Сильвочка (так ее всегда называли в семье) родилась с врожденным пороком сердца. Умерла молодой, еще до войны (летом 1940 года) – ей тогда было лет 36, – так что я о ней знаю только по рассказам мамы и по семейным фотографиям. По снимкам – была красивая (было в кого!), похожа и на мать, и на отца. А еще – я как-то нашла ее дневник, который, представьте себе, сохранился, несмотря на годы войны, эвакуацию и пр. Правда, не весь – несколько разрозненных страниц. И какие-то письма еще хранятся в «семейном архиве».
Изо всех этих обрывочных сведений родился образ обаятельной умной молодой женщины, возможно, знающей, что она обречена, и поэтому стремящейся как можно больше взять от жизни. Не в плохом смысле – для этого она была слишком умна, да и не так воспитана. Мне представляется натура сильная, энергичная, не склонная к депрессии, несмотря ни на что. В ее дневнике много стихов: Есенин, Блок, Игорь Северянин, Саша Черный. Песни из репертуара Вертинского, который был тогда очень популярен. Какие-то стихи незнакомых мне поэтов, среди них – некий К. Янов и Михаил Гербановский. Имя последнего я нашла в Интернете: там, в одной из статей, он значится как поэт-немодернист (может быть, неомодернист?) и переводчик. По датам жизни – похоже, тот самый.
Авторство некоторых стихов мне определить не удалось – возможно, они принадлежат ей самой? Имеется также карандашный портрет, датированный 1936 годом. В семье тогда художников не было (потом появился после войны – и даже не один). Возможно, это автопортрет, или рисунок сделан кем-то из ее друзей? Как бы там ни было, сходство с оригиналом несомненное (судя по фотографиям), хотя рисунок явно дилетантский.
Не знаю, получила ли она какое-то специальное образование – работала на заводе. Здесь уместно будет привести отрывок из ее дневника (говорящий и об ее отношении к Одессе): «Жизнь в Одессе полна радости. Дни, пролетающие в работе – кипящей, живой и общественной. 7 часов или 12 часов работы. Какая разница? Разве есть время думать об усталости? Только вечером, уезжая с завода после целого дня кипучей гонки из цеха в цех, чувствуешь ломоту во всем теле и легкое головокружение...».
Разносторонне одаренная, очень активная (в отличие от своей сестры, а моей мамы Аллы), жизнелюбивая, живо интересующаяся и, видимо, разбирающаяся в музыке и искусстве. Она дружила с сестрой Эмиля Гилельса – Лизой Гилельс. В доме бывали артисты, художники, музыканты, в том числе юноша, ставший потом известным композитором Модестом Табачниковым. В дневнике, среди прочих, имеется стихотворение «Дорогие минуты», посвященное «С…е», и подписанное «М. Т – ков». Очевидно, он слегка «приударял» за хозяйкой дневника – как, вероятно, и прочие члены этой, как теперь принято говорить, «тусовки».
В дневнике есть также упоминание о вечеринке у некоего поэта Б. К., о его жене Нате и сыне. Я не смогла расшифровать, кто этот Б.К. (по характеристике автора дневника – «талантливый поэт и хороший парень»). Вообще почти все имена в дневнике и многие стихи зашифрованы инициалами, и часто даже непонятно, это посвящение или инициалы автора. Вот, например, начало шуточного стихотворения, озаглавленного (или посвященного? или подписанного?) О.А. и датированного июнем 1938 года:
«О поклонницы богемы,
собирайтесь в добрый час –
многострочные поэмы
уж настрочены для вас!
Ковальчук и Гриша Плоткин,
восседая, как цари…».
Возможно, Ковальчук – это и есть тот самый «поэт Б. К.»? Поиск в Интернете ничего не дал. Зато Плоткиных, более или менее «подходящих», обнаружилось сразу двое.
Один – «просоветский» журналист и писатель Григорий Давидович Плоткин, выпустивший в 1959 году брошюру «Путешествие в Израиль» (года рождения его мне не удалось отыскать). Одессит, автор либретто оперетты «На рассвете», в основе которой роман Смолича «Рассвет над морем».
Другой – Плоткин (Цви) Григорий – еврейский писатель, 1895 года рождения, т.е. по возрасту мог бы быть Сильвочкиным отцом. Да и одесситом он не был (хотя, конечно, мог бывать в Одессе – сюда летом кто только не приезжает!). Я, конечно, «подозреваю» скорее первого. Впрочем – что толку гадать? Вопросы все равно уже задавать некому…
Поэтому просто продолжу свой рассказ.
Из-за болезни Сильвочка в последние годы своей жизни каждое лето проводила в санатории. Сохранилась фотография тех лет, где она сфотографирована с медсестрой (или врачом?) и кем-то из больных. Несмотря на свою болезнь, замужем побывать Сильвочка успела – даже, кажется, дважды (впрочем, в последнем не уверена). Детей не было – ей нельзя было рожать. Один из мужей был русским. В дневнике упоминается имя мужа (какого-то) – Георгий Францевич, и говорится, что он был «студент 4-го курса и старый член партии» (запись 1936 г.). И одно из стихотворений – «Пушкину» – подписано «Г. Огуй». Не знаю, его ли это, но думаю, что стоит привести его здесь хотя бы частично – может быть, кто-то из читателей сумеет его идентифицировать? Стихотворение длинное – целая поэма! – но оно мне очень понравилось. Вот отрывок из него:
Пушкину
Мне страшный сон приснился ныне:
Забыть навеки не смогу –
Над рощей ветер синий-синий,
Глухая тишь… Январский иней
И кровь поэта на снегу.
Потом метель… Толпа на Мойке.
Рыданье тихое… Сугроб.
Вспотев от пены, мчится тройка.
На ветхих дрогах - черный гроб.
Оцепенело цепью вех – дорогу
Ель воткнула в белый снег – ногу
По раскатам бег саней – с визгом
Под копытами коней – брызги.
Даль без края, без конца – вышла,
Только что-то бубенца – не слышно.
Куда везете Вы поэта?
Остановите лошадей!
Но нет ответа!.. Синь рассвета
На окнах комнаты моей.
Обратите внимание на внутренние рифмы, на переход с размера на размер: как по мне – очень здорово!
В семейном альбоме сохранилось фото Сильвочки с мужем (каким-то) – без имени: очень красивый мужчина в военной форме. (Что-то у меня все сплошные красавцы и красавицы получаются – опять же – как в сериале! Видно, пора переходить к следующей главе).