Я сидел на берегу моря и впитывал губительный ультрафиолет. И мне было хорошо. Сиамский залив Южно-китайского моря, пожалуй, обладает самым лучшим сочетанием теплой воды, из которой выходишь, не дрожа от ветра, и мягкого Солнца, под которым не обгараешь долгое время. Море пушистыми пенистыми волнами играло с моими пальцами, осыпая их мелкой галькой и песком. Солнце скатывалось к горизонту, потеряв равновесие, и мне пришлось нацепить на нос солнцезащитные очки.
На пляже никого не было. Ну, не совсем так – вдали от меня были расстелены покрывала и полотенца, на которых грели свои морщинистые тела европейские пенсионеры. Как бы я ни старался, представить себе пенсионеров из нашей страны, безмятежно отдыхающих на пляжах Таиланда, я не мог.
Он шел ко мне. Странной походкой, через чур сильно для мужчины виляя худыми бедрами, пригибаясь и немного прихрамывая на горячем песке. Смуглый, короткостриженный человек, высохший на солнце, одетый в просторные черные брюки и белую шелковую рубаху. Как только расстояние между нами сократилось до нескольких метров, я узнал в нем пляжного официанта – они ходили между шезлонгов и предлагали блюда традиционной тайской кухни с доставкой прямо на пляж. Они, как и практически все тайцы в этом городе, сносно говорили по-русски, подшучивая и подмигивая, когда шутка возымела эффект.
Он остановился около меня – не слишком близко, чтобы нарушить мою интимную зону, но и не так далеко, чтобы не разорвать связь.
- Кушать будете что? – сказал он. С каждым словом он все глубже проникал взглядом внутрь меня. В его миндалевидных глазах играла целая радуга выраженных эмоций – за короткий миг мне удалось прочитать радость от возможности услужить, уважение, хитрость и ту необъяснимую печаль, которая застыла в глазах у всех тайцев, понять ее причины человеку, приехавшему из чужой страны, невозможно.
- Да, суп буду, этот… из морепродуктов в кокосовом молоке. Как он называется?
- Том ям – сказал человек.
- Да, Том ям, только no spicy, совсем не острый, ладно? – наученный печальным опытом, сказал я.
- Да-да, no spicy! Понял, понял! – закивал официант, пригибаясь и сложив руки в районе груди.
- И все, больше ничего.
Он начал пятиться, потом резко развернулся и быстро, совсем другой, уверенной походкой, зашагал к пляжной кухне.
Нация идеальных слуг. Годы, за которые Таиланд из погрязшей в наркотиках и СПИДе страны третьего мира, превратился в одну из самых популярных туристических стран, оказали огромное влияние на его коренное население. Уровень профессионализма в сфере обслуживания у тайцев был огромен – они умели слушать, кивая и обезоруживающе улыбаясь, они по нескольку раз повторяли просьбу, чтобы избежать ошибок, они готовы были сделать все, когда допускали просчет и клиент был недоволен. Шелковый, проникающий взгляд, сведенные у груди руки, голова, иногда склоняющаяся так низко, что невольно приходилось задумываться об искривлении позвоночника. Порой мне было ужасно неловко, когда взрослый, опытный человек раскланивался передо мной, двадцатилетним мальчишкой, будто я был хозяином, а он моим рабом. Мне хотелось прервать этот унизительный акт, высказать ему все, что я думаю, но я сдерживал себя, зная – он любит свое дело, ему нравится служить мне, другой жизни он просто не представляет.
Прошло двадцать минут, и на песке вновь появилась фигура официанта. Он нес мне большую порцию супа, держа ее на вытянутых руках, как будто боялся, что даже беглый взгляд испортит ее вкус, что случайный выдох разгневает меня, и ему придется готовить еще одну порцию бесплатно. Он поставил тарелку супа рядом со мной, убедившись, что она стоит довольно устойчиво, и выпрямился, осматривая меня с чувством полного удовлетворения.
Я закрыл глаза и вдохнул пряный запах супа. Креветки, мидии и кальмары, залитые бульоном из кокосового молока с множеством приправ – все смешалось в чудесном аромате, поднимающимся над тарелкой.
Официант стоял подле меня, и мне показалось, что он просто радуется от того, что мне понравился суп. Но он чего-то ждал, заглядывая мне в рот.
- Отличный суп, правда! – сказал я.
- Приятного аппетита! – сказал он, и в его глазах появилась надежда – смуглая кожа на лбу собралась в продольные морщины, а тонкие черные брови подскочили почти до самых волос.
Я отвернулся, созерцая заходящее Солнце, и принялся смаковать остывающий суп. Официант постоял еще минуту, и, через чур резко развернувшись на месте, чуть не упав, быстрым шагом направился в сторону кухни.
Вы когда-нибудь непроизвольно обижали другого человека? Могу поспорить, что да. Тогда вы отлично понимаете, что чувствовал я в то время – смятение и неловкость от причиненной обиды и полное непонимание причины, по которой официант, привыкший к резким окрикам пьяных туристов, снобистским приказам гордых европейских женщин, развернулся и разочарованно покинул меня.
Ночью были клубы, неугасающая ни на миг тусовка, Walking street, трансвеститы, русские стриптизерши, тайский бокс и вкусное тайское пиво, которого я, как обычно, перебрал, а потом метался по кафе в поисках туалета. Но официант стоял передо мной в немом ожидании, и я силился понять, что ему нужно. Я кричал на него, но он лишь покорно улыбался, я топал ногами, а он вздрагивал и опасливо оглядывался по сторонам.
Под утро я осел, как дорожная пыль на капоте автомобиля, в уютном открытом кафе с большой ареной для тайского бокса прям посередине зала. Солнце встало, готовое разогревать тела туристов, и вместе с ним в мою пьяную голову пришел ответ, предложение, высказанное не мной, а кем-то другим, кем-то, кто в одиночестве сидел за соседним столиком и тихо разговаривал сам с собой. Я удовлетворенно допил последний за ночь бокал пива, и, поймав тук-тук – открытое такси, доехал до гостиницы.
Следующим вечером я нетерпеливо ждал моего официанта на том же месте. Ждать пришлось довольно долго, и вот, спустя сорок минут, он появился, в неизменной белой рубашке, и той же необычной походкой подошел ко мне.
- Том ям? – сразу спросил он, утвердительно кивая.
- Том ям, конечно! – я рассмеялся. Слабенький укол совести смешался с разливающимся по телу теплом надежды. «А вдруг он уже все забыл? А вдруг это вообще были мои домыслы?». Но вчерашний крутой поворот и решительные шаги в сторону кухни не давали мне покоя.
- No spicy! – в свою очередь рассмеялся он.
- Да! Совсем-совсем без перца – я поморщился.
Через двадцать минут я снова наслаждался сладкими запахами супа, а официант снова смотрел на меня, заглядывая то в рот, то в глаза. И я решил попробовать то, что пришло мне на ум во время ночных скитаний по яркому городу.
- Спасибо… - сказал я тихо, - спасибо тебе, сегодня суп еще вкуснее, чем вчера!
Что тут началось! Искры, извергаемые его улыбкой, зажгли пламя первобытной радости, которое вырывалось изнутри него. Вечная нотка печали в глазах пропала. Он ликовал, но не мог показать это, потому что служил мне, он хотел танцевать и махать руками от счастья, но сдерживал себя, улыбаясь все шире и шире. Вдруг, опомнившись, он выхватил из кармана маленький черный блокнот, раскрыл его и огрызком карандаша что-то записал туда, тщательно прорисовывая каждую букву.
- Как тебя зовут? – спросил я, наблюдая за произведенным словами благодарности эффектом.
Официант вздрогнул, будто забыв, что я нахожусь рядом с ним – все внимание его было приковано к черному блокнотику.
- Прадид. Меня зовут Прадид! – сказал он.
- Что ты записываешь, Прадид?
Он опустил глаза. Я понял, что никто в его жизни ни разу не задавал ему такой вопрос, и он поставил худого официанта в тупик. Я открывал тайную комнату, в которую нельзя было входить чужеземцу, его алтарь, священное место, и он колебался, придерживая тяжелую дверь плечом. Наконец, поборов себя, он показал мне блокнот, и сказал на родном языке:
- Кхоп хун. Спасибо, ты сказал мне спасибо.
- Да, ведь суп действительно отличный – не понимал я.
- Нет-нет – лицо его скривилось, он пытался что-то объяснить мне, но небольшой словарный запас осложнял эти попытки, - спасибо очень мало говорят в год.
- Очень мало в год? Ты имеешь в виду – ты давно не слышал, чтобы кто-то говорил тебе спасибо?
- Да! Да! – он часто закивал, - совсем мало, вот, смотри.
Он протянул мне черный блокнотик, и я всмотрелся в карандашные надписи, сделанные аккуратным витиеватым почерком. Блокнот был разделен серой линией на две половины – слева стояла дата из буддийского календаря, а справа от нее было что-то написано по-тайски. Самой последней стояла сегодняшняя дата с комментарием.
- Я не понимаю, Прадид. Что тут написано?
- Спасибо там – он пальцем указал на комментарий, - здесь ты, а здесь – сегодня.
И я понял.
- Ты записываешь все «спасибо», которые люди когда-либо говорили тебе?!
- Ты говоришь правильно – он сиял.
- А что ты пишешь в комментариях? – я снова пробежался по закорючкам в правом столбике.
- Если тебя не знаю – пишу твою одежду, или волосы, или лицо, или очки – он показал пальцем на мои солнцезащитные очки, которые лежали рядом на шезлонге. – А если знаю, пишу имя.
- Ты записываешь дату, а рядом… приметы, или имя того, кто сказал тебе спасибо? – догадался я.
- Да! Пойдем, пойдем! – он взял меня за руку и небрежно потянул, полностью забыв, что был готов прислуживать мне. Я перешел из категории туристов, людей, с которыми он работал всю жизнь в другую, более близкую категорию – его друзей. Я знал его тайну, и он тянул меня за собой, забыв о супе, который я так и не доел.
- Куда ты меня тащишь? – спросил я беззлобно, искренне удивляясь внезапному порыву тайца.
- Я хочу показать тебе! Никто не видел! Только я! – неопределенно отвечал он.
Любопытство вело меня за ним, и мы быстро шагали по пляжу, иногда переходя на бег. Прадид торопился, я еле поспевал за ним.
Некоторые официанты, как и массажисты, жили прямо на пляже – на его дальней границе. Там стояли маленькие домики, куда они приходили после тяжелого рабочего дня. Прадид открыл дверь одного из домиков, и мы ввалились внутрь. Маленькая комнатка, обставленная необходимой мебелью, была аккуратно прибрана, в ней царила абсолютная чистота.
Таец лег на пол и вытянул из-под кровати большую жестяную коробку, в которых когда-то продавали кофе. Я несомненно наблюдал ритуал. Прадид сел на кровать – все движения его стали мягкими и плавными, на лице замерла блаженная улыбка монаха. Поставив коробку на колени, он похлопал по кровати рядом с собой, приглашая меня присоединиться, и открыл крышку. В коробке лежало не меньше сотни маленьких черных блокнотов, и я присвистнул. Я догадывался, что написано в каждом из них, и старое русское «Спасибо в карман не положишь» приобрело для меня иной смысл – для того, чтобы унести эти блокноты с собой, нужно было много карманов, и обычных брюк явно не хватило для этого. Прадид с обожанием провел пальцами по обложкам блокнотов и принялся выдергивать их из коробки и совать мне в руки, что-то эмоционально приговаривая на тайском. Когда блокноты уже не помещались у меня в ладонях, Прадид остановился и вытащил из коробки последний блокнот, потрепанный, с пожелтевшими страницами. На первой странице черными чернилами стояла дата – 14.08.2521. Рядом с ней стояла клякса, и был написан первый комментарий. Произведя вычисления по буддийскому календарю, я ахнул – первая запись в блокноте, первое «спасибо», сбереженное Прадидом было тридцать два года назад!
- Сколько тебе лет? – спросил я.
- Сорок четыре – ответил таец.
- Сорок четыре… Ты записал свое первое спасибо в двенадцать лет?!
- Да, тогда я работал официантом в «Морском бризе».
- И с тех пор ты записываешь каждое «спасибо»?
- Ты видишь, да – он обвел рукой все разбросанные по кровати блокноты, - вот, гляди!
Он схватил один блокнот, бегло пролистал его, и показал мне запись, сделанную десять лет назад.
- Филипп Киркоров – гордо сказал он, - ваш певец, да!
Я рассмеялся, но он нахмурился, думая, что я смеюсь над его гордостью, и я прекратил.
- А вот, - он достал другой блокнот, более старый, судя по обложке, - Шварцнеггер, сильный, большой, дааа. I’ll be back! – он сделал каменную гримасу.
Я захлопал в ладоши. Прадид захохотал и начал раскрывать страницы блокнотов, показывая мне знаменитых людей, которые сказали ему «спасибо» однажды. Кого там только не было – политики, актеры, певцы, художники, из Америки, России, Германии, Китая, Индии, известные всему миру, или только в Таиланде. Каждое имя Прадид произносил по-разному, взгляд его замутнялся, теряясь в галерее портретов и воспоминаний. Он служил всю свою жизнь, всю свою жизнь он приносил людям Том ям и прочие деликатесы тайской кухни, а в ответ получал самое драгоценное слово в мире, которое может сказать человек – «спасибо». Мы совсем не осознаем, какую силу оно имеет, а этот маленький таец, собирая и записывая на протяжении трех десятилетий хронику благодарности, боготворил это слово, оно было для него целью жизни, его навязчивой идеей.
Прошло два часа, за которыми Прадид открывал мне все новые и новые уголки своей истории. Десятки, сотни тысяч обслуженных им людей, жизней, путей, пройденных по-разному. Сотни тысяч судеб, замерших на миг на белоснежном песке тайских пляжей, в спасительной тени ресторанов и кафе, в уюте массажных салонов с их неповторимыми пряными флюидами. И все они подарили смуглому тайцу частичку своей благодарности, своей души. А он был стражем этой частички, хранителем, свято охраняющим произнесенное слово.
За окном маленького домика стемнело, и с улиц города доносились звуки ночного веселья. Прадид смотрел на меня влажными глазами, и я чувствовал, как он хочет обнять меня, находясь в потоке эмоций, ведь я был единственным человеком, которому он решился доверить тайну за целых тридцать лет!
- Мало стали говорить «спасибо» - сказал он, и огонь в его глазах потух, оставив после себя потрескивающие угли. Он опустил глаза в пол и принялся собирать черные блокноты обратно в коробку.
- Когда тебе говорили «спасибо» в последний раз? До меня, в смысле – спросил я.
- Месяц назад! – вспыхнул он, - месяц, представляешь?! А раньше – смотри, каждый день, каждый день…
Мне стало жаль Прадида, и я помог ему собрать блокноты в кофейную коробку.
- А зачем ты собираешь эти слова? – спросил я, и тут же понял, что допустил страшную ошибку.
Прадид сильно нахмурился и выронил два блокнота. Я тут же попытался объяснить свой вопрос:
- Мне очень нравится то, что ты делаешь, правда! Но я хочу понять, почему ты аж в двенадцать лет начал записывать эти слова, и продолжаешь делать это день за днем?
Прадид долго думал, вспоминая нужные русские слова и составляя из них предложения, и наконец, ответил:
- Я надеюсь. Я очень люблю людей, люблю тебя, люблю женщину с белой кожей, которая кричит на меня, люблю своего начальника, недовольного мной, люблю детей, которые строят замки из песка. И я верю в них. Я верю в то, что пока один человек говорит «спасибо» другому, он жив, понимаешь? Он остается человеком, даже если он сказал спасибо… как это… неосознанно. И я буду записывать их благодарность, пока последний человек на Земле не скажет мне последнее «спасибо». Вот и все. Вот и все…
Прадид замолчал, потупившись. Я был сильно удивлен этой речью, совсем не ожидая, что он сможет так внятно все объяснить. Я положил ему руку на плечо, и, когда он посмотрел прямо мне в глаза, сказал:
- Ты прекрасный человек, Прадид, и теперь я тоже буду верить в людей, во что бы то ни стало.
Таец заулыбался, заразив улыбкой меня.
- Если я скажу тебе «спасибо» еще раз, ты запишешь его повторно? – шутливо спросил я.
- Да! Да! – воскликнул он воодушевленно.
- Тогда большое спасибо тебе, Хранитель Благодарности, и пусть дело твое процветает!
Теперь уже Прадид захлопал в ладоши, а потом вытащил из кармана блокнот и записал дату.
- Как тебя зовут? – робко спросил он.
- Меня зовут Артем – ответил я.
Он записал комментарий и отдал мне блокнот.
- Что тут написано?
- Артем, мой друг – сказал он.
Я торжественно расписался под комментарием, и мы пожали друг другу руки.