13. Разумный
Я проснулся и взглянул на часы, висящие на противоположной стене. Они показывали без десяти десять.
Неплохо выдрыхся! По моим вчерашним расчетам, я теперь должен был уже не менее часа подниматься по крутой тропинке на плато, а в действительности вышло так, что продолжаю валяться на чужой койке!
В комнате было светло и тихо, лишь потрескивали дрова в печке-буржуйке, чуть шелестел часовой механизм, да где-то под потолком жужжала одинокая муха.
Бабушкина кровать была аккуратно заправлена – наверное, она уже давно трудилась на ниве хлопотливого егерского хозяйства.
На полу у порога стояли мои берцы. Вот спасибо тебе бабуля за то, что не сварила, а только просушила!
Стоп! А уж мои ли эти берцы? Что-то сами на себя не похожи!
Я спрыгнул с койки и прошёлся босиком к двери.
Да – мои! Только несколько, как бы усовершенствованные.
Они были не только отмыты и просушены, но и пропитаны каким-то водоотталкивающим составом. Блестящая кожа колодок стала необычайно мягкой и сильно припахивала рыбьим жиром. Вместо потёртых шнурков в дырочки вставлены длинные сыромятные ремешки.
Ай да бабушка-яга!
Я поставил чайник на буржуйку и, в ожидании, пока подогреется вода, оделся и вышел за порог избы.
Первое, кого я увидел, была бабушка. Она сидела на брёвнышке возле нежилой избы с неизменной трубкой во рту. Рядом с ней примостилась лайка.
- Доброе утро! Спасибо за ботинки.
- Доброе! Вот, не хочет подходить к чуму! – и она указала трубкой на собаку.
- Почему не хочет?
- Боится! Потому что здесь был хозяин!
- Хозяин?! Когда?
- Ночью, ближе к утру. Я говорила, что не надо было тебе рассказывать про след!
- А почему ты думаешь, что он приходил?
- Сама видела. Ночью приходил. В окно заглядывал. Ты спал тогда!
- Ты уверена, что это был именно он? Ты видела его лицо?
- Нет, лица не видела, только тень.
- Но это мог быть кто-то другой! Медведь, например!
- Не медведь, хозяин был. Собака знает, я знаю, один ты ничего не знаешь!
Бабуля встала и быстро проковыляла своей матросской походкой к избе.
- Чай пей, муксун ешь и иди. День короткий, вечер длинный. Костёр жги, чай пей, ночью не ходи! – проинструктировала она меня.
Да, пожалуй, пора в путь – день-то действительно короток! Остаётся только позавтракать.
Я чуть задержался у порога, прежде чем войти в избу и осмотрелся вокруг.
Над озером висел такой густой туман, что не было видно не только окружающих его гор, но даже и самой воды.
Это явный признак устойчивой хорошей погоды. С погодой мне сегодня везёт!
В течение ряда погожих дней озеро, прогреваясь, аккумулирует тепло. А слои воздуха, расположенные над склонами плато к вечеру сильно остывают и, делаясь от этого тяжелее, скатываются вниз, к воде, стремясь и её охладить. При этом выделяется пар.
Но большое озеро не так-то просто остудить. Над самой поверхностью всегда присутствует более тёплый слой воздуха. Он как бы поддерживает пласт тумана на некоторой дистанции от себя. И так всю ночь, пока не взойдёт солнце.
Утром туман над озером начинает сверху подвергаться воздействию солнечных лучей. Теперь тёплый воздух вверху, он же и над водой. Но со склонов гор ещё продолжает спускаться холодный воздух, и теперь ему ничего не остаётся, как наполнять промежуток между тёплыми слоями. Бывший туман превращается в настоящую тучу.
Так она и будет висеть над водой до самого полудня, пока, наконец, не настанет момент, когда подогреваемая снизу и сверху, туча разлетится на мелкие осколки и не осядет влагой на кронах прибрежных елей. Чуть позже поднимется ветерок, и всякий идущий по тропе вдоль берега сделается мокрый, как после хорошего дождя.
Я зашёл в избу и стал собирать рюкзак. Потом мы попили чаю вприкуску с малосольным сигом. В благодарность за приют я оставил бабуле грамм двести водки, перелив её в стеклянную баночку. Она, казалось, была весьма довольна.
На крыльцо мы вышли вместе и, только я хотел окончательно распрощаться, как послышались голоса и шум шагов. От дальнего края поляны приближалась группа туристов – тех самых, которых я встретил вчера в устье Чивруая.
- О! Какие люди! – приветствовал меня руководитель, когда группа подошла к кордону.
И все остальные тоже поздоровались со мной, как со старым знакомым. Мужчины за руку, женщины с улыбкой.
Как быстро роднишься в глуши с людьми, казалось бы, совсем для тебя чужими!
Бабуля тоже получила свою долю приветствий. Она молча кивала каждому и пыхала трубкой.
- Чайник ещё горячий! – сказала она, обращаясь ко всем, и указала трубкой на избу, - В чуме на печке стоит!
Но туристы вежливо отказались от чая, сославшись на то, что недавно позавтракали.
- Да, да! – согласилась она, - День-то короткий, а вам далеко!
Я решил немного пройтись с ними – проводить хотя бы до тропы, идущей вдоль берега.
Постояли, поправили снаряжение, кто-то покурил.
- А что, бабушка! – неожиданно спросил гитарист Дима, - Снежный человек у вас здесь водится?
- Какой такой снежный человек? – пыхнула бабуля.
- Ну, такой зверь на двух ногах, здоровый, весь покрыт шерстью!
Она хитро прищурилась.
- Ага! Водится – как ему здесь не водиться!
- И ты его видела?!
- Ага, видела. Много раз - по телевизору. Кинг-Конгом его называют! Идите уж!
Все рассмеялись, и мы пошли по тропинке вниз, к берегу Сейдозера.
Ай да бабушка-яга!
Я обернулся и весело помахал ей рукой. Но она никак мне не ответила, даже трубкой не пыхнула. Бабушка смотрела на меня в упор, и её морщинистое коричневое лицо было непроницаемо.
Какие чувства она прятала под маской непроницаемости? Этого мне не узнать никогда!
За короткое время спуска к берегу я не смог с ними полноценно пообщаться – тропинка была узкой, мы шли «гуськом», и я замыкал это шествие. Удалось лишь перекинуться парой слов с молодой девушкой, шагавшей в арьергарде группы, но впереди меня.
Сначала выяснилось, что девушку зовут Дашей.
- Как я вам завидую! – воскликнула она, - Вы спали в доме, а вот я всю ночь не могла глаз сомкнуть, заснула только под утро.
- Что такое? Очень назойливые комары?!
- Хуже! Вечером, когда мы сидели у костра, кто-то ходил вокруг лагеря и громко хрустел ветками. Я едва не закричала от ужаса.
- В этом нет ничего страшного. Дикие звери никогда не осмеливаются подходить к костру, тем более, летом.
- А я думаю, что это был не зверь!
- Кто же тогда? Привидение? – спросил я, стараясь придать голосу оттенок иронии.
Сейчас я был неискренен. Мне почему-то вспомнилось вчерашнее бабусино: «Это был пакхэзен! Хозяин!»
Девушка Даша остановилась, приблизилась ко мне и прошептала в самое ухо:
«Нет, не привидение. Это был йетти! Я знаю!»
* * *
Я расстался с ними на опушке леса у развилки тропы. Туристы направились вдоль берега, а я пошёл вправо. Они собирались найти подходящее место на берегу озера, там денёк отдохнуть, а затем достичь западного берега и подняться на северную часть плато. Я тоже намеревался взобраться на плато, но другим путём - по тропе мимо озера Щучье, после чего попытаться спуститься в долину реки Светлая.
Почему я выбрал такой маршрут?
Только потому, что ещё там не был. Что же касается встречи с НИМ, то мне уже было совершенно ясно одно: если судьбе будет угодно, он сам меня разыщет.
Впрочем, я уже видел следы, и смею ли теперь рассчитывать на большее?!
Я прошёл несколько сотен метров по новой для меня тропе, постепенно убеждаясь, что мой путь будет не из лёгких.
Она проходила по болотистой низине и сильно петляла среди древесных стволов, порой теряясь в переплетении корней или ныряя в кочкарник. Здесь было бешеное изобилие черники. Разнообразные представители кровососущих насекомых, редкие в этот сезон в иных ландшафтах, здесь не хотели сдавать свои позиции и тучами вились надо мной, забирались под капюшон штормовки и пытались проникнуть в глаза и рот.
Нет! Так они меня доедят прежде, чем я увижу Щучье озеро!
Я выбрался на более или менее сухой бугорок и сбросил рюкзак, чтобы достать репеллент.
Вот вам, гады! Травитесь!
Но местные вампиры почти не реагировали на химию, в основном, я добился только того, что к чесанию кожи от их укусов добавилось жжение.
Я понял – сейчас моё спасение только в движении.
Вперёд! Скоро миную озеро, после него начнётся подъём, там их должно быть меньше.
Щучье озеро я обнаружил лишь тогда, когда уже почти его обошёл. И то только по тому, что случайно различил блеск его поверхности сквозь частые древесные стволы. Оно находилось слева от тропы.
Пришлось пробираться через болото, чтобы достичь берега.
Озеро не поражало ни размерами, ни характером расположения.
Низкий, пружинящий берег с частоколом засохших деревьев, сквозь девственную чистоту воды на большом удалении просматривается дно. Вода на ощупь тёплая, гораздо теплее, чем в других местных водоёмах. Я слышал, что это озеро служит рыбным нерестилищем, однако, в данный момент в нём никакой рыбы не наблюдалось.
Что ж, пошли дальше! Надо поскорее выбираться из зоны комариного террора.
Я вернулся на тропу и шагал по ней, не останавливаясь около часа, пока не достиг ручья Суолуай, впадающего ниже в Щучье.
Ручей оказался неожиданно глубоким и широким, но переходить его было не надо – тропа шла по моему берегу. Постепенно исчезли кочки с черникой, а с ними и кровососущие. Деревья сделались ниже, лес поредел, и всё больше стало попадаться обширных моховых полян, где полосами поселился брусничник. Ягод было столько, что казалось, они кем-то рассыпаны. Именно здесь надо было выбирать место обеденного привала. Из опыта я знал, что стоит только увлечься ходьбой, подняться чуть выше и там уже не найти ни топлива, ни ровной площадки.
Всё! Здесь и «бросаем якорь».
От места, где я теперь находился, было недалеко до границы зоны леса. Выше долина ручья сужалась, постепенно приобретая форму ущелья. Внизу хорошо просматривалась значительная часть Сейдозера. Над поверхностью его воды всё ещё висела туча, но она располагалась ниже меня, а остальная часть неба была свободна от облаков.
Заготовка дров не заняла много времени. Я запалил костёр и, пока он разгорался, набрал из ручья воды и промыл рис. Из него я собирался приготовить какую-нибудь постную кашу – чрезмерное употребление вчера и сегодня утром жирного сига не способствовало позыву к плотоядности.
Рисовая каша варится долго. Но дрова горели хорошо, и костёр не требовал особого вмешательства в его деятельность. Я прилёг на «подушку» сухого белого мха, заложил руки за голову, закрыл глаза и погрузился в размышления.
О чём?
Да всё о том же!
Демографический апокриф
По глубокому убеждению большинства специалистов, изучающих существо, называемое с лёгкой руки исследователей начала 50-х годов прошлого века «снежным человеком», его численность неуклонно сокращается. И объясняется это вполне естественными, по их мнению, причинами. Вернее, одной причиной – с развитием человеческой инфраструктуры, разрозненные ареалы его обитания сжимаются, до критически малых размеров, уже не способных обеспечить соответствующую кормовую базу. Из-за этого он, якобы, вынужден отступать под натиском цивилизации в наиболее глухие места, не лучшие с точки зрения кормовой базы. Те же популяции, которым пока удаётся сохраняться в местах традиционного обитания, катастрофически сокращаются под воздействием этого же фактора. Численность особей в них переходит черту, за которой уже невозможно полноценное воспроизведение. Наступает вырождение, и популяция исчезает.
На мой непросвещённый взгляд всё это верно с точки зрения биологической науки. Я не собираюсь подвергать её положения какой-либо ревизии. Исторический опыт свидетельствует, что такая участь уже постигла и в настоящее время продолжает постигать многие и многие виды животных и растений.
Да, многие! Только вот понятие «многие» отнюдь не эквивалентно понятию «все».
Как мы любим всё обобщать!
Попробуем разобраться более тщательно.
Во-первых, кормовая и воспроизводственная базы. Что кроется за этими категориями применительно к тому, о ком идёт речь?
Снежный человек, он же Homo troglodytes, он же реликтовый гоминоид, он же йетти, алмасты, ми-гё, хун-гурэсу, чучуана, авдошка, шишига, леший – да как только его не называют - безусловно, всеяден. Проще говоря, не очень-то привередлив по отношению к составу пищи. Значит, не так уж сильно его благополучие зависит от качества этой кормовой базы. Гораздо хуже приходится тем видам, которые предпочитают питаться однообразно, как, например, большая панда или австралийский коала. Стоит уничтожить на какой-то территории бамбуковые заросли или эвкалиптовые деревья, и всё – приплыли! Этот же в случае нарушения пищевой пирамиды не сильно пострадает – он просто отвоюет чужую нишу.
Да и вообще, похоже, для него не существует такое понятие, как ниша. По своей натуре, «снежный человек», скорее всего, уквибист, подобно лисам и воронам. Это означает, что он может жить в любых ландшафтах. Тем же биологам давно известно, что численность таких видов, может быть, как большой, так и малой, однако, она, практически, не подвержена изменениям под влиянием антропогенных факторов. Было поле – ели мышей, появилось человеческое поселение – что ж, значит, пойдём на помойку!
Теперь, что касается условий воспроизведения. Здесь для него вообще не должно существовать проблем. Самка этого существа отнюдь не обязана, подобно крольчихе приносить потомство несколько раз в год. Достаточно и два-три раза за всю жизнь. С другой стороны, не только продолжительность жизни Homo troglodytes, но и его воспроизводственный цикл, по некоторым наблюдениям, дольше человеческого. Примером может служить история абхазской Заны – приручённой самки существа. Она жила с людьми более тридцати лет и непрерывно рожала от местных любителей экзотики. По свидетельству очевидцев, Зана за все эти годы ничуть не изменилась даже внешне.
Вполне естественно, что в продолжение столь длинной жизни это существо всегда имеет возможность найти себе пару.
Рассуждаем далее.
Поскольку он не привязан к какому-то определённому месту, не строит постоянных логовищ, значит, степень свободы его перемещения вообще ничем не ограничена. Где остановился, там и дом!
Дороги, трубопроводы, всякого рода изгороди – тоже не помеха. Крупный населённый пункт можно просто обойти стороной – время для него не лимитировано.
Одним словом, это существо отнюдь не похоже на стадо северных оленей или на глухарку со своим выводком! Оно всегда мобильно и независимо.
Таким образом, принимая во внимание всё вышеизложенное, можно сказать, что, благодаря своей исключительной пластичности, этот вид, как никакой другой, имеет реальный шанс на выживание в условиях прессинга цивилизации.
Но главное заключается даже не в этом.
Всё здание предыдущих рассуждений о сокращении кормовой и воспроизводственной базы построено на одной достаточно зыбкой аксиоме, а именно на справедливости утверждения о том, что развитие человеческой инфраструктуры так или иначе пагубно влияет на ареалы распространения других биологических видов.
Зыбкость её заключается в том, что мы склонны подменять одно понятие другим.
Точнее, наверное, было бы сказать, что в наше время происходит не развитие, а изменение инфраструктуры. Понятие развития применимо только к нам самим.
А к ним?
Вот это ещё вопрос!
Давайте-ка сравним две топографические карты, относящиеся к одной и той же местности, но изданные в разные годы, с промежутком, допустим, в пятьдесят лет. Пусть это будет участок какой-нибудь Костромской или Вологодской области.
Старая карта буквально испещрена обозначениями сёл и деревень. По всему листу раскинулась густая сеть просёлочных дорог. Между деревнями расположены поля покосы, пастбища. Где-то обозначены места торфоразработок. На речках множество маленьких плотин с мельницами. Короче, чувствуется динамика человеческой деятельности.
Да, эти дороги порой были непроезжими. Да, чтобы добраться до покоса, надо было полдня ехать на телеге. И ездили! Приходилось! На покос, на мельницу, в лес за дровами (газ ещё никто не думал проводить). И грибы собирали, и ягоды, и берёзовые ветки рубили для бани. Фактор беспокойства всегда присутствовал, и был он хоть и весьма умеренным, но охватывал, практически, всю рассматриваемую территорию.
Теперь взглянем на карту той же местности, изданную в недалёком прошлом.
Там вместо множества деревень всего два-три посёлка и какие-то промышленные предприятия на их окраинах. Посёлки соединены между собой линиями электропередач и шоссе с улучшенным покрытием. По диагонали лист карты «двойной сплошной» перечеркнула жирная полоса автострады областного или республиканского значения.
Вот, собственно, и всё!
Где пастбища, покосы, мельницы? Где маленькие запруды на речках? Теперь всего этого нет. Да и сами речки куда-то пропали. Обмелели, заилились. Зато с одной стороны автострады раскинулась лесная урёма, которой раньше не было. А ещё подпруженные дамбой грунтовые воды вышли на поверхность и образовали в урёме подобие болота. Там и лес ни на что не годится, и ни грибы, ни ягоды в нём не растут – почва засолена. Туда больше никто не ходит. Места, где располагались когда-то деревеньки, теперь покрыты бурьяном и кустарником. Просёлки заросли, мостики через речки разрушились, ни пройти, ни проехать.
Люди же, живущие в новых посёлках, теперь почти совсем перестали передвигаться пешком. Тем более, на лошадях. Больше ездят по шоссе с приличной скоростью. Если у кого есть дача, то их хозяевам, как правило, некогда бывает её покидать – в пору огородной страды много хлопот. Земля, дом, забор! Разве что за грибочками, и то недалеко! Любители пикников на природе тоже особо не стремятся в глушь. Есть полянка рядом с трассой – вышли, мусор, оставленный ранее другими любителями природы, забросили в кусты, поели, попили, пошумели, свой мусор оставили и уехали домой. На кухне продолжать!
А как обстоит дело с охотниками, рыбаками? Они-то что?!
Эх! Где теперь эти любители побродить с ружьишком, подобно барину Тургеневу?!
Давно перевелись! Лучше поехать на стационарную охотничью базу большой компанией, где егеря за деньги уже оборудовали места засидок и прикормили зверя. Тут не до охотничьей романтики, главное, чтобы водки хватило.
Такое положение дел характерно не только для Российских регионов, но и для всех других стран с теми или иными вариациями.
Так о каком прессинге идёт речь?!
Нет его, прессинга! Теперь все прочно сидят на своих местах – люди в городах и по дачам, а не люди…
Они рядом, и их не так уж мало, как некоторым кажется!
Совершенные органы чувств, обладание так называемой экстрасенсорикой - способности к телепатии и суггестии позволяют им без труда обнаружить человека разумного, принять меры безопасности и даже настроится на волну его мышления а, при необходимости, быстро перейти в скрытое состояние.
Общей теории этих свойств не выработано, но их наличие признается современной наукой. Покоритель Эвереста и исследователь Эдмонд Хиллари писал: "Для шерпа способность йетти усилием воли делаться невидимым - такая же важная часть описания этого существа, как и его предполагаемые очертания и размеры". Разумеется, ни сам Хиллари, ни другие серьезные исследователи не допускали возможности нарушения законов физики. Скорее всего, речь шла о способности существа каким-то образом внушить человеку, что тот его не видит.
В людях же, не обладающих подобными свойствами, необычность антуража при встречах с этими существами порождала и продолжает порождать легенды о леших, чертях, русалках и прочей «нечисти».
Я вовсе не хочу никому навязывать свою точку зрения, базируясь лишь на рассуждениях. В конце концов, есть факты, а они, как известно вещь упрямая. Имеется статистика, из которой становится ясно, что в наше время случаи встреч людей с этим существом происходят даже чаще, чем в прошлом. Не в глуши лесов и не на склонах неприступных гор, а совсем рядом с человеческим жильём. На окраинах больших городов, в районах свалок, вблизи дачных посёлков, у водоёмов. География: Саратовская область, Тверская, Ярославская, даже ближнее Подмосковье. А на севере США и в Канаде уже рассмотрен целый ряд заявлений от фермеров к местным властям с требованием покончить с произволом непрошеных гостей на частной территории.
Похоже, наш герой совсем не собирается вымирать, а, напротив скрытно готовится к наступлению!
Свидетельства, свидетельства, свидетельства…
От них не отмахнёшься, даже если списать девяносто девять процентов этих свидетельств на мистификацию и галлюцинацию.
Впрочем, можно списать и все сто процентов. Так легче и даже как-то уютнее! Для многих, но только я не из их числа!