я громким криком оповестил о своем появлении в Краснодаре, выражая протест против крепко спеленатых рук и ног, требуя молока, материнского тепла и ласки.
В доме у бабушки меня, напевая и баюкая, носили на руках, возили теплыми вечерами в коляске по дворовому садику с благоухающими розами. Время ускоряло свой бег, и через полгода я уже на самолете летел в город к синему морю, видя в окошке заснеженные вершины Эльбруса и Казбека.
Так уж сложилась моя жизнь, что я вскоре снова услышал стук колес поезда, увозившего меня в горы, в небольшой городок: родители без согласования со мной сменили место жительства. В этом городке и прошло мое детство и отрочество. Там мы получили квартиру на третьем этаже нового дома, построенном, как уверял меня отец, в честь нашего приезда.
Наш балкон, с которого открывался чудесный вид на манящие к себе две ближайшие горные вершины, был непривычно большим - 7х2 метра.
И я на своем «верном коне» - трехколесном велосипеде – колесил по этим «просторам», ощущая себя храбрым путешественником. Позже именно на нашем балконе, под руководством отца, я освоил тонкости приготовления на мангале душистого шашлыка, приглашая к застолью школьных товарищей.
Начиная с трех лет, я с отцом всеми веснами уходил в лесные предгорья за душистыми фиалками, подснежниками и первоцветами, а летней порой - за грибами, смородиной и малиной. Железная дорога связывала наш городок с Краснодаром, и мои поездки на Кубань, к Черному морю были почти ежегодными. Я перепробовал все виды наземного и воздушного транспорта, когда отец брал меня в командировки. Так вошла в меня тяга к переездам, вернее, к путешествиям. В десять лет я уже поднимался на Чегет, конечно с отцом, восторгаясь искрящейся вершиной Эльбруса и мечтая подняться к «Приюту одиннадцати». Позже подъем был заменен поездками в Теберду, Домбай, к Клухорскому перевалу, истокам Кубани и перелетом в Ленинград к моему дядьке, капитану второго ранга, участнику ВОВ, жившему в Ораниенбауме. Поездки в Кронштадт, Петергоф, посещение Зимнего дворца, Исаакиевского собора, замечательных музеев оставили у меня неизгладимые впечатления, не раз заставлявшие посещать полюбившуюся Северную Пальмиру.
Думаю, многие согласятся со мной, самое главное в детстве – это друзья, часто на всю жизнь. Мне тоже повезло, своих друзей я обрел еще в детском саду, и мы росли вместе, благо были соседями, да и наши родители дружили между собой. В ту пору мы зачитывались Дюма, и поэтому свою дружную дворовую команду гордо величали «Великолепной четверкой».
Обычно утром, спускаясь во двор, я стучал в дверь к Артавазду(Арто), затем мы дуэтом звали Игоря и Тиграна (Тиго) и вместе шли в школу, успевая вволю набегаться или наиграться в снежки.
Порой к нам присоединялся наш школьный товарищ Маврик, прозванный Мавром за свои черные кучерявые волосы. В воскресные зимние дни мы, сломя голову, гоняли на лыжах, выбирая склоны покруче. Весной и летом ранними, прохладными утрами уходили в горы, поднимаясь на вершину давно потухшего вулкана, откуда открывалась фантастическая панорама с далеким заснеженным большим Араратом и близкой верхушкой горы Арагац в блестящей белой шапке.
Надышавшись чистым, звенящим воздухом, мы заканчивали свое восхождение и лихо спускались по еще не растаявшим на склонах длинным сигарообразным снеговикам, скользя на пятой точке, усевшись на полиэтиленовые пакеты.
Крики голодных дикарей, несущихся наперегонки по пологому подножью, наполняли горную тишину. Наш бег с препятствиями заканчивался у большого валуна, где под его бочком ждал нас «схрон» – вкуснейшее горное «трио» – хлеб «Матнакаш», сыр «Чанах» и ароматная зелень. Прохладная талая вода дополняла пиршество, и мы, разомлев от воздуха и солнца, валились на теплую землю, лениво болтая о пустяках. И все темы, обычно занимавшие нас - предстоящие выпускные экзамены, поступление в институт, туманное будущее - отдвигались, растворяясь в нашем умиротворении. Домой шли молча, порой только Тиго, напевал вполголоса народные песни о цветах (Цагикнер, цагикнер…), любви и девичьей красе.
Экзамены прошли успешно. И здесь важную роль сыграла моя мама. Конечно, она и подбадривала нашу четверку, и старалась накормить чем-то особенно вкусным, но… Была еще одна важная сторона ее участия, до сих пор вспоминая об этом, я только удивленно покачиваю головой. Мама великолепно варила кофе – по-армянски, со всеми тонкостями, превращающими его в божественный напиток. Кофе разливался в крошечные чашечки, чашку следовало выпить, не опуская, а потом резко перевернуть ее на блюдце. И через мгновение начиналось колдовство – мама внимательно вглядывалась в кофейную гущу на донышке чашки, рассматривала ее и так и сяк, а мы ждали, затаив дыхание. Потому что – по нашей просьбе – она предсказывала номера билетов, ожидающих нас на экзаменационных столах. Хотите верьте, хотите нет – все номера совпали, это было стопроцентное попадание! Впрочем, готовились мы как следует и к школьным экзаменам, и к грядущим, и потому были во всеоружии.
На выпускном вечере мы пообещали друг другу не забывать о дружбе и через месяц разъехались и по разным институтам, и по разным городам: Арто - в Казань, в авиационный, Игорь - в Тбилиси, в политехнический, Тиго - в Ереван, в архитектурный, я – в МГИМО. Мавра проводили в армию, уходя, он пообещал нам поступить в высшее военное училище.
Учась в институте, я не прекращал путешествовать. Стал лектором общества «Знание» и побывал с лекциями в Узбекистане, Казахстане, на шахтах Донбасса и Воркуты, в городах Московской области. Окончив институт, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую и отправился на работу в Эфиопию, побывал во всех странах экваториальной Африки.
Мы росли, и мир вокруг казался нам все интереснее, надо было так много узнать, так много увидеть.
Но и родной дом манил нас по-прежнему. Встречаясь в нашем городе, который становился с годами всё «меньше ростом», мы обязательно устраивали дружеские застолья, вспоминая давно минувшие дни. И часто по старой памяти, в темпе броска поднимались на ближайшую лесную вершину, к которой, казалось, можно было с нашего балкона дотянуться рукой. После «лихих девяностых», разбросавших нас по городам и весям, мы встречались все реже.
Арто перебрался с семьей в Новосибирск, по слухам занялся бизнесом и перестал отзываться, Игорь с женой и сыном переехал в Германию, работает программистом, живет в Ганновере, Тиго по состоянию здоровья ушел из архитектурного отдела городской управы, увлекся живописью, художественной керамикой, стал молчуном. О Мавре, после отъезда его родителей в Грецию, сведений не было. В общем, житейские дела и заботы разбросали нашу «Великолепную четверку» по миру.
Недавно по делам мне довелось побывать во Франкфурте на Майне.
В один из дней, перед отлетом в Москву, я решил проехать в Висбаден, в знаменитое казино, известное по повести Достоевского «Игрок». Казино вовсю, эксплуатировало, если так можно сказать, память о великом человеке. И даже бюст писателя был снабжен надписью «Достоевскому от Игрового банка города Висбаден». Хотя сам Достоевский особых симпатий к «Игровому банку» не испытывал. Впечатления Федора Михайловича от посещений немецких казино, видимо, были испорчены его азартом и постоянными игровыми неудачами: «Никакого великолепия нет в этих дрянных залах, а золота не только нет грудами на столах, но и чуть-чуть едва бывает».
Сегодня «Казино Висбаден» выглядит настоящим музеем, его залы поражают богатой изысканной отделкой, а посетителям обязательно покажут рулетку и стол, за которым играл Достоевский, и любезно напомнят, что именно в этом казино после крупного проигрыша, оставшись без денег, Федор Иванович написал свою повесть.
Есть в Висбадене удивительная по красоте достопримечательность: Русский православный храм Святой Праведной Елисаветы, построенный в память о великой княжне Елизаветы Михайловны Романовой, племянницы императоров Александра I и Николая I. Храм с пятью золотыми куполами и крестами возвышается над всем городом и виден даже с берегов Рейна. Мне хватило одного светового дня, чтобы бегло ознакомиться со всеми достопримечательностями, успеть проиграть в Казино 20 Евро, поставив на Zero, как это требовала когда-то колоритная помещица Антонида Васильевна, и положить алую гвоздику к бюсту великого писателя.
Под вечер у входа в один из старейших отелей я увидел новенький Мерседес и договорился с водителем о поездке во Франкфурт, попросив его на английском, чтобы он доставил меня еще и в аэропорт. Водитель молча кивал головой, соглашаясь с моей просьбой. За считанные минуты мы выехали из центра города, и я понял, что тридцатикилометровый путь до Франкфурта займет не более получаса. Говоря на английском вперемежку с плохим немецким, я стал объяснять, как удобнее добраться во Франкфурте до моего отеля. Водитель сперва молчал, но после выезда из города, когда скорость перевалила за 100, не поворачивая головы, попросил перейти на русский, пояснив, что долго жил в России. Разговор наш пошел живее. Услышав, что я вырос в Армении в Кировакане - нынешнем Ванадзоре, и что мой отец работал в НИИ, он почему-то перешел на шепот, попросив назвать фамилию отца. А затем вдруг резко затормозил, остановил машину у обочины и, включив свет, повернулся ко мне, внимательно присматриваясь, и, не выдержав затянувшегося молчания, крикнул: «Так это ты, Андрей, что, не узнал меня? Я Маврик, Мавр! Вспомнил? Неужели нас теперь так трудно узнать?»
Немудрено, подумал я, ведь мы не встречались почти тридцать пять лет! Выскочив из машины, мы бросились друг к другу, крепко обнялись. Два взрослых мужика не стеснялись своих слез. Оставалось минут двадцать до Франкфурта, Маврик тихо рассказывал о своей жизни. После службы в армии с отличными рекомендациями поступил в Военный Университет на юрфак, окончил его и в звании лейтенанта был назначен на должность помощника военного прокурора в Комсомольск-на-Амуре. За почти двадцатилетнюю службу получил звание майора. Во время известных закавказских событий «предложили» работу в Армении, однако решил не участвовать в сомнительных политических конфликтах, ушел в отставку и уехал в Грецию, к родителям. Жена не захотела эмигрировать и осталась в России. В греческом городке, где обосновались отец с матерью, работы не было, пришлось искать счастья в Германии. Уже почти семь лет работает в частной фирме водителем. Женился на немецкой гречанке, зарплата неплохая - можно что-то и назавтра отложить.
Двадцать минут пролетели мгновенно. Мавр вез меня из отеля в аэропорт, не торопясь, словно хотел растянуть оставшиеся минуты до нашего расставания. Когда и где придется еще встретиться? Прощаясь, обещали звонить. Прошел год, Мавр собирался вернуться к родителям, у Игоря все в порядке, Тиго получает пособие по инвалидности, Арто по-прежнему молчит. Надежд на возможные встречи не теряю. Говорят: «Мир тесен» - все может случиться. Вот и уверен - встретимся!