И боги нас услышат

Марина Добрынина
это произведение написано в соавторстве с Сергеем Булыгиным и Владиславом КУлигиным

Аркаим был открыт археологами  в Челябинской области в 1987 году, и по сей день никто точно не может сказать, для чего был создан этот город. Одни говорят, что это была величайшая по точности обсерватория, равной которой не знали за несколько тысяч лет до рождения Христа.  Другие, что это был огромный  храм Солнцу. Третьи видят в нем доказательство тесного сотрудничества древних славянских племен с инопланетянами, которые делились с ними своими знаниями. 
       Наверное, точно мы никогда не узнаем ответ на этот вопрос, но предполагать можно всякое. Бесспорным остается одно – Аркаим есть, и он древнее египетских пирамид. Его жители не знали письменности, но производили астрономические расчеты, поражающие современных ученых своей точностью. Сейчас этот древний город и близлежащую территорию превратили в заповедник, открытый для туристов.
       Когда-то жители Аркаима ушли из него, спалив дотла свои жилища. Зачем они сделали это? Неизвестно. В этом рассказе мы предложим свою версию событий, а уж понравится она вам или нет, каждый решит для себя…
               
                1
       Высокий седовласый старец в длинной  белой рубахе методично работал острым ножом с простой деревянной рукояткой, отполированной до блеска его мозолистыми ладонями. Масляный светильник, подвешенный к потолку, освещал огромный, выше человеческого роста, круглый деревянный щит, весь испещренный диковинными узорами, каждый из которых отличался от предыдущего. Только в самом центре оставался кусок нетронутой поверхности величиной с ладонь, на котором надлежало лишь вырезать последние, самые могущественные магические символы, от которых, без преувеличения, зависела судьба мира. На лице выступил пот, тело одеревенело от долгой однообразной работы, но рука не дрожала, и очертания новых символов, появляющихся из-под резца, были ровными и четками. 
       Раздавшийся стук прервал напряженную работу старца. Он опустил нож и прислушался. Уж не померещилось ли? Нет, стук повторился, на этот раз гораздо настойчивее. Звук шел прямо из-под ног старика. Не вставая со скамьи, он протянул правую ногу и отодвинул засов, запиравший крышку широкого квадратного люка в полу. Крышка откинулась, открыв деревянную лестницу, ведущую в горницу, и стоящую на ступенях фигуру высокого роста в сером плаще с серебристыми символами волхва на нем.
       - Да будет солнце с тобой, учитель! – послышался глухой голос.
       - А, входи, я почти закончил, - сказал старец, с удовлетворением окидывая взглядом выполненную работу.
       Человек в сером плаще поднялся наверх, прикрыл крышку люка и с любопытством уставился из-за плеча мастера на щит. 
       - Неужели здесь всё? – спросил он.
       - Почти всё, да, - коротко сказал старик и вновь принялся за работу.
       После недолгого молчания, нарушаемого лишь тяжелым дыханием старца, он добавил:
       - Близится день великого солнцестояния, я боялся, что не успею, пришлось поторопиться, и сегодня я закончу, хотя осталось самое трудное.
       - Нет, этого не будет, - уверенно произнес человек в сером плаще.
       - Вздор, здесь осталось совсем немного, - сказал старик через плечо.
       В руке у волхва тускло сверкнуло лезвие ножа. Одним быстрым движением он зажал старику рот рукой и вонзил клинок ему в грудь. Старик пытался сопротивляться, вырываться, но силы быстро покинули его, и вскоре обмякшее тело свалилось на пол.
       Волхв в сером плаще оттащил убитого в угол, сел на его место и взял инструмент, ещё хранивший тепло руки прежнего хозяина.
       - Прости, учитель, но завершить работу так, как надо, смогу только я, - сказал он, печально усмехнувшись.
                * * *   
   Статный молодой человек стоял перед большим зеркалом – отполированной бронзовой пластиной в деревянной раме. Отражение было размытым, но все же достаточно четким, чтобы видеть себя во всей красе.
Русые, тщательно расчесанные волосы спадают до плеч, белая рубаха, расшитая по краям лучистыми узорами священного символа бога Солнца, скрывает почти полностью мягкие, выкрашенные в темно-зеленый цвет льняные штаны, на ногах – мягкие сапоги из оленьей шкуры, украшенные бисером. Молодой человек улыбнулся своему отражению, выглядел он отлично, как и подобает внуку верховного жреца Аррата.         
      Парня звали Родослав, и то, что он занимался не совсем подобающим для мужчины делом, а именно вертелся перед зеркалом, имело уважительную причину: он собирался встретиться с Ладой, девушкой, которой принадлежало его сердце. С девушкой, которая нравилась не только ему одному. Родослав нахмурился, вспомнив о сопернике. Ах, если бы тот был калекой, уродом, глухонемым, бесполезным, тем, кого жалеют, но не любят… К сожалению, нет, ибо тот, второй, был еще достаточно молод, привлекателен, умен. И он очень, очень раздражал Родослава. Впрочем, долго размышлять о неприятном и хмуриться было не в его привычках.
       Еще раз окинув взглядом родные стены, выложенные из лиственничных бревен, он открыл дверь и вышел на улицу. Солнце, по-хозяйски расположившись на синем, подернутом легкой рябью белых облачков небе, щедро дарило городу тепло и свет.   Родослав вышел со двора и направился к главной городской площади. Светлояр был  большим и  богатым городом. Этому сильно способствовали широкие, богатые рыбой реки, сливающиеся в одну неподалеку от города, и обильные дичью леса вокруг. В плодородных долинах рек и на участках, освобождённых от леса при строительстве города, колосились нивы и паслись тучные стада, принадлежащие жителям окрестных деревень. Для обитателей этого края он был просто Городом, им как-то не приходило в голову задумываться о том, что где-то на свете существуют и другие города, большие и малые, богатые и не очень.
    Родослав поднимался по широкой улице, не мощеной, но чистой и хорошо утоптанной, протянувшейся вдоль рядов крепких, похожих друг на друга изб. Встречные прохожие улыбались ему и желали здоровья. Молодой человек отвечал тем же, он хорошо знал всех жителей Светлояра, в котором насчитывалось целых две тысячи душ, а они знали его. Парень направлялся к главной и единственной площади города.
Светлояр стоял на холме, а площадь была его центром и находилась на самой вершине. Отсюда открывался великолепный вид на горы, величественной грядой растянувшиеся далеко на западе. Пристанище Богов, так старейшины назвали их, по преданию это обитель Сварога, бога неба и отца всего сущего.
       В центре площади стоял большой помост, срубленный из оструганных досок. В праздничные дни старейшины собирались на нем и произносили торжественные речи, а в будни отсюда оглашались все новости  жизни города. Сейчас помост пустовал. Люди проходили рядом, не обращая внимания, только небольшая группка детей забралась на него и предавалась играм.
Подойдя к помосту, Родослав сделал вид, будто любуется на горы, а сам краем глаза следил за поворотом на северную улицу, явно ожидая чего-то. Ждать пришлось недолго. Солнце, спрятавшееся за небольшую тучку, когда Родослав выходил на площадь, не успело ещё показаться с другой стороны, как на площадь с северной стороны вышел здоровенный детина с длинной бородой, спускающейся до внушительного пуза. Никого и ничего вокруг себя не видя, он гордо прошествовал мимо помоста, даже не заметив стоящего к нему спиной Родослава.
      «Отлично!» -  подумал парень. - «Путь свободен!»
Не теряя времени, он быстрым шагом направился на северную улицу. Его путь лежал прямо туда, откуда только что вышел простоватый, но зато очень сильный старший брат Лады – Вакула. Нельзя сказать, что он был против их отношений  со своей сестрой, стать частью семьи верховного старейшины было большой честью для любого рода. Но Вакула был человеком старых порядков и правил, поэтому до свадьбы всех ухажеров  сестры выпроваживал прочь и частенько не самым вежливым способом. «Засылайте сватов, тогда поговорим!» -  всегда говорил он. Какая уж тут любовь…
        Северная улица Светлояра примыкала к частоколу и городским воротам. Здесь жили воины городской дружины и ремесленники. Небогатая улочка, по сравнению с той, где жил Родослав. Воровато оглянувшись,он перелез через невысокий забор дома  возлюбленной и оказался во дворе. К нему тут же с лаем бросилась большая черная собака, но, узнав не такого уж редкого здесь гостя, только уткнулась мокрым носом в его руку. Парень потрепал пса по голове и поднялся на крыльцо дома. Стучать в дверь ему не пришлось, она открылась сама и на пороге показалась та, ради которой он пришел сюда - его возлюбленная Лада. Стройная девушка с длинными русыми волосами, большими и синими, как небо, глазами, одетая в белое, расшитое  красными узорами платье.   
       - Здравствуй, любимая! – сказал Родослав.
Как хотелось ему поцеловать ее, заключить в объятия! Нежные и сладкие губы Лады были подобны настоящему дурману, но он не мог позволить ему лишить себя разума. Девушка в доме одна, никто не помешает, если он даст полную волю своим чувствам. Но он хотел назвать Ладу своей женой, и как сможет он поклясться перед предками, что его жена была невинной, когда придёт время?
- Я только что чуть не столкнулся с твоим грозным братцем, -  сказал он, отступив на шаг.
- Вакула. - Доверчиво улыбнулась Лада, видимо не догадываясь о буре, которая только что прогремела в душе парня. – Он до вечера не вернётся, заходи.
Девушка отступила вглубь дома, открывая его взгляду чисто прибранную горницу, в которой даже луч солнца, падавший из узкого окна, не мог найти сколько-нибудь заметной пылинки. Убранство жилища было небогатым по сравнению с тем, что привык видеть вокруг себя Родослав, комнаты небольшие, с низким потолком, миски из грубо обработанной  глины и братины, стоявшие в углу большого стола… Все это было одной из тех причин, что стояли стеной против их союза. Вся сановная родня молодого человека была против брака с девушкой из  более низкого сословия,  но для Родослава главным было именно то, что здесь жила его возлюбленная.   
       Родослав вздохнул, понимая, что зайти в дом незамужней девицы означает нарушить заветы предков, а потому он должен уйти, но если и остаться, что уже неправильно, то затем лишь, чтобы вести беседы. Разговаривать, представляя себе прелести милой Лады, воображая, что могло бы быть, тая свои мысли глубоко, пряча их под ресницами, скрывая их в сердце, надеясь на то лишь, что милая понимает всё без слов и ждет лишь дня свадьбы, чтобы… 
       Его размышления прервал скрип калитки и знакомый голос, только сейчас в этом голосе, всегда весёлом и беззаботном, звучала печаль и тревога.
       - Я искал тебя, так и знал, что найду здесь! – воскликнул Светозар, младший брат Лады, вбегая во двор. Он был приятелем Родослава и, конечно, в курсе его чувств к своей сестре.
       - Что случилось, Светозар? – спросил Родослав.
       - Прости, друг, но я принёс недобрую весть, - сказал Светозар, опустив голову, - Твой дед…

                2
       Родослав еще ни разу не бывал в городе Солнца, Аррате, что располагался  всего в двух верстах к северу от Светлояра. Это был на самом деле не город, а храм, святое место, посвященное в основном лучезарному богу. Допускались туда, за редким исключением, лишь жрецы, главным из которых был дед Родослава Карнад. Но сегодня произошло событие, подобного которому не сохранила память самых древних стариков, и только в преданиях звучали отголоски диких, чудовищных деяний предков, происходивших до того, как боги взяли их под своё покровительство. Традиции кажутся незыблемыми, когда жизнь веками катится по заданному богами пути, но происходит какое-то новое, неслыханное событие, и они оказываются не такими уж вечными и несокрушимыми.
       Именно из-за ощущения, будто рушатся глубинные, завещанные предками устои, стоя у громадных, непривычно распахнутых перед ним ворот, молодой человек долго не мог заставить себя вступить в город. Лишь когда Светозар, которому вход был по-прежнему запрещён, слегка подтолкнул его в спину, Родослав сделал над собой усилие и переступил порог.
Аррат был воистину самым удивительным и величественным местом из всех, что доводилось видеть Родославу. Он понимал, что определение «город» для этого сооружения весьма условно, но в языке народа, который в течение по крайней мере полутора столетий не знал вражеских набегов, не было понятия «крепость». Тем не менее, это была именно крепость. Глубокий ров, заполненный водой, опоясывал внушительную внешнюю стену с тяжелыми дубовыми воротами. Изнутри к стене примыкали прочные деревянные постройки, крыши которых, почти плоские, лишь с небольшим наклоном для скатывания дождевой воды, находились немного ниже верхней кромки стены и при необходимости могли служить площадкой для маневра и установки метательных орудий. Окна и двери жилищ, расположенных вплотную и разделенных общими стенами,  выходили на крытую деревянным настилом кольцевую улицу. Её внутренняя сторона представляла собой вторую крепостную стену, также снабженную крепкими дубовыми воротами. Внутреннее кольцо построек, прилепившихся к ней, почти повторяло внешнее, только их окна и двери выходили не на улицу, а на центральную площадь, где стояло единственное каменное сооружение в этом храме-крепости: алтарь бога Солнца Ярилы. Сооружение из огромных каменных плит занимало большую часть центральной площади. Секрет святилища из числа жрецов знали лишь единицы, но посвящённые безошибочно называли дни солнцестояния, равноденствия, точно предсказывали даты лунных и солнечных затмений. На одном из каменных столбов висел массивный медный щит, украшенный символами бога Солнца, и каждый день специально обученный звонарь бил в него молотом, возвещая, что Солнце проходит высшую точку своего дневного пути. Самое удивительное, что это действо происходило также и в пасмурные дни, хотя никаких других приборов для измерения времени просто не существовало. Впрочем, кто знает, какие ещё древние тайны скрывали жрецы, владевшие секретами выплавки и обработки металлов, огранки драгоценных камней и многими другими, о которых непосвященные не имели ни малейшего понятия.
       Из-под рук жрецов-мастеров выходили многие необходимые людям вещи. Это и удивительно лёгкие и удобные орудия для землепашцев, позволяющие сравнительно небольшому числу деревенских жителей кормить всё население Светлояра и Аррата, и прекрасные украшения, делавшие красоту местных девушек и женщин ослепительной в самом буквальном смысле слова, и великолепное, украшенное драгоценными камнями оружие, служившее для мужчин, по сути, тем же, что диадемы и бусы – женщинам, и не знавшее вкуса человеческой крови… До сегодняшнего дня.
       Сопровождаемый двумя жрецами довольно высокого, судя по символам на их плащах, ранга, Родослав вышел на центральную площадь. Один из сопровождающих указал ему на дверь третьего от ворот строения справа, у которой толпились человек двадцать жрецов, растерянных и подавленных небывалым в истории города преступлением. Толпа расступилась перед Родославом и его спутниками, и они вошли в дом верховного жреца Города Солнца. По сравнению с отцовским домом жилище деда поразило молодого человека своим аскетизмом. Простой деревянный стол, две табуретки, полки для одежды и посуды, аккуратно застеленная кровать… У дальней стены – деревянная лестница с перилами, ведущая к квадратному люку в потолке. Люк был открыт, и наверху слышались чьи-то тяжелые шаги.
       Родослав поднял голову, вслушиваясь.
       - Это там, - послышался сзади чей-то приглушенный голос.
       Родослав поднялся по лестнице и стал рядом с отцом, который, опираясь рукой на крышку стола, задумчиво смотрел на тело деда, распростертое у стены под огромным деревянным щитом, испещренным непонятными узорами и символами. Отец знаком приказал сыну опустить крышку люка и, помолчав еще немного, произнес:
       - Я позвал тебя не только для того, чтобы проститься с дедом. Произошло неслыханное злодеяние, и виновный должен быть найден. Я не могу доверять жрецам в этом деле, ибо убийца – один из Посвященных, никто посторонний просто не мог проникнуть в Аррат. Найти убийцу придётся тебе.
       - Но почему именно мне? – изумился Родослав, - Есть же старейшины, более мудрые и опытные, чем я, да и ты сам…
       - Мудрые и опытные? – невесело усмехнулся отец, - Это наши-то старейшины?! Ну  да, мы стараемся внушить народу уважение к себе, но если честно… Видишь ли, сын, наш город вообще не нуждается во власти. Ни в какой. Боги покровительствуют нам и решают все проблемы, старейшинам просто  нечего делать. Они и не делают. Представляешь, не далее как вчера один из них обратился ко мне за советом, как рассудить спор землепашца и пастуха, чья коза пробралась в огород и сожрала там пару кочанов капусты! Сам посуди, можно ли после этого поручить им серьёзное дело? Есть у меня, конечно, парни и потолковее, из молодых, но ты – мой сын, и когда-нибудь по праву займёшь моё место, и я не хочу, чтобы ты стал таким, как мы. Кроме того, убили не чьего-нибудь, а твоего деда, тебе и искать убийцу. Если что понадобится, обращайся ко мне, сделаю всё, что в моих силах. Жрецы, конечно, тоже начнут своё расследование, можешь к ним обращаться, спрашивать, но своими соображениями не делись. Помни: убийца – один из них.
       Отец помолчал немного и добавил:
       - И ещё знай: это не просто убийство. Чувствую, грядут великие перемены, это лишь первый раскат грома грядущей бури, и если боги сейчас лишат нас своей милости, разгневавшись на свой народ за убийство их верного жреца, нас ожидают страшные несчастья. Хорошо, что он успел завершить главное дело своей жизни, - отец кивнул на прислонённый к стене щит, - иначе мы не смогли бы совершить жертвоприношения в день солнцестояния. Никто не смог бы закончить за него жертвенный щит, на который прольётся послезавтра кровь агнца, чтобы обеспечить нам благорасположение богов.
                * * *
       - Приветствую тебя, Агнияр.
       - И тебе здравствуй, Вакула. Как твоя сестра, не болеет ли?
       Вакула наклонил на бок крупную лохматую голову. Он всегда так делал, прежде чем ответить. Потом он медленно, тщательно выговаривая слова, произнес:
       - Здорова, благодарствую.
       После чего уставился на волхва с выражением восторга на плоском и красном лице.
       Такие вот встречи и вопрос о здоровье сестры давно уже стали ритуалом. Еще тогда, когда Агнияр впервые повстречал синеокую Ладу и, опасаясь спугнуть девушку откровенным напором, одарил вниманием ее глуповатого брата. Вакула горд был такой честью. Как же, сам Агнияр! Кудесник, умеющий разговаривать с богом! Породниться с ним было бы немалой честью! Хотя другой её поклонник, сын старейшины города и внук верховного жреца, представлял собой ещё более выгодную партию, не лежало у Вакулы к нему сердце. Молодой, горячий, того и гляди, опозорит девку до свадьбы, глаз да глаз за ними нужен! А этот – солидный мужчина, надёжный, такой охальничать не будет. Впрочем, брат не стал бы противиться сестриной воле, согласился б с её выбором, разве что поворчал немного. Только вот бестолковая девица этот самый выбор никак сделать не может, сама не знает, чего хочет. Доиграется, дурочка, отступятся оба, оставят на бобах!
       Агнияр, читавший в душе братца своей возлюбленной не хуже, чем опытный охотник следы в зимнем лесу, склонил покрытую капюшоном голову, чтобы скрыть усмешку.
       - Ну, - глухо проговорил он, - иди, Вакула. Света тебе животворного.
       - И тебе, Агнияр.
       Вакула торопливо удалился, а волхв, зайдя за угол, снял с темноволосой головы капюшон и громко, от души, рассмеялся. Знал бы братец, каков на самом деле «солидный и надёжный» жених добивается благосклонности сестры, небось, запер бы её в доме и сам по ночам вокруг с дубиной ходил бы, не смыкая глаз!    
                * * *
       Ему было лет десять, когда он впервые услышал о том, что в этом мире не все ладно.  Он, посвященный с детства богу Огня, названный в его честь, воспитывался в городе мудрецов. Что забавно, именно Карнад, тогда еще не старый, но уже уважаемый жрец, как-то сказал, просто так, ни для кого, озвучивая мысли, которые, видимо, давно уже не давали ему покоя: «Наш дух умирает. И тело тоже. Мы теряем себя. Всё меньше рождается здоровых людей у нас, все чаще в родах появляются слабоумные. С тех пор, как ушли, изгнанные с помощью богов нашими предками, желтолицые гайи, боги благоволили нам, мы долгие века жили в мире и спокойствии, но теперь они, видимо, требуют платы за многовековое покровительство. И я не знаю, чем откупиться, какой жертвы хотят они от нас. Мы погибнем, если не найдём, чем умилостивить богов».
       Ярик был единственным, кто слышал эти слова, и запомнил их, хотя и не мог понять их смысл. В его голове тогда не укладывалось – как это народ может погибнуть? Ну ладно, если умер один человек, вон, отец Кларики, упал с коня и ушел. Туда ушел, в город Богов. Но как туда может уйти весь народ? Да никак! Однако заподозрить, что  проклятие слабоумия, о котором говорил учитель, коснулось и его собственной головы,  мальчик не мог, и он запомнил эти слова.
       Он воспитывался в Аррате, как и некоторые его сверстники – посвященные. Конечно, ему дозволялось время от времени навещать родителей, но с тех пор, как умерла  мать, это стало скорее обязанностью, чем поощрением. С отцом Агнияру все труднее было находить общий язык. Тот, молодой еще мужчина (ему было восемнадцать, когда родился Яр), был таким… обычным. Он, казалось, совсем не хотел размышлять. Ему достаточно было того, что скажут жрецы. А жрецы, Яр уже начал это понимать, и сами не были уверены в своих словах.  Жрецы – пусть мудрые, но люди, и слабости у них такие же, как у людей. Кто-то любит поесть сверх меры, кто-то поспорить ради спора. Другие принимают мёд не для просветления, а ради удовольствия, и смущают потом молодых послушников нелепыми выходками. 
       А отец преклонялся перед ними. Это было смешно.
Сам Яр готовился стать жрецом Агни и понимал, что после того, как это произойдет, отец его, наверное, даже сына своего станет считать высшим существом. Хотя, что изменится? Ничего.
       Вскоре он перестал навещать отца. Впрочем, тот, похоже, не очень расстроился. Гордость за сына – почти-жреца, как видно, перевешивала в нем отцовскую привязанность к непокорному мальчишке.
                * * *
       Семнадцатилетний Агнияр, научившийся видеть многое из того, что сокрыто от взоров непосвященных, шел по родному городу, с грустью признавая справедливость когда-то подслушанных слов учителя. Вот, на лавочке у богатого, изукрашенного деревянной резьбой дома, расположился совсем ещё молодой парень. Сидит без дела, уставившись голубым чистым взглядом в одну точку. Слишком чистым и слишком голубым, для того, чтобы хотя бы попытаться найти там мысль.
       А вот вдова Карита несет своего ребенка. Он родился недоношенным, все это знают. И ножки у него так и не научились ходить, вот и висят бесполезными отростками.
А вон там смеются девушки. Хорошие девушки со следами вырождения на лицах. Их глаза слишком выпуклы, а подбородки почти не видны. Тонкогубые широкие рты, мелкие кривые зубы. Большие головы на узких плечах, бедра, как у мальчиков. При этом они считаются еще хорошенькими. Ведь кожа у них белая, в волосы густые и светлые.
       Яр вздохнул и принял решение. Он уйдёт из Аррата, но в родной дом не вернётся. Веселый и жестокий Агни не в состоянии помочь этому городу, разве что сжечь его дотла. Только вряд ли это поможет его жителям.
       Агнияр знал, не понимал, откуда, но знал точно, что если он не спасет свой народ, это никому не под силу. Только он.
       Отец бушевал, как никогда, грозился карами небесными и проблемами земными, когда услышал о решении Агнияра поступить в ученичество к волхвам. Ударить сына  воевода не мог. Ну, никак. И даже если забыть о том, что Яр пока еще числится учеником жреца, учеба во славу великого Агни делала сына, крепкого и уверенного в себе мужчину, лицом неприкосновенным, хотя и семнадцати лет от роду.
       Но Яр не собирался выслушивать мнение родственников по поводу своего решения. Он знал, что проклятье коснулось и их, но не желал им зла. Он пришел лишь сообщить о том, что его судьба переменится, и даже их благословение было ему не нужно. Какое благословение от проклятых? Яр посмотрел на отца с жалостью, поклонился, прижав правую ладонь к груди, и ушел в лес.   

       Вернулся он через двенадцать лет – повзрослевшим, многому научившимся и разочарованным. Волхвы не дали ему обещанного. Их тайные знания, непереводимые на обычный человеческий язык и постигаемые лишь путём сосредоточенного размышления наедине с собой и природой, лишь направляемого порой в нужное русло опытным наставником, были полезны, но не отвечали на главный вопрос, ради которого он покинул город: как снять проклятие, тяготеющее над его народом. Яру больно было и страшно пройти по улицам родного города. А народ будто плакал и тянул к волхву руки. Народ требовал спасения, только вот Агнияр не знал, что ему следует делать. В чем причина нынешних бед? Ведь все так хорошо. Врагов нет рядом давным-давно. Поля тучны, скота более, чем достаточно. Кузнецы все еще куют ставшее ненужным оружие, и оружие это прекрасно. Никто не делал такого. Прочная и гибкая бронза, украшенная самоцветами – таким оружием хочется не сражаться, нет, просто держать в руках и любоваться. Только вот для чего оно создано – для бесплодного умиления? Выходит, что да, если оно столетиями не может найти другого применения. И тогда Яру в голову пришла странная до боли мысль – а что, если благоденствие и порядок – причина надвигающейся гибели? Зачем женщинам рожать воинов, если и безногий калека может вырезать узор на ставнях? К чему быть умным, если любой неразумной твари куда проще слиться с миром и подчиниться ему, чем человеку? Ведь разум – это всегда борьба, а она ни к чему тем, у кого все есть, кому и так хорошо.
       Встревоженный Агнияр вернулся в город жрецов, ему просто больше некуда было идти. Волхва там приняли с радостью. Жрецы испытывали уважение к лесным затворникам, понимая, что те владеют многими знаниями, получить которые возможно, лишь постигнув их в одиночестве, соединившись с природой и приняв себя. Но они ошибались, полагая, будто единение с собой всегда несет мир.

                3
       Он увидел Ладу случайно. Конечно, иначе такое и не могло случиться. Девушка шла по улице так, как будто она любовалась собой и приказывала всем делать это. Высокая, светловолосая, синеглазая, гибкая. Она была именно такой, какой, должно быть, были женщины до того, как мир начал умирать – яркой, желанной, женственной. Она шла, будто танцуя, она улыбалась всем, в том числе и Яру – человеку под серым плащом волхва. Просто так, потому что в ней бурлила жизнь, а он, должно быть, казался мрачным и унылым. И тогда Агнияр, не ожидая от себя такого, скинул в головы капюшон и улыбнулся в ответ. Лада вздрогнула и ушла, торопливо, не оборачиваясь, а Яр остался посреди дороги – недоумевающий и счастливый.
       Он быстро узнал, кто она. Было даже странно, что он не встречался с Ладой ранее, ведь с ее братом,  медлительным Вакулой, Агнияр был хорошо знаком.
       Яр стал приходить в его дом, чтобы видеть сестру Вакулы. Ему  нравилось смотреть,  как она ставит кувшин  с квасом на стол или сметает крошки  в подол расшитого сарафана,  любоваться её взлетающими  косами при резком повороте головы Лады,  ее смущение и  пылающие щеки,  когда она ловила на себе пристальный взгляд волхва. Вот только дальше взглядов дело не пошло. Как ни пытался он прочитать в её глазах – а уж это он умел! – хотя бы намёк на ответное чувство к нему, нельзя в здравом уме увидеть то, чего нет. При этом Лада вовсе не была холодной, равнодушной красавицей, каких Яр успел повидать немало ещё до ухода к волхвам. Наоборот она вся была – Любовь, только не направленная острым лучом на одного, избранного, а светящая ровным светом во все стороны. Она любила людей просто за то, что они есть, и не было в её жизни мгновения, чтобы она пожелала кому-то зла. Конечно, долго так продолжаться не могло, рано или поздно женская природа возьмет своё, и счастлив будет тот, кого она полюбит!
       Если бы мечты Агнияра ограничивались тихой семейной жизнью с любимой женой в окружении многочисленных детей, он, несомненно, добился бы успеха – что может противопоставить невинная девушка тайным знаниям жрецов и волхвов, вместе взятых, в которых искусство любви и подчинения других своей воле занимали далеко не последнее место! Но даже любовь не смогла заставить его забыть о том, что он теперь уже твёрдо осознавал как своё призвание.

       Агнияр не ждал помощи от богов и не просил ее, а потому удивился, получив непрошенное. Вечно живой, капризный и благодарный Агни подсказал бывшему своему адепту, что следует делать. Однажды ночью, глядя на мечущееся пламя в печи, Агнияр вдруг окончательно понял и принял идею, которая давно смутно брезжила в его голове. Из всех стихий именно огонь является воплощением хаоса, но именно из него рождается прекрасная бронза, именно он дает и тепло, и еду. Значит, и оживить этот мир можно, лишь повергнув его в хаос. Страшно стало Яру, когда он пришел к мысли о том, что должен разрушить мир,  чтобы дать ему возможность возродиться. Но страх так естественен для человека, и не для того дано это чувство, чтобы избежать предназначенного, а для того лишь, чтобы осознать величие своей миссии.
*  *  *
       Яр споткнулся о камень, невесть откуда взявшийся на сотни раз хоженой дороге из Светлояра в Аррат. Больно ушиб ногу, выругался, как казалось, себе под нос. Но был услышан.
       - Нехорошо ругаться, - тихо произнесла маленькая девочка. Совсем крохотная, едва ли трех лет от роду. Она смотрела на Яра большими серьезными глазами, и, казалось, ждала от него что-то.
      - Да я и не ругался, так только… - пробормотал Агнияр, почему-то испытавший чувство вины перед ребёнком, вообще-то ему не свойственное.
       - Ругался, - настойчиво повторила кроха, - ты так больше не делай. А то придет Чернобог и накажет тебя.
       Яр присел на корточки перед ребенком и усмехнулся.
       - И что он со мной сделает?
       - Он все сломает. И станет все по-другому.
       - Совсем-совсем?
       - Да.
       Яр потрепал ребенка по голове. Девочка недовольно отступила в сторону, нахмурилась и вдруг убежала.
       Волхв улыбнулся. Ребенок поднял ему настроение. Своими странными, нелепыми словами о Чернобоге – одном из полузабытых богов, которым теперь только малых детей пугают, девочка, будто пыталась пробиться в его прошлое, в те времена, когда он еще боялся темноты. Чернобог – кто он? Будучи учеником жрецов, юный Яр, конечно же, слышал легенду о Чернобоге – о том, кто разрушает порядок и будит силы зла. К сожалению, легенда не говорила о том, что есть зло. Чернобог – порождение хаоса и рождающий хаос. Противопоставление миру и добру. Что такое добро?
       Что есть добро, если Чернобог – хаос? Порядок? Стало быть, порядок – это добро. Порядок – это хорошо. У нас порядок? Да, и еще мир. Город жрецов – воплощение порядка, обиталище равных. Совершенный и круглый. У нас порядок, и все мы в порядке. Агнияр вздохнул, снимая плащ и, в который уже раз, рассматривая вышитые на нем узоры. Здесь были символы всех богов, которым поклонялись люди с незапамятных времён. Но символа Чернобога среди них не было.
       Агнияр и сам не понял, как оказался дома и лег спать. Уснул сразу. Ему редко это удавалось, зачастую мысли, терзающие его среди дня, продолжали мучить и ночью. А в этот раз он просто уснул и потерял себя. И нашел в каком-то странном мире – сером, мутном, но понятном, неизвестно отчего. Утром он помнил лишь о том, что там был кто-то, кто его понимал. Понимал и признавал. И, главное, также как и он, болел и страдал за судьбу его народа. Но Агнияру было больно. И сердце его ныло. Отчего? Отчего… оттого лишь, что он понимал – прошлое умирает, и следует помочь ему уйти, иначе, в смерти своей, оно утянет за собой настоящее. Яр недоумевал, что это значит. Но нисколько не сомневался в своем выводе.
       С тех пор каждую ночь он уходил в серую муть. И никогда не помнил о том, что ему снилось. Только странное послевкусие оставалось, а еще желание узнать все о забытом Чернобоге, который, он это знал почему-то, и был  безмолвным собеседником  в мире его странных снов..   
       Именно потому он решился на разговор с Карнадом. Агнияр доверял ему и считал старого жреца одним из самых умных людей. Вернее, умнейшим. Карнад не мог не видеть, что творится в мире и не мог не обладать знаниями о забытом боге. Хотя.. не настолько уж забытом, если детей до сих пор пугают его именем.
Карнад нашёлся на внутренней стене. Близился закат, и жрец готовился к ежедневным наблюдениям.
       - Здравствуй, старейший, - произнес Агнияр, склоняя голову.
       - Кто это? – отозвался жрец, - А, это ты, Агнияр? Ты не мог бы прийти попозже? А лучше завтра? Солнце садится.
       Агнияр взглянул на горизонт.
       - У нас есть еще время, - уверенно проговорил он.
       - Ты что-то спросить хотел?
       - Да. Что ты знаешь о Чернобоге?
       Старец удивленно поднял брови.
       - К чему вдруг такой интерес, Агнияр?
       - Мне многое интересно.
       - Я знаю, ты всегда был любознательным, но почему он?
       - Это – область знаний, которая мне пока недоступна.
       Старец вздохнул и сел на бордюр.
       - Чернобог – властитель хаоса…
       - Да, мне это известно!
       - Ты собрался меня перебивать?
       - Нет-нет, извини. Я… я немного волнуюсь.
       - Почему? Хотя… нет, неважно. Но что я могу тебе рассказать? Он был свергнут Белобогом после битвы при Арре. С тех пор в нашем мире царит порядок.
       - А гайи?
       - Что гайи?
       - Они были порождением Чернобога?
       - Да нет, конечно! Хотя… Не знаю, мальчик мой, возможно.
       - Но хаос – это зло?
       - Безусловно!
       - А порядок – добро.
       - Конечно! Я не понимаю, как посвященный Агни может об этом спрашивать.
Агнияр вздохнул. Возможно, будь он в юности последователем другого бога – не столь могучего и непостоянного, он бы и не спросил.
       - Но…, - пробормотал он, - разве порядок не может губить?
       - Конечно, нет!
       - Но почему наш народ умирает? – прошептал Агнияр.
       Теперь настала очередь вздыхать Карнаду.
       - Не знаю, мальчик мой. Не знаю. Возможно, мы плохо соблюдаем волю богов.
       - А, может быть, слишком хорошо?
       - Ты… Иди отсюда, солнце садится.
       - Но, учитель!
       - Не мешай мне! – взревел Карнад, и Агнияру оставалось только удалиться. Уйти с мыслью о том, что поддержку он не найдет. Все бесполезно.
       Впервые, проснувшись, он помнил слова. И символ. Угол острием вверх, перечеркнутый наискось. Агнияр знал, что это – символ хаоса. Не понимал, почему. Он уже был к тому моменту в таком состоянии, когда что-то принимается на веру без обсуждения. Его ум, критический и острый, уступил место растерянности и инстинктивному озарению. Волхв, наконец, достиг того, что долго пытались привить ему учителя – он начал верить. Только верил он себе. Безоговорочно и без рассуждений.
       Он уже четко видел перед собой цель. И даже средства ее достижения представлял, только пока не мог совместить все это.
       А старый Карнад, понимающий все старый Карнад, тоже хотел возродить свой народ. И потому он затеял величайший магический ритуал всех времен, ни разу ещё не проводившийся на памяти ныне живущих – жертвоприношение на алтаре бога Солнца. Ритуал, при котором молитва, подкреплённая самой сильной магией, доступной человеку, вплетается в самую ткань мира  и тем самым из смиренной просьбы превращается в настоятельное требование, которое даже боги не смогут пропустить мимо ушей. Требование  вернуть народу былое благоденствие, укрепить пошатнувшийся вековой порядок и уклад. Жрецы были несколько напуганы, когда Карнад огласил свое решение, их всегда пугало всё новое и непривычное, но единодушно согласились – в конце концов, проводить ритуал не им, а самому верховному жрецу. Агнияр, понимавший, насколько это все бессмысленно, не стал спорить с учителем. Бесполезно. Тот выбрал свою дорогу, и она была прямо противоположна пути, по которому шел Агнияр.
С другой стороны, само проведение ритуала было ему на руку.

       Агнияр понимал, что мир может быть уничтожен в результате его действий, да, понимал. И боялся этого. И ему было жаль людей и города. Только вот он не представлял себе, как обойтись без разрушений. Он знал, что без боли и без смерти, возрождение невозможно.  А возрождение народа стало уже его навязчивой идеей.
Карнад, наверное, сам виноват был в своей гибели. И в том, что Агнияр понял, наконец, для чего он рожден. Именно Карнад позвал к себе волхва. Зачем? Может, думал тем самым уничтожить, смыть из мыслей бывшего ученика идею о Чернобоге? Он показал ему начатую работу – круглый щит  из цельного куска двухсотлетнего дуба – изделие таких размеров не вышло бы ни из какого другого дерева. 
       - Что это? – спросил Агнияр, медленно проводя указательным пальцем по помещенному на самом верху щита символу солнца – кругу с заключенным внутрь хвостатым крестом. Солнце было напитано магией – она покалывала пальцы.
       - Не трогай! – рыкнул на него старый жрец, - не трогай. Знаю, мальчик, что тебя тревожит судьба народа нашего. Потому и хотел показать тебе это. Этот щит, на котором я вырежу символы всех богов-покровителей и магические знаки, которые донесут до них нашу молитву и заставят, наконец, обратить на нас внимание. Щит будет окроплен кровью жертвенного агнца и сожжен на алтаре Ярилы в день летнего солнцестояния. Магия – очень тонкое и опасное дело, малейшая оплошность может иметь непоправимые последствия, поэтому ещё раз прошу тебя не трогать и даже не приближаться к кругу. Да ты сам владеешь магией как жрецов, так и волхвов, что тебе объяснять?
       - Я не знаю этого ритуала, - пробормотал Агнияр.
       - Ты и не должен знать! Ты пошёл другим путём. Ты – волхв! Стань ты жрецом, тогда… Да и тогда может быть… Неважно. Просто ты должен знать об этом, Агнияр. После ритуала все изменится. Боги увидят нас. И тогда…
       - Тогда среди нас перестанут рождаться уроды? – тихо спросил волхв.
       - Да!
       - Да поможет Вам Солнце, - прошептал Агнияр и ушел, не прощаясь. Впрочем, увлеченный работой жрец и не заметил этого. А Яру горько было на сердце. Боги увидят… Неужели сейчас они не смотрят? Неужели старый Карнад может верить в то, что лишь взгляд богов, насильно потревоженных какими-то действиями, способен изменить судьбу народа? Карнад ошибался. Ошибался не злонамеренно. Просто его так учили. Вся жизнь его вела к этой ошибке.
       Впрочем, Агнияр лукавил, когда сказал, что не знаком с предстоящим ритуалом. Его знания о магии были несколько глубже, чем думал учитель. Конечно, он бы не смог сделать эту работу за верховного жреца, но понять что именно изображено на щите и как будет действовать каждый символ – это ему было по силам. Под разными предлогами он ещё несколько раз заходил к Карнаду в процессе работы и запоминал расположение символов, чтобы потом дома по свежей памяти перерисовать их и разобраться в магических хитросплетениях. С каждым последующим визитом нетронутое резцом поле в центре щита становилось всё меньше, а рисунок – всё понятнее. Когда он пришел в последний раз, то уже точно знал, чей символ должен быть изображен последним, в самом центре круга.
Белобог, воплощение вышнего бога-творца Рамхи, властитель Яви, бог порядка и справедливости. И вечный противник Чернобога, властителя Нави. Когда-то их силы были равны, и мир находился в равновесии между порядком и хаосом. Но люди предпочли порядок и стали на сторону Белобога, нарушив равновесие.  Слишком большую власть получил Белобог, слабость противника не пошла ему на пользу. Порядок убивал себя сам, вымораживая вокруг себя всё живое, изменчивое…
       Мысль заменить символ Белобога на знак его вечного врага возникла как-то сама. Агнияр с ней проснулся и сразу уверовал в ее действенность. Это было так просто – призвать хаос вместо порядка. Ведь измененный знак не менял сути призыва – всего лишь его направленность. К сожалению, такое простое решение требовало неких подготовительных действий, некоего… да что уж врать себе?! Яр знал, что Карнад не допустит внесения изменений в запланированный узор.
       Изменения необходимы. Карнад мешает. Агнияр удивительно легко пришел к мысли о том, что старого жреца придется убить. Он был лишним элементом в рисунке грядущих событий, как символ Белобога на жертвенном круге, и также должен быть заменен. И Яр слишком хорошо знал жрецов, чтобы сомневаться в успехе своего дерзкого плана.  Он старался не думать о том, что и сам привязан к старику. Это – тоже лишнее.
       В итоге жрец погиб в нужный момент. Он не успел закончить работу. Яр выполнил ее за него. Пришлось, правда, воспользоваться знаниями, приобретенными у волхвов. Совсем несложная магия, для отвода глаз. Теперь, даже хорошо разбирающийся в знаках жрец, взглянув на щит, не заметит подмены символа. Боги, конечно, заметят, но в его планы и не входило их обманывать. Теперь оставалось только дождаться праздника летнего солнцестояния. Всего два дня.

                4
       Родослав проснулся поздно, когда солнце уже подбиралось к вершине дневного пути, чтобы потом с облегчением покатиться вниз. Неудивительно, ведь он почти до рассвета пролежал с открытыми глазами, пытаясь хотя бы нащупать путь к решению возложенной на него задачи.  Зачем кому-то понадобилось совершить это дикое, чудовищное преступление? Неужели старый жрец мог кого-то настолько сильно обидеть, что этот кто-то пожелал его смерти? Да, ему приходилось не раз быть судьёй, выносить решения, которыми кто-то наверняка был недоволен – на всех ведь не угодишь! Но сколько ни ломал голову Родослав, так и не смог вспомнить ни одного достаточно серьёзного конфликта, чтобы решение по нему вызвало у проигравшего подобную жажду мести. Может быть, кто-то из жрецов, снедаемый непомерным честолюбием, захотел ускорить естественный ход событий, чтобы самому занять место Верховного жреца? Вот только время он выбрал уж очень неудачное, накануне обряда Великого Жертвоприношения. Кто теперь будет совершать обряд огромной магической силы? А впрочем, убийца может считать, и, возможно, не без оснований, что справится с этим делом не хуже Карнада, и это укрепит его авторитет, когда дело дойдёт до выборов нового владыки Аррата. Что ж, сегодня станет известно, кто будет проводить ритуал, он-то и будет пока главным подозреваемым, за неимением лучшего.
       Родослав понимал, сколь шатки и неубедительны его соображения, но ничего лучшего в голову не приходило, а с чего-то начинать было надо. Поэтому, наскоро проглотив поздний завтрак, он направился прямо в Аррат.
       Расспросив первого встреченного жреца, он узнал, что все старшие священнослужители собрались в доме убитого, чтобы решить, кому проводить обряд жертвоприношения. Прекрасно понимая, что не будет допущен на столь высокое собрание, он не стал предпринимать бесполезных попыток, отошел в сторону и сел на камень алтаря Ярилы в ожидании решения жрецов. Дело, однако, затягивалось. В очередной раз сменился караул жрецов у двери, из которой никто так и не появился. Родослав от скуки принялся разглядывать каменные столбы, в щели между которыми вонзались кинжалы солнечных лучей, широкую лестницу из каменных плит, ведущую на верхнюю площадку алтаря, где завтра будет совершен обряд жертвоприношения… И едва не пропустил момент, когда высокая фигура в сером плаще с серебристыми блёстками вынырнула из внутренних ворот и целеустремлённо направилась к двери, за которой заседал совет жрецов. Агнияр! Родослав сразу узнал своего соперника, сумрачного волхва. Он ясно видел его лицо с высокими скулами, прямым носом, крупными твёрдыми губами, крутым подбородком и золотисто-карими глазами. Ему-то что здесь надо? Волхв остановился у двери и прошептал что-то на ухо старшему из стражников. Тот скрылся за дверью, через короткое время появился вновь и, посторонившись, пропустил Агнияра внутрь.
       Родослав устроился поудобнее в тени алтаря, решив, во что бы то ни стало разузнать цель визита соперника. Он привык доверять интуиции, а она подсказывала ему, что явление волхва может иметь отношение к порученному расследованию.
                *      *      *      
       Агнияр точно рассчитал время своего появления на совете. Приди он на час, даже на полчаса раньше, когда спорящие ещё не исчерпали своих аргументов и не зашли окончательно в тупик, его бы попросту не пустили. Позже – могло бы уже быть принято единогласное решение об отмене завтрашнего ритуала, и тогда жрецы вряд ли согласились бы поменять его. Но сейчас они пребывали в растерянности, и сообщение стражника,  что пришел этот отступник, волхв, с предложениями по обсуждаемому вопросу, вызвало интерес, подобный тому, что вызывает у утопающего  соломинка, плывущая по поверхности воды. Вроде как и ухватиться нельзя, но хочется.
       Агнияр окинул взглядом потные раздраженные лица собравшихся и твёрдым, спокойным голосом заявил:
       - Я проведу завтра ритуал жертвоприношения.
Первым опомнился Неждан - тучный краснолицый жрец Велеса – бога скотоводов и землепашцев.
       - Да как ты посмел, - закричал он, ещё более багровея лицом, -  прийти сюда с этим дерзким предложением?! Среди нас, лучших из лучших, не нашлось ни одного, кто счел бы свои знания достаточными, чтобы провести этот сложнейший магический ритуал, а ты, выскочка, отступник, даже не посвященный в жрецы, самонадеянно заявляешь, что у тебя хватит на это знаний и сил!
       - У меня хватит знаний и сил, - невозмутимо ответил волхв. – Я был  лучшим учеником лучшего из вас. Я двенадцать лет учился магии волхвов – поверьте мне, она того стоит. Я в последние дни, как вы знаете, много общался с Карнадом, и он посвятил меня во многие секреты своей последней работы. Более того, он предчувствовал, что тёмные силы могут помешать ему завершить начатое дело, и взял с меня клятву в этом случае провести обряд за него. А то, что я до сих пор не посвящен в жрецы – поправимо, вот сидит старший жрец Агни, он имеет власть посвятить меня здесь и сейчас.
       - Посвятить тебя в жрецы? – вскричал Путята - старший жрец Перуна-громовержца, не менее вспыльчивый, чем его небесный покровитель. – А чем ты докажешь, что достоин? Или ты не знаешь, какие испытания должны предшествовать посвящению? И о том, что Карнад завещал тебе завершить ритуал, мы знаем только с твоих слов. Сам он нам ничего подобного не говорил.
       - Я докажу, что достоин, – коротко ответил Агнияр.
       Он повернулся к стене, у которой стоял испещрённый магическими символами щит, и протянул к нему обе руки. Раздалось тихое потрескивание, как будто с кончиков его пальцев сорвались крошечные невидимые молнии, и огромный щит вдруг оторвался от стены, тяжело переваливаясь, подкатился к волхву и замер перед ним, стоя на ребре и мелко подрагивая.
       - Готов уступить право проведения ритуала любому, кто сможет повторить это, - сказал он, положив руку на край магического круга и выжидательно глядя на собравшихся.
В наступившем молчании, чтобы окончательно добить сомневающихся, Агнияр добавил:
       - Я понимаю, что до Карнада мне далеко, возможно, я и не смогу удержать под контролем вызванные мной магические силы, но ради спасения моего народа я готов на этот риск. Но это не значит, что рисковать нужно всем нам. Вы покинете Аррат, забрав всё ценное, и если город Солнца будет сметен с лица Земли, погибну только я один.
И это было чистой правдой, за исключением одного только слова «если». Он знал, что город и он сам обречены на гибель, но не собирался забирать с собой даже этих, в общем-то бесполезных, по его мнению, людей. Когда силы хаоса вступят в свои права, вот тогда и будет ясно, кто достоин жить, а кто нет. А ему не дано права решать их судьбу.
       Через полчаса новопосвященный жрец бога Огня решением совета жрецов был избран для проведения обряда жертвоприношения.
                *     *     *
       Когда дверь распахнулась, и Агнияр первым покинул дом верховного жреца, Родослав не  пошел за ним, понимая, что от волхва он  ничего не узнает, но когда и остальные жрецы стали выходить, он подошел и, ссылаясь на порученное отцом расследование, потребовал рассказать, что произошло на совете. И ему пошли навстречу, тем более что решение совета    и так не собирались держать в секрете.
       Если раньше Родослав испытывал лишь смутные подозрения, то теперь они превратились в уверенность. Вот он, гнусный убийца, возмечтавший одним махом подняться на вершину иерархии жрецов и не остановившийся перед самым тяжким преступлением во имя достижения своей цели! Теперь надо немедленно бежать к отцу и требовать задержания опасного преступника, пока он не натворил ещё более страшных дел. Разве можно доверить человеку с такими черными мыслями проведение ритуала Жертвоприношения?! Боги ведь всё видят, их гнев на народ, который избрал недостойного, чтобы просить их о милости, будет ужасен!
Это было чистой случайностью, что путь в отцовский терем пролегал мимо дома возлюбленной. Случайностью было и то, что именно в этот момент Агнияр, не сумевший сдержать желания в последний раз взглянуть в глаза любимой, прежде чем расстаться с ней навсегда, открыл калитку и, не успев сделать двух шагов по улице, столкнулся носом к носу с соперником.
Будь между ними хотя бы шагов десять, Родослав, возможно, успел бы погасить волну бешеного гнева, охватившего его при виде соперника и  убийцы, выходящего из дома его любимой девушки. Но не теперь.
- Ты-ы?! – прохрипел Родослав, и его увесистый кулак пропорол  воздух в том месте, где долю мгновения назад была голова Агнияра. В следующее мгновение руки волхва подобно кузнечным клещам охватили запястья, и парень, потерявший от бешенства остатки рассудка, извиваясь, выкрикнул в лицо врагу роковое слово:
- Убийца!
Обе его руки были в захвате, рывок – и тело пошло следом за ними. Подножка ударила по ногам, и Родослав завершил полёт, тяжело врезавшись головой в ограду. Агнияр успел подхватить падающее тело и протиснуться с ним в калитку, из которой только что вышел.
Лада и её старший брат остолбенели от неожиданности, когда дверь распахнулась, и на пороге появился только что попрощавшийся с ними волхв с безжизненным телом на плече.
- Он напал на меня неожиданно, и боюсь, я не соразмерил силу удара, - объяснил Агнияр, укладывая Родослава на кровать Вакулы. – К утру очнётся, я думаю, сейчас ему нужен покой и присмотр, на всякий случай. Если будет тяжело дышать или стонать, заварите эту травку и влейте ему в рот, - он достал из кармана какой-то корешок и подал его девушке.
-Я не потерплю, - взревел Вакула, наконец уразумевший, в чём дело, - чтобы щенок, посмевший напасть на уважаемого человека…
- Успокойся! – обрезал его Агнияр.  – Парень влюблён, от любви часто теряют рассудок. Я не в обиде и не хочу, чтобы он пострадал. Надеюсь на ваше доброе сердце, а мне пора.
Волхв чуть помедлил в дверях, как будто хотел добавить что-то, потом махнул рукой и сбежал по ступенькам крыльца.

                5
Память вернулась не сразу. Да и зачем она нужна, память, когда, открыв глаза, видишь склоненное над тобой лицо любимой, чувствуешь на своей щеке её нежные руки! Лежать бы так всю оставшуюся жизнь и только глядеть в эти небесно-синие глаза… Так нет же! Не даёт пробуждающаяся память сполна насладиться мгновением счастья, зовёт, требует к себе внимания! И гасит лучик счастья черной удушливой волной воспоминания.
Родослав рывком сел на кровати.
- Где он?! – Родослав взглянул на солнечный луч, падающий из окна, и его беспокойство усилилось. Солнце стояло ненамного ниже, чем в тот момент, когда он получил удар, но светило с другой, противоположной стороны! – Сколько я… проспал?
- Только одну ночь. Яр так и сказал, что ты к утру очнёшься. Глупый, зачем ты на него набросился? Он же просто попрощаться пришел перед Жертвоприношением, мало ли что…
- Жертвоприношение!? – Родослав вскочил с постели. – Ты ничего не знаешь! Агнияр – убийца! Это он убил моего деда, чтобы самому стать верховным жрецом. И вызвался совершить ритуал, чтобы доказать, что он достоин им стать. Надо сказать отцу, помешать ему…
Девушка, ошеломлённая в первый момент невероятным известием, задумалась на короткое время, потом покачала головой:
- Нет, этого не может быть. Даже если он убил, то не из жажды власти. Поверь мне, я знаю его лучше, чем ты. Он говорил… Я тогда не придала значения его словам, что наш народ может погибнуть не оттого, что боги забыли о нём, а именно из-за их покровительства. Вроде, мы выпросили это покровительство тогда, в первый раз, и они не могли нам отказать, хоть и знали, чем это для нас обернётся. Сначала он сильно ругался, что, решив повторить ритуал, мы повторим старую ошибку, потом вроде смирился… Я поняла! Он захотел сам провести ритуал, но не для того, чтобы просить помощи у богов, а чтобы отказаться от неё! Он считает, что так спасёт народ!
- Спасёт?! Он погубит нас, лишив благосклонности богов! Боги, защищающие нас от зла и хаоса окружающего мира, отступятся, и Чернобог будет властвовать над нами. Вернутся кровожадные гайи, и мы, столетиями не знавшие войн, не сумеем защитить свой дом. Мы все погибнем, если он исполнит задуманное. Когда начнется обряд?
- Боюсь, что очень скоро. Все ушли из города, и сидят сейчас вокруг Аррата, ждут. Даже Вакула пошел, хотя очень не хотел оставлять нас наедине. Ты не успеешь предупредить отца, да и тебе не поверят.
- Тогда я сам пойду в Город Солнца. Пусть я погибну, но помешаю ему!
- Ты уже пробовал. Тебе не справиться с ним одному. Я пойду с тобой.
- Ты?! Нет, никогда! Я не пущу тебя! Это бессмысленно, чем ты сможешь помочь?
- Я смогу помочь. Агнияр кое-что рассказывал мне о ритуале Жертвоприношения, я знаю, что делать. И он не способен причинить мне вреда, разве ты этого ещё не понял?
                *    *    *
Толпы людей, расположившихся полукругом на почтительном расстоянии от стен Аррата, напоминали зрителей у подмостков перед началом театрального действа. В первых рядах, как и положено, расположилась знать: жрецы в парадных плащах, расшитых магическими символами, и городские старейшины, роскошью одежд не уступающие Посвященным. Прочий люд толпился позади под присмотром городских дружинников, зорко следящих за порядком. Вот только роли в этом грандиозном спектакле предстояло сыграть не людям, а богам.
Впрочем, как оказалось, и среди зрителей нашлись желающие пополнить ряды актёров. Пара молодых людей, протиснувшись в первые ряды, вдруг рванулась к открытым вопреки обыкновению воротам Города Солнца. Им вслед что-то кричали, но не решились преследовать, ибо, судя по клубящейся черной туче, показавшейся над высокими стенами Аррата, представление уже началось.
Задыхаясь, они ворвались на центральную площадь и, едва переведя дух, стали осторожно подниматься по каменным ступеням на верхнюю площадку алтаря. Когда их головы оказались на уровне площадки, они увидели Агнияра, стоящего к ним спиной с поднятыми руками, безжизненное тельце жертвенного агнца на камне и щит, весь покрытый багровыми от крови, затекшей в каждый вырез, узорами.
- Он уже совершил обряд жертвоприношения, - отчаянно прошептал Родослав, - и теперь его молитва будет услышана, мы не сможем этому помешать!
- Да, - так же тихо ответила Лада, - но если мы встанем на площадку и тоже произнесем свою молитву, она также будет услышана. Совершить обряд может лишь Посвященный, но право слова имеет каждый, кто взойдёт на алтарь. Сейчас взоры всех богов устремлены на нас. Так что мы можем обратиться к любому из них, и боги услышат нас.
Между тем Агнияр простёр руки к щиту, потрескивающему и подрагивающему от избытка наполнившей его магии, и торжественным голосом громко произнёс:
- К тебе взываю, Чернобог, властитель Нави, повелитель Хаоса! Заклинаю тебя жертвенной кровью: сними заклятие с моей родины, разрушь невидимые стены, дай моему народу свободу! Пусть в черном пламени Хаоса погибнет всё застывшее, косное, вырождающееся, и пусть возродится из него новый народ в своей силе и славе, как из огня рождается несокрушимая бронза!
- Да будет так! – тяжелый, низкий, на грани слышимости голос, казалось, шел прямо из-под земли.
Агнияр поднял руки и лицо к грозной туче, клубящейся над головой:
- К вам взываю, Светлые боги, освобожденные мной от многовековой клятвы! Агни, бог огня, обрати в пепел этот город-храм, оплот добровольного рабства и неверия в свои силы! Перун-громовержец, разбей своими стрелами этот алтарь, чтобы больше ничья трусливая молитва не вознеслась отсюда в ваши чертоги!
- Да будет так! – раскатами грома донеслось из разбухающей и чернеющей на глазах тучи.
И снова голос из недр земли:
- Человек, вызвавший меня! Известно ли тебе, что кровь жертвенного агнца – только начало ритуала Жертвоприношения, и для его завершения нужна человеческая кровь?  Готов ли ты здесь и сейчас уйти в царство Нави, чтобы служить мне?
По тому, как вздрогнул Агнияр, Родослав понял, что эта особенность ритуала оказалась для него сюрпризом. Более того, она наверняка была неизвестна даже Карнаду, иначе самая мысль провести его вряд ли зародилась бы у него в голове. Далёкие предки, наверное, принесли в жертву пленного воина гайев, а потом сделали всё, чтобы скрыть страшную правду от потомков.
Замешательство Агнияра было кратким. Он ведь и не особенно рассчитывал уйти живым, вызвав такие могущественные силы, и если его смерть будет не напрасной, то тем лучше! И он недрогнувшим голосом произнес:
- Я готов.
- Ты заслуживаешь награды, - был ответ. – Я назначаю тебя моим наместником в Яви, посланником Хаоса. Ты будешь возрождаться снова и снова на протяжении веков, я дам тебе Силу изгонять покорность и рабство из людских душ, и имя твоё отныне – Несущий Свободу!
И тут раздался звенящий голос:
- К тебе взываю, Белобог, бог порядка и справедливости! Ты больше не защитишь нас от Хаоса, так дозволь мне быть твоим посланником, дай мне то же, что дал твой враг моему врагу, и я клянусь утверждать на земле закон и порядок, разрушать преступные замыслы и приносить мир в души людей! И моё имя будет отныне – Несущий Мир. Возьми мою кровь, но исполни мою волю!
Не успели последние слова Родослава достигнуть слуха богов, как вслед им зазвучал чистый девичий голос:
- К тебе взываю, Леля, богиня любви! Дозволь и мне быть твоей посланницей в веках, искать и находить Несущего Свободу и Несущего Мир в их новых воплощениях, и быть рядом с ними, ибо свобода без любви – это кровь, насилие и смерть, а порядок без любви – рабство, бессилие и вырождение! И пусть моё имя будет – Несущая Любовь.  И если для этого нужна моя кровь – возьми её!
Последние слова Лады заглушил отчаянный крик Агнияра:
- К тебе взываю, Стрибог, бог ветра! Я сделал в этой жизни всё, что должен был сделать, но Несущий Мир и Несущая Любовь нужны моему народу здесь и сейчас! Унеси их отсюда, они должны жить!
Три голоса, один – как грохот горной лавины, другой – как нежное журчание ручья, третий – как свист бури, слились в один:
- Да будет так!
И в наступившей тишине, когда, казалось, сама природа застыла вместе с богами и людьми в ожидании последнего акта трагедии, Агнияр улыбнулся и с ножом в руке сделал  шаг к жертвенному щиту. Последнее, что он увидел в этой жизни, было высоко взметнувшееся пламя над стенами Аррата, ослепительные стрелы Перуна, разбивающие в пыль каменные плиты алтаря, и бешено крутящуюся воронку вихря, уносившего вдаль его вечную возлюбленную и вечного соперника.

6
Тугудай-нойон привстал на стременах, жадным взглядом озирая широкую плодородную долину, открывшуюся ему с вершины холма. Зреющие хлеба, тучные стада на лугах, большой город у слияния двух рек, не защищенный даже частоколом, не говоря уже о настоящей стене. И совсем ещё свежее пепелище в стороне, вон, даже струйки пепла поднимаются под порывами лёгкого ветерка. Пепелище, в котором опытный глаз нойона сразу распознал руины очень серьёзной крепости. Такие бы стены со рвом вокруг города, и Тугудаю с его четырьмя сотнями воинов ни за что бы его не взять, если, конечно, их есть кому защищать. Но сколько ни вглядывался нойон, ничего похожего на стражу у ворот города он так и не увидел. Похоже, разведчики не врали, хотя Тугудай никак не мог в это поверить, даже  когда они под жестокой пыткой продолжали твердить своё. Хорошо, что он не приказал сразу казнить их за  донесение, согласно которому в хорошо знакомых, изъезженных вдоль и поперёк местах вдруг оказалась неизвестная земля, населенная белокожим, светловолосым народом, проживавшим тут, судя по всему, многие века, и даже построившим целый город, но совершенно не позаботившимся о его обороне. Что ж,  теперь этим людям придётся дорого заплатить за такую беспечность. Тугудай взмахнул рукой, и его войско рысью двинулось вниз по лесной дороге, сопровождаемое алой аурой смерти и разрушения, видимой, впрочем, только Избранным.
Когда перед самым носом тугудаева коня на дорогу вышел светловолосый парень, нойон первым делом зыркнул по сторонам – не засада ли? Но всадники боевого охранения, скакавшие в лесу по обеим сторонам дороги, не подали сигнала тревоги, и нойон надвинулся на дерзкого юношу, осмелившегося преградить ему путь, одновременно вытягивая меч из ножен.
- Мир тебе, Тугудай-нойон, - парень говорил вроде бы на незнакомом языке, но почему-то каждое слово было понятно Тугудаю. – Тебе не нужно никого убивать, всё, чего хочешь, ты получишь и так.
Тугудай так и не понял ни тогда, ни потом, почему он не только не зарубил наглеца на месте, но и, вопреки  обыкновению, не сжег город, не убил всех мужчин старше двенадцати лет и не угнал в плен всех женщин моложе тридцати, удовольствовавшись предложенной данью. Более того, обнаружив на обратном пути отсутствие полудюжины своих желтолицых воинов, видимо соблазнённых хрупкой красотой местных девушек, он не вернулся, чтобы найти их и предать лютой смерти, что было уж совсем не в его духе.
Впрочем, полученная дань того стоила. До конца своих дней каждый вечер перед сном нойон с благоговением вынимал из ножен великолепный, украшенный драгоценными камнями меч, преподнесённый ему жителями города, и всё более укреплялся в мысли, что народ, способный создавать такую красоту, достоин жизни и свободы. Раб никогда не создаст ничего подобного, сколько его ни бей.