Глава 4. В ординаторской.
Ординаторская. Банки с формалином на полках. Треугольный стол, на котором расположились прикрытые целлофановой пленкой тарелки с нарезанной колбасой, сыром и другая закуска, включая оливки и сладкий перец. Посередине бутылка коньяка неизвестной породы.
Среднего возраста женщина протирала спиртом шесть граненых стаканов, которые использовались еще в советские времена. Один стакан явно не хотел поддаваться спирту и, чертыхнувшись, женщина в белом халате с чувством плюнув на него, яростно растерла слюну по стеклу. Подняв стакан и убедившись, что последнее действие возымело эффект, уовлетворенно хмыкнула.
Хлопнула дверь, в ординаторскую друг за другом вошли сотрудники госпиталя. Врач Георгевич пребывая в прекрасном настроении, что-то тихо объяснял молодому ассистенту ученого. Парень слушал вполуха, кивая на автомате. Его глаза уже приметили бутылку и остро блеснули.
Женщина, поставив стаканы на стол, недовольно сощурившись, запихнула руки в карманы халата и села.
Остальные, не теряя времени даром тоже уселись, раздавая стаканы.
- наша девочка принесет нам нобелевскую премию, - вдруг громогласно объявил доктор Георгевич.
Седовласый мужчина, криво ухмыльнувшись, почесал подбородок и произнес:
- Андрей, неужели ты действительно веришь в эти сказки? Эта девчонка загнется быстрее, чем большинство наших подопытных. – он нахмурился, - включи банальную логику, она и так пережила сверх того, что может перенести человеческий организм. Стоит ее отпустить. У нас ее остался один незаконченный объект. Сегодня я осматривал его – выглядит молодцом. Правда появились трупные пятна в трудно доступных местах. На пятках, копчике и изгибах локтей. Ранее я такого не наблюдал. - задумчиво протянул ученый.
- Петр Пантелеевич, это все ерунда, можете о нем забыть. Это его отмирание клеток я заметил еще два дня назад, когда взял клетки кои на анализ. Весь верхний кожный покров заражен неизвестным вирусом. Будь то действие препарата или нервное из-за его отсутствия – меня уже не волнует.
- почему вы мне ничего не сказали? – скрепив руки замком, спросил Петр Пантелеевич.
- в этом не было необходимости. Одним меньше, другим больше – рассмеялся доктор.
Остальные коллеги, притихшие, наблюдали за тихой баталией.
Пожевав сухие губы, седовласый врач пожал плечами. Щелкнув пальцами, он указал на свой стакан ассистенту. Тот стал разливать коньяк.
Все молчали. Григорьевич, морщил лоб, помешивая содержимое стакана. Две молодые девушки-медсестры шептались о чем-то обособленно, совершенно не интересуясь интригами коллег. Ассистент смаковал коньяк, расплывшись в улыбке чеширского кота. Недовольно покосившись на него, Петр Пантелеевич разом проглотил свою порция спиртного и, крякнув, расслабился на стуле, положив руки на свой габаритный живот.
- ты предлагаешь сыграть мне партию с богом, умертив и воскресив ее несколько раз? Не боишься кары свыше, предлагая мне такое?
После этих слов медсестры перестали щебетать и в испуге вытарщили глаза.
- перестань, ты всю жизнь был атеистом. К чему теперь эта богобоязненность проснулась? Просто скажи, что не хочешь в этом участвовать и я возьму управление проектом в свои руки – нахально переходя на «ты», заявил доктор Григорьевич.
Покраснев от возмущения, Петр Пантелеевич, насупив брови, промолчал.
- итак, уважаемые коллеги, с этого дня перед нами стоит такая задача: создание препарата при помощи одного весьма живучего существа. Если кто еще не в курсе, - Григорьевич выразительно посмотрел на седовласого врача, - наш заказчик весьма влиятельный человек, он ждет от нас результатов. Иначе финансирование этим щедрым господином пойдет на упадок. Если вам не хочется потерять работу, а в данной ситуации это самая малая плата за невыполнение поставленного задания – мы должны пошевелиться.
«продавать наркотики и выдавать себя за доброго благодетеля, который финансирует проекты по лечению от наркомании – весьма красивый ход. Насколько я смог узнать его дела идут достаточно успешно. Значит, беспокоиться о том, что его загребут, можно оставить на потом. Сейчас все зависит от меня».
Погрузившись в собственные мысли, доктор наскоро допил коньяк, понюхал дольку лимона и стремительно вышел.
Глава 5. Непредвиденный сюжет
- прости меня – эти слова слетели с его губ, прежде чем он отпустил ее обмякшие руки.
Она выглядела невинным ребенком. Капризным и несносным. Такой, какой она была, когда они только познакомились. Но в то же время, совсем иной.
Если бы только можно было обойтись без этого обряда с сикерой и жить с ней. Просто быть с ней, наблюдая ее улыбку, проводя рукой по ее золотым волосам…
Он жадно смотрел на сжатые алые губы любимой женщины и внутри вопил от боли. Слишком горько было сознавать, что она сейчас видит совсем другую жизнь, о которой он совсем ничего не знает. Алэит не могла о ней рассказать. Только Монтескье был уверен – убийца там.
Услышав душераздирающий крик, Монтескье с ужасом обернулся.
Алэита, обхватив колени, дрожала. Монтескье сорвался с места, пытаясь обнять ее и прижать к себе. Но, вскрикнув в последний раз – она исчезла, прежде чем он успел коснуться ее плеча. Рука захватила пустоту. Только платье осталось лежать в кресле.
- Что я наделал? – закричал Монтескье. Он чувствовал, что все пошло не так, как он ожидал. Вино должно было погрузить ее в мягкий сон, где наблюдателем она бы прошлась по годам своей прошлой жизни. А теперь… теперь она там!
Лихорадочно соображая, Монтескье выбежал из залы и помчался в свои покои. Смахнув со со стола кучу пергаментов, он отыскал отрывок из книги и быстро стал писать Алэите послание. Только этот жалкий клочок мог последовать за ней. И только с вещью, которая принадлежала ей. Все должно быть взаимосвязано.
Закончив послание, Монтескье свернул его и помчался обратно в залу. Прикрепив записку, он схватил бокал и выплеснул пару капель, стараясь, чтобы они легли точно между посланием и тканью. Зажмурив глаза, Монтескье провел рукой над платьем и вещь охватило сине пламя. Полыхнув, оно исчезло вслед Алэит.
Монтескье без сил опустился на каменные плиты пола. Сейчас больше ничего нельзя было сделать. Почему прежде люди совершают поступки, задумываясь о последствиях лишь тогда, когда изменить уже невозможно.
Слишком жестоки были представления о любви у этого человека. Казалось, что он знает ее с самого мальства, изучил вдоль и поперек. Но она изменилась. Слишком поздно он узнал, что у нее двойная жизнь. И не узнал бы никогда, если бы не был с этим знаком. За годы его отсутствия, пришлось открыть для себя много нового. В кругу, где он в то время вращался, двойная жизнь называлась одержимостью дьяволом. И только один человек сумел ему объяснить все нюансы, связанные с этим необычным явлением.