Единоначалие

Борис Соболев
Осень 1986. Луганск.

Меняем дверь в подземном бункере командного пункта. Коридоры узкие. Пузатая бронированная дверь со «штурвалом» запорного механизма посередине и рычагами по углам, весит так много, что мышцы начинают ныть только от одного взгляда на нее. Поскольку конструкция не позволяет снять ее с петель – дверь вырывается из стены вместе с коробкой и укладывается боком на принесенные кирпичи, сложенные пирамидкой, чтобы не дай бог не обрушиться всем весом на пол.
От повисшего в узком пространстве прохода мата, воздух приобретает кисельную плотность. Первая фаза проходит почти без потерь, если не считать лопнувшего кафеля на полу, куда упирается один из углов металлической конструкции. Организм, избавившись от напряжения, с удовольствием выбрасывает через поры обильный пот, от которого мгновенно намокает рубашка и начинает щипать глаза.
И солдаты и офицеры дружно поднимаются на перекур.
Начальник командного пункта майор Лифенко по кличке «Мурзик» стоит, засунув руки в карманы. Руки у него короткие, поэтому в карманах прячутся только его пальцы и то только до половины:
- Что вы устроили цирк!? – строго спрашивает он, обращаясь сразу ко всем, - командовать должен один человек, а не все сразу. Так только неразбериху плодите. И вообще – хватит курить. Машину отпускать нужно!
Все нехотя спускаются вниз, где, привалившись к стене, стоит безучастная к происходящему дверь. Мурзик пропадает по важным делам. Впрочем, и без него достаточно тесно.
Теперь нужно протащить эту груду металла по коридору с двумя поворотами и пятью порожками, где раскрыв в удивлении свои бронированные рты, за нашим пыхтением наблюдают ее сводные сестры.
Дальше предстоит поднять дверь по крутой лестнице и погрузить на машину. Всего-то делов!
Обвязав дверь веревками, волоком двигаем ее по коридору, поставив боком на доску, как на лыжу. Доска постоянно втыкается в уголки кафельной плитки, что вызывает новые залпы мата. Поддеваем дверь ломами, когда надо поднять ее край на очередной порожек. Ломы гнутся. Несколько человек страхуют по бокам, чтобы дверь не завалилась на бок. У каждого присутствующего свое видение происходящего, и советы валятся как из рога изобилия.
Упираемся в лестницу, которая круто поднимается перед нами. Да-а-а. Высоко. Все надо сделать на одном дыхании, так как останавливаться нельзя. Кто-то предлагает подогнать наверху машину и спустить трос…
- Если он сорвется, то страхующих просто пополам разрубит!
- Это да… А если без страховки?
- Лестницу снимет как плугом. Ты потом ступеньки делать будешь?
- Это да…
Облепляем дверь как муравьи кусок сахара. Снова все кричат, командуют и, не скупясь, матерятся. Тяжело, но поступательно дверь ползет по подложенным доскам наверх. Ступеней много. Пот капает с кончика носа и с подбородка, течет ручейками по спине и груди. Все нет-нет, да посматривают вниз, на случай если кто-то оступится и дверь рухнет к стартовой черте. Тем не менее, подъем заканчивается. Самое страшное оказывается позади. Теперь начинается самое интересное.
Кое-как подтащив дверь к высокому заднику «Урала», озадаченно замолкаем, пытаясь понять – как же ее положить в кузов.
Мурзик занимает выжидательную позицию метрах в двадцати, распекая какого-то солдатика в тени тополя. Кто-то командует:
- На раз-два!
Уставшие руки подхватывают дверь с рамой и ценой двух стаканов пота ставят ее вертикально, уперев бронированным брюхом в борт автомобиля. При этом «штурвал» оказывается внизу, и затолкать дверь в таком положении в кузов – просто не реально.
- Надо перевернуть!
- Проще развернуть на одном углу!
- Ты знаешь, сколько она весит!?
- Читал…
- Вот то-то!
- Это да …
Снова поднимается многоголосый шум, в котором чаще других звучит слово «мать». Наконец дверь установлена правильно. Осталось приподнять ее нижний край и аккуратно задвинуть железо в кузов. Все устали. Чувство личной неприязни сконцентрировано на коричневом брюхе двери…
- Похожа на Карлсона со спины!
- Только не летает…
- Когда это ты Карлсона со спины видел в последний раз!?
- Гы-гы-гы…
- Да иди ты…
Эпопея с дверью всем надоела. Желание поскорее закончить это потное, грязное и тяжелое дело порождает новую вспышку активности. Команды, советы, мат, снова мат и снова команды…
- Придерживай! Левой рукой… Снизу! Куда ты ногу ставишь, урод!? Еще один человек… Угол держи! Теперь толкай! Одновременно! Не так! Сразу! Стоп! Держим! Лом!!! Кто в кузове!? Веревку! Вправо! Ну, куда!?
Мурзик не выдерживает. Подойдя к машине, он несколько секунд наблюдает за живописной возней и повторяет для всех:
- Командовать должен один человек! Тихо все! Так. Взяли. Балацкий – твой угол! В кузове – приподнимаем край…
- Не идет, товарищ майор…
Дверь острым углом рамы вгрызлась в доску кузова и намертво засела, подставив коричневое пузо теплому осеннему солнцу.
- Сейчас пойдет, - заверяет Мурзик, которому с высоты своего «ниже среднего» роста не видно застрявшего в кузове угла, - И-и-и-и РАЗ!!!
Последнее усилие дрожащих рук и… дверь вырывает щепку из настила кузова, ее левый угол, висящий над землей приподнимается, вся массивная конструкция начинает медленно скользить вправо, на свободу, на травку…
- АТАС!!! – совершенно не по уставу командует Мурзик.
Все, как током ударенные, отлетают от двери, которая, тяжело кувыркнувшись, глубоко втыкается углом в землю и с тяжелым глухим лязгом падает плашмя, плотно прижавшись к зеленой траве.
Мы смотрим то на дверь, то на Мурзика, который мгновенно оценив обстановку, и поняв, что потерь нет, закуривает и, бросив через плечо:
- Продолжайте… - уходит.
Мы тоже закуриваем. Пытаемся вспомнить какие-нибудь заковыристые слова, которыми еще себя и других не подбадривали. Да вроде нет таких…
А дверь мы все-таки погрузили. Хором! С матом! Дружно! И все покомандовали, и славу разделили на ВСЕХ!