Я плачу!

Валерий Мухачев
Нет, не слезами, конечно. Что я, не мужик, что ли? Душа плачет. По убитой молодости.
Вот, стал писать повесть - "Дневник одной женщины". Забросил. Вот начиркал на листах рассказ дяди о его сложной жизни. И дядя-то был не рядовой человек. Как-никак, заработал пенсию Союзного значения. Получил квартиру в Москве.

Я, когда гостил у дяди в квартире три дня и три ночи, так три ночи сразу к туалету дорогу найти не мог. Хорошая квартира, приличная пенсия. А здоровье потеряно было ещё в годы Сталинских репрессий. Кто же тогда, управляя большим городом, не трясся по ночам, когда по улице "Чёрный воронок" крался? Все тряслись! Кто умирал в застенках, обвинённый во всех грехах, а кто и от инфаркта в собственной постели.

Вот и дядя без таблеток и часа не мог прожить. И умер-то в муках. А я своим заскорузлым почерком спешил записать его историю жизни. По свежим-то записям я бы эти записи привёл в порядок. А теперь сомневаюсь. Мне теперь переводчик нужен моих же собственных каракуль.

Много бесполезного труда я тогда наделал. Вот пересматриваю биографии великих мира ещё того, не нашего. Пушкин - 36 лет. Лермонтов - 26 лет. Джек Лондон - 48 лет. Выходит, не только в России, но и во всём мире люди жили недолго. А историю переписывали по своему усмотрению.
А что я? Дымился, дымился и додымился! Хорошо ещё, что опомнился Президент, организовал отдушину под названием - "Свобода слова". Я, конечно, по часам стал кушать, спать ложиться не позже двух часов ночи. Позже-то я уже просто лежу на диване и смотрю телевизор. В пять утра я уже не помню ни себя, ни что вокруг делается. Короче, режим позволяет мне прожить ещё долго.

Может, я ещё и по архивам своим побегаю лет десять. Да, кстати, и хорошо, что я в молодости не публиковался. Во-первых, не зазнался, не вообразил себя.
Помню, был у нас писатель - Народный. Звания, конечно, украшают тело, а вот ум от этих званий всё-равно не улучшается.
-Ой, дак как хорошо-то меня перевели на русский язык! - так восклицал Народный писатель. Конечно, пятьдесят процентов гонорара мне бы получить, так я бы любого национального писателя перевёл с не меньшим блеском. Ведь Народный национальный писатель, скорее всего, своё произведение в переводе на русский и не узнал.

Тем не менее, время идёт, шедевры тускнеют. Пришло время новых писателей, которым свобода слова открыла дорогу к вершинам мастерства.

Я уже просто сбоку. Я ведь не отношусь к молодым писателям, даже если меня всё время в "Проза.ру" кто-то так называет. Среди старейших писателей я не мелькаю. В классики мне не попасть, даже если я проживу сто лет. Тут главное, во-время родиться, во-время встать на перекрёстке жизни, когда прославленный плодовитый маэстро заметит голодный взгляд с оттенком восхищения.
Были у меня такие моменты. Прозевал. Не понял, что для начала надо походить с согнутой спинкой, выполнять указания, делать не только, что хочется. То-есть, быть слугой у хозяина.
Оказывается, этому надо учиться с пелёнок. А если родители растят отщепенца, так отщепенцем и прожить придётся до последнего вздоха.

Ну, вот, полегчало. Главное, высказаться. А если бы ещё и поплакаться в чью-нибудь жилетку?

Ижевск, 2012 год