Обычно я прихожу с работы, когда все уже спят. Темно, только на кухне горит тихий свет, на столе неизменно лежит записка. Ешь то-то, лежит оно там-то, целую, мама. Сегодня иначе. Сегодня день 1600-летия преставления прп. Алексия человека Божия. В его честь освящён храм, в котором трудится мой отец. Трудится 7 или уже 8 лет. Была архиерейская служба, на которой отца наградили медалью прп. Серафима Саровского II-й степени. Она на его пиджаке, пиджак на спинке стула, отец спит мёртвым сном, так страшно устал. Мать не спит, она сидит на форуме. Значит выпила, привычно промелькнуло в голове. И действительно, родители уговорили бутылочку вина. Мама рассказывает про службу, про медаль отца и про то, что надо бы найти коробочку для неё, чтобы сохранить её в семейном архиве. Я думал, что с неё архив только начнётся, но я ошибался. Слово за слово, я обнаружил себя на кухне, пьющего с мамой вторую для неё, первую для меня бутылку очень сухого красного чилийского вина. Мы вспоминали детство. Её детство, моё. Я вспомнил, как бабушка поджаривала мне чёрный хлеб, натирала его чесноком и солила. Железно четыре кусочка. Три я съедал, а четвёртый, если удавалось, прятал, и когда весь свет в квартире гас, я съедал и его. Он был самый вкусный. С таким же лакомством в руках мы с мамой уже вспоминаем детство брата. Как она читала ему Винни-Пуха и смеялась до боли в животе, читая главу про поимку Слонопотама. Отпив чуть-чуть вина, я начинаю читать ей эту главу вслух. Мама заливисто хохочет, а я смеюсь над ней. Она такая искренняя, у меня так не выходит. Какая-то часть меня мешает мне отдаться смеху и настроению. Эта часть находится в будущем, когда у меня уже много морщин и намечается капитальное пузо. Я вспомню грустно эту кухонную беседу и мамин смех. Будущий старик уже живёт внутри меня.
Поговорили и об американской литературе и о моей работе. О вечном и бренном. Посидели, что называется. Бутылка допита, хлеб съеден. Пора спать. Я мою посуду, иду в свою комнату с намерением заглянуть в контакт на предмет новых сообщений и отправиться спать сладким, заслуженным сном. Хочешь рассмешить Бога? Расскажи ему о своих планах. Я и не ожидал, что стану настолько богаче в эту ночь. Читаю сообщения. Заходит мать, идёт в чулан. Шорохи, копошения, падения чего-то, в общем настоящий поединок с бардаком. Я в мониторе. Передо мной неожиданно возникает коробка, мною никогда раньше не виданная. Рядом мать. Она бережно открывает коробку, а в ней письма... Настоящие, на бумаге, в конвертах... Письма от неё к отцу, от отца к ней, письма от неё подружкам, подружкам от неё, фотографии, записные книжки. Клад.
"Ты созрел для этого, эту коробку я дарю тебе, даже завещаю, как и все альбомы с семейными фотографиями. Твоему брату я их не отдам, я ему не очень доверяю в этом деле. Он не оценит. И не сбережёт. А тебе доверяю." Нокаут. Пару-тройку лет назад я узнал, что бабушкина квартира завещается брату. Мало понимая значение события, я, молча, но могуче возмущался, КВАРТИРА! Это вам не это... Теперь у меня есть коробка с письмами и альбомы с фотографиями. Драгоценность. Жизнь, целая жизнь на бумаге. Всё это, вместе с дедушкиными военными наградами, папиными духовными перейдёт к моим детям. Семейная реликвия, история. Забирай квартиру, братишка!
"Если будешь публиковать, то интимные места опускай. Ну ты взрослый, сам понимаешь." Я не слышу её, я уже читаю взахлёб одно за другим. Созрел для этой заметки. Пишу и думаю "Не забудь на бумаге продублировать. Если не сделаешь этого, что от тебя останется на этом свете?"
Мама умрёт, отец тоже. Мало вероятно, но возможно и я умру. А пока рядом есть коробка, в соседней комнате родители. Я их люблю. Сильно. Вот в районе солнечного сплетения что-то шевелится. Любовь. Или хлеб с чесноком переваривается? Нет, любовь, конечно любовь. Для неё тоже есть коробка, куда я её и упакую. Умру-распакую.