IX
Ранее всех следующим утром поднялась долее всех спавшая матрона Клодия. Наскоро сполоснувшись и позавтракав, позавтракав, она, едва Феб обозначил своё присутствие за облаками, выехала из ЛесБестий.
Скоро прекрасное солнце Юпитер окончательно спрятал, пригнал к небу над Городом серенькие маленькие тучки: освежить подуставшую от жары благословенную землю Лация.
Муция проснулась в беспокойстве. На огромном ложе кто как спали сапфонавтки – путешественницы на Порнас через Лесбос. Сама хозяйка лежала с краю и ни с кем не в обнимку, ещё и под отдельным одеялом. Соскочив с постели и обернувшись, чтобы прикрыть наготу, тем же одеялом, выбежала в коридор, призывая Уриану. Та спустилась заспанная со второго этажа и весьма успокоила свою домину, что, хотя и светло, и где-то второй или третий час, но светлейшая госпожа отнюдь не опаздывает и не опоздала на утреннюю службу – как досадовала, немного ругаясь, Муция. Ибо проводящееся по утрам женское богослужение уже было, а следующее будет только через десять дней. «О Геркулес!.. О Морфей! Так это был сон», – произносит Присцилла. Она выглядывает из дверей наружу, обнаруживает моросящий дождик и беспросветную пелену, затянувшую небосвод. Невольно поёжившись, укутывается в свою одежду, зевает и решает пойти ещё поспать. «Ана, – обращается она к служанке-фаворитке, – ты ведь тоже мало спала, иди, душка, в свой кубикул».
Уриане приходится отдуваться за все вместе взятые «дозоры» и «посты», находящиеся теперь под запретом. Хотя Фабия и считает в целом свою фамилию значительно вернее и надёжнее, чем у многих господ, всё же не решается доверить деликатное дело целой дюжине «постовых» наблюдателей. Зная, что и сам её любимый, Торкват, может нагнать страху – два дня назад сполна ощутив это теперь и на себе – и что некоторые её рабы по старой памяти признают его главенство, как отца семейства, над их молодой госпожой. Посему во время незаконной половой близости Присциллы Младшей следить, не приближается ли законный партнёр, вынуждена та единственная служанка, которой прелестная упорная постоянная изменщица безусловно доверяет. «Изменщица» в том смысле, что относительно редко, но регулярно, с начала лета, изменяет всем своим любовным увлечениям с почти не приносящим никакого удовлетворения Г. Макром. В прошедшую ночь, как и в почти все, в ближайшем времени последовавшие, Уриане пришлось расположиться возле границы имения на крыше птичника, наблюдая подъездную дорогу в сторону Латинской. Если же дело бывало днём, Ана делала вид, что работает на огороде у забора. Впрочем, иногда её заменяли рабы «незаконных» любовников. Впоследствии Квинт Торкват спрашивал слуг сестры, давал им денег, грозил, даже слегка бил – он сам потом говорил ей – но те отвечали правду: госпожа никуда не ездит, и никто из них ни в какие «дозоры» не ходит.
Помимо особого, придуманного Присциллой смысла слова «сажень», самая большая кровать Нового дома действительно таких размеров: две сажени на две сажени. За время краткого отсутствия Муции в спальне ничего не изменилось. В частности, все столы, туники и бельё лежат в одной куче: вечером Бестия и Муция собственноручно сняли их все, «отыскивая» «переодетых эфебов», раздели и друг дружку, и побросали всю одежду в угол; о чём в предыдущей главе, ввиду стремительности развивавшихся событий, упомянуто лишь в двух словах. На двухсаженном ложе пара дам лежит порознь, пара «дамских угодников» торчит из-под покрывала, две пары девушек спят в обнимку: одна укрытая, у другой под одеялом лишь плечи и груди. Присцилла поправляет их одеяло, и сама ложится досыпать.
В это довольно раннее время деятельная Пульхерия уже сидит в триклинии дома консула Сципиона Азиатского в компании хозяина и его дочери; точнее, удочерённой племянницы. Публий Корнелий, степенный, полноватый и несколько напыщенный мужчина, выглядящий на средние лета – хотя ему меньше тридцати – лежит завтракает и слушает гостью. Корнелия Секунда – шестнадцатилетняя замужняя – супруга нет в Городе – девица, не очень симпатичная, чрезмерно пользующаяся декоративной косметикой. Как и отец, среднего роста и с подобной фигурой; налегает на жирные и сладкие блюда, и с ещё большей жадностью слушает подходящий к концу рассказ гостьи о грядущих через полмесяца оригинальных Дионисиях.
– … Несмотря на мою девичью память, я всё же вспомнила – слава Диане и Мнемосине! – что четыре года назад наш славный друг как раз будучи претором много занимался именно делами этих семиаксиев. Вот я и думаю, что тебе, милый Сципион, пожалуй, будет небезынтересно это зрелище.
– А что? Клянусь Юпитером, в этом что-то есть!.. Приляг, наконец, Пульхерия, и выпей отличного вина!
– Благодарю! Теперь, пожалуй, прилягу, но выпью с тобой, наверное, потом, если кое-что улажу.
– Что-то ты задумала!.. Эх, тогда бы нам поглядеть это представление, после всех тех многочисленных разбирательств с этими… как они сами-то себя, нечестивцы, звали… хрисо-… нет, уже забыл. Клянусь Юпитером Громовержцем! И надоели же они мне тогда! Как будто без них преторам и судьям процессов не хватало. Упорные, собаки!.. Извините за выражение. Вот бы тогда, после всех вынесенных приговоров, посмеяться ещё. Хе-хе-хе! Да и сейчас, пожалуй что с удовольствием погляжу, как наши пииты позабавятся… Достойные сочинители, не варвары какие-нибудь? – Клодия мотает головой: «нет, не варвары». – Это хорошо…
– Отец! – дождавшись, пока её высокопоставленный родитель закончит свой монолог, прихлебнёт вина и возьмёт закуску, раскрывает рот, едва сама дожевав, Корнелия; тот кивает. – Отец, Пульхерия сказала, что у них там будет судейская коллегия! Ты же знаешь, как я люблю комедии, трагедии тоже, ну театр вообще! Отец, ты сможешь меня туда включить? Прошу, папочка! Я хочу ещё там помочь всё организовать, всё устроить тоже там…
– Подожди, – проглотив кусок, говорит высший магистрат. – Ты же слышала, дочка: судьи – четыре подруги, тоже не простолюдинки какие-то, все достойные и знатные, дружат десяток лет. Как ты думаешь к ним пробиться?
– Милый Сципион! Ты хочешь побаловать дочку?
– Конечно, – родных детей у того не было. – Секунда – моя красавица-любимица-умница!
– Правда, если она действительно хочет помочь в проведении ЛесБестийских Дионисий, милейшей Корнелии понадобятся средства…
– Отец!
– Хорошо. Конечно, дам.
– Но это не главное. Я берусь поговорить с Фламиной Присциллой Младшей как председателем жюри, чтобы в его состав вошла и наша очаровательная Корнелия. А ты, милый Сципион, уговоришь поехать посмотреть зрелище вместе с тобой твоего коллегу Натала.
– А что? Поговорю… Да, поговорю.
– Папа! Ты лучше всех, клянусь Златовенчанной Афродитой! Спасибо, Пульхерия! А можно прямо сейчас туда поехать?!
– Секунда, дождь идёт на улице.
– Ну и что, отец? И разве это дождик?!
– Ну, поезжай, поезжай. Вот только я записку напишу хозяйке виллы. Пульхерия, чаровница, теперь-то ты выпьешь со мной?
– И выпью с тобой, и записку помогу продиктовать, и вместе с милейшей Корнелией поеду, похлопочу за неё.
– Славно! Вот и славно, клянусь Юпитером!..
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/02/01/1286
-----------------------
консулы Сципион и Натал (Гай Беллик Натал) – консулы-суффекты 68 г., с сентября по декабрь. Публий Корнелий Сципион Азиатский Азиатским звался, видимо, в честь предка, Луция Корнелия Сципиона Азиатского, который своей блестящей победой (при Магнесии в 189 г. до н.э.) над сирийским царём Антиохом III положил начало р. экспансии в Азии. Помогал Луцию его великий брат, Публий Сципион Африканский, победитель Ганнибала.