***
Блочная башня, в которой жила Вася, в свое время возвышалась над всеми домами микрорайона, и с десятого ее этажа бывало видно одновременно от пятнадцати до двадцати салютов. Но в последние годы пятиэтажки вокруг посносили, и возвели на их месте краснобоких длинных уродов. Кому в голову пришло, что такие здания украсят облик города, непонятно. Отец Васи, очень гордившийся видом из окна, как другие гордятся сделанным открытием или завоеванной вершиной – это, пожалуй, всего точнее, - проклинал мэра и еще черномазых, которые заполонили город и по преимуществу заселяют новые дома.
***
Работала Вася в техникуме, учителем русского и литературы, как полагается герою романа. Что-то редко герои работают, скажем, учителями химии, физики, геометрии, физкультуры… А если так, это уже детектив. Учитель же русского и литературы – это диагноз, сразу представляется рефлексирующий интеллигент, тонкий знаток, скажем, Чехова или Джойса, и обязательно поэт или прозаик, о гениальности которого никто не догадывается, абсолютно бесполезный в повседневной жизни, но милый, добрый, честный и принципиальный, и не могут его сбить с пути ни бури-ураганы, ни злодеи-искусители. Васю, неоднократно с этим стереотипом встречавшуюся, предлагаемый образ решительно не устраивал. Да, она все время думала о себе как о героине какого-то небывалого романа и частенько комментировала про себя свои действия (этому она научилась у трехлетней Алисы, которая, играя в одиночестве, часто вела повествование вслух так: «И тогда Лися пошла к мишке и принесла ему пирожок. А мишки дома нет. И Лися обиделась, заплакала и говорит...». Богатству и связности Алискиной речи можно было позавидовать).
Имелись все вводные для счастливой личной жизни: любимый муж, две очаровательные дочурки, полный комплект бабушек-дедушек, множество друзей со времен студенческой самодеятельности (правда, сейчас из всей компании остались только они с мужем, остальные как-то испарились кто куда), диплом в кармане, работа (Вася очень любила чужих детей, пока у нее не появились собственные), отсутствие ощутимых материальных проблем (брильянтов не покупали, но и на макаронах не сидели), садовый участок в полутораста километрах от Москвы, куда летом можно вывезти детишек (собственность родителей мужа), ну и так далее, нормальный круг простых мещанских радостей. Но была в Васиной жизни и трагедия личного плана, а как же. Успев вдоволь перебеситься в юности, она удачно вышла замуж, дважды родила, дважды сделала аборт, пребывала в бесконечном декрете, занималась домом, пока муж зарабатывал деньги… В общем, она сама не заметила, как из полной жизни, грандиозных планов и приключений озорной девчонки превратилась в тридцатилетнюю замотанную жизнью домохозяйку. Она еще держалась и демонстративно не смотрела сериалы, но уже ловила себя на мысли, что ей становятся интересны кретинские ток-шоу вроде «Как привлечь мужа к воспитанию детей и при этом не испортить маникюр».
***
И пожалуйста, мрачно думала Вася, застирывая под горячей водой уделанные пеленки и закидывая их в стиральную машину. И не больно надо. Сама уж как-нибудь справлюсь.
Кольцо с намыленного пальца соскользнуло и нырнуло в пену. Вася сделала хватательное движение, но, видимо, реакция с годами притупилась. Десять лет назад она за двадцать шагов на лету ловила монетки.
Вася в ярости швырнула пеленку в раковину.
Тут же из гостиной раздался вопль:
- Ма, я сок разлила!
Одновременно с этим – плач младенца и голос матери:
- Василиса, Лерочка проснулась!
Так, в бешенстве подумала Вася, а еще что?
А еще в кармане зазвонил мобильник, в кухне – телефон, и бабушка из гостиной завопила во всю мощь легких бывшей певицы:
- Телефон! Не слышите, что ли?
И ей вторил голос мамы:
- Василиса, я не могу разорваться!
Зато я могу, подумала Вася.
Она выключила воду, не спеша вытерла руки. Бабуля продолжала орать, как заведенная:
- Телефон! Телефон!
Радостно протопала в кухню Алиска и схватила трубку.
Вася глянула на экран мобильника. Номер не определен. Ну и пусть себе скрываются дальше, - она нажала отбой. Пошла на кухню.
- Алё? Ты кто? – спрашивала деловая Алиска в трубку. – Меня зовут Алися. Я люблю конфеты. Мне уже… мам, сколько мне лет?
Вася отобрала у дочери трубку, и Алиска тут же зарыдала.
Звонил друг мужа:
- Это д-дочка сейчас п-п-‘одошла? Как здорово г-г-‘оворит! Вась, может, я не в-‘овремя…
- Ничего.
- Ты и-извини, п-п-‘ожалуйста…
- Да ладно.
- Нет, если я не в-‘овремя, я п-п-‘опозже п-п-’ерезвоню…
- Коля, да говори же ты наконец, - рявкнула Вася. Коля Ананьев очень сильно заикался и при этом был параноидально вежлив. Говорить с ним, особенно по телефону, было сплошным мучением.
- Тут такое дело… Может, п-п-‘ересечемся где-нибудь, п-п-’оговорим?..
- Коля, где я пересекусь, у меня ребенок грудной! Я дальше магазина из дома не выхожу!
- А, ну да… В общем, мне твой с-супруг п-п-‘озвонил, п-‘росил п-п-’ередать кое-что…
- Сделали из меня бесплатную няньку! – негодующе крикнула мама, появляясь в кухне с визжащей Леркой на руках.
И вот тут Васю взорвало.
- Коля, - прошипела она в трубку. – Я попозже тебе перезвоню, ладно? Пока.
- Муж в командировке, а ей мужики звонят! Уже и о свиданке договорилась! – громовым голосом констатировала из гостиной бабушка, у которой был замечательный слух на чужие разговоры и полная глухота, когда речь шла о необходимости спускать за собой воду в туалете и выключать свет.
Вася взяла из рук матери Леру.
- Лисенок, пойдем, что покажу. Берись за хвостик, поехал паровозик!
Она прошествовала через гостиную с притихшей Лерой на руках и притихшей Алисой, держащейся за пояс материнского халата.
На экране телевизора кипели неумелые отечественные страсти: наш ответ мексиканцам.
Очередной кусок как раз кончился и пошла реклама. Бабуля тут же закричала:
- Вася, зачем ты переключила! Тут же сериал идет!
Вася молча прошла с дочерьми в свою комнату и тщательно закрыла дверь.
Положив Лерку на пеленальный столик и снимая с нее памперс, спросила у своей старшей:
- Ну, и что ты там разлила?
- Вишневый сок! – с готовностью ответила Алиска.
- И где?
- В гостиной! На столе. Ну, и немного на пол покапало.
- Тогда сейчас ты пойдешь на кухню, возьмешь тряпочку и протрешь стол, хорошо?
- Одна? – глаза Алиски тут же наполнились слезами. – Я не могу одна!
- Видишь, я занята?
- Аа-а! – снова в голос зарыдала Алиска.
- Только и знает, что над дочерью издеваться! – прокомментировала бабуля из гостиной.
У меня будет свой дом, как заклинание повторила про себя Вася, у меня обязательно будет свой дом.
Голенькая пятимесячная Лерка махала руками и ногами и норовила перевернуться на живот – она уже хорошо освоила этот трюк; ей явно было всё равно, где хочет жить мама, главное, чтобы она была рядом.
- Ладно, сейчас я Леру переодену, и мы с тобой пойдем вместе.
Алиса успокоилась.
- И ты дашь мне чупа-чупс.
- За что? За то, что ты разлила сок, а теперь не хочешь вытирать?
Алиса снова собралась заплакать, но Вася успокаивающе сказала:
- Вот уберешь за собой, обязательно дам.
- Правильно, кормите ребенка чупа-чупами, чтобы живот заболел. Алисочка, иди сюда, я тебе сахарку дам!
- Пока не уберет за собой, нельзя.
- Василиса, она же маленькая! – укоряюще сказала мама.
- Я еще маленькая! – зарыдала Алиса, она уже замечательно научилась добиваться своего от бабушек ревом. Они всё разрешат, лишь бы ребенок не плакал. Мама, например, каждый раз приблизительно цитировала Достоевского: «весь мир не стоит одной слезинки ребенка». В ответ на это Васе хотелось взять топор, потому что результаты такой псевдодостоевщины не замедляли сказаться: Алиска росла капризной, плаксивой и очень своевольной. Точно такой выросла младшая Васина сестра, Вероника. О себе Вася не могла сказать, что она очень капризная, но кто знает, со стороны виднее.
- Хочу са-ахал! – рыдала Алиска.
Вася подхватила полуодетую Лерку и скомандовала:
- Сначала дело. Пошли.
Вместе с мамой Алиса была готова делать что угодно.
Она, всё еще всхлипывая, но довольно бодро, порысила за Васей на кухню.
- Сейчас уберем, - сказала Вася, - я покормлю Леру, оденемся и пойдем гулять. И я тебе куплю твой чупа-чупс. Хорошо?
- Да, - Алиса взяла тряпочку и пошла в гостиную, проверяя на каждом шагу, идет ли за ней мама.
Алиса не очень умело, но очень старательно повозила тряпочкой по столу. Вася помогла ей и, к несчастью, загородила экран, где уже кончилась реклама и начался новый виток сериала.
- Не видно! – возопила бабуля.
- Подождешь, - огрызнулась Вася.
- Нахлебники! Целый день на вас пашу! А вы мне не даете полчаса сериал посмотреть!
Насчет дня было явное преувеличение. Бабуля любила стирать простыни вручную – при наличии стиральной машины, первого совместного приобретения Васи и Кирилла, - и почему-то исключительно по ночам, когда умученная Вася, уложив всех девиц, вознамеривалась принять ванну.
Лера на руках у Васи начала возмущаться и дрыгать голыми ногами.
- Заморозишь ребенка, - указала мама.
У меня будет свой дом. Спокойно. Тебе сейчас кормить.
- Молодец, Лисёнок. Теперь отнеси тряпочку на кухню, положи в раковину…
Бабуля взяла пульт и прибавила звук почти до максимума.
- Мама! – возмутилась мама.
Вася выдернула пульт из бабулиных рук, уменьшила звук до нормы и сунула пульт в руки матери.
- Вот дрянь неблагодарная, - обиделась бабуля.
Алиска потопала на кухню.
- И приходи на горшок! – вслед дочери крикнула Вася и ушла в свою комнату.
Довершив процесс одевания, Вася прихватила книжку, которую сейчас читала – «В дороге» Керуака, расправила на кровати фланелевую пеленку, положила на нее Лерку, сняла халат, отстегнула правую чашечку бюстгальтера и устроилась рядом с ребенком. Лерка повозмущалась, ловя ртом сосок, пока Вася подтыкала под голову подушки повыше, а потом сосредоточенно зачмокала.
Так, подумала Вася. Значит, сейчас покормлю, дозагружу машинку, включу, одену Алиску, оденусь сама, одену Лерку и – на улицу.
И куплю себе сигарет. К черту. Прости, Лерик.
Она успела прочитать фразу « - Куда мы едем? - спросил я. За разъяснения взялся дружок, которого все звали Понзо. От него воняло. Оказалось, он продает фермерам навоз; у него был грузовик. Рики всегда имел в кармане доллара три-четыре и ко всему относился беспечно. Он то и дело повторял: «Всё в порядке, старина, ты же едешь – ты же е-ешь, ты же е-ешь!» И ехал».
Прибежала Алиса. Рот ее был в сахарных крошках.
- Садись на горшок, сейчас будем одеваться
Алиска, хрустевшая сахаром, не стала спорить и села на горшок.
«…ты же едешь – ты же е-ешь, ты же е-ешь!» И ехал», - снова прочитала Вася. Зазвонил мобильник в кармане халата. С помощью ног Вася подтянула халат к себе – Лерка сердито засопела – и достала аппарат. Номер не определен. Кто бы это?
- Да.
- Василиса?
- Да.
- Это такая Ирина. Вы обо мне, наверное, слышали.
- Какая Ирина?
- Из Екатеринбурга.
Вася всегда считала, что выражение «сердце сжалось» - это просто неудачный литературный штамп. Оказалось, удачный и точный. В Екатеринбурге сейчас был Кирилл.
- Нет, не слышала, извините.
- Да? Странно. В общем, тут у Кирилла небольшие проблемы, и он просит не звонить пока ему на мобильный. Это всё.
- Погодите-погодите… Как всё? Почему не звонить?
- Э-э… не могу говорить.
- Подождите, а вы с работы, да?
Короткие гудки.
Первые секунды Вася не могла сообразить, в чем дело, и механически перечитывала фразу «…ты же едешь – ты же е-ешь, ты же е-ешь…»…
Позвонить Коле, пришла затем мысль. Позвонить. Но не из дома. Сейчас выйдем на улицу и позвоню.
Раньше чем через полтора часа выйти всё равно не получилось. Докормив, Вася сначала загрузила машинку. Включила. Потом пыталась выловить кольцо с помощью вантуза. Не вышло. Потом Алиска решила покакать, долго рассматривала книжку на горшке. Потом ее надо было подмыть. Потом помыть посуду и протереть пол в гостиной. Потом снова переодеть Леру. Потом бабушки стали дружно кричать, что Василиса хочет заморозить детей (был конец апреля, но на улице было тепло и солнечно, снег почти весь стаял, самая любимая Васина погода). Потом доведенная до белого каления Вася все-таки наорала на бабушек, впихнула Лерку в коляску, схватила за руку Алиску и с чувством неимоверного облегчения выпала на улицу.
Она бы забыла про сигареты, если бы не Алиска со своим чупа-чупсом. Потратилась на пачку дорогих «зубочисток» - тоненьких дамских сигарет, подумав, купила бабушкам зефира и повела детей во двор. Во дворе Алиска стала требовать покачать ее на качелях, а Лерка никак не хотела засыпать. Но вот наконец одна накачалась и уселась играть в песочницу, вторая заснула, и Вася спокойно добралась до телефона и сигарет. Бабульки, сидевшие на соседней лавочке, смотрели неодобрительно и что-то тихо говорили друг другу, но Васе было решительно наплевать, хотя обычно она очень парилась – «что люди скажут».
Николай отозвался почти сразу – видимо, всё это время ждал ее звонка.
- Извини, - сказала Вася, с наслаждением выпуская дым (от первой же затяжки голова сладко поплыла – как-никак больше года не курила), - только-только освободилась. Так что там случилось?
- Мне б-бы тебе от Кирилла п-п-‘ередать кое-что.
- Привет и поцелуй?
- Ну п-практически. Да и д-д-‘енежки он переслал.
- Это хорошо, - Вася обрадовалась: получение денег было достаточно уважительной причиной в глазах бабушек, чтобы на пару часов отпустить ее из дому. На самом деле, если объективно, бабушки не были такими уж вредными, просто у всех в этой семье, включая и Васю, было завышенное представление о собственной занятости. У психологов даже термин есть специальный, эффект эвристической доступности: человек считает, что он один работает, а все остальные только чаи гоняют. Как у любимого Васей Джером К. Джерома: «А я-то был уверен, что работаю я один, тогда как Харрис и Джордж исключительно отдыхают за мой счет».
- Ты можешь с-cегодня выбраться в центр? – спросил Коля.
Вася быстренько прикинула в уме: сейчас около половины четвертого, еще полтора часа погулять, значит в пять дома, посадить Алиску обедать, покормить Лерку, на всякий случай сцедиться (ох, как я не люблю это занятие!) и собраться – уже шесть, да час ехать.
- Около семи могу, - сказала она.
- Отлично, - обрадовался Коля. – Давай в той к-кафешке на Г-г-‘оголях, в семь.
- Давай.
- Ну, д-до вечера.
- Погоди, Коль. Ты, часом, не знаешь, кто такая Ирина из Екатеринбурга?
На том конце повисло обескураженное молчание.
- Эй, ты куда пропал, алё, - позвала Вася.
- Так т-ты уже знаешь, - неохотно отозвался Коля.
- Что, что я знаю, - обмирающим голосом поинтересовалась Вася.
- При встрече, - наконец выдавил Коля, - при встрече всё объясню.
***
Она нарисовала в своем блокноте треугольную пучеглазую птицу и подписала фразу из Лаэртского: «В кузнечный пресс попала птица…»
Птиц Вася рисовала всегда. Самых причудливых и разнообразных. При этом рисовать практически не умела и никогда этому специально не училась. Но получалось неплохо – иронично, аккуратно.
К семи Вася в полуобморочном состоянии добралась до Гоголей. Чего ей стоило вовремя уйти из дома – известно только молодым мамашам. Причем личные сборы – переодеться-накраситься – занимают в таких случаях не больше пяти минут.
Коля уже ждал за столиком и пил пиво.
Вася плюхнулась напротив и немедленно закурила.
Коля посмотрел на нее и неуверенно сказал:
- П-привет. Прекрасно в-выглядишь.
На самом деле выглядела Вася плохо. После вторых родов она очень растолстела, не столько растолстела даже, сколько расплылась, перестала краситься, одевалась во что попало. Она объясняла это тем, что ей некогда, а на самом деле просто было лень. При большом желании время бы нашлось.
- Как дела? – дружелюбно поинтересовалась Вася, хотя до этого ей ровно никакого дела не было. Она ожидала на эту ритуальную фразу услышать ритуальный же ответ «нормально» или «ничего», но Коля, что было ему совершенно не свойственно, неожиданно пространно и с воодушевлением начал рассказывать про какие-то заморочки в своей семье. При особенностях его речи это было бесконечно. Вася и так сидела как на иголках, и Коля это видел, что он, издевается? И тут она поняла, что друг просто оттягивает какую-то мучительно кошмарную весть.
- Николай, - строго прервала она. – Извини, конечно, но что случилось? Что-то с Кириллом?
- А, д-да! Вот! – он достал из портфеля конверт и протянул через стол Васе. – Это от н-н-‘его.
- Спасибо. Так все же.
Коля душераздирающе вздохнул. Помолчал. Потом спросил:
- М-м-‘ожет, тебе хочется ч-ч-‘его-нибудь в-в-‘ыпить?
- Одному человеку было очень жаль свою собаку, поэтому он рубил ей хвост по частям! – разозлилась Вася. – Конечно, хочу, но мне нельзя! Так что с Кириллом?
- Он… п-п-‘онимаешь, он…
- Коля, я тебя убью! – рявкнула Вася, так что все посетители кафе разом развернулись на нее.
- Он решил не возвращаться, - выпалил Коля одним духом, ни разу не запнувшись.
Вася помолчала. Потом тихо спросила:
- Он – что?
- Он решил не в-возвращаться, - покорно повторил Коля.
- Почему?
- Я не зна… - начал было Коля, но осекся под взглядом Васи. Что-то предобморочное было в этом взгляде, и Коля сориентировался мгновенно: - Д-девушка! – замахал он официантке, неторопливо проплывавшей по маленькому зальчику кафе, и та, в свою очередь, услышав неладное, живо оказалась рядом. – Коньячку грамм сто! – а сам уже совал Васе сигарету из своей пачки – «Житан», просто «Прима» с фильтром – и зажигалку.
Вася молчала. Упустила кольцо, вертелась одна-единственная мысль, кольцо соскользнуло. Буквально через полминуты – вот она, псевдологика экстремальных ситуаций, - на столике перед ней материализовался коньячок, и она махнула залпом, как водку, все сто грамм.
***
Маленькую Лерку бабушки в количестве четырех штук (Васины мама и свекровь и их матери) называли «лягушкой-путешественницей». Последние два месяца – с конца апреля до конца июня – Вася развила бешеную деятельность, а поскольку Лерка была грудничком, то Вася ничтоже сумняшеся везде таскала ее с собой. Она пригрозила везде таскать с собой и Алиску, и бабушки тут же присмирели, хотя и ворчали, высказывая Васе при каждом удобном и неудобном случае всё, что они думают о матери-кукушке. Бабушки видели: что-то происходит. Семья затихла.
Кирилл передал с коллегами, вернувшимися в мае после окончания проекта в Москву, запрос на развод. Вася пребывала в твердой уверенности, что всё это какая-то нескладуха, пока не пришла бумага.
Конечно, с двумя детьми, один из которых грудной, никто бы ему развода не дал. Тем не менее Вася решила предпринять все усилия, чтобы возникшее… мм… недоразумение рассосалось само собой.
Когда человек занят чем-то всерьез, все проблемы, которые раньше казались неразрешимыми, просто перестают быть.
В тот самый вечер, после разговора с Колей, вернувшись домой, Вася, управившись со всеми насущными делами (накормив, искупав и уложив детей, помыв полы в своей комнате, на кухне и в гостиной, развесив белье, погладив вчерашнее, сварив бульон и порезав овощи для салата на завтра, вымыв плиту – дурацкая электрическая плита, то никак не кипит, то моментально всё убегает! – убрав все со стола в гостиной и в кухне, заложив в стиральную машинку постельное белье, чтобы постирать наутро, вымыв посуду, внимательно следя, чтобы нигде в квартире не осталось ни одной непомытой ерунды, а то бабуля будет в четыре утра полчаса мыть незамеченную баночку из-под детского питания, громко оповещая весь дом, что ее вечно заставляют за всеми убирать), решительно прогнав от ванной бабулю, вознамерившуюся немедленно постирать рассыпающийся от ветхости половичок, плюхнулась в ванну с ароматической пеной. Она прихватила с собой, - чего не делала последние полтора года, - сигареты, пепельницу, блокнот и ручку, кружку кофе со сливками и две маленькие шоколадки. До нее еще не доходили полностью размеры постигшей ее беды. Точнее, не так. Она всё приняла умом, а чувства и переживания отложила, как Скарлетт, на неопределенное будущее. Ну да, нашлась какая-то провинциальная ****а, решившая выйти замуж за москвича. Мужик, тоскующий за тысячи километров от жены, потерял голову (уж лучше б в бордель пошел, честное слово!) Но дело всё поправимое. Для этого раз (Вася записала в блокноте единичку и поставила круглую скобочку): надо в подробностях всё выяснить – почему так произошло, где и когда. Два – кто она такая. Три – чем она его взяла. Четыре – выманить его домой, хотя бы ради детей… Вася зачеркнула написанное и квадратными буквами впечатала: стать во всем лучше. Решив после подробно вернуться к выбранному пункту, она написала: пять, выманить его домой, хотя бы ради детей, и показать, насколько я прекрасна. Шесть – подробно объяснить косвенными намеками, что ЕЙ нужен не сам Кирилл, а его деньги и московская прописка. Тут же она пририсовала решительную яйцеобразную птичку и подписала: «Боевой птиц»
Дальше шли фанфары и трубы.
На практике сразу возникли сложности. Во-первых, выяснить, как все произошло, оказалось почти нереально. Проект заканчивался только в мае. Коля не мог ничего толком сказать – или пообещал Кириллу не говорить. Вася узнала только, что пресловутая Ирина работала в екатеринбургском филиале их фирмы. На вопросы, какая она, Вася получила странный ответ, вселивший, однако, определенные надежды в ее сердце: «Ну, она очень п-п-‘охожа на тебя». И лет ей примерно столько же. И двое детей – мальчики пяти и трех лет.
Кириллу Вася решила пока не звонить, а когда все же позвонила в одну из ночей отчаянья, оказалось, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». После этого Вася не звонила ни разу, решив приступить пока к самому животрепещущему и близкому сердцу каждой женщины пункту: стать во всем лучше.
Те, кто хочет здесь прочитать историю дурнушки, ставшей красавицей, ничего похожего не найдут. Все фильмы вроде «Красотки» или «У зеркала два лица» - это просто американская пропаганда. Три раза через скакалку попрыгала, два утра побегала, один раз хула-хуп покрутила, десяток шмоток перемерила – и стала из коровы газелью. На самом деле для этого нужно быть одинокой хорошо обеспеченной дамой. Когда, скажите, молодой матери бегать? Утро начинается с вопля младшей, полчаса утром ест младенец, и это счастье и большая экономия, если он на грудном вскармливании. Причем все равно надо сначала встать, сменить подгузник, может, переодеть ползунки, потом уложить с собой кормиться и блаженно дремать эти полчаса, в полглаза следя, чтобы подрастающий малыш стремительно не уполз, наевшись. После чего просыпается старшая, и надо окончательно встать, отправить ее на горшок, помочь переодеться, идти на кухню готовить завтрак, накормить, поесть самой, потому что кормящей маме нельзя голодать, позаниматься с младшей развивающей гимнастикой, потом сразу начать готовить обед, потом еще раз покормить младшую, всех одеть и идти гулять. И понеслась душа в рай, и процесс это бесконечный. Всех домашних дел не переделать.
Но в этом мае Вася обнаружила, что в ее плотный график, при желании, можно много чего впихнуть. Если не присаживаться каждую свободную минуту с чашечкой зеленого чая и книжкой, не рассуждать с подружкой по телефону о бабушках, которые ничего не делают, только нагружают, умело распределять обязанности между домашними – в том числе и трехлетней Алиской, не валандаться полночи на кухне, вместо того, чтобы вовремя лечь спать, не прикладываться подремать после приготовления завтрака часов до двух, и так далее, - огого сколько можно успеть!
Утром, первый раз переодев и покормив Лерку, – которая то ли переросла возраст ночных бдений, то ли чувствовала напряженное состояние матери, а скорее всего и то, и другое, – Вася не дожидалась, пока проснется Алиса, и игнорировала призывные гудки младенца, а хватала хула-хуп, иногда даже позабыв надеть трусы, – спала она только в специальном лифчике для кормления, чтобы не залиться молоком. Покрутив его несколько минут – начинала с пяти и каждый день прибавляла по полминуты – несколько раз отжималась от пола, тоже ежедневно прибавляя по разу. Потом наклоны, прыжки и приседания – ну просто пионерская зорька, и переходим к водным процедурам. (Правда, если совершенно честно, получился у нее фокус с ранним вставанием и зарядкой ровно два раза. На третий ее уже не хватило)
Принимала душ, обливалась холодной водой, красилась. Потом мчалась готовить завтрак и к тому моменту, как просыпались Алиса и бабушки, всё было уже готово. Бабушкам теперь давались не неопределенные команды: займитесь ребенком, а «положите ей кашу из зеленой кастрюльки, полтарелки, и возьмите йогурт с нижней полки в холодильнике. Потом умойте и помогите почистить зубы». Кроме того, в порыве самоотверженного золушкиного труда она сделала то, что давным-давно собирались сделать все бабы в доме – разобрала стол и мягкий уголок на кухне от давным-давно там скопившегося хлама. Свозила в починку и повесила на кронштейне над холодильником, привлекши к делу отца, маленький телевизор. Теперь ей не приходилось метаться, накрывая на стол, из кухни в гостиную и обратно – все с удовольствием ели на кухне. Времени, как выяснилось, экономится уйма. Кроме того, каждый, поев, сам за собой мыл тарелку, что было совсем не сложно, ибо не приходилось отрываться от телевизора, и все на удивление быстро втянулись в новую игру под названием «порядок в доме». Мало того, бабуля, которой когда-то приходилось кормить огромную семью из пятнадцати человек – мать с отцом работали на заводе, а она была старшей дочерью, тряхнула стариной, и что ни день стала баловать домочадцев то сырничками, то пирожками, то какими-то совершенно необыкновенными котлетками.
На третий или четвертый день Васиной новой жизни (хула-хуп опять пылился за шкафом) неожиданно позвонила давняя подруга и предложила работу переводчика-редактора в издательстве. Издательство выпускало переводные любовные романы. Вася, как человек, приближенный к изящной словесности, с презрением относилась к данного вида чтиву, но к предложению поработать и подзаработать отнеслась с энтузиазмом. Язык она знала средне, но и материал был не классикой. Так что, отправив домочадцев завтракать, наскоро съев тарелку чего-нибудь полезного для ребенка и подкормив оного, она садилась за компьютер, беспощадно реквизированный у младшей сестры – которая, впрочем, в это время училась, а может, где-то шлялась, - и отмахивала за два-три часа десяток страниц, а то и больше.
Вечером, когда под предлогом написания диплома Вероника занимала компьютер и играла до поздней ночи в «Симс», а у Васи был перерыв между кормлениями и прогулками, наша деятельная мамаша занималась редактурой другого любовного бреда – уже по двадцать-тридцать страниц в час. В каждом романчике было от семи до тринадцати авторских листов – то есть примерно от 200 до 400 страниц. Итого на перевод у Васи уходило дней двадцать, а на редактуру – пять-шесть дней. Платило издательство не густо, но исправно, и за первый месяц Вася заработала столько, сколько в своей школе зарабатывала за два.
В начале июня свекор освободил себе несколько дней, и надо было везти детей на дачу. Вася размышляла недолго. Из тех денег, что прислал Кирилл (она пока почти к ним не притрагивалась), она взяла часть и отправилась на Горбушку покупать ноутбук. Практически ей нужен был только текстовый редактор, поэтому она купила очень недорогую, весьма устаревшую машинку. Играть ей было некогда, да и не хотелось, а для работы в полевых условиях он подходил как нельзя лучше. К нему Вася приобрела оптическую мышь, флэшку и множество болванок. Затем она отправилась в магазин детских товаров и купила «кенгуру» - очень удобную штуку для переноски маленьких детей. От дачи до Москвы можно было добраться сначала на автобусе, потом на электричке – весь путь занимал часа три, достаточно долго, еще полчаса по Москве – и она в издательстве. Вася заключила два новых договора – на перевод и на редактуру – и отбыла с детьми на дачу.
Раз в неделю она ездила в Москву, оставив Алиску на попечение свекрови. Лерка переносила эти путешествия превосходно: при случае Вася не стеснялась, сидя в электричке или автобусе, на глазах всего честного народа покормить маленькую. В издательстве очень доброжелательно относились к молодой мамаше и неизменно умилялись при виде Лерки. И поэтому главная редакторша все время подсовывала ей романы пообъемнее, а редактируемых авторов поспособнее – платили за авторский лист перевода, независимо, приходилось ли заново переписывать страницу или исправить пару опечаток.
В общем, грустить Васе было некогда, и она почти уже не верила, что в ее жизни происходит что-то не то, рисовала птичек в розовых комбинезонах и подписывала «sweet mama».
***
В тот день Вася в первый раз поехала в Москву без Лерки. Детенышу было уже семь с половиной месяцев, и целых два прикорма Лера успела ей ввести целиком – кашу и овощное пюре. Правда, плотно и с удовольствием подзаправившись предложенными яствами (одно – на второй завтрак, другое – на обед), Лера еще минут пятнадцать, как ни в чем не бывало, кушала маму. Но практически это означало, что ребенок в любом случае голодным не останется, если мама где-то подзадержится. У Лерки оптимальный перерыв между кормлениями составлял три с половиной часа. То есть, покормив в восемь и сцедив пару бутылочек (молока у нее, несмотря на все потрясения, не убавилось. Так бывает. Алиску, например, Вася кормила почти до полутора лет – а потом четыре месяца мучилась, пока перегорало молоко. Боль была адская, рожать легче), Вася была теоретически свободна до половины седьмого. Но это, конечно, чисто теоретически, потому что для младенца-«естественника» грудь – это не только еда и вода, но и колыбельная, и собеседник, и лекарство, и бог знает что еще. Поэтому между основными «приемами пищи» детеныш может требовать грудь хоть каждые пять минут. И в идеале ее надо ему дать.
Вася не была безумной фанаткой грудного вскармливания. Точнее, в этот раз не была. Алиске, помнится, она пихала грудь на любой писк – обчиталась в период беременности разных брошюрок. Некоторые из них, например, четырехполосная одноразовая газета «Приложение к груди» , рекомендовала: «Младенца необходимо прикладывать к груди так часто, как он захочет. На любой писк, на любой звук реагировать следует одним – прикладыванием к груди! Ребенок может поесть пять минут и через пять минут попросить опять, может спать, посасывая, два часа, потом опять приложите его к груди ненадолго с интервалом в каждые десять минут, а через полчаса, наконец, покормите малыша».
Оставалось, правда, неясным, когда же молодой маме поесть, поспать, помыться, пописать-покакать, в конце концов. Разве что делать всё это с младенцем на руках. Не говоря уж о домашних делах. Не раскрывался и секрет зимних прогулок: а ну как малыш проснется во время прогулки, ведь с младенцами гуляют, если на улице до минус десяти включительно, и, не дай бог, пискнет? Матери при десятиградусном морозе всё скидывать с себя и засовывать голую сиську ему в рот? Вася решила палку не перегибать, а смотреть по обстоятельствам.
Закончилось это тем, что у двухмесячной Лиси было грандиозное несварение, животик вздулся, как у лягушонка, она хотела есть и не могла. Прибывшая среди ночи «скорая» в составе двух грустных теток попеняла молодой мамаше: «Что ж вы ей передохнуть-то не даете! Она переварить не успевает, вот и кричит. Спит беспокойно? Ну еще бы! Попробуй-ка на ночь плотно нажраться, а тебе вместо слабительного супу подсовывают!» Вася призадумалась, Алиске прочистили желудок (Кириллу пришлось среди ночи бежать в аптеку за клизмами и эспумизаном), помассировали животик, приложили нагретую пеленку и всунули валящейся с ног от усталости и переживаний Васе: «Теперь держи на руках, покуда не уснет, мамаша. И режим, режим! Ночью не кормить!» Вася качала Алиску на руках еще час, расхаживая по комнате (Кирилл уже спал, ему надо было рано уходить). Когда пыталась присесть, Алиса снова начинала кричать. Через час Вася не выдержала, положила Алиску к себе на кровать, легла рядом. Алиска зарыдала с новой силой. Кирилл, только успевший уснуть, рявкнул:
- Да что же это такое! Мне завтра не телевизор, между прочим, смотреть! – схватил свои подушку и одеяло (они спали под разными одеялами, потому что оба любили заворачиваться с головой) и ушел спать на диван.
Немедленно прибежала мама:
- Васенька, давай я покачаю! – аккуратно перехватила внучку и еще полчаса укачивала ее, напевая, расхаживая мимо Кирилла.
Наконец Вася забрала Алиску у матери, и та ушла спать. Вася еще немного походила с дочкой, поменяла ей подгузник, легла, положила ее рядом, сунула доче сиську в рот и блаженно отрубилась. Немного пососав, уснула и умученная Алиса.
С тех пор Вася меньше доверяла советам брошюрок. Кирилл вообще с презрением говорил (когда Вася, вместо того чтобы обнимать его, мчалась ночью на любой писк дочери, клала ее с собой в кровать и начинала кормить, а на все протесты мужа цитировала упомянутые научные труды): «Заставь дурака богу молится, так он лоб расшибет. Эту макулатуру пишут бабы, у которых вместо мозгов сиськи!»
Вася угрюмо рисовала птичек, кормящих, как женщины, и кормила все равно чаще, чем рекомендовали старые пердуны вроде Спока (интересно, какое понятие мужики вообще имеют о грудном вскармливании? Ни один из них, насколько известно, ни одного младенца собой не выкормил. Бабы же не берутся рассуждать об эрекции! А Спока вообще, насколько Вася знала, собственные дети под старость сдали в дом престарелых). Алиска ела часто и помногу, от груди отвыкала тяжело, но Вася не собиралась уподобляться некоторым безумным мамашам, чуть ли не до пятилетнего возраста кормившим детей грудью. «Как прекрасно!» – умилялась одна подобная дама на страницах упомянутого «Приложения к груди», - «Как только моя подруга приходит домой, четырехлетний сынишка подбегает к ней и сразу расстегивает кофточку. Он сосет, потом улыбается маме, улыбается груди, снова сосет и убегает играть, время от времени прибегая к маме, не забывая посасывать и улыбаться!» Вася, прочитав сии потрясающие своим идиотизмом откровения, немедленно представила себе: приходит тетка домой с работы, потная, взмыленная, вздрюченная, в одной руке десять кило картошки, в другой – пять сумок с продуктами кило по два каждая, и надо еще успеть приготовить ужин на сегодня и обед на завтра, а муж уже сидит на кухне, голодный и злой, потому что некому разогреть ему кастрюльку с борщом и сковородку с котлетами, а хам начальник на работе наорал и премии лишил, и подругу встретила с новой прической и в новых сапожках, которые на этой уродине, надо сказать, прекрасно сидят, ну еще бы, за такие-то деньги, и какой-то гад зацепил сумкой в троллейбусе, и поэтому колготки новые теперь можно выбросить, и в отпуск она попадает в этом году только в марте, - так вот, открывает тетка дверь, и с порога на нее набрасывается четырехлетний сын, расстегивает кофточку, отрывая с мясом пуговицы, и тут же принимается сосать! Какая, вы думаете, у тетки реакция?..
Кстати, теперь, когда старшей уже шел четвертый год, Васю удивляло в этом еще одно (неизгладимое впечатление произвела эта газета, ничего не скажешь). Алиска, начиная с двух лет, свободно болтала на любые темы, а этот, из откровений, прибегает, улыбается… и молчит! Он что, недоразвитый? Тогда понятно, почему он в четыре года всё еще сосет грудь. Непонятен только восторг дамы. Или, может, она банально радуется, что у подруги в семье такое горе?
Короче, с Леркой всё было еще проще. То ли сама Вася была уже опытной и не паниковала по каждому поводу, то ли Лерка была спокойнее сестры, но младшая доча не требовала сисю каждые пять минут. И засыпать научилась самостоятельно. Алиска первые полтора года засыпала только с мамой во рту, а потом – только с бутылочкой. Отучить ее удалось буквально на днях. И все равно мама должна была сидеть рядом и держать ее за руку. А Лерка возилась и ворочалась, вставала на четвереньки, плюхалась на бок, тихонько что-то гудя, и засыпала.
Итак, теоретически ее можно было оставить на попечение бабушек до семи часов. Целый рабочий день, даже больше. Не забыть купить чего-нибудь порадовать бабушек.
Васе это было очень на руку. Во-первых, без ребенка в «кенгурятнике» она могла спокойно покурить. Вася закурила с того самого дня, сначала по сигаретке в день, потом по две, потом… сейчас она позволяла себе до пяти штук в день, но ни в коем случае не на голодный желудок и только после кормления. Уходила за малинник, чтобы бабушки не увидали, и с величайшим наслаждением выкуривала. Не то чтобы она боялась бабушек, просто не хотелось лишних разговоров. Один раз ее там засек свекор, но он был мужик с пониманием, и ничего не сказал, даже сделал вид, что не заметил. А главное, чтобы не заметила Алиска, потому что, как и все трехлетние дети, милая девочка тут же оповещала весь свет об увиденном. Просить же ее ничего не говорить было еще хуже. Однажды Кирилл (как раз перед своей екатеринбургской командировкой) принес домой несколько бутылок замечательного чешского пива – один друг привез непосредственно из Праги, в Москве такого не продавали, - и Вася, разумеется, попробовала. Это увидала Алиса, заинтересовалась: «Что это, папа? Это сок? Дай мне!» «Нет, Лиса, это пиво, детям нельзя». И за ужином, при всем честном народе, сообщила: «А мама и папа пили ПИВА, потому что детям нельзя!» Укоряющие взоры бабушек преследовали Васю неделю. Сказать при Кирилле они не решались, он мог прямо ответить, что это не их дело. Ненормативной лексикой Кирилл пользовался редко, тон почти никогда не повышал, и всё же бабушки его побаивались.
Теперь же, отъехав на безопасное расстояние от бабушек, можно было не только покурить, но и бутылочку пивка выпить. От одной бутылочки ничего ведь ребенку не будет, верно? Вася была такая же махровая эгоистка, как и все окружающие.
Ей нужно было во-первых, заехать в издательство, сдать один перевод и две редактуры (для экономии времени она теперь брала по две сразу, слишком накладно было таскаться каждые пять дней в Москву), во-вторых, уже должны поступить денежки за предыдущий месяц – а это значило найти подходящий банкомат... Или в другой раз. Денег у нее пока достаточно. В-третьих, Васе нужны были новые босоножки – у старых вот-вот оторвется ремешок, а те, которые она купила перед отъездом на дачу, были на редкость неудачны: в первый же день Вася жутко натерла ноги, да еще так противно, середину ступни, два дня ходила на цыпочках. В-четвертых, Вася собиралась постричься – жара стояла неимоверная, и длинные волосы просто отравляли жизнь. Не такой уж маленький список дел, особенно если учесть все перемещения и настоятельную необходимость вернуться часам к семи.
Лерка сегодня проснулась довольно поздно – к девяти, так что выйти из дома у Васи получилось только без пятнадцати десять. Пришлось еще раз проинструктировать бабушек: чем, в каких количествах и когда кормить девиц, где что лежит, как часто проверять памперсы… В конце концов мама не выдержала и сказала:
- Василиса, ну тебя же мы как-то вырастили, и ничего!
И в самом деле, чего это я, опомнилась Вася, еще раз придирчиво осмотрела себя в зеркале и побежала к автобусу, который останавливался у садовых участков без пяти десять. Следующий был в час.
Только вышла за ворота – разумеется, лопнул злополучный ремешок. Вася в панике глянула на часы: должна успеть. Вихрем ворвалась в дом, нацепила мерзкие новые босоножки и только хотела выбежать, как мама сказала:
- Василиса, ты, вроде собиралась взять с собой этот пакет.
Это же счастье, что порвались старые босоножки! Вася чуть не оставила дома пакет с редактурой.
- Спасибо, ма! – крикнула она, хватая пакет и помчалась к остановке.
На остановке сидел мальчик Вася из местных дачников, Василиса его хорошо знала, и рассматривал что-то в спичечном коробке. Наверное, гусеницу или жука.
- Успела! – обрадовалась Вася, плюхаясь на скамейку рядом с мальчиком. – Привет, тезка.
- А автобус только что ушел, - рассеянно информировал мальчик Вася, не отрываясь от созерцания. – Как вы думаете, тетя Вася, он дохлый или просто притворяется?
- Как – ушел? – не поверила Вася и посмотрела на часы. Потом полезла в сумку за мобильником и пришла в ярость: - ****ские часы! Отстали на пять минут!
Мальчик Вася даже оторвался от своей коробочки и укоризненно, как взрослый, сказал:
- Ну, тетя Вася, разве можно так говорить при ребенке!
- Да, тезка, нельзя, извини. Просто мне очень нужно было попасть на этот автобус, - и тут же не удержалась: - ****ские босоножки!
Мальчик Вася удивленно посмотрел на ее ноги:
- По-моему, красивые. У мамы почти такие, только зеленые и с камешками.
Вася готова была заплакать. И что теперь делать?
Вдали на дороге показалась машина. Господи, ну не дура ли она! Ведь всё так просто, надо поймать попутку. Вот что значит всё время сидеть дома, отвыкаешь от самых простых вещей.
Когда-то в юности Вася много путешествовала автостопом. Правда, недалеко. Она была трусовата, в чем никогда не хотела себе признаваться. Доказывая обратное, она в свое время натворила множество глупостей. Самым дальним ее маршрутом был на запад – Смоленск, на восток – Владимир, на север – Питер, а на юг – Коломна. Путешествия улитки. Сейчас от нее не требовалось даже стопить. Она была взрослая, обеспеченная по своим понятиям женщина. Просто поднять руку, попросить довезти до Можайска… заплатить сколько-нибудь «за бензин»… и всё!
- А кто у тебя в коробке? – спросила Вася.
- Паук, - с гордостью ответил мальчик. – Только он, кажется, сдох.
- Нет, - сказала Вася. – Просто ему не нравится сидеть в коробке, он и притворился. Ты его выпустишь, а он как ломанется! – она встала и подняла руку. Подъезжавшая машина, старенький жигуль-пятерка пронзительно-голубого цвета, разумеется, остановилась, водитель, бодрый дедулька, разумеется, ехал в Можайск и с радостью подсадил Васю. Уже садясь в машину, Вася услышала за спиной:
- Сбежал! Тетя Вася, он сбежал!
- Ну еще бы, - сказала Вася. – Кому захочется сидеть в спичечном коробке!
***
Дедок гнал под сто двадцать и болтал всю дорогу без умолку. Он рассказывал, какие чудесные в этом году взошли у него огурцы, и при этом игриво косился на Васю. Машина шла на удивление плавно, словно по воздуху летела, и невыразимо благоухала клубникой – на заднем сиденье лежали два длинных ящика.
- Повезло тебе, красавица, - подмигнул Васе дед. – Вчерась я на ней навоз возил, да ведра даже на твоем месте стояли.
Вася вздрогнула и изогнулась, пытаясь рассмотреть, не села ли она во что-нибудь неподходящее. Смотря по тому, как началось утро, такое вполне могло быть.
- Да не пужайся! – засмеялся довольный своим юмором дедок. – Нешто навоз внутре возят! Вот клубника – так-то, другое дело. Сыну в город везу, пущай невестка наварит. Сама-то на железной дороге кондуктором работает, а до огорода не доедет никак. Опять же внукам на зиму – куды как хорошо!
Вася согласилась, что хорошо. Она сидела скованная, изо всех сил приветливо улыбалась, и думала, что делать, если этот престарелый веселый шумахер начнет приставать. Не выскакивать же посреди дороги из машины, в конце концов!
- А у тебя самой щеки как клубники, - заигрывал дед, - куда такая нарядная едет?
- На работу, - выдавила Вася, вжимаясь в сиденье, потому что дед лихо обошел две легковушки подряд и чудом увернулся от третьей, ехавшей навстречу. Вася перевела дух и поинтересовалась: - А клубника на такой скорости не испортится?
- А что ей, проклятой, сделается, - спокойно отвечал дед. – Эх, где мои пятьдесят, уж я б тебя прокатил.
- Спасибо, как-нибудь обойдусь, - Вася снова вцепилась в ручку двери, потому что автогонщик внезапно сбросил скорость.
- ГАИ впереди, - пояснил он, - вон они, шакалы, только и ждут. Но я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь! У меня всё всегда в порядке – всю жизнь, почитай, с машинами вожусь.
- А кем вы работали, если не секрет? – неожиданно заинтересовалась Вася.
- Конструктором. Гоночные машины собирал.
- Я так и думала, - пробормотала Вася.
- А теперь, на старости лет, хот-родами увлекся. Слыхала о таком?
- Нет.
- Хот-род – это когда, скажем, в ушастый «Запорожец» вставляют мотор от «Хонды». В общем, улитке приделывают крылья.
- Здорово, - восхитилась неожиданным афоризмом Вася и более внимательно посмотрела на деда. Не такой уж, кстати, и старый. Просто весь седой, и вокруг глаз множество морщинок, и такой весь… как бы сказать… побитый жизнью, узловатый, как саксаул. Саксауло-аксакал. И как она не распознала клюквы, не сообразила, что сначала он валял дурака, прикидываясь этаким старичком-боровичком из глухой деревни. Ну, понятно, она села в машину вся такая городская-городская, фифа на шпильках, он и решил подбавить местного колорита. – А что на самом деле внутри у этой машины?
- Секрет фирмы, - прищурился водитель. – Мы со старшим внуком сами мастерили, но ГАИ, ГИБДД это дурацкое, таких вещей очень не любит. Знаешь, кстати, как ГИБДД расшифровывается? Гони Инспектору Бабки и Двигай Дальше! Вот, они не любят таких фокусов, так что я никому не говорю. И тебе, Васёна, не скажу.
- Как вы сказали? – после паузы вымолвила ошарашенная Вася.
- А как есть, так и сказал, - снова с интонациями старичка-лесовичка ответил загадочный дед.
- Но…
- Эх, девки, девки! – засмеялся дед. – Память надо тренировать и внимание, - серьезно посоветовал он. - Парнишка на остановке тетей Васей тебя назвал, значит, ты Васёна и есть.
- А, ну да… - растерянно сказала Вася. Всё понятно, за исключением того, что Васёной ее называл исключительно Кирилл. Сам придумал и очень гордился.
Они въехали в Можайск, поплутали по улочкам, проехали под мостом, который много лет выглядел так, будто вот-вот рухнет, миновали ряд кварталов, где «городские» блочные дома соседствовали с удивительной красоты частными домиками, и въехали на вокзальную площадь. Кажется, она так и называлась – Вокзальная.
- Станция Дерезай, кому надо – вылезай! - весело сказал дед.
Вася замешкалась:
- Сколько… ээ… я вам должна?
- Эх, Васёна, - проникновенно произнес дед, вновь перевоплотившись в старичка-лесовичка – видимо, это была его любимая роль. – Что ж за манера такая – о пустяках думать. За что человек по настоящему должен – никогда расплатиться не может. Вспомнишь меня добрым словом – вот, дескать, веселый какой дед был Кирилл Львович, - и то славно.
- Но…
- Ступай-ступай. Всего хорошего.
- Спасибо, - пробормотала Вася, выбираясь из машины.
- Скоро внуки у тебя будут, тоже будешь им клубничку возить! – ошарашил напоследок дед и умчался на своей голубой колеснице.
Вася посмотрела вслед, а потом до нее дошло.
Я что, так плохо выгляжу? Какие внуки? Внуки бывают в старости…
- Мать, одолжи рупь, - раздался позади нее голос. – Христом-Богом… на билет…
Вася в ужасе развернулась. Перед ней маячил грязный мужик, страдающий от жесточайшего похмелья.
- Ну одолжи, мать! – бубнил мужик. – Мне в Москву…
- Кому ты в Москве нужен… - выпалила Вася и ринулась прочь, к перронам. «Москва – Петушки», вертелось в голове, главная «Одиссея» нашего времени. «Мать», надо же. Просто твою мать…
Только она успела спуститься на нужную платформу, как пришла гагаринская электричка на Москву. Вася глянула на часы и изумилась: она никак не рассчитывала на нее попасть. Думала, еще простоит минут десять на платформе до следующей. Да, нефигово гнал дедок Кирилл Львович – они обогнали автобус на пятнадцать минут.
Вася села в полупустой вагон, досадуя, что не успела покурить и купить пива. Ну и ладно, еще успеется. Предстану в редакции свеженькой. Ага, свеженькой, внуки скоро появятся. Вася пожалела, что никогда не носит с собой косметички – так захотелось посмотреться в зеркало. На вашем месте, Карлик Нос, я избавился бы от этой вредной привычки. Ладно, хорош заморачиваться, это просто была очередная шутка. Мать… всё, хорош.
Значит, в полпервого я в Москве. В час – в редакции. Скажем, полчаса там. Мне надо успеть на автобус в шесть тридцать пять. Минус два с половиной часа… – она раскрыла книжечку расписания, - вот замечательная электричка пятнадцать пятьдесят пять. Это что же получается, мне всего два часа на все про всё? Тогда банк точно отпадает. Только в парикмахерской час потрачу. А пока еще ту парикмахерскую найду. И что, мне так и ходить в этих колодках?.. ужас.
Ну, если что, поеду на следующей, шестнадцать пятнадцать, и буду ловить попутку. А что такого, в конце концов.
И, успокоенная этой мыслью, она достала книжку и погрузилась в чтение.
***
В редакции, вопреки ожиданиям, Вася потратила совсем немного времени. Старшая редакторша, престарелая Ольга Николаевна, с которой Вася всегда работала, ушла в отпуск, и вместо нее с делами управлялась молодая и энергичная заместительница, тоже Ольга. У Ольги Николаевны начинался склероз, и посему она всегда бесконечно долго искала договор, потом рассеянно мусолила принесенную редактуру, потом долго тюкала на допотопной механической машинке новый договор – она панически боялась компьютера. Зато глаз у нее был – алмаз, ошибки она определяла, наверное, шестым чувством. Молодая же Ольга еще не обладала таким профессиональным опытом, зато очень быстро справлялась с технической стороной дела.
Поскольку Вася, как было принято, позвонила и договорилась о встрече заранее, Ольга уже к ее приходу подготовила договоры и новые романы. Радостно информировав, что денежки за прошлый месяц уже перечислены, она бойко просмотрела отредактированную Васей розовую лабуду, похихикала над фразой «Дороти душераздирающе вздохнула, глядя на мощный агрегат Уилла», согласилась, что название «Дивные сны Атлантиды» лучше, чем предложенное переводчиком и уже порядком затасканное «Сладкая месть», молниеносно заключила с Васей три новых договора и пожелала всего хорошего. Уже в четверть второго Вася вышла из издательства, расположенного в здании «Московского Комсомольца» (теперь там было множество разномастных издательств), и стала оглядываться в поисках парикмахерской или обувного магазина. В поле зрения таковых не оказалось, и Вася потопала к метро, справедливо полагая, что там-то уж что-нибудь такое найдет.
На Пресне, действительно, нашлось и то, и другое. Решив начать с обуви, Вася обошла множество магазинчиков, но ничего ей не приходилось по душе. Рядом с очередным обувным было кафе, проголодавшаяся и уставшая Вася прельстилась вывеской и решила подкрепить силы.
Она зашла в прохладный подвальчик, села за столик в уголке и тут же скинула под столом босоножки, поклявшись себе, что будет теперь ходить исключительно в мокасинах.
Заказав себе кофе с мороженым и парочку особо аппетитно выглядевших пирожных, Вася снова стала считать время и рисовать птичек с кудряшками, туфельками и бусиками. В следующем магазине обязательно надо купить обувь, иначе ей придется ехать обратно в этих чудовищных босоножках. Вася с сожалением вспомнила, какие замечательные туфельки она примерила в первом же обувном, но, к несчастью, они были такого вызывающе-пурпурного цвета, - притом, что на ней был нежно-салатовый костюмчик, что Вася была вынуждена от них отказаться. А какие удобные! У Васи, простой рабочей лошадки и дочери таких же простых рабочих людей, не было привычки покупать вещи просто потому, что они нравятся. Ей нравился – теоретически – процесс шопинга, но она считала это дурным тоном и поэтому всячески скрывала и никогда шопингом как таковым не занималась. Не считать же шопингом покупку колбасы и хлеба, равно как смесителя для ванной и моющих средств для унитаза!
Относительное материальное благополучие пришло к ней не так давно – с тех пор, как вышла замуж. Уж скорее сестрица Вероника умела обращаться с деньгами в свое удовольствие. Вася выросла в убеждении, что деньги нужны исключительно для жизнеобеспечения – иными словами, чтобы не сдохнуть с голода и не ходить в рванье, - а уж никак не для удовольствий. Даже сейчас, сидя в кафе, Вася неосознанно пилила себя за бездарное разбазаривание денег и времени. Комплекс бедного человека, комплекс золушки, которым, кстати, почти не обладали люди, родившиеся на десяток лет позже Васи, то есть в конце восьмидесятых – начале девяностых, отравлял ей жизнь, и Вася даже не догадывалась, как сильно.
Сейчас было уже без десяти два, значит, залпом выпить кофе, проглотить пирожные, и рысью по делам.
Два человека, вошедшие в полутемное кафе, вначале не привлекли ее внимания. Но официантки, взявшей у нее заказ, видно что-то не было (наверное, поехала за кофе в Бразилию), и Вася от нечего делать стала рассматривать вошедших. И ничто в ней не шелохнулось в предчувствии, ничего не дернулось и не трепыхнулось. Ну, два мужика вошли.
Разговаривают негромко, но как будто ссорятся. Еще немного – и перейдут на повышенные тона. У одного от жары рубашка прилипла к телу, и на спине огромное, как будто масляное, пятно пота. Он поминутно отирал жирную шею клетчатым платком. Наверно, что-то не в порядке с обменом веществ, лениво подумала Вася. Во втором мужчине не было ничего примечательного, и Вася не обратила бы на него никакого внимания, если бы в ответ на тихую фразу своего спутника он не воскликнул зло:
- И что теперь, мне опять тащиться на Урал?!
Васю будто подбросило. Она внимательно всмотрелась в противника незапланированных путешествий и поняла, что видела его раньше. Кажется, это был один из коллег Кирилла. Как же его… Вася никак не могла вспомнить имя. Она переполошилась, как вспугнутая курица, не в силах сообразить, что же сделать: то ли подойти к этому… схватить его за грудки и вытрясти всю информацию о Кирилле, то ли наоборот, затаиться и подслушать, авось что-нибудь и прояснится.
К сожалению, эти двое сели в противоположном углу и продолжали разговор тихо, и, хотя кафе было небольшим, Вася не могла уловить ни слова. Пока Вася терзалась, принесли ее заказ, и она в растерянности стала ложечкой крошить пирожное, пялясь на собеседников.
Один раз потливый громко сказал:
- Да она сама не знает! – и Вася снова всполошилась: о ком они? Обо мне? Об этой Ирине?
Следовало немедленно что-то предпринять, не похоже было, что они расположились надолго. Сейчас пропустят по стаканчику – в такую-то жару! – поднимутся, и поминай как звали.
Может, действительно просто подойти и подсесть рядом? Не съедят же они меня, в конце концов! И не убегут с криками ужаса. Правда, могут замкнуться и ничего не сказать по существу. Что же делать? Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь… Нда, без вариантов. Блин, Вася, ты столько детективов прочитала, ну, проползи под столом, что ли, затаись и подслушай! Спрячься за какую-нибудь портьеру рядом… Вася присмотрелась – никакой портьеры, к ее облегчению, рядом с интересовавшими ее объектами не висело. И скатертей на столиках не было. Они были ажурными, металлическими, на тонких кованых ножках. Под такими незаметно не проползешь. От волнения в голову Васе лезли дурацкие бородатые анекдоты и избитые фразы вроде: «да, хреновый я шаман». Ну что, кишка тонка что-то предпринять? Встань и подойди, в конце концов! Или так до конца жизни и мучайся, что не подошла.
Вася вспомнила, как много лет назад она вот так же страдала, не в силах преодолеть застенчивость и познакомиться с понравившимся ей молодым человеком. Ей было лет пятнадцать, она училась в девятом классе и решительно не могла сделать первый шаг. А он, прекрасный и недосягаемый одиннадцатиклассник, наверное, так и не догадался о ее муках. Интересно, если бы она преодолела себя, как бы всё сложилось?
Кофе сглотнулся мгновенно, рядом тут же возникла официантка:
- Желаете повторить?
- Скажите, а есть у вас айриш-кофе? – отчужденно, будто это и не она, поинтересовалась Вася.
- Кофе по-ирландски, с виски? – проявила эрудицию официантка. – Да, конечно.
В ожидании своего айриш-кофе Вася представила: как она невидимкой проскользает к их столу и слышит весь разговор; как она могучей супервумен возникает перед этим… коллегой, и говорит: а ну, выкладывай всю правду, и он, дрожа и подлизываясь, выкладывает; как она вообще побеждает всех и вся, и, счастливая и довольная, несется над покоренной планетой.
Рука сама собой рисовала крутых птиц в камуфляже.
Между тем ничего не менялось. Время шло. Далеко на даче ждали маму дети.
Вот собеседники закончили свою трапезу, попросили счет. Можно начинать выписывать счет, так он это говорил, вспомнила Вася, и тут же всплыло имя: Саша. Уйдут, ведь уйдут же!
Почти в беспамятстве Вася встала и босиком пошла к ним. Она краем сознания еще удивилась, как ей легко идти, и совсем бесшумно. Но только краем: сейчас она была одним большим ухом-локатором.
- Так ведь самое странное, что дело не в ней, - толковал Потливый, - ну, пошел мужик на сторону – что ж, из-за этого всем рисковать? Нет, тут что-то еще…
- Вот именно – что? – злился Саша. – Что за вожжа ему под хвост попала?
- Вот и выяснишь на месте.
- Мне за это денег не платят! Почему я должен тратить свое рабочее время, свои деньги, свой личный отпуск в конце концов? Он мне что – брат, сват? Почему вся работа должна зависеть от того, что у него кровь к члену прилила?!
- Спокойно. Деньги тебе вернут. Кирилл и вернет. Если ты его найдешь.
Вася остановилась. Если ты его найдешь. Так все дело не… что случилось, что?..
- Да не хочу я туда ехать, понимаешь – не хо-чу! – прошипел Саша в лицо Потливому.
Вася очнулась и сделала последний шаг.
- Саша, - робко сказала она.
Оба дернулись, как под током.
Если бы пред ними возникло сейчас какое-нибудь чудище-юдище трехголовое, они бы, наверное, не так перепугались.
- Привет, - сказала Вася, неожиданно наглея. – Потеряли, значит, Кирюшу.
- Здравствуй, Вася, - печально отмер Саша. – Какими судьбами?
- Судьба вела неведомыми тропами, - витиевато ответила Вася, хамски усаживаясь за их столик, и помахала официантке, которая с удивлением рассматривала одинокие босоножки под столом: - Я немного с друзьями посижу. Принесите мне сюда айриш-кофе, пожалуйста.
- Как твои дети? – вяло поинтересовался Саша, и в глазах его читалось одно: как отделаться от этой бабы.
- Дети по папе плачут, - жестко ответила Вася. – Так что случилось в Екатеринбурге?
- Да все нормально… - начал Саша. Потливый всё еще пребывал в остолбенении.
- Не надо ля-ля, - оборвала Вася. – Я имею право знать.
- Сказать ей? – спросил Саша у Потливого.
Тот всплеснул короткими ручками и снова яростно принялся обтираться платком.
- Ну, понимаешь…
- Про великую любовь я уже поняла. Кстати, кто эта Ирина?
- Секретарша из Екатеринбургского филиала.
Вася тут же преисполнилась великой ненавистью ко всем секретаршам на свете.
- Мы думали, - взвешивая каждое слово, продолжал Саша, - что он просто… ну ты понимаешь…
Вася удержалась от язвительного замечания. Говори, Саша, говори!
- А он… в общем, в Свердловске его тоже нет.
Васе понадобилось целых несколько секунд, чтобы соотнести Свердловск и Екатеринбург.
- Работа у нас без него стоит, проект не закрыт, так что сама понимаешь…
Господи, с ним что-то случилось плохое. И дело тут вовсе не в этой… Он попал в плен! И тут же одернула себя: какой плен, он же не Чечне какой-нибудь. Он попал под машину… ему плохо… он… Она залпом проглотила горячий айриш-кофе.
- Мы думаем, что он вернулся в Москву, - неожиданно сказал Потливый.
- Что?! – хором отозвались Вася и Саша.
- Ну, точно неизвестно. А куда его еще могло понести?
Вася помолчала и спросила:
- А что, ему есть от чего скрываться? Что-то было там такое… не вполне законное?
- Да что ты! – расстроено воскликнул Саша. – Уж в этот раз всё было законнее некуда.
- Саша! – шикнул на него Потливый.
- Да всё всегда законно! – запутался Саша.
- Нам пора, - сказал Потливый.
- Да-да, - подхватился Саша. – В общем, звони, если что.
- Погодите! Может, надо в милицию заявить? Пропал человек…
Мужчины посмотрели на нее так, как брюнетки смотрят на блондинок. Господи, снова упомянула она всуе, что же такое творилось в их якобы законной фирме? Что прикрывалось расплывчатым словом «политтехнологии»? Кирилл всегда утверждал, что это абсолютно легальная деятельность: развернуть кампанию в поддержку кого-то, кто куда-то намеревался избираться, и имел для этого достаточно денег. Вася всегда смотрела на деятельность мужа как на увлекательную игру, и даже немного завидовала, и просилась научить ее. «Не забивай себе этим голову, Васёнка», - говорил муж. В какие же игры он на самом деле играл?
- У тебя есть мой телефон? – спросила Вася Сашу.
- Д-да, кажется, есть…
На всякий случай Вася сбегала за своей сумкой, вырвала листочек из блокнота и написала номер своего мобильного. Чистого листочка уже не нашлось (не забыть купить новый блокнот), и Саше достался листик, на котором был нарисован «грустный птиц» с печально висящим клювом.
Саша подозрительно осмотрел рисунок и спрятал бумажку в карман. Ни за что ведь не позвонит, зараза, поняла Вася и потребовала:
- Дай мне свой номер.
Саша быстро продиктовал ряд цифр, они с Потливым подхватились и ушли.
Вася пересела за свой столик, посмотрела на часы и ужаснулась: без четверти три! А ей еще до вокзала добраться! Бегом, потом сопли будешь распускать!
Она расплатилась, и, оставив на столе почти нетронутые пирожные, пулей вылетела в раскаленный город.
***
Саша, разумеется, не звонил, номер его на звонки не отвечал, Кириллов же был вообще заблокирован.
Томительную неделю Вася сидела кверху задницей на грядках, пропалывая клубнику.
Интересно, раз дело не в этой…, зачем же Кирилл прислал бумагу на развод? Какая-то слишком темная история. В голову не приходило ни одной конструктивной мысли, кроме откровенно бредовых, шпионских. Проникнуть в тайны деятельности его фирмы, самой отправиться в Екатеринбург, чтобы найти концы, потрясти там эту Ирину… Она, может быть, и отправилась бы, но дети… Так что все наполеоновские планы оставались чисто умозрительными. Даже в Москву ее никто не отпустит раньше, чем через неделю. Бабушки и так до сих пор полощут ей мозги за полуторачасовое опоздание из последней поездки. Ну в самом деле, ей же надо было завершить дела! Обувь она себе купила – чудесные мягкие мокасины, очень по ее понятиям дорогие и очень удобные. Она вполовину снизила цену, когда отчитывалась бабушкам, и то они долго качали головами, как будто Вася вырывала у детей изо рта кусок хлеба. Правда, с парикмахерской ничего не получилось: везде была очередь.
Так и мучилась со своей гривой, а жара, как назло, стояла адская.
Вася работала как бешеная, обе редактуры она уже закончила. В ней проснулся вкус к злобной иронии, и любовные романы превращались под ее карандашом в монологи Жванецкого.
Она глумилась над сусальными героями как могла, переиначивала их речи самым издевательским образом. Постельные же сцены оживляла неожиданными дурацкими комментариями. Ох и попрут меня с работы, с каким-то мазохистским удовлетворением думала она.
Перевод тоже продвигался быстро.
Вася не могла спать, с трудом заставляла себя есть, стала обидчива и раздражительна. Ко всему прочему наконец начались месячные, и Вася очень боялась, что Лерка откажется от груди – в жару переводить на искусственное вскармливание было очень опасно, маленький организм мог взбунтоваться. Но Лера кушала маму как ни в чем не бывало, ее не смущала жара, сигареты, пиво, менструация, волнения и тревоги матери. Лежа вечером в кровати с ребенком, Вася с обожанием смотрела на сосредоточенно работающую дочку и чувствовала, как ее саму попеременно затопляют бескрайняя любовь и безграничный гнев. Оставить такого ангела! Пропасть неизвестно куда из-за каких-то темных делишек или какой-то посторонней бабы – еще неизвестно, что хуже. О старшей Вася беспокоилась почему-то меньше, может, потому, что Алиску излишне настойчиво опекали бабушки. Алиска чувствовала некоторое охлаждение матери, и стала еще капризнее. Она тайком шептала бабушкам:
- А давайте мы Лею на бочок положим, - она еще не выговаривала «р».
- Зачем? – удивлялись бабушки.
- Чтобы ее серенький волчок ухватил и утащил!
Бабушки ахали, хватались за сердце, как положено, и обвиняли Васю в жестоком обращении с дочерью. Она и впрямь была виновата, и чувствовала это, и огрызалась сильней, чем обычно.
Однажды вечером мама ей сказала:
- А знаешь, когда родилась Вероника, ты пыталась выбросить ее из кроватки. Раньше это была твоя кровать, и тебя не устраивало даже то, что тебе купили новую. Наверное, все дети ревнуют к младшим. Ты умная, ты что-нибудь придумаешь…
- А что ты придумала тогда, мама? – заинтересовалась Вася.
- Знаешь, - пригорюнилась мама, - кажется, я не очень правильно поступила. Просто в угол поставила. И у тебя на всю жизнь остался комплекс по отношению к Веронике. А ведь я вас обеих всегда любила одинаково. Не повтори моей ошибки.
Это было что-то новенькое в их отношениях с матерью. Вася действительно всю жизнь считала себя несправедливо обойденной любовью и лаской. Ей даже нравилось думать, что она выросла сама по себе, вольной птицей, орлом в голубином гнезде. И все ее дикие друзья, автостопы, квартирники, пьянки были неумелой попыткой доказать всем, что она – волк-одиночка. И только в более-менее зрелом возрасте Вася узнала, что волки всегда ходят стаями, а пресловутый волк-одиночка – не более чем красивая легенда, умело культивированная литературой для подростков. Не так давно, блуждая в интернете, она в блогах на mail.ru (конечно, у нее там был и свой блог, сетевой дневник, равно как и в Live Journal, и в Live internet, и еще хрен знает где) наткнулась на сообщество «Одиночки по жизни». Заинтересовавшись темой, заглянула, почитала сообщения, потом поняла и в тоске написала: «Неужели здесь нет никого старше пятнадцати!» - после чего была немедленно забанена. С тех пор она висела только в нейтральных сообществах, вроде «Обсуждаем фильмы» и «Обсуждаем книги».
Здесь, на даче, более чем в ста километрах от Москвы, интернета у нее, конечно, не было – слишком дорогое удовольствие. Вот кстати, напомнила себе Вася, в следующий раз не забыть заглянуть в интернет-кафе, проверить почту.
В середине второй недели (ей оставалось перевести около пятой части, страниц шестьдесят), ей неожиданно позвонила сестра.
- Слушай, Васька, - сказала Вероника, - сделай так, чтобы об этом звонке никто не узнал, особенно наши бабульки.
- Ладно, - сказала заинтригованная Вася.
- Ты можешь найти предлог и на денек вырваться в Москву? Только чтобы обо мне не упоминалось! Я собираюсь с ребятами на озера, не надо, чтобы бабушки знали…
- На денек – вряд ли, максимум – в полпервого я в Москве, а в четыре ехать обратно. Или с Леркой, тогда и на побольше могу.
- Нет, Лерку с собой не бери. Ладно, до четырех так до четырех, я сама вечером не могу, завтра сможешь приехать?
- Завтра? Да что случилось-то?
- Васёк, не могу сказать, но ты очень, очень нужна в Москве! Кровь из носу!
Вася была удивлена неимоверно: за последние лет пятнадцать Вероника никогда не обращалась к ней с просьбами. Сестры не очень-то ладили. В детстве они дружили, потом Вася, войдя в буйный подростковый возраст, решила, что из нее делают бесплатную няньку. Между ними было всего три года разницы – чуть-чуть больше, но Василиса традиционно считалась взрослой, и с нее взыскивали соответственно, а Вероничка – малышкой, и все потакали ей во всем. Или, может, так казалось только Васе? В свете последних разговоров с мамой, уже сама дважды став матерью, Вася стала понимать, что ее подростковый максимализм несколько затянулся.
- Слушай, боюсь, завтра не смогу…
- Васёночка, ну пожалуйста! Вопрос жизни и смерти! Кстати, речь о тебе!
Это немного сбило Васю, с толку, но она всё же спросила:
- А до послезавтра хотя бы никак не потерпит?
- Василиса! – рявкнула сестра. – Ты что, не хочешь узнать, где Кирилл?
Слишком много потрясений за последнее время, подумала Вася.
- Приеду завтра, - сказала она. – Гагаринской электричкой десять десять… она прибывает на Белорусский в двенадцать тридцать пять. А следующая – где-то около часа.
- Вот и славно! – обрадовалась Вероника. – Ведь можешь же соображать, когда хочешь!
- Мне еще надо в редакцию заглянуть, - сказала Вася, решив не обижаться.
- Это надолго?
- Минут двадцать – полчаса.
- А где это?
- На «Улице девятьсот пятого года».
- Эх… ладно. И почему ты не водишь машину? Знаешь интернет-кафе на Кузнецком?
- Знаю, конечно.
- Я буду там с полвторого. И постарайся побыстрее, ладно? Мне еще собраться надо.
- Ладно.
Что происходит вокруг нее? Что происходило всё это время? Откуда Вероника знает про ситуацию с Кириллом? Вася забросила всё, и весь остаток дня и всю ночь переводила, прерываясь только на кормления. Бабушки повозмущались, что Вася снова бросает на них всех детей, но согласились, что в такую жару куда-то тащить ребенка – преступление. Если раньше они, может, списывали всё на Васины капризы, то теперь явно поняли, что происходит что-то неладное.
***
Всё равно пришлось взять с собой ноутбук и работать в электричке – к моменту выхода из дому осталось еще четырнадцать страниц. Вася очень боялась, потому что в электричке всё время шляются подозрительные личности, и еще больше ее пугало возвращаться с этим агрегатом вечером, но делать было нечего, как в детском стишке.
К тому моменту, как электричка прибыла на Белорусский вокзал, оставалось около пяти страниц. Необходимо было сесть куда-нибудь и доделать. Вася решила отправиться в ту же кофейню, что и в прошлый раз.
В кафе нашлась даже розетка, а то Вася боялась, что аккумуляторы разрядятся в самый неподходящий момент. Вася сделала заказ – айриш-кофе, и занялась делом, не забыв, конечно, нарисовать «делового птица» с ноутбуком и телефоном.
Ей оставалось перевести послесловие – полторы страницы. Вася потянулась – спина затекла, - и поняла, что проголодалась. Время перевалило за полвторого, Вероника уже ждала на Кузнецком. При всех своих недостатках Нича отличалась королевской пунктуальностью, в отличие от Васи. Не опаздывать Вася научилась только после рождения Алисы. И то получалось не всегда – уже по вполне объективным, не выдуманным причинам.
Вася попросила меню и позвонила сестре.
- Ну ты где? – занервничала та.
- Я в Москве, но еще даже в редакции не была.
- С ума сошла?
- Сижу на «Девятьсот пятого» в кафе и доделываю перевод. Осталось чуть-чуть. Потом в редакцию – и я свободна.
- Немедленно бросай всё и приезжай!
- Не могу. Я только под предлогом работы и смогла уехать.
- Да как ты не понимаешь, дура, что это не мне нужно, а тебе!
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - холодно ответила Вася.
- Блин, курица тупая! Я тут за нее задницу рву… Короче, если хочешь узнать, что случилось
– я тут сижу до трех. И ни секундой больше! Чао, - Вероника бросила трубку.
Зная сестру, Вася была уверена, что ровно в пятнадцать ноль-ноль та встанет и уйдет. Она по привычке посмотрела на часы, достала блокнот и на листочке с «деловым птицем» подсчитала:
«Страница (она подсчитала на калькуляторе в телефоне, проявив чудеса математической мысли) – около 18 минут.
На оставшееся – около 20 минут.
13.37 – сейчас
13.57 – закончу и поем
14.15 – уйду
14.20 – ред.
14.40 (если Оля) – уйду
14.55 – там»
Ну вот, вроде должна успеть. Спохватившись, она перезвонила в редакцию. Оля была на месте, ждала ее, обещала со всем расправиться очень быстро. Официантка приняла заказ (салат по-итальянски из курицы, грибов, креветок, овощей и зелени, кордон-блю с картошкой и еще один айриш-кофе), Вася попыталась включиться сразу.
Через пятнадцать минут она закончила работу, быстренько смела еду, расплатилась… И тут в кафе, как нарочно, опять вошли Саша с Потливым и еще каким-то человеком. Все они кружат надо мной, как вороны, с неудовольствием подумала Вася.
Они сразу заметили ее и обреченно направились к ее столику.
- Привет, - сказал Саша. – Никаких новостей нет.
- Я и не сомневалась, - ответила Вася и прибавила: - Я спешу.
По их лицам было видно, что все перевели дух.
- Да, кстати – это Влад, - представил Саша незнакомца. – Влад, это Василиса, жена Кирилла Раевского.
- Очень приятно, - буркнула Вася, собирая манатки. – Извините, ребята, мне на работу, и еще меня сестра ждет.
- Ты работаешь? – запоздало удивился Саша. – Где?
- В одном издательстве, редактором.
По большому счету, следовало бы остаться здесь, что-нибудь из этих деятелей вытащить… Но Вася, при всей своей безалаберности, была очень ответственна. Если ее кто-то ждал, она всегда спешила на встречу. Сколько шансов она в свое время упустила из-за того, что обещала вернуться вовремя! И скольких опасных приключений избежала…
Она коротко попрощалась и почти выбежала из кафе. Успела сделать несколько шагов в нужном направлении, когда ее окликнули:
- Василиса! Подождите,- Вася обернулась, ее нагонял Влад. – Как вы быстро ходите! Вы забыли, возьмите, - он протянул многострадальный пакет с редактурой. Вася уже делала сегодня попытки забыть его сначала в автобусе, потом в электричке и в метро. Две объемистые папки не хотели вмещаться в сумку от ноутбука – они сами были такого же объема.
- Ой, спасибо большое.
- Может, вас проводить? Тяжело такие кирпичи таскать.
- Нет, спасибо, мне тут рядом, - Вася уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
- А может, вечерком посидим где-нибудь? – не отставал Влад.
Да ведь он просто клеится, поняла Вася. Еще не хватало. И в то же время почувствовала типично бабское удовлетворение: давненько к ней никто не клеился.
- Извините, но детишки ждут. Как-нибудь в другой раз.
- Можно взять ваш телефон?
- У Саши есть номер. Извините, я правда очень спешу.
- Да-да, конечно. Приятно было познакомиться.
- Взаимно. До свидания, - она уже уходила.
***
В задумчивости не заметила, как добралась до редакции, разговор с Ольгой и все привычные действия вообще не задержались в сознании, как и дорога до Кузнецкого.
Без двух минут три она входила в означенное интернет-кафе на Кузнецком мосту.
- Зная мою любезную сестрицу, тут можно было просидеть до холодов, - приветствовала ее Вероника. – Ты что это такое с собой притащила – мешок картошки? Могла бы, кстати, привезти ребенку клубнички собственного производства.
- Ребенки в данный момент едят клубнику на даче. А это, Нича – моя работа.
- «Он схватил ее за ногу и сказал: «Давайте познакомимся»? – проявила осведомленность сестра.
- Да, что-то вроде. Погоди, я попить что-нибудь возьму, в горле пересохло.
- И мне тоже, - вслед ей крикнула Вероника. – Мартини!
Так, понятно, Нича без денег, и есть вариант, что мне придется платить за всё, что она тут успела наесть и напить. И в интернете нарыть. Вася вдруг тоже захотела мартини.
Вернувшись к столику сестры, она сурово сказала:
- А теперь рассказывай, что ты знаешь про Кирилла и откуда?
Вероника не могла отказать себе в удовольствии немного подразнить эту клушу:
- Как, это же муж моей сестры и отец моих племянниц!
- Нича, не валяй дурака. Мне еще обратно с этим грузом тащиться!
- Тебе надо постричься, - продолжала издеваться младшая. – Меньше потеть будешь…
Вася молча встала и сделала вид, что уходит.
- Ладно, не кипятись. Смотри сюда, - она поудобнее развернула экран и вошла в свою почту.
– Прочти-ка внимательно.
«Кирилл уехал на Урал,
И там неслабо загулял.
Пора мой друг пора пора,
Не то всё будет, как вчера».
- Что это? – ошарашено спросила Вася. – Что это за ерунда?
- Хотела бы я знать.
- Когда прислал, кто?
- Это пришло позавчера. Адрес явно из тех, что создаются на один раз, смотри: qq2006@mail.ru. Я эту «ку-ку» искала уже по всему Нету, никаких связей. Это еще что. Вчера с утра я еще одно получила, вот, смотри.
«Вернулся наш Кирилл в Москву
А там ку-ку ку-ку ку-ку.
Он спрятал голову в песок,
Но спрятать задницу не смог».
- Потрясающе, правда? – с гордостью сказала Вероника, как будто сама сочинила поэму. – Адрес уже другой: qqqqqq@mail.ru. Вот тебе и «ку-ку»!
- Значит, Кир в Москве, - протянула Вася. – Интересненько… Дай-ка я перепишу себе это, - она достала блокнот и старательно переписала оба письма, сверяясь с пунктуацией.
- Слушай, это шутка такая, или Кирюша наш во что-то вляпался? – с любопытством спросила Вероника.
- Хотела бы я знать, - сквозь зубы процедила Вася. – Я бы этим шутникам вместе с Ирочкой всё бы ку-ку поотрывала.
- С какой Ирочкой? – навострила ушки Вероника.
- Так, - спохватилась Вася, - ты не знаешь. Давай-ка мою почту проверим.
Кроме всякого спама и рассылок было три письма, заслуживающих внимания. Одно – от старого однокашника, Дениса Дмитриева, Вася и Кирилл были с ним знакомы со времен самодеятельности. Последний раз Вася видела Дениса лет пять назад. Денис писал, что ныне обитает в Питере, задумал некий грандиозный проект (он так и написал: «некий грандиозный проект»), и просил Васю связаться с ним как можно быстрее, а лучше приехать. Насколько Вася помнила, Денис всегда задумывал какие-то грандиозные проекты, которые всегда оборачивались грандиозными пьянками. Но писать Васе в Москву, чтобы выпить с ней в Питере? Может, у него белочка просто? Письмо было десятидневной давности.
Решив оставить Дениса на потом, Вася открыла второе письмо, автором которого был некий (или некая) Рэндом (randombond@yandex.ru):
«Уважаемый (ая) господин (госпожа) Вася!
Счастливы сообщить, что вы выиграли в нашей Лотерее Случайных Чисел.
Ваш приз – увлекательная поездка по любому выбранному вами маршруту. Наша Лотерея полностью оплатит все дорожные расходы.
Просьба связаться с нами по указанному электронному адресу для уточнения деталей.
С уважением».
- Это что – тоже шутка или просто спам? – спросила вероника, через Васино плечо читавшая письмо.
- По-моему, лохотрон какой-то, - зло сказала Вася и открыло последнее письмо.
Кто-то с адреса too2too2@km.ru писал следующее:
«Слет юных Василис по обмену премудростями.
Две герлицы под виндом пряли поздно ивнингом.
Верь в победу».
- Кажется, я попала в полосу глухого маразма, - с тоской сказала Вася. – Это, случайно, не ты прикалывалась?
- Почему сразу я? – возмутилась Вероника. Ей явно нравилась эта запутанная история, прямо какие-то тайны мадридского двора.
- Верь в победу. Это же Вероника. Если не ты, то значит…
- Значит, этот «ту-ту» рекомендует обратиться ко мне! – радостно подхватила Вероника. – Признавайся, во что вы с Кириллом вляпались!
- Бред какой-то…
- А что, - всё больше оживлялась Вероника. – Некто присылает тебе прямое указание связаться со мной, а мне присылает зашифрованные сообщения.
- Почему не сразу мне? Тебя-то зачем впутывать?
- Ну, допустим, он знает, что кто-то, кроме тебя, может просматривать твой ящик, - предположила сестра. – Ну пошевели мозгами, они у тебя есть, несмотря на видимость! Кто знает пароль от твоего ящика?
- Кирилл может знать… Больше вроде никто. Да погоди, что это за дешевые детективные приемы! – разозлилась Вася. – Почему просто и ясно не написать, что происходит!? Что за шпионские страсти развели?
- Да потому, училка ты моя разлюбезная, что в жизни всё сложнее, чем пишут в учебниках для пятого класса! – торжественно заявила Вероника. – Ты знаешь, чем на самом деле занимается твой благоверный?
- Политтехнологиями, - неуверенно начала Вася. – Эй, погоди, ты что-то знаешь об этом?
- Милая моя, - покровительственно сказала младшая. – Уж грязней дела, чем политика, быть не может. Ты что, думаешь, Кирилл речи пишет, с журналистами разговаривает и кандидата перед выступлением причесывает?
- Ну… нет, конечно, - смутилась Вася, которая так и считала.
- Думаешь, думаешь. Эх ты, наивная незабудка! Поэтому неведомый «ту-ту», он же, возможно, «ку-ку», и посоветовал обратиться ко мне. Вот, читай: «Слет юных Василис по обмену премудростями». И дальше про двух герлиц.
- Юные Василисы – это из какого-то мультика?
- Точно. «Вовка в тридевятом царстве». Только это к делу не относится. Тебе предлагают посоветоваться с умным человеком.
- Это с тобой что ли? – скептически спросила Вася.
- Со мной. Именно со мной.
Вася вздохнула и посмотрела на часы. Электричка в пятнадцать пятьдесят пять, следующая шестнадцать пятнадцать, потом – шестнадцать тридцать восемь. Сейчас пятнадцать двадцать две. Ладно, нормально, еще полчаса можно посидеть, а там на попутке до дачи. Хотя… Вроде свекор сегодня едет на дачу, может, с ним поехать? И ноутбук в давке не потеряю.
- Ты не замечала за собой слежки?
- Вроде нет, - рассеянно отозвалась Вася.
- Будет. В общем, тебе надо на время уйти в глубокое подполье, - сказала Вероника.
Вася очнулась:
- Какое подполье, ты что? С двумя детьми? Да и вообще, ты что, думаешь, это шпионский роман?
- Тогда сменить образ, - не унималась Вероника. – Например, постричься, покраситься, имидж поменять.
- Далась тебе моя прическа! – обозлилась Вася. – Когда мне этим заниматься? Меня бабушки только до семи часов отпустили.
- И что, они не справятся с детьми? Втроем? Не смеши меня! Им просто неохота напрягаться, а ты, как дура, позволяешь на себе ездить! Бабушки на то и нужны, чтобы с детьми сидеть! Если у меня свои появятся, никуда эти бабушки не денутся!
Вася в глубине души была полностью солидарна с сестрой, но возразила:
- А сиськой тоже бабушки будут кормить?
- Слушай, женщина каменного века, есть такая штука, молочная смесь называется! А если не хочешь прикармливать, есть другая штука – молокоотсос и бутылочки!
- Я что – корова?
- Ты курица! Каждый раз, после кормления, в стерильный пакет и в морозилку! Ты сама об этом маме говорила! А они потом из бутылочки покормят, не развалятся!
Вася мрачно помолчала. С одной стороны, Нича была права. С другой – что же, как ребенок может обойтись без матери?
- Волос долог, ум короток! – кипятилась Вероника. – Ну ладно, Вера Иванна, она на своем участке кверху задницей торчит! Но наши-то две клушки там в гостях тусуются, чем занимаются? Ничего, не перетрудятся! Есть у них на сегодня запас? Еще на одно кормление?
- Есть, - неохотно признала Вася.
- Ну и всё! Тебе что, неинтересно, что происходит с мужем?
- Помолчи секунду, - попросила Вася. – И принеси еще мартини.
- Это дело, - обрадовалась Вероника и отправилась к бару.
Еще одно кормление – в семь, следующее – где-то в пол-одиннадцатого. На электричке возвращаться стремно. Так им и скажу. Вася набрала номер свекра. Он собирался ехать на дачу около семи, после работы, то есть часам к десяти они будут там. Вася договорилась перехватить его рядом с ближайшим к его работе метро – «Кропоткинской» в семь, и позвонила бабушкам. Спокойно она сообщила, что боится ехать с ноутбуком в переполненной электричке, сказала, что приедет вместе с Львом Николаичем (имелся в виду, конечно, свекор), и чтобы Лерку в семь еще раз покормили кашкой, только другой, например, гречневой, и разморозили один из пакетов с молоком. Бабушки укоризненно покудахтали, как всегда, но подошедшая с двумя бокалами мартини Вероника показала мимикой: мол, не давай спуску, и Вася твердо сказала, что живая и здоровая мать для детей важнее одного пропущенного кормления. Бабушки, сбитые с толку неожиданным отпором, согласились.
Вася убрала телефон и критически посмотрела на сестру:
- Ну что ж, мудрый гуру, открываем детективное агентство?
- Для начала распечатаем все подозрительные письма, - с готовностью отозвалась Вероника.
– А потом займемся твоим перевоплощением. Надеюсь, ты при деньгах?
***
Вася устала так, словно прополола поле с клубникой. И ведь есть же бабы, которым нравится ходить по магазинам и примерять тряпки, удивлялась она.
Нича потребовала, чтобы сестра постриглась совсем коротко, под мальчика – никогда в жизни Вася так не стриглась. Возражения, что Кириллу не нравятся короткие женские стрижки, Вероника отмела с ходу:
- Нам бы вообще его найти!
Настояла также на маникюре и педикюре. Ей нравилось ощущать себя доброй феей-крестной. Учитывая, что платила за всё сама Вася, Ничино удовольствие можно было понять.
Потом потащила слабо шевелящую плавниками Васю по шмоткам.
- Да, - сказала Вася, критически оглядывая вырез пронзительно-алого топика в зеркале, – если ты считаешь, что это супермаскировка, то я испанский летчик. В таком виде только
быков дразнить.
- Ну и дура, - бодро возразила Вероника. – Все будут пялиться только на грудь, а морды не запомнят.
- И в кого ты только такая умная.
- Да уж не в тебя, - хмыкнула сестра. – Теперь эту юбку.
- Да я в таком ходить не смогу! Это ж как семенить придется!
- Хорошо семенить, когда есть кому осеменить, - глупо скаламбурила Вероника. – Тебе в этом не грядки копать!
- Да жиры ж висят!
- Господи, как с тобой сложно. Это подростковые комплексы, на четвертом десятке пора от них избавляться.
- На четвертом десятке! – возмутилась Вася и прикусила язык: а ведь действительно на четвертом десятке. Через два месяца ей уже тридцать один… Вася приуныла и покорно позволяла одевать себя.
Когда они вышли из магазина, нагруженные пакетами, обе в новых нарядах – Вероника под это дело и сама немного прибарахлилась, - младшая сказала:
- Теперь смотри внимательно.
Вася как-то сразу поняла, что имела в виду сестра: мужчины провожали их восторженными взглядами, бабы – злобными.
- Другое дело, - удовлетворенно сказала Нича. – Теперь ты у нас действительно Василиса Прекрасная. А то ходит, как чучка.
- В смысле – чукча? – уточнила Вася. Пожалуй, ей нравилось свое новое состояние. Да и какой бы бабе не понравилось. В уме она уже нарисовала сексуальную птичку.
- И в этом смысле тоже. Вот в таком виде тебя можно посылать на разведку в Кириллову фирму.
- Ты что, с дуба рухнула? Какая разведка?
- А ты думала, мы ограничимся парикмахерской? Нет, моя дорогая джеймсбондиха, это была, так сказать, предварительная подготовка.
Наверное, от жары и потрясений Вася немного тронулась рассудком, потому что согласилась с безумными планами обчитавшейся детективов Вероники.
И для начала они отправились в любимый кабак Кирилла, на Гоголя, то есть на Гоголевский бульвар. Это, кстати, было на руку Васе – работа свекра находилась буквально в двух шагах. Было около шести, Вероника утверждала, что они управились в метеорном темпе.
***
Ничего они в тот вечер, конечно, не высидели, зато еще раз внимательно изучили странные послания.
Они согласились, что «ку-ку» и «ту-ту» (а может, «тю-тю», как в любимой игре всех младенцев – намек на Васиных детей?) – это одно и то же лицо. Но Кирилл это или нет – оставалось загадкой.
Вася последовательно изложила сестре все известные ей факты, не утаила и про Ирину.
Вероника аж присвистнула:
- Вот так примерный муж! А строил-то всегда из себя… тоже, недотрога.
Вася неодобрительно посмотрела на сестру: так и знала, что Ничка к Кириллу клинья подбивала! Но ссориться с младшей сейчас явно было не время, и Вася промолчала.
- Ладно, с гулянками на Урале вроде разобрались, - деловито, как ни в чем не бывало продолжала Вероника. – Что там дальше в головоломке? Ты смотри, просто код да Винчи!
- Дурацкий фильм, - поморщилась Вероника. – Уж на что книга плохая, а фильм еще хуже.
- Ну почему, - возразила Вероника, – загадки всякие, история… Я думала, тебе понравится.
- Ага, история. Эх, историки, хвостом вас по голове, а не история.
- Это откуда? – уловила цитату Вероника.
- Стыдно, девушка! «Трудно быть богом»!
- А, Стругацкие. Детская литература…
- Дура ты, девушка. Это Дэн Браун твой пресловутый – детская литература. Стругацкие – это классика. Там смысла в одной фразе больше, чем во всей этой чепухе, которую сейчас все читают!
- Эк завернула… Училка, одно слово.
- Господи, - вышла из себя Вася, разволновавшись больше, чем из-за Кирилла, - да это же не то что вторая свежесть, а третья! Десятая! Мужик почитал Умберто Эко, ничего не понял, и решил объяснить еще более тупым согражданам! А наши дурачки начитались: о, мэйд ин юэсей, круто! Давайте пару сиквелов напишем, с рашн экзотикой! Мы, самый перспективный народ в истории, настолько потеряли себя, что равняемся на тупых америкосов, да на Европу, которая спит и видит, что мы окажемся в говне по горло! То, что мы там пока по яйца сидим, их не устраивает!
- Тихо, тихо, - попыталась остановить ее Вероника, - яиц у тебя нет, а люди смотрят!
- Да по фиг! – разбушевалась Вася. Оседлав любимого конька, она не могла остановиться. – Ты на карту посмотри, сколько там той Европы по сравнению с нами! А они смотрят и радуются, как наши дурачки все больше тупеют!
- Бэк ин зе юэсэсар, - усмехнулась Вероника.
- Вот именно! Не дураки придумали железный занавес, - Вася аж закашлялась и проглотила свой мартини.
- Хочешь, расскажу притчу? – неожиданно спросила Вероника.
- Ну-ну, - мрачно отозвалась старшая. С отвычки третий бокал спиртного здорово ударил в голову. Дура, тебе ж кормить, остановись, обругала себя Вася и заказала еще.
- Летел воробей, - с усмешкой начала Нича. – Летел и замерз, упал на землю. Шла корова – на него наложила. Он отогрелся и зачирикал. Услыхала кошка, прибежала, вытащила его из дерьма и съела. Отсюда три морали. Первое: не всякий, кто на тебя наклал, твой враг. Второе: не всякий, кто вытащил тебя из дерьма, твой друг. И третье: сидишь в дерьме, так не чирикай!
- Умно, - с прежней интонацией отреагировала Вася. – Только не в тему.
- Василиса, - встревожилась Вероника. – Ты что, пьяная? Эй, очнись, тебе дитенка кормить!
- Я нормальная! – отрезала Вася. – Мне за державу обидно!
- Ээ… - протянула Вероника, - ежику больше не наливать… Вася! Васька! Девушка, чашечку черного кофе, покрепче, очень сладкого! – позвала она официантку.
- Я не употребляю сладкого! – возмутилась Вася. – Тем более, кофе мне нельзя.
- Ага, мартини можно, а кофе нельзя… Сейчас выпьешь без разговоров.
Вот сука, подумала Вася, спаивала меня, спаивала… Она почувствовала себя вдруг той двадцатилетней Васькой, какой была когда-то, не отказывающейся ни от одной стопки… И это ее несколько встряхнуло.
- Ладно, проехали. Я в порядке. Давай дальше. Меня смущает пунктуация в третьей строчке.
- В смысле?
- Вот, смотри: «пора мой друг пора пора». Это явно не случайно.
- Не понимаю, - призналась сбитая с толку Вероника.
- Ну, до этого он все запятые ставил нормально, а тут вдруг их нет вообще.
- Действительно, - признала Ничка. – Не обратила внимания. Но меня больше смущает следующая строчка: «а то всё будет, как вчера». Как было вчера?
- Это действительно загадка, - согласилась Вася. – Вчера – имеется в виду раньше, до этой поездки? Да всё было обыкновенно… нормально.
Они прикинули так и этак, но никакой конструктивной идеи больше не родилось. Посидели еще немного, пока Вася не спохватилась, что ей действительно пора.
***
Шпионские послания Вася крутила в голове еще две недели, пока сидела на даче с детьми.
Вероника обещала позвонить, как только что-нибудь нароет: она решила прогнать всю эту лабуду через поисковики в интернете.
Эти две недели прошли как под шапкой-ушанкой – глухо, как в танке. Не звонил никто, ни ее друзья, ни Кирилла, ни Вероника – про Васю будто все забыли.
Лерка начала есть мясные пюре. Алиска неожиданно произнесла: «Смор-родина!»
В середине августа установилась прохладная, приятная погода – раньше времени пришла осень. Надо было везти детей в поликлинику: Леру к специалистам, которых благополучно пропустили в полгода, Алиску – делать карту в детский сад. В сентябре слишком много народу в государственных поликлиниках, лучше все провернуть сейчас.
С вечера Вася металась по даче, как дурная – собирала детские вещи. Наутро свекор должен был отвезти их в Москву.
Среди Леркиных вещей ей неожиданно попался тюбик с кремом для бритья. Дорогой, иностранный, таким пользовался Кирилл. Вася абсолютно точно не видела его, когда собирала детей на дачу.
В голове сразу закрутилось: это знак? письмо? или просто она не заметила, и со всей аптечкой еще в июне сунула?
Неожиданная находка надолго выбила Васю из колеи. Она ушла за малину и присела на пенек покурить. Загадочный тюбик держала в руке. Как говорится, навалилась усталость, всколыхнулись обиды. Какого черта он там натворил!? Почему она должна с этим разбираться? Опять она одна. Со всеми делами всегда должна разбираться сама. Она вдруг припомнила: когда родилась Лера – снова девчонка вместо долгожданного парня, - ей показалось, что Кирилл охладел к ней. В роддом приехал только раз, вроде радовался и переживал за нее, но в основном с передачами посылал маму и тещу. Говорил, работы много. И, стоило ей выписаться – сразу умотал в командировку. Кстати, в тот же Е-бург. Потом вернулся, немного покрутился в Москве… И к Васе почти не притрагивался, и к Лерке почти не подходил. И снова умотал в командировку. «В поле», как он говорил. Надо, малыш, очень хороший заказ. А может, ей не показалось? Может, действительно разочаровался? Бедные дети. Бедная я. Вася осторожно понюхала тюбик – пахло Кириллом, так знакомо, так любимо…
Она чуть не взвыла от тоски, одиночества и желания. Как давно ее не гладили, не обнимали, не целовали… Где же ты, зараза! Птиц тоскует.
Это всё от недотраха, зло подумала она. Все бабские истерики – от недотраха. И никакие «чуйства» тут ни при чем. Я становлюсь похожа на голубых героинь той порнографии, что перевожу. Ну-ка, Василиса, приди в себя. Приди в себя, дура!
В кармане зазвонил мобильник. Вероника. Очень кстати. Сейчас обругает, пару раз назовет курицей – глядишь, и в норму войду.
- Да?
- Васька, я получила новое письмо!
- От «ку-ку»?
- Если бы. Адрес такой: salparadise закорюка мылру. Ничего не напоминает?
Еще бы не напоминало! Керуака она прочла совсем недавно. Как и Вероника.
- Читай же!
- Слушай: «Жил да был Иван Сусанин/ кто он – догадайтесь сами/ не сдадим Москву-столицу/ ба, знакомые всё лица/ был дурак Наполеон/ не столицу выбрал он». А, каково? – захохотала Вероника.
- Тебе не кажется, что кто-то просто издевается? – сказала Вася. Она еще не вполне отошла от своих пораженческих настроений.
- Нет. Это же ребус, причем попроще, чем предыдущие! Я тут кое-что в сети нарыла, тебе есть смысл возвращаться поскорей.
- Я завтра с утра с девицами возвращаюсь. У нас поликлиника.
- Прекрасно! Ты ведь не в тот же день их потащишь?
- Нет, конечно. Завтра что, вторник? Грудничковый день в четверг. А я их оптом потащу. Так что полтора дня у меня есть.
- Ну супер! Приедешь, звякни, я не дома с утра. Кстати, не сделать ли нам выделенку?
- Ты оплатишь? – парировала Вася. – Хотя ты права. С такими делами дешевле дома иметь интернет.
- Мама! – раздался Алискин плач из дома и тут же встревоженный голос матери:
- Василиса, ты где? Ребенок плачет!
- Все, Ничка, я побежала. Завтра увидимся.
***
В день приезда, понятно, никак не желало всё складываться. Бабушки объявили, что очень устали, и сегодня занимаются только домашними делами. Домашние дела заключались в двухчасовом сидении в ванной и просмотром всех сериалов. Как будто на даче не смотрели!
Свекор специально для них привез телевизор. Правда, он ловил только три канала, и всяческие СТС и ТНТ, например, отпадали. В общем, бабушки приходили в себя. Вася сварила обед на два дня, вызвала на завтрашнее утро мастеров для установки интернета, разобрала вещи, помыла полы, покормила несколько раз детей, отредактировала около двадцати страниц, нарисовала квадратного «птица по телевизору», посадила семь розовых кустов и познала самое себя. Пора было вызывать фею-крестную и отправляться на бал. Вася позвонила сестре и решительно потребовала украсть что-нибудь, убить кого-нибудь, но придумать что-то и вызволить Василису из Кощеевой темницы. Вероника радостно рассмеялась и обещала команду спасателей.
Через час – Вася уже озверела от сериальных мелодий, гремящих из гостиной, - Вероника заявилась домой, да не одна, а с компанией. Бабушки всполошились, потребовали от Васи выставить непрошенных гостей, которые заявили, что пришли посмотреть футбол. Они же посягали на самое святое в доме – на телевизор! Вася возблагодарила изобретательность сестры (вообще, она за последнее время убедилась, что ничего не знает об этой новой, повзрослевшей Ниче) и во всеуслышание сообщила, что знает замечательный спорт-бар неподалеку. Вероника потребовала проводника. Бабушки дружно сказали, что вполне способны заняться детьми, только выметайтесь поскорее.
Вася радостно оделась, Вероника осуждающе помотала головой и потребовала переодеться в новое. После недолгого сопротивления Вася все же надела пресловутую тореадорскую блузку и предосудительную юбку. Компания даже на секунду прекратила галдеж, когда Вася вышла в гостиную.
- Каково? – радостно шепнула ей на ухо Нича. – А ведь половине из них и двадцати нет! Зажигает старая гвардия!
Вася пропустила мимо ушей «старую гвардию», настолько вдохновляла перспектива смыться из дому на вечер. Наскоро раздав бабушкам це-у, она вместе со всем народом выпала на улицу.
- Как тебе «спасение девять-один-один»? – с гордостью спросила Нича.
- Замечательно. Что теперь?
- Как – что? – возмутилась сестра. – Ты обещала спорт-бар – веди! Или это так, для отвода глаз?
- Почему, знаю такой. Пошли. Но я так понимаю, у тебя новости. Они дадут поговорить?
- Обижа-аешь! Это алкоголики первостатейные. Им по пиву и телевизор – и трава не расти.
Они прошли пешком два квартала до обещанного спорт-бара, завалились туда радостной толпой, заняли два больших столика. Чемпионат давно закончился, и вообще, похоже, у футболистов был отпуск, так что транслировали только бокс, регби и гольф. Но компании было всё равно. Молодежь со счастливым гоготанием набросилась на пиво, чипсы и экран.
Вероника и Вася уединились в темном, прохладном уголке, заказали по коктейлю и открыли совещание генштаба.
- Значит, так, - Вероника открыла рюкзачок и достала кучу распечаток. Видно было, что история увлекла ее не на шутку. Она чувствовала себя Женщиной-кошкой и майором Прониным в одном флаконе. – Что касается «пора мой друг пора пора»…
***
Эту ниточку Вася начала тянуть с Алексада. Взяла за ручку заинтересованную Алису, посадила в кенгурятник Лерку и, не обращая внимания на протесты бабушек, отправилась в Центр.
Александровский сад навевал вполне определенные воспоминания: шестнадцать лет, бессовестный аск, сигареты «Магна» и «Союз-Аполлон», замечательное «Жигулевское» ржевского разлива и омерзительный в похмелье «Сланчев брег» – его называли просто «бряк». Черный студент из Лумумбария, подцепленный (или подцепивший? спьяну неясно) в канун одинокого Рождества, злой Кирилл, пытающийся увезти ее к себе домой, плачущиеся на злую судьбу юные подружки… Медом, что ли, было всем намазано в этом Алексаду тогда, пятнадцать лет назад? Голые аллейки, множество ментов, дорогущая выпивка, многочисленные гости столицы… Нет, поди ж ты, если что – ехали именно сюда.
Для одиночества предназначался Арбат – где неожиданно можно встретить человека, потерянного много лет назад, послушать Мишу по прозвищу Розенбаум (он пел баумовские песни баумовским голосом, и вкладывал в это еще что-то такое странное свое…), посмотреть комиков у Вахтанговки, бесплатно и с комфортом пописать в Макдоналдсе, распить «с прицепом» у касс той же Вахтанговки (еще не было там Турандот). Вася считала, что очень хорошо знает свой город, не принимала во внимание только, что прошло много времени. Что из категории «молодежь» выбыла уже порядочное количество лет как. Как бесконечно долго всегда разматывается молодость! Еще четыре года – и тридцать пять. Еще девять – и сороковник! В детстве она, как и все дети, была уверена, что так долго не живут…
В Алексаду, когда-то давным-давно (только-только установили церетелевские скульптурки-конъюнктурки), Кирилл сказал:
- Если, не дай Бог, мы с тобой когда-нибудь поругаемся, я приду сюда за советом.
- Почему сюда? – счастливо прижимаясь к Кириллу, спрашивала смеющаяся Вася. Этот дурацкий, как она только сейчас поняла, пафос казался ей изысканным проявлением великих чувств.
- Ты же сама из сказки, Василиса Прекрасная. Вот смотри, Золотая Рыбка. Или Жар-птица. Они сто пудов подскажут, за какой клубочек потянуть, чтобы тебя из лап Кощея вырвать.
- Ага, а кони донесут Кирилла-царевича до заколдованного замка.
Кирилл критически оглядел коней:
- Нда… разве только до памятника Петру такие донесут.
- Вам не нравятся кони? – несколько обиженно спросил стоящий рядом человек в плаще такого неописуемо-фиолетового цвета, что, раз увидев, невозможно было отвести глаз. Эти грязноватые разводы могли бы украшать пресловутый кощеев замок. Вытянутым лицом и остренькой бородкой мужчина немного смахивал на Дон Кихота, но коротенькие ножки и пухлые ручки могли принадлежать, скорее, Санчо Пансе.
Вася и Кирилл удивленно рассматривали странного человека, потом до них дошло, что они просто неприлично пялятся, смутились и закашлялись.
- А ведь про них есть чудесные стихи! – не успокаивался любитель чугунных коней. И тут же с надрывом продекламировал:
Гордо вздыбились коняги,
Эх ты, русская душа!
Мы не скифы, мы варяги…
- …А в кармане анаша, - на ухо Кириллу неожиданно для себя самой шепнула Вася. Кирилл подавился смешком.
- …Мы, врагов своих круша,
Русь святую не уступим,
Супостату не сдадим!
Мы, как мать родную, любим…
- …На обед ее едим, - так же шепнула Вася. Кирилл поднял глаза к небу и сделал вид, что птичек рассматривает. Как будто Вася уже нарисовала облаками птица-поэта в лавровом венке.
- Наш народ всегда един! – грозно закончил русофил.
Вася поспешила сделать невинные глаза:
- Хорошие стихи. Чьи это?
- Мои, - печально покивал головой защитник коней.
- Я так и думал, - тихо сказал Кирилл.
- Не хотите ли купить мой сборник? – оживился гордый варяг.
В Алексаду, как, впрочем, и на Арбате, всегда тусовались непризнанные гении, предлагающие приобрести тоненькие книжицы, изданные на средства автора.
- Меня зовут Илья Распашной, - представился непризнанный гений.
- Очень приятно, - сказала Вася. – Василиса.
- Василиса! – загорелся русофил.- Какое прекрасное, старинное русское имя. И внешность – вот такой должна быть настоящая русская баба! Коня на скаку остановит, в горячую избу войдет!
- В горящую, - поправила обиженная Вася. Ей не хотелось быть похожей на «настоящую русскую бабу». Она была молода и регулярно сидела на диете, и никакие аргументы, что худая корова еще не газель, ее не убеждали.
- Я посвящу вам поэму, - вдохновился Распашной. – Я даже название придумал – «Славянская краса».
- Не надо, - испугалась Вася. Не хватало еще, чтоб этот дрянной версификатор ее воспевал.
- Извините, нам пора, - решительно сказал Кирилл, приобнял Васю за плечи, и они пошли с Манежа вглубь Алексада.
Какую же информацию о Кирилле теперь мог сообщить ей непризнанный гений (хотя теперь уже почти признанный, судя по отзывам в Сети) Илья Распашной, любимый поэт русских националистов?
Алиска испугалась коней, Лерка очень хотела потрогать ручкой водичку. Вася внимательно оглядывала стоящий на парапете народ. Узнать бы, столько лет прошло… Да и не вполне понятно, что и как у него спрашивать. И вдруг с удивлением увидела неповторимый грязно-фиолетовый плащ.
- Пойдем, Алиса, туда. Поздороваемся с дядей.
- Не хочу, - уперлась вредная Алиска. – Хочу к Золотой рыбке!
- Мы пойдем к Рыбке, только позже.
- А я сейчас хочу!
- Позже, Лисенок. Мне надо с дядей поговорить.
- Мы что, никогда, никогда не пойдем к Золотой Рыбке?! – глаза дочери начали наполняться слезами.
- Сказала же – пойдем, только потом, - Вася быстро потеряла терпение.
Слова «потом» Алиска не понимала. Она зарыдала, картинно заламывая руки, и Вася шлепнула ее. Алиска добавила громкости. На бабушек это действовало безотказно, но Вася была не лыком шита.
- Вот характер, - вздохнула она. – Немедленно прекрати, иначе никаких сладостей сегодня не получишь!
- А ты мне купишь чупа-чупс? – моментально уловила капитуляцию Алиса.
- Если сейчас же замолчишь и хорошо будешь себя вести – то да, - признала поражение Вася.
Алиска повеселела, взяла мать за руку и послушно пошла рядом.
Они подошли к мужчине в фиолетовом плаще.
- Илья, - робко окликнула его Вася. – Здравствуйте…
Непризнанный гений обернулся, некоторое время настороженно смотрел на молодую женщину с двумя детьми.
- Я Василиса, может, помните? «Славянская краса»…
- О! – расцвел Распашной. – Конечно. Добрый день, дай вам Бог здоровья! Это ваши отроковицы? Какая лепота! Вот она, женщина, мать, настоящая русская баба!
- Это не баба! – возмутилась Алиса. – Это вовсе даже мама. Такой большой, а мамы от бабы отличить не может, глупец!
Илья оторопело уставился на девочку.
- Алиса, - одернула Вася дочку, пытаясь сохранить на лице приветливое выражение. – Что за слова! Нельзя так говорить! Немедленно извинись! – хотя, в принципе, была согласна с дочерью.
- Ээ… дети, что поделаешь, - криво посмеялся непризнанный гений, на мгновение выпав из образа. – А что ж имя такое басурманское? – не удержался он от маленькой мести.
- Красивое имя, - надулась Алиса. Извиниться она и не подумала. Будут тут всякие противные дядьки маму бабой обзывать, вот еще!
- А ведь я тогда, паче чаяния, написал-таки о вас поэму, - перевел разговор Илья, и Вася облегченно вздохнула: мог ведь и всерьез обидеться. – Может, вы читали? Она была помещена в журнале «Колокола червленые».
- Нет, к сожалению, - покачала головой Вася.
- Называется она «Твои власы златые». Это, конечно, только поэтический образ, - сказал он. Васины волосы были почти черные, вьющиеся, как у цыганки. Они не совпадали со сказочными стандартами.
- Скажите, - поторопилась вставить слово Вася, пока гений не начал цитировать свой эпохальный труд целиком, - помните, со мной тогда был такой молодой человек… Вы с ним в последнее время не встречались случайно?
- Молодой человек? – Илья непонимающе посмотрел на нее. Он действительно собрался почитать наизусть отрывки из поэмы. – Нет… Хотя погодите! Днесь мне пришло письмо по электронной почте...
Вася мимоходом подивилась, как в своей былинно-посконной речи он не убоялся такого современного оборота. Это как в языках бывших союзных республик: «самолет-ке пассажир-лар посадка-си».
- И некий человек поинтересовался моей поэмой. Мне немало пишут, - приосанился он. – Но это письмо было странным.
- Странным? – с замиранием сердца переспросила Вася. Лерка забеспокоилась, попыталась вылезти из кенгурушки. – И вы его стерли?
- Разумеется. Но памятью меня Бог не обидел, и я помню дословно. «Василиса-краса, длинная коса…» Кстати, где ваши косы? Мниться мне, были длинные волосы…
- Неважно, что было дальше?
Немного обиженно поэт продолжал:
- «…за водой пошла, под мостом не нашла, ты течешь, как река, не попить ли нам пивка». Вот такая чертовщина. Ой, - Илья истово закрестился, - не к ночи будь помянут, прости меня, Господи, грешного.
- Ты течешь, как река, - задумчиво протянула Вася, моментально узнав цитату. – Значит, всё-таки Арбат… Но что именно на Арбате? А что с водой?
- Вы что, что-то понимаете? – удивился Илья, опять выпав из образа.
- Если бы, - вздохнула Вася. – Спасибо вам, Илья. Желаю творческих успехов.
- Храни вас Бог, - растерянно сказал поэт.
***
Если бы не дети, Вася, может, и за один день обошла бы все маршруты. Но детей требовалось кормить, а чтобы есть в городе, они были слишком малы. Поэтому Вася взяла себе тайм-аут, полдня на раздумья и совещание с сестрой. Они вновь стали дружны, как в детстве. Вероника называла сестру курицей уже ласково, без прежней издевки. Да и Вася перестала дразнить младшую «бабушкиной внучкой» и «маменькиной зайкой». Вероника превратилась во вполне самостоятельную молодую даму, в будущем учебном году готовилась защищать диплом на неожиданную для Васи тему: «Современные методы первичного обследования места преступления». Ничка с детства страдала шпиономанией и мечтала стать криминалистом. А ведь это она, Вася, в свое время читала младшей про Шерлока Холмса и дядю Стёпу. В отличие от старшей, окончившей педвуз на бюджетной основе, Вероника платила за свое образование. Точнее, платили мама с папой и возникающие перманентно «цуцики» (почти вампиловское «алики») – именно так Вероника звала всех своих мужчин. Но Ничкиной целеустремленности можно было позавидовать. Она бы наверняка не дала себя так кинуть. И, в отличие от Васи, думающей только «задницей», как говорила Ничка, (или, как деликатно выражался в свое время Кирилл, «нутром»), Вероника умела раскладывать факты по полочкам.
Они полюбили сидеть ночью на кухне, когда Вася разгоняла детей и бабушек спать. Сидели, курили, пили пиво. Разве что «Интернационал» не пели.
Вероника утверждала, что так или иначе надо в Кириллову фирму заглянуть. Ей как будущему криминалисту вообще была подозрительна их деятельность:
- Все эти загадки – конечно, очень соблазнительно. Но ноги всё равно торчат в этой «Икар PR-group».
- Икар – пи-ар… - задумчиво проговорила Вася. – Вот тебе, кстати, почему стихи.
- А ведь верно! – обрадовалась Нича. – Смотри, как ты соображать хорошо стала, стоило превратиться в свободную женщину!
- Я всё еще замужем, - возмутилась Вася.
- Да? И где твое кольцо?
Вася по привычке глянула на безымянный палец.
- Смыло, - со вздохом призналась она. – Пеленками смыло.
- Какой образ! – восхитилась Нича. – Ты просто поэтом становишься. Мадам Распашная! Это знак, - несмотря на весь свой практичный ум, Нича, наверное, была в большей степени бабой, чем Вася, и верила во всякую ерунду. Читала гороскопы, следила за луной. «Ну ведь правда», убеждала она Васю, «любой первоклассник знает, что луна управляет приливами и отливами. В теле человека, как мы со школы знаем, больше восьмидесяти процентов воды. Так что ж, Н;О разное бывает? Простой пример – женский цикл. Что, не так? Бабы по луне определяли, когда да что, неграмотные, о цифрах слыхом не слышали!»
Вася усмехалась недоверчиво, а вот бабушки следом за Ничей сначала зачитались гороскопами, потом окрестились. Особенно умиляла в этом плане бабуля, бывшая оперная певица, бывшая комсомольская активистка. Нича считалась надеждой семьи, а Вася – рабочей лошадкой, потенциальной кормилицей. Даже на Васиной свадьбе мама ляпнула:
- А вот Вероника сначала станет умным человеком, а потом станет рожать детей.
Вася, выходившая замуж на пятом месяце, перепсиховала и убежала блевать в ресторанный туалет. И хоть бы одна сволочь пошла следом! Ведь главный же день в жизни женщины, она должна ощущать себя единственной и неповторимой королевой бала. Кирилл надрался еще с утра, гости, все пятьдесят с лишним человек, обсуждали свои проблемы. Только Ксюня, лучшая подруга, на десятой минуте взволновалась и отправилась Васю искать. Неприятная была свадьба, что и говорить. Хотя всё вроде было чин по чину: родственники с обеих сторон, три неправдоподобно длинных лимузина, Вечный Огонь, Парк Победы, Лужники, снятый зал в ресторане где-то на северной окраине города, похищение невесты с распитием шампанского из туфельки (перед выходом из дому сломался каблук у новых белоснежных модельных туфелек, и пришлось надеть Ничины старые бежевые, хорошо, что размер почти сходился; это «почти» в полразмера терзало Васю весь тот день). Единственной радостью был номер в гостинице: молодожены должны уединиться. И то Кирилл, нежно обслюнявив, почти сразу отрубился. Ему, бедолаге, приходилось пить со всеми и за всё. Вася, приняв гостиничный душ и обернувшись гостиничным полотенцем (она оставалась единственной трезвой на всю компанию, ребенок всё время беспокоил, шевелился и нервничал, потому что нервничала она), уселась в кресло у окна, заказала себе коньяк, с чистой душой махнула стопочку и закурила – единственный раз за всю ту беременность. Она просидела так полночи, кляня последними словами Кирилла, родителей, свадьбу и все идиотские свычаи и обычаи.
Потом проснулся Кирилл, и всё наконец-то встало на свои места. Свадьба состоялась, а впереди ждал еще более муторный второй день. Но Вася уже не чувствовала личной обиды за происходящее, и к разворачивающейся белой горячке относилась спокойнее. Даже то, что Кирилл на вторую ночь после свадьбы куда-то исчез и появился только на следующий день, мало ее возмутило. Зато он появился свежий, трезвый, с цветами и подарками. Чудесные платиновые сережки-капельки с дивной чистоты аквамаринчиками до сих пор носит с удовольствием. Роскошный кружевной комплект до сих пор навевает самые сладкие воспоминания. Всё как в пресловутых любовных романах…
Интересно, делал ли он такие подарки этой, ебуржанке, мрачно подумала Вася.
- Ты куда улетела? – строго спросила сидящая напротив Нича.
- Про свадьбу вспомнила, - честно ответила Вася.
- Вспомнила бабка русско-турецкую войну, - хмыкнула сестра. – Не о том ты думаешь!
Романтической ерунды в голове много, оттого так для тебя всё и неожиданно.
- А то для тебя ожиданно, - скорее по привычке отбила Вася.
- А я сразу поняла, что у вас это ненадолго, - беспечно сказала Нича. – У таких мачо, как Кирилл, никогда не бывает надолго.
- Не умничай, миссис Марпл…
- Ладно, свершилось и свершилось. Двое детей всё-таки не шутка. Будем искать.
- Ну, спасибо, ободрила…
- Хорош жевать, давай работать. Итак, дословно!
- Василиса-краса – длинная коса, - припомнила Вася, - за водой пошла, под мостом не нашла, ты течешь, как река, не попить ли нам пивка.
- Особенно про пивко мне нравиться, - кивнула Нича. – С рекой мы разобрались, меня больше интересует мост, под которым нет воды.
Сестры некоторое время посмотрели друг на друга и в голос неуверенно сказали:
- Кузнецкий?
- Так, - Нича выглядела очень довольной, как после каждой их маленькой находки. – Вспоминай, что у вас с Кириллом было с Кузнецким мостом.
- Ну… книжный «Лавка писателя»… Пятачок у Дома Художников… Кафе… «Рондо» и Подвал…Магазин «Светлана»…Да много чего и ничего такого особенного.
- И чего вы там не нашли? А на Арбате, возможно, нашли?
- Н-не знаю… Ничего мы там не искали…
- Тогда поиграем в ассоциации. Что у тебя с Кузнецким ассоциируется?
- Лето, осень, мостовая, камни, музыка, - наугад стала палить Вася, – гитара… - и задумалась.
***
Васе четырнадцать лет, и она первый раз ушла из дома. Накануне она пришла домой около половины одиннадцатого. О мобильных в то время никто слыхом не слыхивал, а объяснение, что ей пришлось вместе с подругой тащить домой пьяного отца последней, не смягчало, а только усиливало вину.
- Еще не хватало, чтоб ты пьяных по домам развозила! Своей головы на плечах нет? – от души возмутилась мама. А бабушка из гостиной протрубила:
- Я всегда знала, что Василиса пойдет по стопам своего отца! Гнилое семя! Если отец алкоголик, то и эта с малолетства с мужиками путается! Яблочко от яблони… - и так далее.
А отец, которому в этот раз досталось походя и совершенно не за что, от души хлестнул Васю по заднице и крикнул:
- Вон с глаз моих!
Васю, которую родители в принципе редко пороли даже в раннем детстве, даже не заплакала, а только покраснела и прошипела:
- Ну хорошо… Вы всё сказали… - и скрылась в своей комнате.
- Я думаю, Веронике надо спать со мной, - услышала она бабушкин голос напоследок, - мало ли, чему эта негодяйка ее может научить.
- Мама! – возмущенно сказала мама.
- А вы бы мама, вообще помолчали! – громовым голосом сказал папа.
- Кому из нас надо помолчать! – взвилась бабушка. Теща с зятем двадцать лет жили в одной квартире, и отношения их давно перешли в разряд анекдотических.
Скандал набирал обороты, отец в конце концов хлопнул дверью и отправился в круглосуточный магазин. Нича любопытными глазами сверкала из-под одеяла. Вася, захлебываясь слезами, составляла план под кодовым названием «Вольный ветер». План заключался в следующем:
1.одежда: кроссовки, джинсы чер., свитер син., ветровка.
2с собой:
- аптечка: пластыри, анальгин, аспирин, влаж. салфетки
- зап. трусы (2), лифчик, носки, футболка
- блокнот и 2 ручки
- косметика: тушь, кар. д/глаз син., помада
-
-
3. гитара
4. часы
5.
6.
Решила додумать завтра, причем встать непременно в шесть утра, собрать всё и уйти из дому. У нее было пятнадцать рублей, почти вся последняя стипендия (она уже училась в техникуме).
Самое смешное, что план почти удался.
То есть она встала в шесть, сделала зарядку (чего в принципе никогда не делала, но надо чем-то ознаменовать Новую Жизнь! Вот они, детские стереотипы, «Пионерскую Зорьку» не вытравить даже много лет спустя, что уж говорить о подростке), собрала всё по Списку и ушла. Техникум решила прогулять – он очень не вязался с романтикой Новой Одинокой Жизни.
Вместо этого сделала вещь, ранее для себя невероятную – села в метро и отправилась в Центр. Вася на самом деле была очень домашним ребенком, хотя и считала себя, как положено всякому человеку в четырнадцать лет, Кошкой, Которая Гуляет Сама по Себе.
Когда кто-нибудь из сокурсников небрежно бросал фразу: «Махнули вчера в Центр, потусовались…» - у Васи сладко замирало сердце. Центр представлялся чем-то запретным, только для взрослых. «Он живет в Центре», - это был особый знак качества. Рабочие окраины пятидесятых были гораздо ближе к Центру, чем «спальные районы» восьмидесятых. Как-то бабушка сказала, что родилась и жила на Арбате, но юная Вася ей не поверила. В Центре живут только богатые и знаменитые. То, что бабушка была в прошлом оперной певицей, и достаточно известной, в расчет не принималось. Это ж обыкновенная бабушка, просто бабушка. Мир богатых и знаменитых – это что-то отдельное и совершенно недостижимое для всех, кто живет в Медведково, Бибирево, Измайлово, Тропарево, на Лосинке, Выхино… Тот же «Альтист Данилов» читался (несколько позже, лет в семнадцать) с легким непониманием: Марьина Роща – и Останкино – это же почти Центр! Не живали все они на настоящих окраинах… Москва росла последние пятьдесят лет, как прожорливый осьминог, заглатывая города и села.
Метро выбросило оглушенную собственной дерзостью Васю на Кузнецком мосту. Октябрьское капризное солнышко весело подмигивало и создавало обманчивое ощущение тепла. Гитара без чехла на розовой ленточке, – которой завязывали то ли Ничу, то ли даже ее саму при выписке из роддома, – очень мешала идти быстро, и вообще очень мешала. Зачем Вася ее с собой взяла? Она и играть-то толком не умела. Просто гитара соответствовала придуманному ею образу. Она видела себя идущей по улице и поющей под гитару лихую песню собственного сочинения, а рядом – восторженные глаза друзей, а потом и друзья отстают, и она шагает по городам и весям, вольная и свободная…
Бесшбашный птич в бандане с гитарой наперевес.
С песней собственного сочинения было туговато. Стихи Вася, как и все романтически настроенные подростки, конечно, пробовала писать, но быстро бросила это неблагодарное занятие. Строчки то растопыривались, расползались в разные стороны, то, при внешней пристойности, не выдерживали смысловой нагрузки. Много лишних слов, которые вставлялись для сохранения ритма, очень резали слух и глаз, и превращали так называемые стихи в отвратительные версификации. У нее получилось только одно четверостишие, более-менее пристойное, и Вася гордилась им, как Пушкин всеми своими поэмами, вместе взятыми (ай да Вася, ай да сукина дочь!):
Я стихов не пишу о любви,
Это выше запаянных строчек.
Если хочешь любить – то живи,
Не включаясь в размеренность точек…
Если вдуматься, то только первое двустишие катило на что-то серьезное, а дальше пошел подбор рифм и смысловая натяжка. Если же совсем честно, то вообще чего-то стоила только первая строчка. А уж следом началась и вовсе ерунда – Вася решила, что для серьезного стихотворения одной строфы мало. Тем более для песни.
На крайняк можно было спеть и что-нибудь старое роковое, «Кино» или «Алису»… Но Вася знала только три блатных аккорда, да и то мучительно переставляла пальцы со струны на струну. Барре казалось чем-то запредельно сложным, Вася не понимала, как люди могут так ломать пальцы. А уж если, опять же, совсем честно, то со слухом и голосом у Васи были серьезные проблемы. В общем, гитара на плече была чистой воды понтами.
От сокурсников Вася знала, что на Кузнецком есть культовый магазин «Рондо», где можно купить любую музыку. Туда заходят мрачные небритые парни в косухах и банданах, оставляя рядом со входом невыносимо сверкающие сверху и невероятно заляпанные снизу мотоциклы. Там стильные девчонки шепчутся о чем-то с продавцами, и те кивают уважительно и серьезно. Как Вася мечтала быть одной из них! Слово «проституция» еще не вошло в широкий обиход, Вася его знала, конечно, но не до конца понимала смысл, и стильные девочки никак не вязались с ним в Васиной системе. Перекисью пережженные, высоко взбитые челки казались ей верхом изысканности, пахнущая под дождем кошками «ангорка» - воплощением вкуса. Короткая джинсовая юбка была пределом мечтаний. Ботфорты из клеенки – последним писком.
А еще на Кузнецком был подвал, который так и назывался – Подвал. Там проходили легендарные концерты, там все было настолько романтично и своеобразно, что дух захватывало. Четырнадцатилетняя Вася еще не пробовала спиртного, сигарет и наркотиков (которых она в принципе не попробовала никогда, если не считать обезболивания при родах и абортах), еще не видела безобразных ровесников в скотском состоянии, еще сама не разу не побывала бесчувственным буратино. Ей всё рисовалось в радужных красках. Всё непривычное манило и было желанным.
И она твердо направила свои стопы к «Рондо».
Но сначала ее внимание привлек магазин «Светлана». У нее еще не было своего собственного «взрослого» белья, она донашивала мамины старые лифчики – грудь уже была приличная, второго размера, - и носила омерзительные хлопчатобумажные трусики «неделька» угрожающих фиолетовых расцветок.
Дивясь собственной храбрости, Вася поднялась на второй этаж, в галантерею. Краснея, разглядывала чудовищные бежевые лифчики, сшитые словно на самку Годзиллы (впрочем, в восемьдесят девятом этот фильм Вася еще не видела) и кошмарные шерстяные рейтузы, мечту эскимоса. Первые «комки», торговавшие бывшими в употреблении не нашими женщинами вещами, появились позже, о продававшейся с рук рядом с «Савоем» и Тремя Вокзалами «фирме» Вася слыхом не слыхала и читом не читала, а потому благоговейно рассматривала неизвестно каким чудом появившиеся на полках «Светланы» белорусские трусики «Милавица». Они казались самоуверенными горожанками рядом с неотесанной деревенщиной. И стоили до трех рублей штучка. Очередь, несмотря на ранний час и будний день, тремя плотными, потными кольцами клубилась вокруг кассы – еще раз напомню, шел восемьдесят девятый год, когда говорили не «где купил» даже, а «где достал» или «где оторвал».
Решив не останавливаться на достигнутом, Вася придирчиво сверилась с таблицей размеров. Вынула из кармана помятую, до прозрачности пользованную разными руками десятку, и через каких-то полтора часа купила себе чудесные черные с кружевами по бокам трусики за два пятьдесят и черный же с кружевами лифчик за четыре восемьдесят пять. Робость и стыдливость, овладевшие ею при входе в запретный ранее Отдел Нижнего Белья, капитулировали перед злыми, целеустремленными тетками в очереди. Красивое нижнее белье – то же самое, что колбаса. Гитара на Васиной спине вызывала дополнительное раздражение сограждан – и так не продохнуть, все толкаются, орут «в одни руки по две штуки штоб!», лезут откуда-то: «я занимала, за бананами бегала!», и надо на работу успеть вернуться так, чтобы начальство ничего не заметило – Союз еще не развалился, и понятие трудовой дисциплины еще никто не отменял, - а тут эта с такой дурындой за плечами! Иди в школу, девочка! Да им теперь что школа, всё по мужикам… Вот мы в наше время… Идиотки, раздраженно думала Вася, а теперь вы что, пришельцы из другого времени, теперь вы здесь не живете? В общем, оно и было так, но Вася никогда до этого, - да и долгое время после, - не задумывалась, каково людям, выдернутым из одной реальности и без предупреждения заброшенным в другую. Сама она была слишком молода во времена перестройки и последовавшего окончательного развала, чтобы оценить растерянность непуганых обывателей, непуганых так называемых интеллигентов, которым вольно было изображать Духовное Подполье в Поруганной России… Теперь это была единая биомасса, в которую входила и она сама, и единственным желанием которой было – не пропасть, прокормить себя и семью, во что-то одеться, на что-то надеяться. Надеяться, как оказалось, было не на что. Но это выяснилось тоже потом. А сейчас она испытывала только брезгливость и желание выбраться из очереди – не так уж ей нужны были, если вдуматься, эти трусы, хотя ей казалось, что очень нужны, как символ Новой Жизни. Но выбраться она не могла – за ней уже стояло вчетверо больше человек, чем перед ней, и даже какой-то одинокий муж, поставленный супругой в очередь, пока сама стоит в другом отделе – маленький человечек, оказавшийся в жерновах современной жизни, как выражались романтические писатели последние двести лет… И Вася, стиснув зубы, прошла через эту пытку, и оторвала наконец вожделенное белье, и с чувствами поистине наполеоновскими продралась к выходу. Теперь у нее оставалось меньше восьми рублей, но она знала, что сделала что-то очень значительное в своей жизни.
Запихав покупки в сумку – потертую, старую, немодную, дурацкую сумку – она поняла, что ей для поддержания образа нужен рюкзак. Как свежеприобретенное белье вязалось с рюкзаком, она не очень задумывалась. В ее восприятии вязалось. В душе у нее гремели фанфары – это был единственный в жизни кайф от шопинга, такого слова тоже в русском словаре тогда не было. Ни до, ни после Вася не испытывала ничего подобного – от того, что отказывалась в десять лет мерить новые платья, с большим трудом добытые бабушкой «по старым связям» (бабушка пожимала плечами: «Верониченьке достанется». Ничка всегда была ее любимицей – она, в отличие от Васи, копии отца, очень напоминала ее саму на детских фотографиях.
Когда Вероничка подросла, вопрос с «дефицитом» отпал сам собой, и бабушке, наверное, это было очень обидно), до того, что так и не смогла толком выбрать себе подвенечного платья – потому, что та же Нича, обладавшая куда лучшей фигурой, чем Вася, с энтузиазмом мерила каждое. Платье, в котором Вася выходила замуж, не нравилось ей жутко, дурацкие оборочки, складочки, омерзительный хвост, рукавчики-фонарики, почти двухметровый кринолин – просто кремовый торт, а не платье. Но это было единственное, во что она смогла влезть в магазине, и поэтому отказалась от дальнейших изысканий. А на сволочи Ниче, которая всего-то на размер меньше тогда была, замечательно сидело всё! И это Васю подкосило настолько, что она стала мысленно склоняться к студенческой свадьбе – в джинсах, которые облегали ее попу исключительно выгодно, и свитерах. Но Родня, которая в результате присутствовала на свадьбе почти в полном составе, требовала Белого Платья и Фаты. Вот фатой Вася укрывалась с особым удовольствием.
Но всё это было еще впереди, а пока юная Вася шла навстречу приключениям.
Каких приключений можно найти в десять утра, она не очень себе представляла. Потолкавшись вокруг «Рондо», она несмело толкнула стеклянную дверь, прошла вдоль полок, сплошь уставленных Юрием Антоновым и «Ласковым маем», разочарованно огляделась. Ничего особенного. Магазин как магазин. Народу почти никого. Постояла рядом с полкой с музыкальными инструментами, озадаченно разглядывая невероятных размеров баян (или это был аккордеон – Вася не очень разбиралась), завистливо рассмотрела басухи – черные и красные, лакированные, новенькие, глаз не отвести. Еще полгода назад ни в одном магазине не найти было – теперь висят, родные.
- Вы что-то хотите, девушка? – наконец лениво поинтересовался продавец, парень с длинными волосами, собранными в «хвостик», которому решительно нечего было делать в этот ранний час. Он скользнул взглядом по Васе, оценил дешевую, заношенную одежду, гитару, на каких еще два поколения назад играли «дворовый блатняк», и снисходительно усмехнулся.
В ответ на «девушку» Вася горделиво приосанилась: наконец и окружающие видят, какая она взрослая. Но вопрос о «тяжелой музыке», вертевшийся на языке, почему-то так и не реализовался: ее вновь охватило смущение, то самое, что не давало заговорить с незнакомыми людьми и сколь-нибудь внятно ответить на заданный ей вопрос.
- Ст-струны, - наконец мучительно выдавила она.
- А, - хайратый тут же потерял всякий интерес. – Завезли. Выбирайте.
Как выбирать струны, Вася тоже не знала. Тем более, здесь они были недешевыми, так как предназначались для фирменной аппаратуры, а не для тех «дров», что болтались у Васи на плече. Она впилась взглядом в витрину, ругая себя ругательски: «Ну, спроси же у него что-нибудь! Смотри, он наверняка тусуется в крутых тусовках, бывает на всех квартирниках, может, и сам где-нибудь играет…» Ей тут же нарисовалась ослепительная картинка: она, красивая, модная, заходит на какой-нибудь квартирник об руку с этим замечательным парнем (на самом деле парень был довольно противный, весь в юношеских прыщах, с длинным толстым носом, и в целом походил на волосатого тапира). А все тут же радостно кричат: «Смотрите, Василиса пришла! Вася, сыграй что-нибудь свое! Просим!» И первые красавцы стаи, самые крутые и навороченные, борются за право сесть к ней поближе, а она улыбается снисходительно и берет гитару, медленно и красиво перебирает струны… Тут видение прерывалось.
Вася еще раз окинула взглядом витрину и, на свою радость, увидала дешевенькие отечественные струны – как раз для своей «бабалайки».
- Вот эти, пожалуй, - лениво и барственно сказала она, тыкая обгрызенным ногтем в стеклянную витрину, словно покупать для нее струны было делом привычным, и она могла позволить себе любые, да вот приглянулись эти.
Парень, ни слова не говоря, вытащил комплект струн и небрежно швырнул на прилавок, давая понять всё, что он думал о соплячках, которые и струн-то нормальных купить не в состоянии. Вася уплатила в кассу, протянула парню чек. Она стояла как оплеванная. Ей вдруг захотелось сделать что-нибудь, чтобы сбить спесь с этого надутого индюка, захотелось остро и пронзительно.
Хайратый, не глядя, насадил чек на острый штырь и вдруг взвизгнул: напоролся сам. Вася аж вздрогнула и захотела немедленно растаять в воздухе: у нее было полное ощущение, что это она повредила продавца.
- От, бля… - стонал парень. Не так уж он и сильно пострадал, но на ладони кожа чувствительная, а для того, кто играет на гитаре, даже такая пустячная ранка была катастрофой. Он злобно посмотрел на Васю, будто это действительно она насадила его на металлический штырь для использованных чеков.
- Ой, вам больно? – участливо спросила Вася.
- Нет, бля, прикольно! – взвыл парень. – Марина! – позвал он и рявкнул на Васю: - Ну что уставилась, иди отсюда!
Вася онемела. Она честно хотела предложить свою помощь, но теперь…
Откуда-то из подсобки спешила девушка, видимо, та самая Марина. Оглядев Марину, Вася поняла, что ловить ей тут нечего, забрала свои струны, повернулась и пошла.
- Приключение, - цедила она сквозь зубы, направляясь к метро и пиная ногой камешек. – Вот тебе и приключение. Говна-самовар, а не приключение…
Она даже забыла, что хотела поискать пресловутый Подвал. Очнулась уже в метро, но махнула рукой, решив не возвращаться. Куда теперь? Конечно, на Арбат!
На Арбате Вася до этого была один раз в жизни, в девять лет тетя водила ее на спектакль в театр Вахтангова. Вообще Вася очень плохо тогда знала родной город, и заблудиться в переулках (исключая родной микрорайон, конечно) ей ничего не стоило. Да ладно бы только в переулках. Она мыслила масштабами схемы метрополитена, и двумя годами позже была очень удивлена, когда выяснила, что от станции «Китай-город» до станции «Дзержинская» (тогда уже «Лубянка») совсем рядом, рукой подать, а, скажем, между рядышком нарисованными «Смоленской» и «Киевской» - огромное расстояние.
Вася внимательно изучила карту метрополитена, порылась в карманах, нашла еще один пятачок. Сейчас перейду на «Дзержинскую», там одна остановка до «Площади Свердлова» и переход на «Площадь Революции». Или еще лучше – две остановки до «Библиотеки имени Ленина» и переход непосредственно на «Арбатскую».
Вася не разу не заплутала в переходах, чем была очень горда. Бесконечный эскалатор вынес ее на поверхность на станции «Арбатская». Она вышла в город и обескуражено завертела головой: никакого Арбата не наблюдалось. Поразмыслила немного и повернула направо. Она уже начала порядком уставать, а Арбата всё не было и не было. Надо было спросить, куда идти, думала она. Да ведь стыдно. Еще примут за лимиту… Москвичка в Бог знает каком поколении, Вася очень болезненно относилась к собственному статусу. Было в этом и что-то от великодержавного шовинизма. Известно, что антисемиты больше всего на свете боятся быть принятыми за еврея. А москвичи – за провинциала. Тогда Вася еще и об этом не задумывалась. Задумалась после, уже в институте, познакомившись со многими замечательными людьми из других городов. Но всё равно старалась быть москвее всех москвичей, вместе взятых – а вдруг? Ее ярко выраженная славянская внешность (если не считать цыганских волос), круглые, вечно румяные щеки, доставшиеся ей от какой-то пра-пра-прабабушки-крестьянки, не давали ей покоя. Она втягивала щеки, так что рот напоминал перевязанную ниткой куриную гузку, и в таком виде казалась себе неотразимой и похожей на известную модель Клауди Шиффер.
Так она и брела, поддерживая сползавшую сумку и гитару, пока не дошла до «Библиотеки им. Ленина». Тут уж она от души себя выругала и потопала обратно, дав себе слово купить атлас Москвы и выучить его наизусть. Что, кстати, позже и сделала.
Когда она добралась, наконец, до Арбата, было уже далеко за полдень. Поглазела, как работают уличные художники, презрительно покривилась на кособоких матрешек. И рядом с магазином «Цветы» увидала то, что так ее интересовало: сбившиеся в кучку мотоциклы. Она зашла в «Цветы» и даже зажмурилась от удовольствия: вперемешку с цветочными горшками, кактусами и худосочными гвоздичками, выглядевшими так, словно их принесли с кладбища, висели чудесные «косухи», шипастые кожаные ремни, банданы с черепами и зелеными трилистниками. В углу гоготали, попивая пиво, могучие байкеры, бородатые, с бритыми черепами, с перстнями на волосатых пальцах, отчаянно воняющие табаком и потом. На Васю все посмотрели коротко и оценили правильно: малолетка, домашняя курочка, пришедшая за острыми ощущениями.
Конечно, среди бела дня никто не стал бы делать никаких поползновений, да и выглядела Вася, мягко говоря, непрезентабельно. Она казалась бедной девочкой рабочей окраины, кем, собственно, и являлась. Ее попытки одеваться «стильно» при отсутствии средств могли вызвать лишь жалость.
Но шанс вляпаться в неприятности у Васи был определенный. Компания Хирурга, популярного в свое время в широких кругах байкера, отличалась простотой нравов и деликатностью динозавров. Самого Хирурга сейчас меж ними не было – слишком ранний час. Бородатые мужиканы заглянули сюда скорее по привычке, чем по какой-то конкретной надобности. Они не проснулись так рано – они еще не ложились.
Но ангел-хранитель, видимо, сегодня особенно зорко следил за бестолковым подростком.
В магазин зашел еще один человек, не бородатый мужикан, просто хайратый парень лет восемнадцати. Звали его Никита, и он был старшим братом Васиной лучшей подруги Ксюни. Собственно, все познания о развлечениях современной молодежи Вася узнавала от подружки, а та, в свою очередь – от старшего брата. Никита тусовался на Арбате, сидел с друзьями и играл на гитаре. У гитары лопнула струна, и он пошел в «Цветы».
- Никита! – радостно окликнула его Вася.
Никита обернулся, долго присматривался и узнал:
- А, привет. Ты почему не в школе?
- Какая школа! – возмутилась Вася. – Я давно в колледже учусь! – по новым веяниям все, даже заборостроительные и лопатокопательные техникумы и ПТУ переименовывали в «колледжи».
- А… - Никита явно был не настроен поддерживать беседу с назойливой малолеткой. Он спросил у продавца струны, но были только под электрику, акустики не было.
- Тебе струны нужны? – обрадовалась Вася. – У меня есть!
- На гитаре? – хмыкнул Никита, бросив беглый взгляд на Васины «дрова».
- Нет, новые.
- Шутишь? – оживился Никита.
Вася порылась в сумке:
- Вот!
- Продашь?
- Так отдам, - обиделась Вася. – Что я, другу не могу струны подарить?
Никита внимательнее посмотрел на Васю. Раньше она была для него копией сестры, а теперь он рассмотрел намечающуюся фигуру, цыганские кудри, свекольный румянец во всю щеку и блестящие серые глаза. Надо же, от горшка два вершка, а туда же: «другу»!
- Ну, пойдем, - усмехнулся он.
Вася была безмерно счастлива. Вот оно, приключение! Сейчас она на равных сядет со взрослой компанией, они будут петь песни под гитару, курить, пить пиво!
Они сидели у касс Вахтанговского театра, маленькая компания в шесть человек – два парня, считая Никиту, и четыре девицы. Вася разочарованно морщилась: ничего «крутого» и «избранного» в компании не было. Но, как говорится, назвался груздем…
Никита ловко поменял струну, настроил гитару. Второй парень, подмигнув, вытащил откуда-то бутылку «Клинского» пива. Все по кругу отхлебнули, и Вася тоже – впервые в жизни. С тех пор она навсегда возненавидела «Клинское», хотя в общем-то это пиво как пиво.
Дальнейшее ей припоминается смутно: на четвертом или пятом глотке ей стало очень хорошо, она даже попыталась спеть «Звезду по имени Солнце» под собственный аккомпанемент, чем вызвала здоровый молодой смех окружающих, обиделась на всех, ушла, где-то шлялась…
Ночевала у той же Ксюни, и появившийся чуть позже нее Никита всё время подкалывал: «А не попить ли нам пивка?» День ошивалась у Ксюни, еще два – у тетки, потом туда примчались не на шутку перепуганные и присмиревшие родители… В общем, приключение закончилось довольно-таки бесславно.
***
О судьбе Никиты Вася расспросила Ксюню.
Они сидели у Ксюни на кухне, под ногами крутились дети – и Васины, и Ксюнины, - и кошки. Ксюня резала овощи для салата, и Вася ей помогала.
- Никита мотается между Питером и Москвой, - сообщила Ксюня охотно. – Между женами – ну помнишь, я тебе говорила?
- Да, была какая-то темная история… - попыталась припомнить Вася, осторожно вытирая глаза рукавом – очень злой был лук.
- Что ты делаешь! Ополосни нож холодной водой, щипать не будет!
- Да-да, конечно… так что там за история, я в деталях не помню…
- Ну как же! – возмутилась подруга, - я ж тебе подробно рассказывала! Он уехал в Питер, нашел там себе какую-то Машу, погулял с ней, вернулся, встретил тут Оленьку и решил жениться.
- На Маше или Оленьке? – не поняла Вася.
- На Оле, конечно. Уже было договорились, он поехал по делам в Питер, и там эта Маша сообщила ему, что беременна! Прикинь! Он, как честный человек, поговорил с Оленькой и женился на Маше. И уже после свадьбы у нее был выкидыш. Ника помыкался-помыкался, приехал домой, тут опять сошелся с Оленькой, и Оленька забеременела. Он развелся с Машей, женился на Оленьке, а через месяц буквально оказалось, что Маша тоже беременна!
- Ну попал! – захохотала Вася.
- Мам, а что такое «беременна»? – задергала ее за штанину Алиска.
- Потом объясню, детка.
- Почему?
- Ну ладно. Беременна – это значит, что скоро родится малыш.
- Правда? И у нас тоже?
- У нас вряд ли.
- Почему?
Ксюня с интересом наблюдала за этим диалогом. У нее был мальчишка, на два года старше Алисы, и двухгодовалая девочка. Костик уже прошел стадию «вопросов врасплох», да и вообще он любил сам делать выводы, а не спрашивать у взрослых, а Даша еще не доросла.
- Ну… потому что мне пока хватает тебя и Леры, - нашлась Вася.
- А, понятно. Костик, давай играть! Я беременна, я беременна! Догоняй! – диким голосом закричала Алиска и помчалась в коридор. Ксюня с Васей согнулись пополам.
- Да уж, - отсмеявшись, сказала Ксюня, - при детях лучше держать рот на замке.
- Ну почему, - возразила Вася, снова запихивая нож под холодную воду. – Пусть уж лучше от родителей узнают, что к чему, чем в подворотне от подворотников!
- Ох, хорошо, свекрови дома не было, она бы нам всё сказала о воспитании детей!
Тон, каким были произнесены эти слова, заставил Васю взглянуть на подругу внимательнее.
- Что, не складывается? – участливо спросила она.
- Э, - махнула рукой Ксюня, - и не спрашивай. Как в том анекдоте, где невестка моет пол.
- Не знаю, расскажи.
- Ну как же, - Ксюня отложила нож и изобразила в лицах: - Невестка моет пол моющим пылесосом, за ней напряженно следит свекровь. Невестка: «Что, мама, что? Не так мою?» - «Не так!». Невестка берет швабру, начинает надраивать. «Что, опять не так?» - «Не так». Невестка берет тряпку и начинает руками. «Что, опять не так?» - «Не так!» - «А как же надо, мама, как?!» - «Не знаю, но не так!».
- Грустно, - усмехнулась Вася. Ей в этом плане повезло гораздо больше. – Слушай, ну так что там с Никитой? – прервала она поползновения подруги пожаловаться на свекровь-вампира.
Ксюня, раскрывшая было рот, вздохнула и опустила голову. Кажется, она немного обиделась. Потом встряхнула головой и печально сказала:
- В общем, мечется бедный меж Питером и Москвой, кормит двух жен и двух детей. Каждой твари по паре.
- Он всё такой же хайратый и играет на гитаре?
- Что ты! Он теперь серьезный человек, тур-менеджер. Египет, Турция, Греция… Если надо – обращайся, он по-свойски задешево сделает тур какой-нибудь.
- Тур-менеджер, говоришь… - протянула Вася. Ей тут же вспомнилось одно из загадочных посланий, про лотерею случайных чисел и выигранную поездку. Как там звали автора? Рэндом, кажется. – А тебе ничего не говорит такое слово: «Рэндом»? – задала она неожиданный вопрос.
- По-английски «случайный», - удивленно перевела Ксюня. – Нет, ничего особенного не говорит. А кстати, когда Кирилл возвращается?
- Нескоро, - автоматически ответила Вася и спохватилась: - А почему ты спрашиваешь?
- Не знаю, - пожала плечами Ксюня. – По ассоциации, наверное.
- Какой ассоциации?
- Да что ты так завелась? Просто Кирилл сказал как-то, помнишь: «Случай – это просто гнусная случка». Дурацкий афоризм, ты не находишь?
- Ксюня, ты гений, - пропела Вася, хотя еще толком не понимала, что это может дать. Она пожалела, что с нею нет сестры. У той мозги как компьютер: сразу бы фактик на нужную полочку положила и соотнесла с чем надо. – Ну, ладно. А где сейчас Никита? В Питере или в Москве?
- Кажется, в Москве, - с сомнением сказала Ксюня, подозрительно поглядывая на подругу. – Слушай, а зачем тебе он?
- Да так… - замялась Вася.
- Ох, темнишь ты что-то, подруга! Во что-то вляпалась, да?
- Ну почему сразу – вляпалась? Хотя да, вляпалась. И пока сама не знаю – во что, - Ксюня, при всех ее неоспоримых достоинствах, совершенно не умела держать язык за зубами, и поэтому Вася не торопилась ее посвящать в свои проблемы, хотя очень любила, больше, чем Ничу. – Пойму – обязательно скажу, - пообещала она.
Подруга продолжала сверлить ее глазами, но тут во входной двери загремели ключи, и Ксюня всполошилась:
- Свекровь пришла! Ох, сейчас начнется!
Вася перевела дух. Она была готова расцеловать противную Ксюнину свекровь.
***
Турфирма, в которой работал Никита Карповский, по иронии судьбы располагалась в одном из арбатских переулков.
«Калипсо», - прочла Вася элегантную вывеску с грудастой нимфеткой (в солнечных очках и намеке на бикини) и хмыкнула: еще Цирцея где-нибудь встретится, и просто «Одиссея» наоборот получится.
А как часто люди хмыкают, хмурятся, хихикают и хохочут! Почти как в любовных романах. И всё на «х».
С этими лингвистическими размышлизмами Вася толкнула стеклянную дверь и вошла в турфирму.
Крохотная каморка была «отевроремонтирована», на ресепшн сидела симпатичная, коротко стриженая брюнеточка – всё как полагается. Фирма средней руки.
- Добрый день, - нежно прозвенела брюнеточка. – Чем могу быть полезна?
Васе тут же захотелось потребовать чашечку кофе и сдать простыни в прачечную. Интересно, если брюнеточка работает в турфирме, чем она еще может быть полезна? Или это
перекрашенная блондинка?
Расстрельный список у Васи был обширный: сюда входили «южные гости», американцы, провинциалы, блондинки, жирные и лысые. Разве что к евреям она относилась терпимо. Но, опять же, отделяла от остальных… Вася была нашпигована комплексами, как шампур шашлыком.
- Мне хотелось бы видеть Карповского Никиту, - сказала она и слегка улыбнулась – так доверительно улыбаются супершпионы своим «слепым» агентам. С подачи Ничи Вася подсела на современные детективы. Женские, за небольшим исключением, удивительно напоминали ту розовую лабуду, которую она редактировала, только вместо постельных сцен были трупы. Мужские детективусы, тоже за редким исключением, были не лучше. Причем если в «женских» случаях юмор спасал дело, то в «мужских» текст от этого становился только беспомощней.
Или она не понимала мужской юмор?
- Он с вами работал? – поинтересовалась, несколько потухая, брюнеточка.
- Нет, он мне нужен по личному делу.
Брюнетка совсем потухла и уже не таким нежным голоском сообщила:
- К сожалению, Карповский сейчас «в поле»… то есть в другом городе.
- Не в Питере случайно? – проявила осведомленность Вася.
- Точно не могу сказать… Может, его вообще нет в стране. Такая работа, знаете ли.
В офис ввалилась полная тетка в чудовищном сарафане в крупные «горохи».
Сейчас зычным голосом крикнет: «Это здеся, что ля, в Турцию отправляють?» - подумала Вася.
Но тетка, паче чаяния, как сказал бы прославянский поэт Илья Распашной, отдуваясь, подошла к брюнеточке и очень интеллигентно спросила:
- Извините, вы не подскажете, могу я здесь забронировать номер в Санкт-Петербурге, или придется покупать целый тур?
Да, хреновый я шаман, подумала Вася.
- Конечно, можете, - профессионально расцвела брюнеточка. – У вас всё? – совсем по-другому обратилась она к Васе.
- Да, большое спасибо, вы очень мне помогли, - ядовито отозвалась Вася и развернулась. Брюнеточка распахнула перед бабой в горохи какие-то проспекты.
Вася стояла в дверях, когда на столе брюнеточки ожил допотопный селектор:
- Василиса, зайдите ко мне.
Вася остановилась, как громом пораженная. Но брюнеточка уже подхватилась, пропела бабе:
- Извините, я на минуточку, полистайте пока проспекты, выберите… - и скрылась в соседней комнате. Значит, ее тоже звали Василиса. Надо же… Это только сейчас пошла мода на редкие русские имена, вплоть до анекдотических ситуаций: «У вас кто, мальчик или Настя? У вас кто, девочка или Никита?» Когда Вася была маленькой, детей называли не так. Есть же мода не только на тряпки и всё такое, но и на имена. В классе с ней учились пять Наташ, четыре Лены, было две Оли, две Люды, две Маши… Но Василиса всегда была одна, и в школе, и во дворе, и в технаре, и в институте… И все восторгались при знакомстве, как тот недоделанный гений: «ах, какое прекрасное, древнее русское имя!» Хотя, если уж быть честным, имя вовсе не русское, а греческое, значит – царица, от «басилевс» - так в Константинополе называли царьков… Надо же, первая тезка, встреченная ей в жизни. Просто очередной символ. Когда-то, еще в технаре, одна подруга любила говорить: «Качество жизни определяется символикой».
Василиса-два вернулась вся какая-то взъерошенная, но тут же пригладила перышки и обратилась к гороховой бабе:
- Ну что, выбрали что-нибудь?
- А что за отель «Наполеон»? – поинтересовалась баба.
Неожиданно у Васи в мозгу что-то сверкнуло.
- Пожалуй, и я хочу забронировать номер в Питере, - сказала она.
***
Дома бабушек переполошило ее намерение ехать в Питер. Они решили поставить Васе ультиматум:
- Ты бросила на нас детей, шляешься неизвестно где (притом, что Вася почти всегда и везде таскала детей с собой) целыми днями, впутываешь Верониченьку в какие-то сомнительные авантюры – хватит! Мы устали. Мы не будем сидеть с детьми. Ты что, собралась оторвать Леру от груди?
Нет, от груди Вася отрывать никого не собиралась. Она и номер в гостинице заказала в расчете на детей. Это перепугало бабушек еще больше. Теперь они завели другую песню:
- Авантюристка! Ты за что так ненавидишь своих детей?! – далее следовало перечисление всех напастей, какие могут с ними приключится в дороге.
И почему я давным-давно не наняла няньку, вяло удивлялась Вася. Потому, кстати, что воспитана была в других стандартах. Нянек нанимают матери-кукушки (то, что Вася с двух лет ошивалась сначала в яслях, потом в садике, в расчет не принималось, это же государство, а не неизвестная тетка! Как будто кто-то проверял теток в детском саду. Вася, например, помнит, что у них была одна нянечка, которая очень любила бить детей грязной половой тряпкой. Правда, ее потом уволили). Откуда у нас такие деньги, еле концы с концами сводим (шуба теще и шуба бабушке, подарки Кирилла, а так же стиральная и посудомоечная машина, СВЧ-печка, тостер и другая купленная молодыми техника, не считались). Бедным детям так не хватает ласки (без комментариев). Грудной ребенок практически лишен груди (Алиску Вася кормила полтора года, Леру собиралась примерно столько же. Ее саму мать кормила три месяца, Ничу – полгода, а бабушка вообще не кормила грудью в свое время – у нее был жесткий гастрольный график). И вообще – нормальные матери нянек не заводят!
Конечно, всегда можно напороться на какую-нибудь негодяйку – вон сколько телепередач про это поснимали, и «в газетах пишут», но не все же вокруг упыри!
Ладно, теперь поздно было думать. Через три дня Вася должна была уже быть в Питере. Взяла у Ксюни питерские координаты Никиты, отправила Дениске Дмитриеву письмо, ждите, мол, первой же лошадью, обзавелась атласом Питера – вроде ее старенького московского, - прикупила памперсов, салфеток и питания для Леры, упаковала объемистый рюкзак с детскими шмотками – себе практически ничего не взяла, и так тяжело…
Нича высказала интересное соображение по поводу «Наполеона».
- Смотри: настоящий Наполеон в свое время пошел на Москву. Хотя столицей был Питер. Тебе не кажется, что стоит еще поискать в Москве, а не в Питере?
- Но зато гостиница с таким названием есть только там, ты же сама по Нету проверяла. И столица теперь не Питер, а Москва. По-моему, вполне ясное указание, - парировала Вася,
утрамбовывая в рюкзаке детские комбинезончики.
- Ты что, на зимовку туда собралась? – полюбопытствовала Нича. – Куда столько барахла?
- Ты не представляешь, с какой скоростью они это пачкают, - вздохнула Вася. – Не стирать же мне там!
- Ну да… Может, Алиску все-таки оставишь?
- А кто с ней сидеть будет – ты?
- Бабушки…
- А вот хрена им! Достали. И без них справлюсь, - зло процедила Вася. – Так, еще пару колготок…
- Дурочка, как же ты не понимаешь, что на это и рассчитано, - почти ласково сказала сестра.
- Наплевать. Чтобы потом всю жизнь слышать: «Василиса бросала своих детей на нас, практически ими не интересовалась, их вырастили мы»?
- Ты и так это всю жизнь будешь слышать, - здраво сказала Нича.
***
Вася очень любила Питер и некоторое время серьезно подумывала о переезде туда. Северная столица казалась магическим местом, где каждый день – как сказка, где никаких проблем нет и быть не может. Это была Васина Троя и Васина Итака – место, куда стремишься всегда. Конечно, теперь, на четвертом десятке, как не преминула бы напомнить Нича, Вася прекрасно сознавала, что никакое это не Эльдорадо; и проблем там не меньше будет в случае переезда, а может, и больше – никого почти в Питере не знает, квартиры своей не имеет, работу ей там никто не предлагал… И всё же, всё же, когда становилось невмоготу, Вася в распоследний китайский раз решала: уезжаю жить в Питер.
Она не раз там бывала, но приезжала не больше чем на два дня – в ночь на сидячем, день там, ночевка у каких-то знакомых чьих-то знакомых (если было возможно), еще день – и опять в ночь на сидячем. Она видела разводку мостов. Посетила Петергоф и Гатчину. Каталась на катере по Неве. Ела шаверму, а не привычную московскую шаурму. Лазила на верхотуру Исаакия. Съездила на Черную речку (два невзрачных булыжника в жуткой крапиве и алкаши какие-то шляются). Пыталась сфотографировать Ростральные колонны так же, как на пятидесятирублевой купюре. Бродила по залам Эрмитажа… В общем, все обычные туристические радости. Но ей не хотелось быть туристкой в этом городе, ей было как-то стыдно, что она всё время остается вне его – и она делала вид, что прожила здесь всю жизнь. И с пониманием кивала, когда питерские знакомые, – не все, конечно, но некоторые, молодые и бестолковые, - презрительно отзывались о лапотных москвичах: мы-де настоящая европейская столица, а Москва – просто большая деревня. И не чувствовала, что предает – предает прежде всего себя самое, потому что Василиса и была Москвой.
Вася была измучена ночным переездом, хотя ехала в спальном вагоне – ни в одну из предыдущих поездок даже мечтать об этом не могла. Только и следи, чтобы гиперактивная Алиска не расшибла любопытный нос или гиперделовая Лера не потащила что-нибудь неподходящее в рот. Лерка делала попытки ходить – пока по стеночке, а ползала уже с невероятной скоростью. О том, чтобы выйти покурить, не могло быть и речи, хотя очень хотелось. Но оно и к лучшему – нечего кормящей маме закуриваться. И так за последнее время она позволяла себе много лишнего. Поздно ночью, когда обе девицы спали, наконец, Вася быстрым лосем метнулась в туалет – предварительно устроив дочерям баррикады из одеял, подушек и вещей. Хотя Лера уже умела перелезать через достаточно высокие препятствия, а для Алисы уже ничто не могло стать препятствием, Вася надеялась, что успеет сделать все дела, и ни одна из ее красавиц не проснется или не свалится во сне с полки.
Она управилась за три минуты, и тем не менее, подходя к своему купе, услышала двухголосное рыдание: Алиска вопила: «Мама, где ты?! Ушла моя мама!», а Лерка просто орала за компанию, видимо, разбуженная сестрой.
К Васиному купе уже спешила проводница, а из соседнего высунулись две практически одинаковые женские головы в мелких рыжих кудельках. При виде спешащей по проходу Васи головы наперебой запричитали:
- Что такое! Никакого покоя даже в спальном вагоне!
- Вот они, современные мамаши! Бросила детей и ушла веселиться!
- За что мы платили такие деньги!
- Им бы лишь к мужикам убежать, а на детей наплевать!..
- У вас всё в порядке? – поинтересовалась всклокоченная проводница – она то ли спала, то ли еще что…
Но Вася уже открыла дверь своего купе и подхватила своих рёвушек на руки:
- Я здесь, я здесь, всё хорошо… Я только на минуточку вышла в туалет, Лисенок, надо же и мне ходить в туалет… Чш-ш, Лерик, чш-ш…
- У вас ничего не случилось? – заглянула к ней проводница.
- Нет, ничего страшного, я вышла, а они проснулись и испугались.
- Вышла она, как же! Ничего страшного! – с новой силой завели две головы из соседнего купе.
- Может, вам помочь? – с сочувствием спросила проводница.
- Да сейчас уже всё в порядке, спасибо…
- Принести вам чаю?
- Да, если можно… - мысль о горячем чае очень обрадовала Васю.
- Еще чай прошмандовке носить среди ночи! – не унимались горгоны за стенкой.
- И еще соседок застрелите пожалуйста, если вам не трудно, - серьезно попросила Вася.
Проводница хихикнула.
- Если б ты знала, как они меня уже достали за неполных четыре часа! – переходя на ты, пожаловалась она тихонько. – Действительно застрелить бы их… То белье не нравится, то чай не такой. А еще одной в набор положили абрикосовый йогурт, а другой – клубничный, так это вообще просто криминал!
- Бывает, - посочувствовала Вася, устраиваясь на Алискиной полке. Одной рукой она гладила Алису по голове, а другой поддерживала лежащую на коленях и уже сосущую грудь Леру.
- Так я сейчас чаю принесу, - с симпатией глядя на Васю, сказала проводница и ушла.
Горгоны в соседнем купе продолжали бушевать. Может, у них никогда не было своих детей, а теперь уже поздно было метаться? Может, у них был жесткий дефицит событий в жизни? Может, им остро недоставало внимания? Васе на всё это было решительно наплевать, ей хотелось только, чтобы кто-нибудь заткнул старых дур, так, чтобы они и пискнуть не посмели, и, желательно, повозил при этом их мордами по грязи. Никакого сочувствия к человечеству нет у кормящих матерей.
Горгоны вопили, и тут, по щучьему велению, раскрылась еще одна дверь, и мужской голос лениво процедил:
- Эй, курицы, кончай кудахтать. Я экстрасенс, считаю до трех. Если не заткнетесь, будете ссаться всю ночь. Раз…
- Да что это за хамство! – радостно подхватили новый виток событий горгоны.
- Передумал. До двух. Два.
- Да как… Ой, - голоса неожиданно смолкли, потом раздался короткий вопль, который так же обескуражено оборвался.
Как это у него получилось, поразилась Вася. Неужели правда внушил? Чудеса.
Пришла проводница с чаем. Вася шепотом поблагодарила и попросила поставить на столик.
Девицы, послужившие причиной такого переполоха, снова спали, как ни в чем не бывало. Леру Вася переложила на свою полку. Застегнула лифчик, застегнула молнию на кофте.
- Слышала, что произошло? – спросила проводница.
Вася кивнула, улыбнувшись:
- Вот ведь очевидное-невероятное… Интересно, они действительно обоссались… в смысле описались?
Радостно, но сдавленно хихикая, чтобы не разбудить детей, Вася и проводница представляли, какой ужас обуял бедных горгон.
- А на вид такой никчемный мужчинка, - сказала наконец Лена, они и сами не заметили, как познакомились. – Толстый, лысоватый, потливый.
Вася оборвала смех, будто налетела на стену. Он что меня, преследует? Или это просто совпадение? И тут же ей пришло в голову, что, кажется, она идет по правильному пути.
Непонятно только, если это всё же тот самый Потливый, следит он за шагами Васи или движется параллельным курсом.
Вася сказала:
- Слушай, кажется, я знаю этого экстрасенса. Как бы выяснить, он это или не он?
- Да ты что! Познакомишь? Пусть свекровь мою так заколдует! Только пасть свою откроет – и ап!
Надо же, мимоходом поразилась Вася, а случай-то у Ксюни не единичный, оказывается…
- Да я ж и говорю – не знаю, тот это человек или нет.
- Так давай посмотрим, у меня ж всё записано! – Лена подхватилась и унеслась к себе в служебку. Вернулась с ворохом бумажек – видимо, торопилась познакомиться с чудо-экстрасенсом – и плоской фляжечкой «Московского» коньяка и двумя стопочками. – Давай за знакомство, - предложила она. – Ой, да ты же кормишь… тебе нельзя.
- От глоточка не откажусь, - призналась Вася. – Это ж ужас – с детьми в дороге!
- И как ты только решилась, - покивала Лена, разливая коньяк по стопкам.
Они выпили и закусили печеньем из дорожного набора. Вася всегда любила коньяк, и сейчас не столько от микроскопической дозы алкоголя, сколько от знакомого ощущения тепла в пищеводе ей сразу захорошело.
- Давай посмотрим, - азартно предложила Лена. – Так, восьмое купе… Некий Заславцев Павел Иванович. Едет один до Московского вокзала. Второе место свободно. Он?
- Да кто его знает. Я в лицо его знаю, разговаривала с ним, а представить нас друг другу не представили…
- А с чего ж ты решила, что это он?
- Да уж больно всё складывается одно к одному, - ответила Вася. Ее так и распирало – «эффект попутчика» - поделиться своими бедами и приключениями.
Но проводники – не пассажиры, они таких историй слыхали вагон и маленькую тележку, и Лена не заинтересовалась загадками Васиной судьбины.
- Пойду ему чаю предложу. И скажу, что Василиса тоже в этом поезде с детьми едет, - придумала проводница.
- Ни в коем случае, - испугалась Вася. – Еще не хватало!
- Почему?
- Не знаю, - призналась Вася. – Боюсь спугнуть! – поняла она тут же. – Это ниточка к Кириллу, и оборвать ее никак нельзя…
Тут Лена всё-таки заинтересовалась:
- Тайны какие-то?
- Да. Мадридского двора. Я разыскиваю пропавшего мужа…
- Да ты что! – ахнула Лена и разлила еще по стопочке. – Давай! – они чокнулись и выпили.
- Вот-вот. Темная история, - слова вертелись на языке, и вся усталость, все непонятки последних месяцев и всей жизни просились быть произнесенными.
Лена внимала с профессиональной чуткостью. Васю понесло, как Остапа. Вокруг хрупкой отважной девушки плелись коварные сети, но она храбро и в гордом одиночестве противостояла им. Пропавший Финист - ясен сокол томился в плену у вурдалаков и ждал, когда любящая и любимая жена, стоптав семь пар железных башмаков, сносив семь железных колпаков и изглодав семь железных хлебов, выручит его из неволи. Кощеи Бессмертные в образе потливых экстрасенсов скрежетали зубовьями, пряча и перепрятывая ненаглядного, а Бабы-Яги в виде собственных бабушек строили злодейские козни, на каждом шагу мешая Василисе Прекрасной.
Девицы спали, не реагируя на разговор и восклицания – мама была рядом, значит, можно спать спокойно. Даже когда Вася с Леной удалились покурить, они не проснулись.
В тамбуре Лену и обнаружила старшая проводница, сделала ей выговор и увела за собой.
Опустошенная Вася отправилась спать. Проехали Бологое. До Питера оставалось меньше четырех часов.
***
Гостиница «Наполеон» - частный отель, как стояло в проспекте, - Васе очень понравилась. Занимал частный отель три верхних этажа жилого дома, Васе с детьми достался номер в мансарде.
Внимательная администраторша призвала каких-то людей, и в течение десяти минут в номер принесли детскую кроватку. Как гора с плеч – детки в клетке, можно хоть поспать, помыться и всё такое, разобрать вещи и вообще почувствовать себя как дома. Телефона в номере не было, но у администратора был, и Вася немедленно позвонила Денису.
Очень мучил ее таинственный экстрасенс. Пока она выгружалась, пока обменивалась с Леной координатами – он уже улизнул. Но они с Леной дали слово держать друг друга в курсе, если что.
Денис примчался в течение получаса.
Он почти не изменился. Нет, не так. Он совсем не изменился, на взгляд Васи. Как и она сама, на свой взгляд, не изменилась.
- Труффальдино!
- Смеральдина! – радостно приветствовали они друг друга, как целую вечность – семь, десять, тринадцать лет – назад.
Денис был уже женат (его свадьба, как и свадьбы всех их однокашников, прошла как-то мимо Васи: то ли была занята она, то ли не успели позвать, то ли Кирилл был против… а может, ее просто никто не любил и не ценил?). У него подрастала дочка, старше Алиски и Леры – Настя. Денис всегда был подвержен модным поветриям… или это была подвержена его очаровательная, по слухам, женушка? Денис называл дочку Стасей – Насть во дворе даже было множество.
Вручив Васе цветы (гвоздики, Вася из терпеть всю жизнь не могла, они казались ей цветами для пенсионеров) и бутылку красного сладкого вина (Денис считал себя тонким ценителем женской души, и к дамам всегда являлся с цветами и вином), поахав и поохав, как полагается, на Васин выводок, старый друг начал, как полагается, с комплиментов:
- Ты всё цветешь и пахнешь, старуха!
Васю передернуло – теперь она не так легкомысленно относилась к словам, как раньше.
- Да, мы не молодеем, - сдержанно отозвалась она. – Как твои? Настя ходит в садик?
- Ходит. Вчера утащила из живого уголка хомячка и притащила домой.
- Да ты что?!
- Как он, бедный, не задохнулся! - гордо продолжал Денис. - И ведь, партизанка такая, слова никому не сказала, пока до дома не дошли. А в рюкзачок свой еще во время тихого часа запихала! Представляешь! Ларка просто обалдела, открывает Стаськин рюкзак, а там полузадохшийся хомячок. Изгадил все, конечно. А Ларка боится их, да и вонь… В общем, досталось юной натуралистке по первое число. Сладкого лишили, в угол поставили… А Стася говорит: «Ему там грустно было, а Леша (это мальчик у них в группе) все время его вниз головой трясет». Простили, конечно, обещали на «птичку» свозить…
- Во дает, - растроганно сказала Вася. Это всё было так знакомо, своя стихия, никаких дурацких тайн и загадок… Просто нормальные живые дети, добрые, может, иногда жестокие, но не со зла, а из желания сделать жизнь лучше. Любить хомячка, например. Самой. В живом уголке он всех – и ничей. А дома – только свой.
- Ларка, правда, против. У нас же кот дома был, до того, как Стася родилась, так Ларка Барса отдала… - в голосе Дениса Вася ясно уловила непреходящую грусть по коту. – А какой был кот! Огромный, пушистый, на диване лежишь – он на грудь прыгнет и урчит… А Ларка ни в какую – или я, или кот… Не любит она животных.
- Не повезло, - посочувствовала Вася.
- Мам, я кушать хочу! – сказала Алиска, наскучив телевизором.
- Сейчас пойдем, зайка, погоди, я Леру покормлю…
- Ты кормишь еще?
- Да. Но она уже и каши ест, и пюре… Сейчас кашку ей сделаю, погоди, - Вася включила чайник – главная вещь при кормлении подрастающих детей – и стала копаться в сумке с детской едой. Достала пачку овсяной каши, из специального кармашка вытащила плошечку и ложки, распаковала блендер, молокоотсос и подогреватель для бутылочек.
- Как у тебя всё продуманно, - похвалил Денис.
- Походная кухня, - усмехнулась Вася. – Лишь бы электричество было, а так смотри, до чего дошел прогресс…
- А вот Ларка почти не кормила, - поделился Денис. – Молока не было.
- Да, жалко...
- Мам, я очень кушать хочу!
- Вот, съешь пока пирожок и яблоко. А потом пойдем в какое-нибудь кафе и поедим. Ты знаешь поблизости что-нибудь? Чтобы и ребенка покормить?
Денис подумал и назвал пару заведений.
- Вот и славно. Ты с нами пойдешь? У тебя вообще что со временем?
- До полшестого свободен. А там Стасю надо из сада забирать.
- А Лариса что, работает?
- Да нет… - замялся Денис. – Но у нее дела дома…
- Ясненько… А ты где сейчас?
- Да так, кручусь…
Это не удивительное состояние для человека начала двадцать первого столетия – «крутиться». Очень сложно, а порой почти невозможно прокормить семью на одну зарплату – если только тебя не прибило к какой-нибудь «модной» и «востребованной» профессии, как вот Кирилла. То, чему учили вузы во времена студенчества Васи и ее ровесников, оказалось никому не нужно. Учителя, актеры, поэты-писатели, химики-физики оказались вдруг не нужны никому. Зато дизайнеры и имиджмейкеры, модели и рекламщики, и неведомые раньше звери «политтехнологи» оказались на гребне волны. По первой специальности мало кто работал, зачастую просто где-то в госучреждении лежала трудовая книжка, и капали грустные три-четыре-пять тысяч в месяц – ровно расходы на коммунальные услуги и электричество и пара походов за продуктами. Многие заканчивали какие-то супер-пупер курсы и шли нырять в современный рынок труда совсем не в том качестве, совсем не по той стезе, на которую даром, получается, было затрачено пять лет жизни. Кирилл, например, в свое время, окончил филфак МГУ, а Денис – тот же филфак и Московский Институт Культуры. Со времен студенческой самодеятельности Денис, глянув в зеркало сцены, заболел актерской профессией. И вот теперь он был одним из великого племени актеров, не замечаемых режиссерами, потому что актеров много, а работы гораздо меньше; таскался по бесконечным кастингам; снялся в двух-трех рекламах и в двух-трех эпизодах в сериалах; клял бездарностей, заполонивших экраны, плевался на современные сериалы и мечтал получить рольку хотя бы на несколько серий, потому что платили за это очень прилично; вел сцендвижение в какой-то детской театральной студии два раза в неделю; с детской сказкой «Лиса и Журавель» с двумя такими же бедолагами таскался по школам и детским садам – так называемая «антреприза»; и при всём этом (при том при всём при этом, как сказал бы С.Я. Маршак) числился на ставке в каком-то широко известном в о-очень узких кругах театре «На Черниговской» . Короче, «крутился». Кормил жену и дочь, посылал денежку родителям в Москву, давал денежку теще. Любил хорошо одеваться. Любил хорошие кабаки. И ведь выкручивался как-то!
- Так что у тебя за гениальная идея? – поинтересовалась Вася.
***
Гениальную идею Денис изложил уже в кафе. Алиска страдала над тарелкой супа – ни один нормальный ребенок по доброй воле не будет есть суп. Лера норовила вылезти из специального детского стульчика и с регулярностью раз в три минуты выбрасывала на пол бутылочку. Утомленная Вася ковыряла жульен. Денис, отхлебнув нефильтрованного пива из пол-литровой кружки, начал:
- Ты читала Джойса?
- Ну да, конечно, - недоумевая, ответила Вася, которая, если честно, не одолела даже «Портрет художника в юности», не говоря уж об «Улиссе».
- Я в тебе не сомневался! Есть мысль поставить «Улисса»!
Вася поперхнулась жульеном.
- И кому пришла в голову такая великая мысль? – откашлявшись, спросила она.
- Мне! Никто же до сих пор этого не ставил, так? Это одно из величайших произведений двадцатого века, так? Так мы и поставим, такие сборы сделаем!
- Погоди… Это в рамках антрепризы, что ли?
- Ну да!
- Нда, - прифигела Вася. – Не замахнуться ли нам на Вильяма нашего Шекспира… И как ты себе это представляешь?
- Очень просто! Всего три человека: Блум, Мужчина и Женщина. Мужчина – это все мужские образы в романе, от Быка Маллигана до Стивена, а Женщина – все женские, от Молли до шлюх… Сценарий я уже пишу. Несколько эпизодов уже готово, можно начинать работу. И никаких почти декораций, только одна конструкция – башенка, и кровать! Здорово?
- Да, здорово… А при чем тут я?
- Ну Вася… - расстроился даже Денис. – Я же помню, какая ты на сцене! Это только ты потянешь!
Этих слов – «это только ты потянешь» - Вася, как всякий здоровый человек, ждала всю жизнь. Ах, как же мы все ждем, чтобы кто-нибудь сказал нам: без тебя никак, ты незаменим, ты нужен, ты лучше всех! Вася с восемнадцати лет не выходила на сцену, да и что это была за сцена, что за зрители – свои родственники, свои друзья. Она, конечно, была довольна собой, но, если честно, никаким профессионализмом тут и не пахло. В глубине души Вася это понимала, но в еще более глубокой глубине считала, что ей нет равных ни в одном деле.
Настроение ее поднялось, усталости как ни бывало. Но кое-что, несмотря на общую эйфорию, всё же беспокоило:
- А где проект-то собираешься запускать? В Питере?
- Ну да!
- А я-то где живу! Куда я девиц дену? На кого? Приехала на три дня по делам, и домой, к бабушкам!
- Погоди. Кирилл мне писал…
- Что?! – Вася поперхнулась жульеном вторично.
- Что он теперь в Питере, и вы приедете…
- Где?!! – Вася аж привстала из-за стола.
- Что – где?.. Да ты что, Вась…
Вася медленно опустилась на стул. Она тяжело дышала. Это был такой штамп, и время от времени он всплывал в Васе, и вместо естественной реакции она начинала устраивать такое театральное мини-представление, нисколько не заботясь о фальши.
- Где – Кирилл? – раздельно спросила она. – Когда он тебе писал?
- Ну, месяц назад, - ответил сбитый с толку Денис, – может, больше. Что с тобой, детка?
- Ты не поверишь, - мрачно отозвалась Вася. – Так что там с проектом?
- Ты согласна? – вдохновился Денис и заговорил.
Вот ведь ****ская бабская натура! Страдала-страданула, по мужику тосковала, отца детей искала, а похвалили, работать позвали – и о чем голова думает? Книжку купить, прочесть, изучить, образ создать, всех поразить! Всё, что она читала или слышала о Джойсе, всё, что успела сама прочесть – потихонечку возникало в памяти, складывалось в предварительные картинки, и хотелось уже делом заняться, и хотелось играть – сил нет! О детях и не думалось, и все эти ежедневные проблемы, ежедневные радости казались не своими. И даже Кирилл, о котором столько плакалось ночами и переживалось днями, уже не так волновал. На сцену, на сцену, играть, играть! Питер, город-сказка, звал нереализованными возможностями, манил несбывшимися мечтами, говорил: только протяни руку, и всё – твое!
Только позови, только помани, только хвостик роли предложи, в зачуханной антрепризке, в Мухосранске, в Залуподрищенске – и каждый, каждый, в ком искорка, головешечка, огонечек малый есть, кто прикоснулся когда-то, да так, как от золотого гуся, отлипнуть во всю жизнь не смог, - тут же помчится, презрев всё, бросив всё важное и нужное и выгодное и обязательное. Когда-то давно, в раннем детстве, когда шли титры после фильма, и после актеров, исполняющих главные роли, шли исполнители ролей поменьше, совсем маленьких, эпизодических, а потом людей, которые работали над фильмом – операторы, художники, костюмеры, и прочая, и их помощники, и помощники помощников, и кто-то кто-то кто-то еще – Вася всегда оставалась в недоумении – как можно работать над такой вещью, как фильм, и при этом не играть главную роль? Вот я вырасту и все главные роли играть буду. Тот, кто в третьих, десятых, тридцатых строчках – просто неудачники, не стоит и жить, чтобы быть кем-то в тридцатых строчках! А уж после, выросши, что-то узнав, что-то осмыслив, поняла, что хоть в сотой строчке твое имя упомянут – но ведь упомянут же! – в отличие от тех миллионов, что никогда и нигде, кроме как в книгах загса, упомянуты не будут. Десятого лебедя у пруда, двадцатого поваренка, пятьдесят восьмую хористку – что угодно, кого угодно, всё отдать ради единственного, ни с чем не сравнимого счастья – быть на сцене. И при этом всегда знать, не думать, не надеяться, а твердо знать, что именно ты, ты одна, никто кроме тебя, не заслуживает играть Беатриче.
Никогда, никому не пожелаешь этого счастья и этой боли. Никогда и никому – только мое, только мне. Артисты пьют и спиваются, курят и скуриваются, колются и скалываются, и падают, и умирают до сорока – или их съедают собственные собаки, и уезжают, и возвращаются, и никогда не возвращаются, и разводятся, и в пятый раз женятся, и каждый, кто на свете жил, любимых убивал, и играют в жизни и живут на сцене, и священнодействуют и убираются вон, и работают над ролью и над собой, и изгоняют театр из Театра и наоборот, и требуют, и просят, и проклинают и благословляют свою судьбу. И чем больше увязнешь в этом, тем хуже для тебя, а более того – для твоих близких. Какое счастье, что Вася не была актрисой. Какое счастье, что актером не был Кирилл.
По закону жанра должна была заплакать дочка и вернуть ее к реальности. Читатель ждет уж рифмы «розы» - на вот, возьми ее скорей!
Дочка не заплакала.
Васе принесли жареную форель с жареной же картошкой на гарнир, Денису – куриный острый буррито (огромная тарелка, заваленная какими-то мелкими кусочками курицы, куры, как говорили в Питере, овощами, рисом и чем-то еще), Алиске – картофельное пюре с фрикадельками. Вася потребовала айриш-кофе, просто кофе, коньяка и холодного нарзана. Перед ней в очередной раз развертывались какие-то блистательные перспективы, светлые миры, новые жизни. Ей не хотелось заново распускать получившуюся тряпочку. Уж больно симпатичный узорчик.
То, что это не просто тряпочка, как-то забылось.
***
Найти обиталище Никиты оказалось не так уж и сложно. Наутро Вася стояла перед квартирой пресловутой Маши и нажимала на кнопку звонка. Невыспавшаяся Лерка вяло висела в кенгурушке, бодрая Алиса каждую минуту спрашивала: «А куда мы идем?»
Маша оказалась совсем не такой фам-фаталь, как представляла себе Вася.
Распахнув, не спрашивая кто да что, дверь, и увидав на пороге бабу с детьми, хотела немедленно дверь захлопнуть, но Вася торопливо сказала:
- Машенька, я Василиса Раевская, подруга Ксюни Карповской… Мне бы с вами поговорить…
Дверь распахнулась. Маша была маленькой, рыжей и как будто заморенной голодом. Оленька, вторая жена Никиты, насколько знала Вася, была точь-в-точь такая же. Только Оленька, по отзывам Ксюни, никогда бы не надела такой затрапезный халат.
- Ну? – спросила Маша угрожающе.
- Войти можно? – возмутилась Вася.
- Ну, заходи, - оглядев Васю, процедила Маша и побрела вглубь квартиры.
Вася никогда не страдала повышенной аккуратностью, но то, что она увидела в питерской квартире Карповского, превзошло все ее ожидания.
Она считала, что выражение «пыль мотается по углам» - какое-то чудовищное преувеличение времен Достоевского. Ничего подобного. Клоки пыли действительно мотались по углам. Линолеум, которым был устлан пол, не мылся, похоже, со дня вселения в квартиру.
Тараканов, правда, не было, и это было странно. У них дома одно время водились тараканы – как раз когда посносили окрестные пятиэтажки, и это был ужас какой-то. Стол в большой комнате – жила Маша в двухкомнатной квартирке на окраине Питера – был заставлен… непонятно даже чем. Открытые банки с соленьями, недоеденные консервы, заплесневелый хлеб, недопитые стаканы чего-то, засохший кусочек сыра… Васю вдруг переклинило, она представила себе свою квартиру без бабушек, без противных, зудящих, глупых, смотрящих сериалы бабушек… и она работает, домом заняться некогда – и такой же гнусный пейзаж… И тут же рассердилась на неряшливую хозяйку: ну как же так можно! У меня дома такого никогда не будет.
Маша села за стол, закурила.
- Ну, что он натворил опять? – спросила она после двух затяжек.
- Не знаю, - честно призналась Вася, присаживаясь на краешек стула, заваленного каким-то барахлом. – А что, должен был натворить?
- Опять в Москве долгов наделал? Так нечем мне платить, нечем! – Маша помахала перед Васиным лицом сигаретой. – Ничего не осталось, хоть сама иди продавайся!
- Не надо, - искренне сказала Вася, автоматически отодвигая Лерку от табачного дыма. – А что, проблемы с Никитой?
- Ха! Проблемы! Это у тебя проблемы, как дочке вне дома посрать. А у меня – беда!
Тут начиналась какая-то совсем другая история, и, возможно, требовалась ее помощь, но Вася вдруг ощутила такую брезгливость пополам с усталостью, что просто сказала:
- Я вообще-то Никиту хотела о Кирилле расспросить, о своем муже…
- В Москве Никита, в Москве! – зло крикнула Маша. – У курдючки своей Олечки!
Курдючка удивила Васю, но, видимо, это просто ругательство такое было.
- Ну надо же… А в фирме мне сказали, что он здесь… И Ксюня говорит, что он здесь…
- Ксюня твоя, - Маша покривилась. – Дура набитая. Быдлятина недоенная.
- Это еще что?! – вознегодовала Вася.
- А то! Стерва твоя подружка. Женила его на этой… От родного сына отвела!
- До свидания, - встала Вася. – Надеюсь, больше не увидимся.
- Пока-пока, - сказала Маша. – И Кирилла твоего вместе с моим Никитой больше не увидишь.
Если бы на груди у Васи не висел ребенок – и если бы она вообще была способна на такие жесты, - она бросилась бы на эту Машу, надавала бы по мордам, и вытрясла бы всю информацию. А так просто спросила, сбавив обороты:
- Какое отношение Кирилл имеет к Никите?
- Понятия не имею, - усмехнулась Маша. – Приезжал тут… Увел к каким-то грифонам. Сколько лет здесь живу, никаких грифонов не знаю.
А вот Вася, как ни странно, знала. Это был кабачок у Казначейского моста, он так и назывался – «У Грифона». Там они, еще молодые и веселые (если вдуматься, меньше пяти лет назад), сидели большой компанией – Вася, Кирилл, Денис, Лариса его и еще куча народу.
- Давно это было?
- Три дня назад. Умотал к грифонам – и ни слуху, ни духу!
- Почему ж ты сказала, что он в Москве?
- А где ж ему еще быть?
- А позвонить ты ему не пыталась?
- Телефон потеряла… Да что ты всё выпытываешь! – разозлилась Маша. – Не видишь, беда у меня! Слетелись, как вороны!
- Кто, кто слетелся? – не поняла Вася. Судя по виду Маши, главной ее бедой было отсутствие опохмела.
- Мама, пойдем отсюда, - потеряла терпение Алиса. – Мне тут не нравится.
- О! Мне тоже тут не нравится, - сказала Маша. – А что делать?
- Погоди, кто слетелся-то? – допытывалась Вася.
- Дед Пихто! Шляются всякие, и всем Кирилла подавай!
- Машенька, - ласково сказала Вася. – Хочешь коньячку? За знакомство…
- Кто ж откажется, - обрадовалась Маша.
Вася мысленно поблагодарила Дениса, который долго доказывал накануне, что без бутылки в гости не стоит и являться, и достала из сумки, как фокусник кролика, всё тот же коньяк «Московский», только не во фляжке, а в полулитровой бутылке.
- Вот нормальный человек! – оживилась Маша, выгребая откуда-то из кучи мусора на столе две стопки. – Только вот закусить у меня нечем…
- Ничего… Слушай, а где сынишка?
- На пятидневке, - отмахнулась Маша.
Да, мадам Карповская, я смотрю, ты не особенно утруждаешься, зло подумала Вася.
- Слушай, так кто еще интересовался Кириллом? Расскажи толком…
- Погоди, давай выпьем сначала… А то как-то не по-человечески…
- Мне, к сожалению, нельзя, я кормлю… - Вася, может, и выпила бы, но не в этой помойке.
- Аа, ну тогда за знакомство, - Маша не стала настаивать и опрокинула рюмку коньяка как водку, залпом.
Всё это напоминало какой-то дебильный сериал, из тех, что смотрели бабушки. Вася поежилась от ощущения, что и она, и Маша играют кем-то написанные, и написанные плохо, роли. Вот сейчас Маша скажет: «Эх, хорошо! А жизнь-то налаживается!» и подмигнет.
- Ну так кто приходил? – нетерпеливо спросила Вася, чтобы перебить дурацкий сценарий. Палец ее рисовал на рассыпанной соли пьяного птица.
- Когда? – удивилась Маша. – Аа, ты про это… Мужик приходил. Толстый такой, лысенький.
- Опять он… А когда?
- Вчера.
- И что?
- Что-что… Давай-ка по второй… А, ты ж не пьешь. Ну, я выпью, за твое здоровье. Так что ты говорила? А, про мужика. Ничего такого, спросил, не появлялся ли такой Кирилл Раевский, фотографию показал. Я и сказала, что был, мужика моего из дому увел. Он и ушел сразу.
- Ясно, - сказала Вася разочарованно. Ничего не было ясно. – А Кирилл когда приходил, что говорил?
- Мне – ничего. Никита ему открыл, они пошушукались что-то, я услышала только: «Пойдем к грифонам, сам всё увидишь». Ну, Ника штаны сменил, ботинки одел…
- Надел, - автоматически поправила Вася.
- Что? Я и говорю, одел, значит, ботинки новые, и поминай как звали. Даже слова не сказал. Я ненадолго, говорит. Вот третий день уж ненадолго, у меня деньги кончаются… А он в Москве со своей сучкой и вы****ком! Урод!
Так, значит, пропал еще и Никита.
Вася посидела еще некоторое время, но, кроме жалоб и стонов быстро пьянеющей Маши, ничего не добилась.
Тогда она поспешно раскланялась, подхватила детей и предоставила малосимпатичную Машу, как говорится, ее собственной судьбе.
***
Вернувшись в гостиницу, переодев, накормив и запихнув деток в клетки, Вася схватилась за мобильник. Дело всё осложнялось, второй по счету мужик пропадал без вести.
Первой, до кого она дозвонилась, была Ксюня.
- Ксюня, - строго сказала Вася. – От тебя требуется немедленно выяснить, где в данный момент находится твой брат. Что хочешь делай, но из-под земли мне его достань.
- Что-то случилось? – переполошилась Ксюня.
Вася обругала себя: надо было продумать, как разговаривать с пугливой подругой!
- Да ничего не случилось, - с досадой сказала Вася. – Просто в Питере Ники нет. Может, он у Ольги? Или у родителей? Выясни, пожалуйста, ладно?
- Ладно… - растерянно отозвалась Ксюня.
- Я жду твоего звонка! – Вася поспешно отключилась, избегая расспросов.
Следующий звонок был Ниче. Изложив сестре последние актуальные новости, Вася потребовала проверить почту – свою и ее.
- Нда, чем дальше в лес, тем толще партизаны, - задумчиво протянула Нича. – Попробуем поискать блудных мужей по своим каналам. А ты проверь пока этот кабачок, гут?
- Я и собиралась, - сказала Вася.
- А что у этого твоего Дениса за грандиозный проект? – поинтересовалась Нича.
Вот об этом Васе очень не хотелось говорить. Во-вторых, боялась сглазить. А во-первых… а во-первых, боялась, что засмеют. Ну какая из нее актриса. Актрисы вон все юные и стройные. То, что юные и стройные за редким исключением мало что из себя представляют, как-то до сих пор не приходило ей в голову.
- Да так, это к делу не относится… - попыталась отмазаться она. Но чуткая Нича мигом уловила второе дно:
- Ты что-то темнишь. Помнишь, сколько мы всего навспоминали, что вроде бы к делу не относилось? И что вышло?
- Да ничего пока не вышло. Блуждаю в потемках, и только этот Потливый всё время дорогу перебегает.
- Изловить бы его, - размечталась Нича, - да устроить допрос с пристрастием.
- Не заигрывайся, - холодно оборвала Вася. – Пока у нас в активе только минус еще один мужик.
- Это да. Но, судя по твоим словам, от такой Маши любой сбежит.
- Так не сбежал же до сих пор! Нет, тут явно дело в Кирилле… В чем-то, во что вляпался Кирилл.
- Ладно, будем думать. Почту проверю и перезвоню. Всех благ!
К «Грифону» Вася пошла ближе к вечеру – чтобы заодно там и поужинать.
Это было одно из самых любимых ее мест в Питере. Кормят вкусно, обстановка приватная, интерьер глаз радует, и в общем не так чтобы очень дорого.
В Москве Никиты не обнаружилось, ни у жены, ни у родителей, ни где-либо еще. Ксюня тоже начала нервничать и бить копытами. Вася ругательски ругала себя, что так переполошила впечатлительную подругу. А что было делать, если вдуматься?
Электронная почта ясности не внесла – никаких новых загадочных сообщений не было ни в Васином ящике, ни в Ничином. Таинственный «ку-ку тю-тю» как будто исчерпал свою фантазию и со времен «дурака Наполеона», то есть с середины августа, не проявлялся. Если, конечно, не считать послания русопятому поэту Илье Распашному. И то неизвестно, был ли отправитель одним и тем же лицом.
Вася с трудом представляла себе, что и как она сможет выяснить у «Грифона». Спрашивать у официанток, не видали ли они ее мужа с еще одним мужиком? Фотографию предъявлять? Ну, карточку Кирилла она, допустим, носила с собой, в обложке паспорта. А как выглядит сейчас Никита, даже понятия не имела.
- Тормоз, - попеняла ей Нича во второй телефонной сессии. – Надо было у Маши этой хоть фотографию попросить.
- Да, наверное…
- Сделаем вот что, - придумала сестра, - я попрошу фотографии этого Никиты у твоей Ксюни, и перешлю тебе по мылу. Если цифровых у нее нет, с телефона там, например, я завтра у одного человечка отсканирую и сошлю с утра. А ты найдешь какое-нибудь интернет-кафе и посмотришь, а может, даже распечатаешь.
- Давай, - вздохнула Вася. Как всё же тяжело везде с детьми на руках таскаться! Хорошо книжным и киногероиням – они сами по себе чудеса изобретательности проявляют, шляются где-то, встречаются с кем-то, а их дети сами по себе где-то существуют, и проявляются только в нужный момент, для нагнетания слезливости или драматизма. Вольно авторам давать героиням достаточный доход и безголовость, чтобы нанять няню, или каких-то мифически-идеальных родственниц выдумать, чтобы героиня, ничем не связанная, бодро шагала по сюжету. Будь Вася одна, она бы уже тысячу адресов перетрясла, а так… каждый шаг с оглядкой на детей. Но в принципе Вася гордилась собой. Когда Алиска была как сейчас Лерка, Вася и представить себе не могла, что сможет с ребенком на руках пуститься в такие авантюры. Ведь кроме ребенка, сколько всего надо с собой тащить! Грузовик нужен!
Помнится, когда полугодовалую Алису первый раз везли на дачу, пришлось действительно заказывать грузовик: кроватка, коляска, ванночка, целый шкаф детской одежды и пеленок, чемодан с аптечкой, ходунки, стульчик для кормления, миллион каких-то, казалось бы, необходимых мелочей… А теперь, с двумя детьми, Вася обошлась одной спортивной сумкой средних размеров. А могла бы и меньшим обойтись, сообразила вдруг она. Не в глухую же деревню приехала, везде есть пункты проката, и все эти блендеры-молокоотсосы можно было не тащить с собой. Хорошо хоть питание не догадалась с собой приволочь и подгузники, взяла только на первый день, чтобы никуда не бегать. Побегаешь с ребенком на руках… А и правда я тормоз, подумалось тут Васе. Надо же взять в прокате коляску, и проблем нет!
Вася попросила у внимательной администраторши телефонный справочник, нашла нужное и тут же позвонила. Пункт проката находился буквально через дом от гостиницы, и через пятнадцать минут Лерка довольно дрыгала ногами в коляске, а Вася чувствовала себя так, словно похудела вмиг на десять килограмм.
В половину восьмого они уже сидели в кафе, за Васиным любимым столиком. Девицам безумно понравились пираты с кружками, украшавшие интерьер подвальчика. Они так и норовили что-нибудь потрогать.
Сделав заказ, Вася достала фотографию благоверного и показала официантке, милой девочке с беджиком «Илона» на блузке.
- Дня три назад, - сказала она, - сюда должен был прийти такой молодой человек, его зовут Кирилл Львович Раевский. С ним был еще один мужчина. Вы не помните случайно?
Официантка задумалась, глядя на фотографию.
- Мой день был, - сказала она. – Но по фотографии трудно понять.
- Вспомните, пожалуйста, - взмолилась Вася. – Это очень важно.
Илона еще раз вгляделась в фотографию.
- Н-нет. Извините.
И тут Лера, воспользовавшись отсутствием присмотра, дотянулась до скатерти, которой был накрыт столик. Одно ловкое движение – с мелкой моторикой у Леры всё было в порядке – и солонки, перечницы, салфетки, фотография, - всё полетело на пол.
- Ох, извините! – воскликнула Вася, выхватывая скатерть из цепких пальчиков дочери.
- Ничего… - начала было официантка, нагибаясь за упавшим, и тут же стремительно выпрямилась: - Вспомнила!
- Что? – жадно спросила Вася. У нее гениальные дети, даже безобразничают кстати!
- На этом же месте сидели, двое мужчин и женщина! И женщина напилась и сбросила всё на пол!
- И?!
- И одного из них звали Кирилл! Можно еще раз взглянуть?
- Да, конечно, - Вася подобрала с полу фотографию и протянула официантке.
- Ну вроде похож, - вновь с сомнением сказала Илона. – Да это не удивительно. Я вот на фото в паспорте – жирная блондинка лет сорока. Как объектив лицо меняет – это просто уму непостижимо. На портфолио я гораздо лучше получилась, правда, и стоило это не как на паспорт сфоткаться…
- Что, что они делали? Что за женщина? Как выглядел Кирилл? – нетерпеливо спросила Вася.
Тут официантку позвали.
- Извините, - улыбнулась Илона. – Нам запрещают разговаривать с клиентами долго. Сейчас принесу заказ… - и поспешно удалилась.
Вася чуть ли не подпрыгивала на стуле, как Лера. Никогда она еще с таким нетерпением не ожидала заказа. Никогда обслуживание не казалось ей таким неторопливым.
На самом деле Илона обернулась просто мигом – мало кого могут оставить равнодушными шпионские страсти. Аккуратно расставляя тарелки, раскладывая столовые приборы, она спросила:
- А этот Кирилл… извините, он кто?
- Мой… - и Вася почему-то смутилась и сказала: - Мой друг.
- Килир – это папа, - строго поправила Алиса.
- Кирилл, а не Килир, - сказала дочери Вася. – То есть я хотела сказать: мой муж.
- Кирр… рир! – начала по привычке тренироваться Алиса. – Кир… лир!
- Кирилл.
- Кил… не могу я! – расстроилась Алиса. Слова с «р» всё еще давались ей с большим трудом.
Васе тут же припомнился забавный факт из истории литературы: писателя Константина Симонова мама с папой на самом деле назвали Кирилл. Сменил имя он по очень простой причине: автор «Живых и мертвых» не выговаривал ни «р», ни «л»…
Илона с сочувствием и любопытством посмотрела на детей.
- Так что за женщина? – вернулась к насущным проблемам Вася. – Как ее звали?
- К сожалению, не помню, - сказала Илона. – Но, кажется, женщина была не с Кириллом, а со вторым мужчиной, - быстро добавила она.
- Может, Оля? Или Маша? Или… Ирина?
- Не помню… Но какое-то обыкновенное имя, незапоминающееся… кажется…
- А как она выглядела?
- Ну, одета была хорошо, в синий такой костюмчик… Волосы темные, короткие. Очень руки ухоженные. Кольцо на безымянном пальце, вернее, перстень, с паучком.
- С паучком?
- Серебряный перстень в виде паучка, глазки – синенькие камушки, сапфиры, наверное. Очень гламурно.
- Гламурно, - с отвращением повторила Вася модное слово. Илона, наверное, мечтает быть такой «гламурной» барышней, читает модные журналы, хочет иметь домработницу и богатого мужа. А вместо этого вынуждена бегать с подносами… Как же все-таки некоторые словечки царапают и оскорбляют слух!.. – Ладно, а второй мужчина?
- Ой, подождите секундочку! – Илона опять пропала на долгие несколько минут. Вася ела, не чувствуя вкуса еды, безразлично наблюдая, как Алиса размазывает рыбу по тарелке и столу. Лера пила сок, время от времени переворачивая бутылочку и поливая всё вокруг.
Практически наступая на пятки Кириллу, Вася вдруг почувствовала какой-то непонятный страх. До этого бежала, радостно задрав хвост, за разгадкой, радостно ломая голову над ребусом. А теперь, приблизившись почти вплотную… Вот войди сейчас Кирилл в кафе и подойди к ее столику, что она ему бы сказала? Какую-нибудь глупую банальность, вроде «я так долго тебя искала…»? А зачем она его вообще искала? Если бы он хотел, он сам бы давно объявился. Версия с террористами и захватом заложников не выдерживала никакой критики. Раз уж Кирилл спокойно сидел в кабаке с Никитой и какой-то бабой, то так же спокойно мог и домой, в Москву приехать. И откуда Кирилл знает Никиту? Они даже знакомы вроде не были.
Или были?
И куда, скажите на милость, еще и этот двоеженец делся? Баба с перстнем… Может, Ника просто к очередной бабе ушел? Ага, которая напилась и сбросила всё на пол…
Вернулась Илона, принесла кофе и мороженое.
Ничего сногсшибательного и прямо выводящего на след блудного мужа Вася, в принципе, больше не вытрясла. Мужик по описанию вроде походил на Никиту – хотя кто его знает, как он сейчас выглядит, фотографии Нича еще не прислала. Баба напилась, как уже было сказано, сбросила всё на пол… Обвиняла потенциального Никиту, что это он во всем виноват, походя досталось и Кириллу. Кирилл вел себя спокойно, говорил негромко, впечатления запуганного или скрывающегося человека не производил… Илона даже сбегала посоветоваться с охранниками и менеджерами, которые тоже дежурили в тот вечер, но ничего особенного те добавить не могли.
Это было, вроде, всё, что можно было состричь с «Грифона». Уходя, Вася поблагодарила Илону хорошими, щедрыми, как принято говорить, чаевыми и добавила:
- У вас хорошая память. Если вдруг Кирилл снова появиться, вот мой номер, позвоните, пожалуйста. И если его кто-то еще будет разыскивать, тоже, - в порыве вдохновения сказала она.
- Обязательно, - заверила официантка.
Когда Вася с детьми была уже в дверях, Илона вновь подошла к ней и сказала:
- Я вспомнила еще кое-что.
- Да? – с надеждой посмотрела на нее Вася.
- Они уже уходили, и Кирилл сказал: «Придется уехать из Питера».
Конец первой части.
***
У фирмы «Икар PR-group» не было ни пышной вывески с намалеванными нимфетками, ни даже подчеркнуто строгой классической, скажем, черно-золотой, как ожидала Вася.
Теперь она поражалась – как же мало, оказывается, она знала о муже! Не разу не поинтересовалась даже, где находится его фирма.
Сайт Икара в Интернете был просто-таки аскетичным.
- Высший класс, - подмигивала Нича. – Ничего лишнего, никаких попыток привлечения клиентов. Те, кому надо, сами на них выходят. И ведь наверняка где-то в Сети есть на них еще много чего, да попробуй найди!
Информация о сотрудниках не разглашалась. Дела тоже подробно не обсуждались – просто перечень: выборы в Мосгордуму 2000, выборы президента республики Тыва 2003, выборы того-сего-туда-сюда…
Это были очень серьезные люди, они не обещали золотых гор. Они их просто делали из ничего: из желания отдельного человека прыгнуть выше своей головы.
Тем страннее выглядел отдельный документ «Правила для клиентов»:
1. Беспрекословное подчинение клиента специалистам Фирмы.
2. Обязательство никогда не разглашать методов работы специалистов Фирмы. Методы являются интеллектуальной собственностью Фирмы.
3. (самый странный пункт) Никогда не рекламировать деятельность Фирмы, не упоминать о ней в средствах массовой информации ни в каком контексте, не делать устных и письменных заявлений по поводу Фирмы.
Оставалось загадкой: как же «Икар PR-group» находят клиентов и зачем был создан сайт, если они так глубоко законспирированы? Просто радистки Кэт со своим чемоданами!
Путем невероятных ухищрений сестрам удалось раздобыть адрес.
Вася, проявив чудеса сообразительности, перерыла карманы зимней одежды Кирилла и обнаружила то, что искала: использованные магнитные карточки для прохода в метро. С помощью схемы метрополитена и простого подсчета на пальцах они установили, когда и где Кирилл садился в метро. При каждом прохождении через турникет, как известно, на карточке отпечатываются контрольные цифры и время (если только это не проездной на месяц, тогда дата не печатается) каждая станция и каждый выход-вход имеют свой номер. Первая цифра – порядковый номер линии (1 – Сокольническая, 2 – Замоскворецкая, 3 – Арбатско-Покровская и так далее), вторая и третья – номер станции, последняя – входа. Их обычно всего два, поэтому на конце стоит единица или двойка.
Так вот, было установлено, что по вечерам Кирилл возвращался с работы (эти цифры всплывали чаще других) через «Кропоткинскую», синюю «Арбатскую» или «Площадь Революции».
Разброс был достаточно большой, но Вася сообразила, в чем дело: рядом с «Кропоткинской», на Гоголях, то есть на Гоголевском бульваре, был еще со студенческих времен любимый бар Кирилла, тот самый, в котором она встречалась в последний раз с Колей Ананьевым. Видимо, Кирилл заруливал туда после работы, чтобы, как говорится, пропустить стаканчик-другой.
Значит, фирма располагалась опять же в районе Арбата или недалеко от Кремля. Замкнутый круг какой-то.
Нича запустила контекстный поиск в каком-то супернавигаторе, который с какими-то невероятными ухищрениями скачала из Сети, и они смогли выловить таинственного Икара. (Странный они все-таки выбрали заглавный символ. Это что, тоже предостережение – не приближаться близко к солнцу?) На Никольской, прямо рядом с Кремлем. Это однозначно указывало на людей, которые шутить не любят – абы кто на Никольской офис снимать не будет. Или тем более иметь в частной собственности.
Они долго пытались разработать «легенду», но на кандидата в депутаты Вася явно не тянула, равно как и на кандидата в президенты какой-нибудь суверенной банановой республики. А врать, что она является чьим-то доверенным лицом, тем более смысла не имело: это элементарно проверялось на месте. Поэтому было решено, что Вася внаглую вломится в офис и устроит скандал, требуя вернуть потерянного супруга.
- Ты, главное, работай под образ стервы, но стервы недалекого ума, а то у этих деятелей еще мелькнет мыслишка избавиться от тебя, - напутствовала сестру Нича.
Вася замерла.
- Ты хоть понимаешь, на что меня толкаешь? – обрушилась она на младшую. – У меня же дети! Кто их будет кормить в случае чего? Я еще жить хочу!
- Кирилл, возможно, тоже хотел, - замогильным голосом сказала Нича. – Но если ты считаешь, что он не стоит риска…
- Дура! – Вася в ярости запустила в сестру тем, что оказалось под рукой: папкой с собранной ими «оперативной информацией».
- Ого, какие страсти, - уворачиваясь, заметила Нича. – Значит, стоит!..
Васю затрясло. Она не вполне понимала, что происходит, но одно было ясно: шутки кончились. Увлекательный квест превратился в триллер. Хорошо еще, что не в мясню какую-нибудь. Хотя кто их знает…
Вернувшись из Питера, Вася пребывала в полной уверенности, что приключения ее подходят к концу, а вот поди ж ты…
…Она стояла перед дверью без опознавательных знаков и собиралась с силами. Сейчас ее просто развернут с порога и слушать не будут. Вытолкают за плечи: до свиданья, Вася! Никого не знаем, ничего не видели, ни о чем не слышали. Какой-такой Раевский? Ах, ваш муж… Такой у нас не работает… а с клыков кровища капает. Васю аж передернуло. Ну и чушь лезет в голову. Нет. Надо настроиться на положительный результат.
Не найдя кнопки звонка, она решительно постучала в дверь. За дверью не слышалось ни малейшего шевеления. Или просто дверь такая толстая, что поглощает все звуки?
Вася постучала еще раз. Кажется, там никого нет, с облегчением подумала она. Решила для верности постучать в третий раз, а потом с чистой совестью развернуться и поехать домой.
Наверняка разглядывают ее сейчас через объектив невидимой глазу камеры. И ехидно ухмыляются. Что за полоумная баба стучит? Ха-ха, так стучит, что сиськи трясутся. Ну постучи, постучи… Дятел.
Вася, окончательно пав духом, хотела было развернуться, но тут же представила, как Нича презрительно скажет: «Курица!». Ну уж нет. Она тут стоит, как баран, перед закрытой дверью, а ведь кроме двери есть много способов проникнуть внутрь. Вот сесть прямо здесь, под дверью, и сидеть, пока кто-нибудь не выйдет. И уж тут вцепиться, как клещ, и не отпускать, пока всё не выдоит. Какие-то ассоциации у нее сегодня… просто «В мире животных»…
Зря она, что ли, проделала такой долгий путь!
А еще можно выяснить, где у них окна, и предпринять попытку инфильтрации… Но это уже из разряда шпионских детективов, такое Васе вряд ли по зубам.
***
Вася ошибалась: окон в этом бункере вообще не было. Были запасные выходы через подвал ГУМа и соседнего дома, был черный ход на чердак – отдельная шахта, были многочисленные камеры слежения, покрывавшие и перекрывавшие всё окружающее пространство радиусом почти полкилометра. То есть и Кремль, и ГУМ, и всю Никольскую, и все прилегающие улицы, и переход на Театральную площадь, и саму Театральную – вплоть до фасадов Большого, Малого и РАМТа. Наследство одной из спецслужб.
Двое немолодых мужчин, в одном из которых Вася сразу бы признала Потливого, наблюдали за ней на одном из экранов.
- Да, предприимчивая мадам, - сказал второй мужчина, по виду отставной военный – энергичный, сухой, с идеальной выправкой. Дорогой костюм сидел на нем, как форма. Для полноты образа не хватало стека. Это был, конечно, начальник охраны, он же начальник службы безопасности Фирмы. В прошлом – майор Госбезопасности. Хотя, как нынче известно всем, кто умеет читать или хотя бы смотреть телевизор, чекисты бывшими не бывают.
- Как же она на нас вышла? – простонал Потливый. Он был начальником службы информации. И тоже некогда служил в Органах. Конечно, боевиком он не был. Аналитика, немедленный просчет всех существующих фактов – вот чем он занимался на Лубянке, а теперь в Фирме. Все его стоны, потливость, нервность и суетливость были просто маской, под которой прятался совсем других качеств человек: расчетливый, бесстрашный и жесткий.
- Значит, просчитались где-то, Пал Иваныч, - сверкнул глазами начохраны. Он недолюбливал коллегу и не скрывал этого, хотя съел с ним не один пуд соли.
- Или вы, Виктор Сергеич, - не упустил случая вернуть шпилю начинформ. – Хе, хе.
- Значит, Василиса Раевская, - оборвал его начохраны.
- Да, жена Кира Раевского. Аналитики утверждали, что это мышь под метлой и курица на яйцах, - этот ответ наверняка бы взбесил Васю, если бы она могла его слышать.
- Нда, а она коня на скаку оседлает, в горящую избу войдет…
- Остановит, - поправил начинформ.
- Что?
- Остановит, а не оседлает.
- Неважно, - отрубил Виктор Сергеевич. – Если мы ее не остановим, она нас оседлает. Как вы думаете, Пал Иваныч, раз вы уж такой крупный специалист по бабам Раевского – она долго тут будет колготиться?
- Вряд ли, - медленно сказал начинформ. Слова коллеги подсказали ему невероятную, плохо просчитываемую, но, может быть, единственно эффективную комбинацию. – Но вот если грамотно оседлать ее, то она нас и до Раевского довезет.
На самом деле это делалось уже давно, но этому фанфарону совершенно не обязательно об этом знать.
- Что-то придумали? – остро глянул на начинформа Виктор Сергеевич.
- Да, есть мысль. Что если… что если нам одну бабу напустить на другую?
Начохраны косо поглядел на нее:
- Что, впустить?
Да уж, большого ума благородный дон.
- Она ведь знает некоторых сотрудников – того же Заику, например. И доверяет ему. Кстати, твоему сыну она очень понравилась, - ехидно добавил он.
- Владу? – возмутился Виктор Сергеевич и добавил другим тоном: - Весь в меня!
И в этот самый момент, как чертик из табакерки, как актер на реплику, рядом с Васей нарисовался Влад.
- Засранец, - в голос сказали оба комитетчика, потому что Влад бессовестно прикадрился к объекту и уже, рисуясь, словно он глава Фирмы, приглашал ее внутрь. Уверен, гаденыш, что ему откроют, подумал начинформ.
- А вот и не открою, - как бы в ответ на его мысли зло сказал начохраны. Влад был его, как нынче модно выражаться, «слабым звеном». Правда, парнем Влад был толковым, сотрудником хорошим, но тот его талант, который вовсю использовала Фирма – с ходу охмурять баб – иногда выходил боком. Вот как сейчас.
- А чем черт не шутит, - сказал вдруг Павел Иванович и связался с шефом: - Папа, у нас нештат, но может быть на руку. Явилась жена Кира, стучится, и Влад уже ловит… нет, самодеятельность… И хочет внутрь провести. Но родилась идея сделать бабу «слепым Пью»… Ну смогла же она нас отыскать… это вряд ли… Знаю немного лично… Ха-ха, Папа… Нет, к сожалению, хотя я бы не против. Случайная встреча, ла-ла-ла… Ну что, добро? Папа, она обязательно захочет тебя увидать. А? Я? Папа, ты гений, - фамильярно закончил он разговор и кивнул напряженно прислушивавшемуся Виктору Сергеевичу: - Запускай.
- Намудрят, блин, - сквозь зубы проскрежетал начохраны, но раз Папа дал добро – что ж, ладно. Хотя ответственность в случае чего ляжет лично на него, он верил в аналитический талант своего друга-врага Павла и донжуанские способности сына. До сих пор ни одна акция, задуманная и спланированная Павлом, не провалилась. Кроме, конечно, случая с Киром… А если эта фёкла с ним одного поля ягода? Вот попляшут опять Павел с Папой… А крайним, конечно… Ладно. Авось спасал не реже, чем четко спланированные акции. Он профессионал, в конце концов. Он дал команду открыть дверь бункера (в Фирме офис так и называли – Бункер) и одновременно дал по телефону несколько приказаний своей правой руке, бывшему двойному агенту, бывшему следователю прокуратуры, бывшему диссиденту Ярославу Пивнякову по кличке «Ярпиво». Когда-то он носил оперативный псевдоним Пчела. Ходили слухи, что он был гомосексуалистом. По крайней мере, «двуствольным». Оперативной работе это не мешало. Работал с ним именно Виктор Сергеевич, в том уже далеком – или еще не очень? – прошлом агент Универ. Он в свое время и перевербовал агента МИ-5 «Васю». Эх, жизнь. Куда ни плюнь – везде символы. «Вася» следит за Васей. Интересно, эту фёклу правда все сокращенно зовут Васей? – неожиданно заинтересовался Универ, таких подробностей из личного дела (а на всех членов семей сотрудников в Фирме были дела) он уже не помнил. Или как-нибудь по-другому - Л;исой, например? Или Лис;ой? Он еще раз внимательно глянул на мониторы – Влад с мадам Раевской уже спускались по винтовой лесенке. Нет, не Л;иса, не Лис;а, и тем более не какая-нибудь Валя (он тут же вспомнил свою бывшую жену Валю, мать Влада, тудыть ее в качель, и поморщился) – именно Вася. Это очень подходило к круглому славянскому лицу, толстым румяным щекам и огромным светлым глазам. Только черные цыганские волосы выбивались из общей картины. Нет. Только Вася. Или уж целиком – Василиса Батьковна. Кирбитьевна. Универ не был филологом (хотя свой псевдоним получил в свое время именно за попытку поступить в МГУ. Вот такая была в свое время заветная мечта. Не вышло – армия – вербовка – а потом мог бы уже, товарищи по оружию помогли бы, да желание пропало. Что за смысл бежать за целью, если она у тебя в кармане) – не был филологом, но очень хорошо знал, что имя всегда накладывает отпечаток на человека. И наоборот. Такое вот броуновское движение молекул (это был чуть ли не единственный термин, кроме, конечно, H2O и C2H5OH, запомнившийся из школьного курса химии. Хотя в химических средствах обороны – и атаки, соответственно, - или, скорее, наоборот, - разбирался профессионально).
Сколько же в жизни человека скобок и того, что остается за скобками.
***
Первый раз в жизни Вася собиралась лететь на самолете. Да не одна, а с детьми. Хорошо еще, что Нича решила лететь с ней.
Все страхи и ужасы, которые с завыванием пророчили бабушки, узнав о поездке, Нича пресекла решительны заявлением, что бабушки – старые клячи и ничего не смыслят в жизни.
Бабушки, обожавшие Ничу, были потрясены; для начала в смятении примолкли, после обрушились на Васю, что сбила младшую сестру с панталыку и толкает на какую-то авантюру, потом слезно уговаривали Ниченьку одуматься, и в конце концов решили ехать сами.
К счастью, на сторону сестер вдруг встал отец. Всегда спокойный и несколько даже апатичный, - если дело, конечно, не касалось Второй Мировой войны, его любимой темы (поучаствовать самому, ему, понятно, не довелось, так как родился он спустя четыре года после победы), - он сказал жене и теще:
- Девчонки наши выросли и разберутся без вас!
Вся женская часть дома в соотношении шесть к одному (если считать и Васиных дочерей) ошеломленно замолкла, а отец продолжил как ни в чем не бывало:
- Может, вернутся и наконец расскажут нам, что происходит! – и немедленно скрылся в туалете с книжкой «Дневники Йозефа Геббельса».
В полном молчании сестры удалились в Васину комнату.
- Ну папахен молодца… - сказала наконец Нича раздумчиво.
- Да уж молодца… особенно последняя фраза мне понравилась, - сквозь зубы отозвалась Вася, выдирая из цепких ручек стоящей в кроватке Лерки цветной мелок. – Алиса! Ну-ка иди сюда!
- Не пойду! – из коридора закричала Алиса.
- Быстро, я сказала!
Заранее приготовившись плакать, в дверь заглянула Алиса.
- Ты зачем Лере мелок дала? – напустилась на дочь Вася.
- Это не я… - неестественно крупные слезы наполнили Алискины глаза.
- А кто?
- Не знаю…
- Не ври, пожалуйста!
- Она сама…
- Да, вылезла из кроватки, залезла в твой стол и взяла мелок?
- Даа…
- Алиса, - прошипела Вася, вся сама уже перемазанная несчастным мелком: Лерка никак не хотела выпускать добычу, - Никогда не ври! Я же знаю, что это ты.
- Я случа-айно! Это не я! – в полный голос зарыдала Алиса, повернулась и пошла.
- Ты куда? – рявкнула Вася.
- В ууугол! – почти неразборчиво прорыдала Алиса и направилась к «страшному углу» в коридоре.
Вероника захохотала:
- Вот это дисциплина!
Васе немедленно захотелось простить Алису, но сразу этого делать было нельзя. Она пошла вслед за дочерью:
- Ни в коем случае не давай Лере мелких предметов. А если бы она его, не дай Бог, проглотила?
- И съела бы мой мелок? – с ужасом спросила Алиса.
- И пришлось бы ее к доктору везти, из животика мелок твой доставать! – Васе вдруг пришла в голову жуткая мысль: а что, если Алиска этого и хотела? – и более истеричным, чем собиралась, голосом, закончила: - В общем, если ты еще раз дашь Лере какую-нибудь маленькую вещь, мелок, или карандаш, или солдатика, или еще что, - выброшу все твои игрушки нафиг!
- А мне они и не нужны!.. – прорыдала Алиса.
- Вась! – крикнула из комнаты Нича.
- И новых не куплю! – продолжала воспитательный процесс Вася.
- Бабушки купят, - уткнувшись носом в угол, буркнула дочь.
- И бабушкам запрещу!
- Но ведь дочки должны слушаться маму, а не наоборот, - неожиданно спокойно сказала Алиса.
- Да, - удивилась Вася.
- А ведь баба Света твоя мама, ты должна ее слушаться!
- Так, - к такому повороту Вася была не готова и решительно вернула беседу в нужное русло: - Алиса. Я тебя предупредила. Ты знаешь, я не шучу. Стой тут и думай над своим поведением. Бабушки тут не помогут.
- Никто, никто мне не поможет! – завела Алиса, но эту уловку Вася знала и отправилась к бабушкам:
- Алиса дала Лере мелок и наказана. Пока я ее не отпущу, пожалуйста, не зовите ее, - это была необходимая мера. Раньше в подобных случаях добрые бабушки, делая вид, что совершенно не слышали скандала, тут же начинали звать: «Алисочка, иди сюда, что я тебе дам…»
- Садистка, - поджала губы бабуля.
- Да. Садистка. А еще я их голодом морю и плеткой бью, - равнодушно сказала Вася и
вернулась в свою комнату.
Нича всё еще стояла у Лериной кровати и с каким-то мистическим восторгом смотрела на племянницу.
- Ты посмотри, что творит, - сказала она сестре.
В руках у Леры было банное полотенце – после последнего подмывания Вася повесила его на спинку кроватки. Вплотную к кроватке стоял пеленальный стол, на котором, за пределами Лериной досягаемости, лежали пачка влажных салфеток, крем под подгузник, расчесочка, детская присыпка и всё такое. Лежало там и несколько игрушек, и книжка, которую Вася читала Алиске. Лера, держа полотенце двумя руками, набрасывала его на столик, как рыболовную сеть, а потом подтягивала к себе. Сейчас она почти «выловила» резинового лягушонка и баночку с тальком.
- Видала? – восхищенно спросила Нича. – Раз закинул он в море невод, пришел невод с одною рыбкой…
- Ох ё… ничего себе… - Вася некоторое время наблюдала, как, подтащив к себе улов, Лера схватила сначала лягушку, придирчиво осмотрела ее и бросила на пол, а потом взялась за баночку с тальком. Тут Вася отмерла и выхватила трофей у находчивой дочуры. А заодно реквизировала и полотенце. Лера возмутилась и заорала громче сестры.
- Маленькая негодяйка, - сказала Вася. – Так ты действительно сама взяла мел? Или все же Алиса тебе дала?
Но ответить по понятным причинам Лера пока не могла.
- Нич, поиграй с ней немножко, пойду перед Алиской извинюсь.
- Во что? – испугалась Нича.
- Ну… в «ку-ку – тю-тю», например.
Вася вышла в коридор, подошла ко всё еще заливающейся, но уже через силу, слезами Алисе и спросила:
- Лисенок, послушай… так это ты дала Лере мел?
- Нет!
- А где он лежал?
- На столике…
- А почему он лежал на Лерином столике, а не в коробочке?
- Я рисовала… и случайно забыла…
- Понятно… - вздохнула Вася. – Ну вот что. Лисенок, прости меня, пожалуйста, сейчас ты действительно не виновата. Я была не права, прости.
- И ты мне купишь игрушки? – деловито уточнила Алиса.
- Что, все сразу?
- Нет, можно и по очереди, - великодушно разрешила дочь. – А сейчас мне можно сладости?
- Можно. Пойдем со мной на кухню, поищем что-нибудь…
Мир был восстановлен. Вася даже несколько погордилась собой, хотя… ну ладно, разобрались и разобрались.
***
Когда самолет оторвался от земли, Вася вцепилась было в детей, но в ту же секунду почувствовала, как хорошо…
Алиса вертелась на кресле, ее больше всего интересовал вопрос, когда будут давать такие специальные коробочки, а в коробочках – специальные воздушные сладости. Лера ничем не проявляла беспокойства.
Нича летела не в первый раз, но заметно нервничала, хоть и пыталась это скрыть повышенной болтливостью. Она сидела у прохода, Вася с Леркой на руках посередине, Алиса у окна. Перед Васей стояла специальная люлька, но сомнительно было, что Лерка захочет в ней лежать.
- Смотри – слон! – обрадовано закричала Алиса, тыча пальцем в иллюминатор.
Вася посмотрела – и задохнулась от восторга. Плотные, из круглого зефира сделанные, покоились на этажах неба облака. Во всем была какая-то продуманная, четкая система. Ни одно облачко не болталось случайно, белые слоны, дворцы, горы не летели, никуда не спешили, они монументально покоились на своих местах.
- Вот бы попробовать! – сказала Алиса, и Вася была совершенно с ней согласна.
Ее вдруг пронзило ощущение безграничного счастья, когда тревоги позади, а впереди – только хорошее: свобода, дорога, друзья… Не грызло беспокойство о недоделанной работе – она завершила все проекты перед вылетом. Не грызло беспокойство за детей – дети были с ней. Не давила душу неразрешенность ситуации с Кириллом: она же летела к нему, все ее шаги были к нему. Счастлива и свободна, как булгаковская Маргарита, как чеховская Нина в конце третьего акта – где еще найти таких счастливых и свободных героинь.
***
Это, в общем-то, была Ничина идея, и Вася ругала себя, что мысль развлечь детей пришла не ей самой. Тоже мне, мамаша-груша! Может, мама права, и Вася совсем не думает о детях?
Как бы то ни было, в субботу Вася и Нича повели детей в театр.
Еще прошлой зимой Нича через интернет познакомилась с одним молодым актером из Екатеринбурга. И теперь, увидав на афише знакомую фамилию, Нича не могла отказать себе в удовольствии познакомиться в реале с виртуальным другом.
Ее мало смущало, что спектакль был детский, и что обе ее племянницы были еще маловаты для какого бы то ни было спектакля. Перспектива выйти в свет, людей посмотреть и себя показать, тоже не играла для нее никакой роли, в отличие от Васи, например. Тайное не/соответствие между маской и ее человеком – вот что всегда до дрожи интересовало Ничу. Она очень любила заводить знакомства в сети, а потом встречаться в реале. Еще ни разу на ее памяти не было, чтобы экранный образ совпадал с настоящим человеком. Куда только девались умные мысли, ироничные замечания, соблазнительные краешки чужой жизни? «Сегодня вернулся из странствия. Пешком дошел до Хатанги. В Петропавловске-Камчатском пришлось ночевать на рыбачьем баркасе», - писал, например, какой-нибудь «Odinokij_Volk_82» (одиноких волков в сети было как собак нерезаных). Или: «Устала от всеобщего внимания. Хочется одиночества. Красота – это тяжкое бремя», - писала «Amber_Cat» (кошек тоже водилось в избытке». На самом же деле Одинокий Волк оказывался очкастым домашним мальчиком пубертатного возраста, а Янтарная Кошка – морщинистой старой девой, бывшей комсомольской активисткой (еще до рождения Ничи и ее родителей). Самые безумные сексуальные фантазии обуревали домохозяек с тридцатилетним стажем, мания величия прослеживалась у задохлых хлюпиков, обремененных семьей и долгами, хулиганили в сети, провоцируя публику «албанским падонковским» языком и неумеренным матом, затюканные товарищами шестиклассники и прыщавые жирные девочки-подростки. Половина дневников, написанных от имени крутейших мачо, авторами имели некрасивых девушек. Красивые обычно заводили дневники в разноцветных картинках и анимашках, с грустными вопросами для всех: «Что такое измена?» или «Почему люди так злы?» - и получали по сотне комментариев на вопрос. Умные создавали тематические журналы и сообщества. Красивых и умных, кроме себя, конечно, Нича в сети не встречала.
Ничин дневник назывался без особых затей: «Бортжурнал». Сначала она хотела вести хронику современной жизни: перекачивала в дневник новости, сопровождая каждую собственным, всегда очень едким, комментарием. Но скоро ей это наскучило. Она стала бродить по чужим людям, и тоже везде ехидничала, пока ее не забанили несколько сообществ и пользователей в течение одного дня. А в других подняли животрепещущую тему: «Может ли юзер, называющий себя Шерлок Х., считаться адекватным?» В ее «Бортжурнал» посыпались порочащие комменты, часто совершенно оффтопом: «Ты просто дура, тебя что, никто не хочет?» Нича, она же, понятно, Шерлок Х., ответила матом, закрыла дневник для всеобщего просмотра, и стала удить рыбку совсем уж в темной воде: дружиться с кем-то персонально и потом встречаться. Вот где ее детективная душа отдохнула! Люди и маски – ключики к человекам – копание до самой сути – разгрызание самых твердых орешков, - это были самые большие удовольствия в Ничиной жизни. Затюканный задохлик (в сети «Супербетмэн») в результате оказывался тонким ценителем английской литературы XVIII века. Толстая многодетная домохозяйка (в сети – «Ярко-розовая пантера») – оказывалась талантливой художницей. Многослойность всегда радовала Ничу, и, вскрывая новых знакомых слой за слоем (сто одежек и все без застежек – пятьдесят маек и пятьдесят трусов, сказала бы Вася), она ощущала себя действительно Шерлоком Холмсом. Нича не стремилась в так называемые «тысячники». Во френд-ленте у нее было сейчас человек тридцать, - но зато отобранные тщательно. Кроме десятка тех, кто первым подружился с ней на просторах сети, и с кем она не спешила встречаться в реале: она уже привыкла к забавной, повернутой на собаках Alukard, доброму хулигану Zlobny Negodyaj, пламенной феминистке Klios, страстному буккроссеру Znajka, походнице и игроку на бирже Dikinjaka … С этими и некоторыми другими у Ничи установились прочные виртуальные связи. Она поддерживала их в сетевых разборках, даже если они не совсем были правы, поздравляла с праздниками, посылала красивые открытки, упоминала в своих записях (а это – главная составляющая сетевого пиара, чем больше людей тебя упомянут, тем выше твой статус на цифровых просторах)…
Раньше Нича сидела в сети только по делам – интернет-кафе и лимитированные карточки вполне удовлетворяли ее. Несколько ее дневников – все под разными никами (Sherlock H., Crime, Glupyj Zaec и т.д.) – были чем-то вроде игрушки. Но с тех пор, как они с обезумевшей на почве поисков мужа сестрицей получили неограниченный доступ в сеть, Нича занялась своим собственным креном вплотную.
Ярослав Найденов – в сети Peresvet – был одним из самых старых Ничиных сетевых друзей. То, что он актер, и то, что живет и работает в Екатеринбурге, Нича знала давно. Возраст свой Пересвет не афишировал, и мог оказаться как школьницей, мечтающей о сцене, так и старым актером, всю жизнь игравшим зайчиков. Нича не могла упустить такой оказии.
***
Ярослав Найденов играл в этом спектакле Бабу Ягу. В таком костюме, с горбом, в огромной юбке, в валенках, со всякими наклейками и примочками, было трудно определить как возраст, так и внешность актера. Нича, накануне посетившая интернет-кафе и сообщившая Пересвету о своих планах – прийти на спектакль и познакомиться – с нетерпением ждала финала.
Алиска ежесекундно требовала пояснений и боялась Бабу Ягу. Маленькая Лера порывалась вылезти из кенгурятника и куда-то отправиться. Вася хотела спать – Лерка опять перепутала день и ночь. Если бы не напористая Нича, Вася вообще бы осталась в номере и поспала – вместе с младшей.
«Два клена» - сказка достаточно длинная. Вася прокляла всё на свете, пока дело подошло к развязке. Но вот наконец Бабу Ягу победили, братьев расколдовали, финальную песенку спели…
Но пойти на выход неуемная сестрица Васе не дала.
- Хочешь познакомиться с Бабой Ягой? – спросила Нича старшую племянницу.
Алиска, разумеется, захотела.
- Может, вы сами сходите? – с надеждой спросила Вася.
Вот так и получилось, что Вася, потратившая столько времен на поиски, чуть было не упустила шанс. Позже, вспоминая свой екатеринбургский вояж, Вася думала, что Кирилл зря так гнобил свояченицу – мол, и глупа, и легкомысленна, и на оригинальные действия не способна, маменькина дочка и бабушкина внучка, приживалка и бездельница. А вот – всё их импровизированное расследование двигалось в основном Ничкиной энергией. Если б не сестра – потащилась бы Вася сначала в «Икар», а после аж в Свердловск? Вряд ли. Дети, хозяйство, то да се… Смешно, когда в детстве Вася читала разные книжки, в которых был энергичный главный герой и флегматичный, на поводу героя идущий друг, она представляла себя, конечно, веселым и находчивым героем, а сестру – ведомым. И пожалуйста – в жизни всегда складывалось наоборот. Вася всегда оказывалась ведомым. Даже нежная, домашняя Ксюня, если вдуматься, вела ее за собой. Героем Вася ощущала себя только в одиночных вылазках, когда ни на кого не нужно оглядываться. Ну а потом появился Кирилл, убедил ее, что она единственная и неповторимая, энергичная и активная, единственный адекватный человек среди всех окружающих идиотов. Кроме него, конечно.
Алиска взяла тетю за руку, насупилась и храбро сказала:
- Я готова, Нитя, - так она называла Ничу.
- Сходите, - сказала Вася. – Я на улице буду, пусть ребенок подышит.
И Нича с Алиской пошли за кулисы.
Занавес уже закрыли, Алиса деловито ощупывала декорации. С другой стороны кулис зашла женщина с двумя мальчишками. Женщина была одета очень модно – по местным меркам. Такие острые носы на сапогах в Москве и Питере вышли из моды лет пять назад, хотя сейчас, кажется, снова становились актуальны. Куртка с вышивкой практически копировала модель из журнала «Гламур» за прошлый месяц. Шарфик, правда, несколько подкачал – такие продавались на китайских рынках. Детишки были одеты стандартно – в джинсы и свитеры, чисто и непритязательно. Одному – лет пять, другому – семь.
Сверху, с лестниц, спускался Ярослав Найденов в костюме Бабы Яги, но уже без парика. Он был в меру молод и, кажется, хорош собой.
- Привет! – сказал он модной женщине и посмотрел на Ничу: - Это… ты? Крим?
- Я, - улыбнулась Нича. – А это моя племянница, Алиса.
- Славик, - крикнула модная, - Дети хотели с тобой познакомиться! Митя, Петя…
- Извини, - улыбнулся Ниче Ярослав в тридцать два зуба. – Я сейчас… - и обернулся к модной с детьми: - Э-хе-хе-хе! Я злая Баба-Яга! Сейчас я вас утащу!
- Еб твою мать! – внятно сказал младший из мальчишек и бросился в укрытие – люк в сцене. Во время спектакля люк работал, и сейчас он был открыт, а вниз вела лесенка.
- Митя! – взвизгнула модная. Поздно – мальчик уже скрылся и, судя по звукам, бежал где-то в недрах театра, под костюмерной…
Нича и Алиса бросились на помощь. Следом за ними нырнул старший брат беглеца, мама и совершенно растерявшийся Ярослав Найденов.
Вася с Леркой стояли на улице. Вышли все зрители. Потом потянулись артисты. Ни Нички, ни Алисы видно не было.
Поразглядывав афиши и мысленно нарисовав несколько птичей-актеров – в алых ботфортах и со шпагами, Вася решила вернуться в театр и поискать бестолковую сестру и дочь.
Первой догнала Митю Алиса. Ей тоже понравилось бегать по подвальным помещениям – там еще и часть декораций от других спектаклей хранилась, вот возможности для игры в прятки и догонялки! Они с Митей сели в уголочке за ставкой, изображающей угол деревенской избы, и стали играть в сестрицу Алёнушку и братца Иванушку, прячущихся от гусей-лебедей.
Ополоумевшие взрослые несколько раз пробежали мимо них туда и обратно, теперь их стало гораздо больше – присоединились администратор с девочкой-помощницей, помреж, костюмер, три монтировщика и две престарелые травести.
Алиса и Митя сидели, как мыши под метлой, Митя уже не боялся – в компании никакие бабы-яги не страшны.
Вася, беспрепятственно вошедшая в зал – кто не спустился вниз, торчал над люком, сразу поняла, что без ее старшенькой дело не обошлось. Обругав себя последними словами – отпустить одну безголовую с другой безголовой! – она бесцеремонно протолкалась к люку, и крикнула так, что задрожали декорации:
- Алиса! Немедленно вылезай!
- Пошли, - сказала Алиса Мите. – А то мама сейчас так наругает – хуже Бабы Яги!
- Она у тебя страшная? – Митя, в отличие от Алисы, «р» говорил превосходно.
- Нет, ты что, глупый! Мамы страшными не бывают. Пошли.
Они взялись за руки и пошли. По чистой случайности свернули, куда надо, и под люком оказались раньше преследователей. Тут же из-за другого поворота выбежали красные, растрепанные взрослые во главе с Ярославом, всё еще в костюме и гриме Бабы Яги. Глаза детей одинаково расширились от ужаса, они оцепенели, и тут бежавшая следом Нича крикнула:
- Слава, спрячься, ты их пугаешь!
Реакцией Ярослав обладал превосходной. Не снижая скорости, он свернул в проход, откуда вышли дети, а Нича подхватила в объятия Алиску и Митю.
- Всё, Баба Яга испугалась и убежала! Теперь выбираемся.
Дети переглянулись и зарыдали.
Когда вытащили наверх сначала Алиску, потом Митю, а после двух престарелых травести в предынфарктном состоянии, – все так суетились, что мешали друг другу, - Вася обрушилась на Ничу:
- Вечно ты вляпаешься во что-то!
- Да я вроде в первый раз вляпываюсь, - оправдывалась Нича, сдерживая смех - у нее, как наиболее психически сбалансированного человека среди присутствующих, реакция наступила раньше остальных.
- Ну и с премьерой! – рявкнула Вася.
Последовала секундная пауза.
И жалобный голос помрежа:
- Вам тут что, цирк?
***
Ярослав – уже в нормальном виде, действительно дивно прекрасный, Вася, Нича, Ирина (модная Митина мама) и четверо детей сидели в парке в маленьком кафе рядом с театром.
- Вот уж будет нагоняй мне от Палыча, - вздыхал Ярослав. Нича хихикала. Вася и Ирина жаловались друг другу на проблемы воспитания. Алиса и Митя булькали трубочками в соке. Старший, Петя, деловито разбирал какого-то маленького робота. Лера пыталась оторвать ухо пластмассовому зайцу.
- Ну и как там, в Москве? – спросил Ярослав.
Ирина оборвала себя на полуслове и непонятно посмотрела на Васю.
И тут Васю осенило.
- Ирина Трубина, - скорее утвердила, чем спросила она.
Фамилию ей назвали в «Икаре».
Нича коротко ахнула.
- Что случилось? – забеспокоился Ярослав.
- Всё в порядке, - сквозь зубы процедила Вася. Все простроенные схемы разговора со змеей
подколодной куда-то испарились. Осталось только желание придушить. – Где Кирилл?
- Василиса, - выдавила Ирина. – Так…
- Дети, пойдемте смотреть на уточек! – тонко и фальшиво сказала Нича.
- Какие уточки в октябре? – ошеломленно встрял Ярослав.
- Значит, на голубей или воробышков, - Нича под столом пригвоздила ногу Ярослава каблуком. – Кто тут у вас водится…
- А… аа! – въехал Ярослав. – Пойдемте, я покажу интересную штуку… тут рядом…кораблик есть...
- Дети… - взволнованно сказала Ирина.
- Я послежу, Ир, - успокаивающе похлопал ее по плечу Ярослав. Он взял мальчишек за руки, Нича застегнула ремень в коляске, Алиса привычно взялась за ручку коляски.
Вася и Ирина остались наедине.
- Я знала, что ты приедешь, - устало и без неприязни сказала Ирина. – Хоть Кирилл и говорил, что никогда не решишься.
Хорошего же мнения муженек был обо мне, мелькнула у Васи мысль. Вслух она ничего не сказала, и вообще у нее будто челюсти свело. И задергался левый глаз. Такого она за собой раньше не замечала.
- Кирилла здесь нет, - сказала Ирина.
- Врешь, - проскрипела Вася. Она ощущала себя Железным Дровосеком под дождем.
- Я его прогнала, - холодно сказала Ирина. – Он уехал из города.
- Куда? – каждое слово давалось с нечеловеческим трудом.
- На пруда! Искать верблюда! – разозлилась Ирина. Потом смягчилась: - Не могу точно сказать. Могу только догадываться.
Ирина достала пачку длинных тонких сигарет, закурила одну, протянула пачку Васе. Вася механически закурила, не чувствуя вкуса. С таким же успехом она могла жевать зубочистку.
- Кирилл говорил, что ты… мм… что у вас все отношения, в принципе, закончились давно, и что всё это было ошибкой… - сказала Ирина после продолжительного молчания.
Врет, туго ворочались мозги Васи, ведь врет же, выдра крашеная. Я сейчас умру. Если она скажет еще слово, я умру.
- Потом я, конечно, поняла, что это обычный мужской треп. Даже странно, что сразу не разобралась, вроде не сопливая девчонка.
Тут Вася вдруг вспомнила, что всё это время казалось ей самым важным. Она судорожно вздохнула и прыгающими губами задала вопрос:
- Звонок… тот звонок в апреле…
- Какой звонок? – не поняла Ирина.
Еще один вдох.
- Ты звонила мне…
- Я? – неподдельно удивилась Ирина. – Да ты что! Я не звонила…
А ведь и голос другой… тот был выше и моложе… Или это она уже после себе нафантазировала? может, это всё же какая-то чудовищная ошибка… Вдох.
- В жизни бы не стала звонить бывшей жене мужа, - презрительно дернула губами Ирина.
Бывшей… жене… мужа… Ирина вдруг стала огромной, страшной, чудовищно исказились пропорции, и вот остался только гигантский накрашенный коричневой жирной помадой рот, он пускал дым и повторял: «бывшей… бывшей… бывшей…»
Где-то на задворках слуха раздался вопль:
- Мама!
Вася потеряла сознание.
***
- Жива? – сердито спросила Нича.
Вася ошалело смотрела на сестру.
- Ну ты блин принцесса на горошине! Перепугала нас!
Комната была незнакомая. Где я? В Екатеринбурге. А дети?
Вася резко села, и перед глазами всё запрыгало.
- Лежи, мать-героиня! – прикрикнула на нее Нича.
- Дети…
- Здесь дети, здесь. Мы у Ярослава дома – хорошо, он живет недалеко от театра. Дети с его мамой играют.
- Время…
- Да уж девятый час. Ты как там со стула грохнулась, мы скорую вызвали, тебе врачи вкатили что-то… ты и пробыла в отрубе больше шести часов.
- Лера…
- Что – Лера? Лера в порядке, я ее «Агушей» покормила и еще пюре, которое у тебя в детском рюкзаке было.
Вася глубоко вздохнула. Надо же, упала в обморок, как распоследняя дура. Тогда было около трех, сейчас около восьми… надо Лерку покормить и в гостиницу ехать, пока доберутся, детей спать пора укладывать будет. О разговоре с Ириной Вася упорно не думала.
Нича вышла, вошла пожилая женщина с Леркой на руках. Видимо, это и была мама Ярослава.
- Проснулась, деточка? – заботливо спросила она. – Ты как себя чувствуешь?
- Спасибо, - растерянно сказала Вася. – Вроде всё прошло. Простите, что так получилось…
- Ну что ты, деточка. Такие детки у тебя славные, вот мой Славик…
Вася поняла, что сейчас ласковая бабуля будет жаловаться, что сын никак не обзаведется потомством.
- Простите… наверное, надо Леру покормить…
- А ты грудью кормишь? – обрадовалась бабуля. Надо бы спросить, как ее зовут, да как-то неловко.
- Да…
Бабуля протянула Леру матери. Вася положила дочку рядом с собой, потрогала полный памперс… ладно, это потом.
Лера с энтузиазмом схватила сосок, но почти тут же возмущенно заворчала, а потом заревела. Вася, холодея от догадки, взяла Лерку на руки и дала ей другую грудь – но так же без результата. Молоко ушло. То ли перегорело от переживаний, то ли лекарство, которое «вкатили» врачи скорой потерявшей сознание Васе, дало такой эффект. Лера ревела басом.
Вася заплакала.
- Что, что… - засуетилась бабуля и стала звать: - Славик! Верониченька!
Примчались Алиса, Ярослав и Нича. Алиса с порога зарыдала за компанию. Ярослав застыл в дверях, глядя на Васю с обнаженной грудью.
- Что опять? – спросила Нича.
- Молоко… - выдавила Вася.
Бабуля всплеснула руками и тут же принялась распоряжаться:
- Вероника, ваше молочко в холодильнике, бутылочка на сушке. Ярослав, поставь чайник! Алисочка, посмотри, что там киса делает. Василиса, давай сюда девочку и ложись. Ничего, девочка уже большая, ничего страшного не случится. Что стоите, быстро, быстро!
Через две минуты всё было улажено: Лера без подгузника, подмытая и довольная, лежала в импровизированном манеже и пила молоко из бутылочки, Алиса пыталась надеть на упитанную ленивую кошку крохотные сувенирные тапочки. Вася диктовала Ниче и Ярославу, что купить из детского питания, а деловая бабуля – как выяснилось, звали ее Евгения Евгеньевна – звонила и отменяла на завтрашнее утро репетицию, она работала актрисой в том же театре, что и сын.
Ни в какую гостиницу сестер с детьми, конечно, не пустили. Детей уложили с Васей на огромной кровати Ярослава, Нича легла на диванчике в комнате Евгении Евгеньевны, а самого Ярослава изгнали на кухню, на раскладушку.
Перед сном все взрослые сидели на кухне и курили, Евгения Евгеньевна достала из буфета бутылочку с каким-то особенным бальзамом и пояснила:
- Раз ты, деточка, больше не кормишь, то тебе просто полагается это отметить.
Евгения Евгеньевна посидела с ними не очень долго, но никаких требований и им поскорее сворачиваться не выдвинула. Вася и Нича проводили пожилую актрису одинаковым мечтательным взглядом и в голос сказали Ярославу негромко:
- Повезло тебе…
Ярослав неопределенно скривился, типа, не всё так плюшево, как кажется.
Наступил момент откровенного разговора. Молчание первой нарушила Нича:
- Я считаю, Пересвета… в смысле, Славу надо включить в нашу следственную группу.
Ярослав хмыкнул. Вася была согласна на всё. Она устала от дурацкого расследования, ей не хотелось уже ничего, не хотелось искать Кирилла, не хотелось даже выпить, ей хотелось домой… нет, в Москву, к бабушкам, ей тоже не хотелось. Ей хотелось… ей хотелось только одного. Ей хотелось в Питер, и заниматься творчеством. Только это казалось чем-то светлым и ясным, только это имело какой-то смысл.
Но Нича уже открыла «производственное совещание».
- Итак, Вася, сосредоточься. Я понимаю, что противно и тяжело, но расскажи нам свой разговор с этой… Предысторию – в общих чертах – Слава уже знает.
А Васе уже не было ни тяжело, ни противно. Как будто речь шла не о ней самой, а о какой-то придуманной истории. Она коротко изложила полученную от Ирины информацию – не углубляясь в анализ своего тогдашнего состояния, конечно. И спросила:
- Слава, а ты откуда ее знаешь?
- Мы одну презентацию проводили для их фирмы…
- Какой именно фирмы? – тут же уточнила дотошная Нича.
- «Рассвет», Ирина там работает пиар-менеджером. Я ведущим был…
- Ты ж театральный актер, - удивилась Нича.
Ярослав и Вася отмахнулись одинаковым жестом. Как только не приходится подрабатывать современным театрам и современным актерам, чтобы выжить. Вася знала об этом от Дениса, Ярослав – по собственному опыту. Корпоративные вечеринки и презентации, свадьбы и юбилеи на театральных площадках, с актерами театра в качестве ведущих и развлекательной программы – еще не самое отвратное, чем приходится заниматься. Ярослав больше всего ненавидел детские праздники «на выезде»: пляшешь перед равнодушными, откормленными, ковыряющимися в носу детьми «новых русских», а им до фени всё твое искусство, им неинтересны сказки, они выпендриваются друг перед другом, крича обидные слова актерам и плюясь в них, несчастные маленькие старички, ничего еще не видевшие в жизни, но от всего уже уставшие. А потом презрительная экономка обшарит твои карманы – не стащил ли чего из хозяйского дома, а пьяный сальный хозяин лапает за задницу твою партнершу, приговаривая: «Я плачу», и бросят тебе с барского плеча несколько бумажек, и добирайся обратно, как хочешь, и отмывай водой и водкой чувство, что вывалялся в говне и наелся говна по самое не хочу…
Ярослав хотел в Москву. Мама его была москвичкой, но перебралась в Свердловск так давно, что даже не представляла себе, какова сейчас московская театральная жизнь. А жизнь эта такова, что «халтуры» и «выезды», если они случаются, большинством актеров почитаются великой удачей. Москва наполнилась с горкой, переливала через край. Кроме нескольких элитных, старых театральных вузов открылось два десятка коммерческих, по большей части не обучающих ничему, созданных исключительно для сбора денег, как еще одна возможность халтуры. И каждый из этих вузов выпускал ежегодно по тридцать-сорок молодых актеров и чуть меньше режиссеров, и рынок актерский, понятное дело, переполнился. А масс-медиа-производство требует молодых, красивых, одинаковых, и опыт тут не нужен, даже наоборот, вреден, вот и думает любая маша, что актерская профессия – это беспроигрышный лотерейный билет. И выигрывая «два раза по рублю», считает себя маститой актрисой, и сидит потом на бобах, никому не нужная, ничего не умеющая, вышедшая из нежного возраста… Нет, конечно, конечно есть и талантливые, и действительно прекрасные независимо от моды… но – опять же, лотерея: не повезет встретить «своего» режиссера, «свой» театр – и тот же результат, что и у наивной маши. А есть надо, и одеваться надо, подчас и семью содержать надо, и форму поддерживать надо, а без сцены это невозможно, вот и хватаются за любую халтуру, участвуют в сомнительных антрепризах, сотрудничают с агентствами, единственная цель которых всё та же: подороже продать актера и поменьше заплатить ему.
Но для Ярослава, выросшего на рассказах матери о прекрасной театральной Москве (тоже изрядно приукрашенных со временем), когда плевелы тщательно отделялись от зерен, и хорошие актерские работы становились настоящим событием, - для Ярослава Москва была тем же, что Питер для Васи, землей обетованной. Хотя и в Екатеринбурге были люди и театры несомненно талантливые и сильные, как, например, хороший драматург и режиссер Николай Коляда и его «Коляда-театр», о котором Евгения Евгеньевна отзывалась с неизменным одобрением. И даже далекая от театральной жизни Нича знала о таком – читала сетевой дневник Коляды, следила за событиями екатеринбургской театральной жизни – в отличие от московской, кстати.
Вася, задумавшись, пропустила часть нужной информации и среагировала только на произнесенное Ярославом «Кирилл».
- Что? – переспросила она.
Нича достала из своей сумочки несколько фотографий.
- Покажи его, - потребовала она.
Ярослав внимательно просмотрел фотографии и безошибочно показал Кирилла. Потом присмотрелся и сказал:
- Вот этот мужик однажды пришел с Ирой и Кириллом, Ира жаловалась потом, что он-то Кирилла с собой и утащил.
Сестры разом склонились над фигурой, потом переглянулись. Нича присвистнула. Ярослав показывал на Никиту Карповского.
- Всё чудесатее и чудесатее, - протянула Нича. – Звони Ксюне, в Москве еще день. Только начала попробуем систематизировать информацию.
- Давай, а то я уже запуталась – кто где когда был.
Нича достала особый блокнот – как будущий следователь, она очень ответственно подходила к делу и все факты записывала.
- Итак, - начала Нича, - 15 января Кирилл Раевский уезжает в рабочую командировку в город Екатеринбург. В Е-бурге он знакомится с Ириной Трубиной и вступает с ней в интимные отношения.
Вася болезненно скривилась.
- В феврале Ирина знакомит Кирилла со Славой. Как они себя вели? – задала Нича вопрос Ярославу.
- Ну как… на людях не обнимались, но вообще, - он замялся, осторожно глянул на Васю и виновато закончил: - вообще – как семейная пара, «не забыть купить картошки», «дай тебе воротник поправлю» и всё такое. Про то, что у него жена есть, я и не знал.
- А как он ее называл? – неожиданно подала голос Вася.
- Ирёнок…
- Да какая разница, - нетерпеливо перебила Нича. – Главное: когда появился Никита?
- Кто?
- Мужик с фотографии, который увез Кирилла.
- Аа… где-то в апреле… погоди-ка… мы играли «Бойкое». Сейчас скажу точно, - Ярослав достал с полочки, уставленной кулинарными книгами и блокнотами, полуразвалившийся зеленый ежедневник, полистал его и сказал: - Вот, 23 апреля, воскресенье, «На бойком месте». Они пришли на спектакль, потом мы сидели в скверике – ну, там же, в кабачке, где сегодня, Кирилл веселился, потом убегал по телефону разговаривать, потом пришел этот… точно, Никита, Кирилл его нам представил, сказал: «Мой старый друг из Москвы», они уходили пошептаться, и потом Кирилл стал какой-то неестественно веселый. Ну а потом мне надо было идти, а они втроем еще остались. Потом я несколько дней занят был, ни Иры, ни Кирилла не видел. А в пятницу, это значит, - Ярослав сверился с календариком, - двадцать восьмого, Ира позвонила, вся на нервах, говорит, Кирилл уехал, слова не сказал, этот Никита его с толку сбил, то просил о чем-то, то как будто угрожал… И телефон не отвечает всё время, и где его искать, неизвестно.
- Вещи забрал? – спросила Нича.
- Не знаю…
- Ладно, с этой мадамой еще надо поговорить. Я и поговорю, меня она до обморока не доведет.
- Дура, - обиделась Вася.
- Ну что ты в самом деле, - поддержал ее Ярослав. – Не дай Бог тебе такое пережить.
Вася с благодарностью посмотрела на Ярослава.
- Ладно, извини. Еще что было?
- Вроде нет…
- Тогда продолжаем. Итак, 23 апреля появляется Никита Карповский, они о чем-то договариваются с Кириллом, и 27-го - 28-го Кирилл исчезает. 28-го же кто-то, представившийся Ириной из Екатеринбурга, звонит Васе и говорит, что у Кирилла проблемы и он просит ему не звонить. И того же 28-го Коля Ананьев передает Васе деньги от Кирилла и сообщает, что Кирилл возвращаться не собирается. В середине мая заканчивается екатеринбургский проект «Икара», и Вася получает запрос на развод. Кстати, кто тебе его передал?
- Коля. А ему – кто-то, кто только что вернулся из Екатеринбурга.
- Стоп, - сказала Нича. – А как оказался запрос на развод у кого-то из Е-бурга, если Кирилла с конца апреля здесь не было?
- Действительно… Хотя может, его у Ирины уже не было, а он оставался в городе? Ведь отчеты по работе он слал до последнего…
- Да… и не столкнулся на работе с Ирой?
- Так она же не всё время там работала, - вклинился Ярослав.
- А мне сказали, что она секретарша, - возразила Вася.
- Да, загадка, - Нича что-то пометила в блокноте. – Кто-то явно врет, и мне почему-то кажется, что Ирочка.
- А может, у Кирилла был сообщник, и он за него отчеты слал? – выдвинул новую идею Ярослав.
- Точно, - вдохновилась Нича, - он и присылал нам зашифрованные послания…
- Да что вам Кирилл – супершпион? Джеймс Бонд? – возмутилась Вася. Она подтянула к себе Ничин блокнот и почти дорисовала птица-шпиона, в плаще, черных очках и с пистолетом, как Нича спохватилась и отобрала свой блокнот.
- Шпион – не шпион, а явно что-то противозаконное тут есть, - возразила она. – Ладно, давайте дальше. Пока отметим, что с Колей надо поговорить пообстоятельнее.
- Нет, я повешусь! – простонала Вася. – Обстоятельно! Это же на неделю затянется?
- Почему? – удивился Ярослав.
- Коля сильно заикается, - пояснила Вася. – Ну ладно. Итак, мы остановились на бумаге о разводе, - сказала – и сама удивилась, как легко это было говорить. Смирилась? Разлюбила?
- Дальше… Июнь – всё тихо… В июле…По словам Дениса Дмитриева, - это твой коллега, Слав, старый друг Васи и Кирилла, - в начале июля наш зайчик находится в Питере, и даже обещает Денису, что они вместе с Васей к нему заедут. 13 июля Вася случайно встречает в кафе Потливого… Заславцева Павла Ивановича и Сашу… с неизвестной фамилией. Выясняется, что Кирилл из Екатеринбурга не вернулся. Заславцев хотел, чтобы Саша провел расследование, Саша отказывался. 16 июля приходит письмо Васе от Дениса Дмитриева с предложением приехать в Питер. 21 июля мне на мыло пришло первое письмо, от qq2006@mail.ru: «Кирилл уехал на Урал, и там неслабо загулял, пора мой друг пора пора, а то всё будет как вчера», - монотонно, как учебник читала Нича. –25 июля приходит мне же письмо от qqqqqq@mail.ru: «Вернулся наш Кирилл в Москву, а там ку-ку ку-ку ку-ку. Он спрятал голову в песок, но спрятать задницу не смог». И 25 же Васе приходит письмо от randombond@yandex.ru: «Уважаемый (ая) господин (госпожа) Вася! Счастливы сообщить, что вы выиграли в нашей Лотерее Случайных Чисел. Ваш приз – увлекательная поездка по любому выбранному вами маршруту. Наша Лотерея полностью оплатит все дорожные расходы. Просьба связаться с нами по указанному электронному адресу для уточнения деталей. С уважением». 26 июля мы написали по указанному адресу, но никаких ответов не получили. И того же 25 Вася получила письмо от too2too2@km.ru: «Слет юных Василис по обмену премудростями. Две герлицы под виндом пряли поздно ивнингом. Верь в победу». Тут-то я и подключилась, - довольно заметила Нича.
- Понятно теперь, почему у тебя ник Крим, - заметил Ярослав. Нича расцвела.
- Не отвлекайся, - строго сказала Вася, рисуя на салфетке птица-детектива а-ля Шерлок Холмс. – Ты забыла, 26, перед тем, как ты, так сказать, подключилась, я познакомилась с Владом.
- Что, понравился? – поддела ее сестра.
- Дурища, он же потом и провел меня в «Икар»!
- Да, точно. Значит, Влад… - Нича сделала пометку в блокноте. – Они дружили с Кириллом?
- Кажется, нет… - неуверенно протянула Вася.
- А то у нас есть еще один кандидат.
- На что? – не понял Ярослав.
- На роль путеводного Колобка. Если они дружили, то, может, и он отсылал все эти письма-
загадки.
- Я вот что думаю, - сказал Ярослав. – Если все эти таинственные послания писал не твой муж, почему было не написать просто: Кирилл там-то и там-то, не показывается потому-то…
- Думаешь, мы над этим голову не ломали? – ощетинилась Нича. – Вполне может быть, что Кирилл сам развел всю эту шпионскую деятельность. Вопрос – зачем.
- Вопрос – где он сейчас, - мягко поправила Вася.
- Побрейте меня налысо! – потеряла терпение Нича. – Это как раз и вытекает из «зачем»!
- Ну ладно, ладно, - успокаивающе помахал руками Ярослав и потянулся за чайником.
- Дальше… 10 августа мне на ящик приходит письмо от salparadise@mail.ru – обрати внимание на адрес! – следующего содержания: «Жил да был Иван Сусанин, кто он – догадайтесь сами. Не сдадим Москву-столицу. Ба, знакомые всё лица. Был дурак Наполеон, не столицу выбрал он».
- Просто поэма! – восхитился Ярослав. – А что с адресом?
- Сал Парадайз – это герой книги «В дороге» Керуака, - пояснила Вася. – Я как раз ее читала, когда всё началось…
- Аа…
- В августе же я наткнулась в сети на интересную ссылку. Помнишь первое письмо? Там еще было «пора мой друг пора пора» без всякой пунктуации. Васька сразу на это обратила внимание. Так вот, именно в таком виде эта слямзенная… слямженная… в общем, украденная у классика строчка встретилась на сайте московского, с позволения сказать, поэта Ильи Распашного. Цитирую: «Звонят звонят колокола пора мой друг пора пора».
Ярослав усмехнулся, Вася тоже хихикнула, хотя слышала это раньше.
- Самое интересное, - продолжала Нича, - что Вася и Кирилл несколько лет назад уже встречались с этим самым Распашным, когда никакого сайта, да и этого, простите мой французский, стихотворения, еще в помине не было. Вася встретилась с Распашным, и выяснилось, что в начале августа ему тоже пришло письмо – адреса он не запомнил – такое: «Василиса-краса, длинная коса, за водой пошла, под мостом не нашла, ты течешь, как река, не попить ли нам пивка». И мы вычислили…
- С помощью дедуктивного метода, - ехидно ввернула Вася.
- Иди ты… Мы вычислили, что следующий контакт – это Никита Карповский, вот этот самый, на фотографии. Старинный Васин приятель, брат ее лучшей подружки Ксении. С Кириллом, конечно, он был знаком, но мы все были уверены, что тесного контакта не поддерживал. Никита живет на две семьи – в Москве и в Питере, работает тур-менеджером в фирме «Калипсо». В фирме сведений о местонахождении Никиты не дали. Зато выяснилось, что в Питере есть отель «Наполеон». И вот Вася отправилась в Питер…
- С детьми? – заинтересованно спросил Ярослав.
- С детьми и без меня, - кивнула Нича. – В поезде, на котором она ехала, ехал и Заславцев. Но на контакт не пошел. А может, просто не знал. В Питере Вася встречается с Денисом, и он сообщает, что Кирилл по крайней мере месяц назад был в Питере… а, я уже говорила. Маша Карповская – это питерская жена Никиты, - сообщила, что 20 августа к ним домой пришел Кирилл и увел с собой Никиту. Разговор же происходил 23-го. Маша назвала кафе «У Грифона». В «Грифоне» выяснилось, что Кирилл, Никита и таинственная темноволосая мадам того же 20 числа там были. Они ссорились, выпивали, ушли все вместе. Кирилл сказал: «Придется уехать из Питера». 22 августа к Маше заходил Заславцев и спрашивал Кирилла. Из этого вывод: Заславцев знал, что Кирилл был в Питере, но тоже, как и Вася, не успел.
- Может, успел? – предположил Ярослав.
- Нет, ты слушай дальше. В Москве ни Никиты, ни Кирилла обнаружить не удалось.
- Слушай, а может, они к этой мадам поехали? Она вполне может быть как москвичкой, так и питеркой… петербуржкой… черт, не знаю, как это называется, - сказал Ярослав.
- Ага. Петербуржанкой. Равно как и жительницей любого другого города России и сопредельных государств. Всё это время у меня такое чувство, что Кирилл прячется где-то за углом. И я опаздываю на каких-то полшага, - горько заметила Вася.
- Ну и вот. Вася вернулась в Москву, и мы решили пойти сначала – то есть нашли эту их фирму, «Икар PR-group», Вася туда проникла, этот Заславцев оказался шефом… Фирма и оплатила билеты и проживание здесь – дескать, нам проще будет его найти, он сам пойдет на контакт и прочая фигня. Я так сейчас понимаю, что Ира их просто послала, отказалась давать любую информацию.
- Ловля на живца… - пробормотала Вася. – Во всяком случае, как я понимаю, в Е-бурге больше ловить нечего. Придется возвращаться в Москву. Где ж этого засранца носит-то! Найду – убью.
***
Больше всего Васю, Ничу и примкнувшего к ним Ярослава интриговала таинственная дама, что била посуду у «Грифона». Это не была ни одна из жен Никиты, ни Ира… что еще за посторонняя баба вклеилась в эту историю? И ведь звонил же кто-то Васе в апреле… может, это та самая баба и была?
В Москве стояло любимое Васей бабье лето. Вася готовилась встретить личный новый год.
С чистой совестью сдав детей на руки бабушкам, сестры отправились в то же кафе на Гоголях. Согласно составленному плану, первая жертва – Коля – должна была прийти сюда же.
И во всём признаться.
Коля появился вовремя.
Вася помахала ему рукой, а когда он подошел, нескладный и большеголовый, сказала:
- Это Нича, Вероника, моя сестра.
- П-п-риятно п-п-‘ознакомиться, - Коля, видимо, хотел светски поклониться, но получилось, что согнулся почти пополам.
- Взаимно, - кивнула Нича. Когда Коля подходил еще к их столику, она сразу как-то подобралась и насторожилась.
- Заказывай, - сказала Вася и помахала официантке. – Что пить будешь?
Коля заказал пива. Сестры молчали и не смотрели ни на Колю, ни друг на друга.
- Н-н-у к-как т-т-‘вои д-д-‘евочки? – спросил, наконец, Коля.
- Растут, - дежурно отмахнулась Вася. – Слушай, такой вопрос. Помнишь, ты мне от Кирилла запрос передавал?
Коля кивнул.
- А кстати, кто его передал тебе?
- П-п-омню, конечно. Да ты всё равно н-не зн-наешь…
-И тем не менее, - настаивала Вася.
- Д-да з-з-‘ачем тебе?
- Имя назови, - тихо и ровно сказала Вася.
- С-саша С-с-‘амбурский…
- Странно… а мне казалось, что Саша раньше остальных вернулся, - наугад сказала Вася и попала пальцем в небо.
- Н-ну н-на с-с-‘амом деле ему д-ругой ч-человек п-п-‘ередал…
- Кто?
- К-к-‘акой-то зна-акомый Кири. Я его не знаю.
Сестры переглянулись. Черт, неужели тупик?
- Н-н-‘икита, - неожиданно добавил Коля.
- Если б я имел коня, это был бы номер… - присвистнула Нича.
- Значит, надо Самбурского ловить, - вздохнула Вася.
- А кто это?
- Ну, Саша… которого я в кафе с Потли… с Заславцевым вместе встретила.
- Т-ты зн-наешь З-за…
- Заславцева знаю, - кивнула Вася.
- Неужели не совпадение? Неужели всё тот же Никита? – не могла поверить Нича.
- Да, что-то такое вырисовывается, - протянула Вася. И неожиданно обратилась к Николаю: -
А зачем ты мне и Ниче письма слал?
- Я? – удивился Коля.
- Ты, ты, - подхватила Нича.
- Я н-н-‘ичего н-н-не п-п-п… - Коля разволновался и стал заикаться даже больше обычного.
- Не гони, - подзуживала Нича, - всё ты понимаешь! От кого могли еще эти ку-ку тю-тю быть, как не от тебя!
Коля замотал головой, как возмущенный конь. Он был решительно против таких инсинуаций.
- Скажи, - задала следующий коварный вопрос Вася, - а откуда ты узнал про Ирину?
Коля, вздохнув, почти без запинок – так его выбили из колеи инкриминируемые ему письма – поведал, что в Екатеринбурге Кирилл очень быстро сошелся с Ириной и ни от кого не скрывал своего романа. Потом, в начале апреля, - Коля уже был в Москве, - Кирилл неожиданно позвонил ему и сказал, что возвращаться не собирается.
- Коля, - серьезно сказала Вася. – Я уже знаю, что это не любовная история… то есть не совсем… в смысле, была и любовная история, но дело не в ней, - выпуталась она наконец. - Кирилл сбежал от Ирины так же, как и от меня. Скажи честно: Кирилл ввязался в какой-то криминал?
- Да ты что! – без единого заикания возмутился Коля. – Т-ты что, К-к-ирилла не зн-н-‘аешь!
- Уже хорошо, - кивнула Вася. – А во что он ввязался? Что ваша компания вообще делала в Екатеринбурге?
- К-к-‘омпанию одну раск-к-ручивали, - слишком быстро ответил Коля.
- Да уж шифровщик из тебя, - вздохнула Вася. – Ты пойми, Коль, мне в общем-то пофигу, чем вы там занимались. Хоть государственный переворот готовили. Екатеринбург – столица России… Мне мужа найти надо. Почему он работу свою не закончил?
- Слу-ушай! – протянула Нича. – А может, Киря как раз понял, что дело пахнет керосином, и
пошел в отказ?! Он разоблачил махинации Заславцева и теперь скрывается…
Вася молча покрутила пальцем у виска. Коля закурил и заказал еще пива. Кадык его часто дергался. Кажется, Нича попала в точку.
***
День рождения Васи был 5 октября. Она привыкла ждать от этого дня всевозможных чудес. Но чудес ни разу не случалось.
Вася проснулась поздно – бабушки решили сделать ей подарок: покормили детей, увели их гулять. Она уж и не помнила, когда в последний раз так поздно просыпалась.
Какие они все у нее всё-таки замечательные.
Вася сунула руку под подушку – так в их семье было принято дарить подарки. Красивая открытка, подписанная всеми имеющимися в наличии членами семьи, упаковка дорогих колготок, нефритовая фигурка (то и другое – видимо, от мамы), маленькая коробочка, запечатанный конверт, универсальный швейцарский ножик в красивом кожаном чехле (это наверняка от Ничи). За подушкой стоял лист картона, криво разрисованный кружочками и палочками – это Алискино творчество… На стуле рядом – большая коробка конфет, какой-то сверток. Вася села на кровати, принялась разворачивать подарки. В свертке был свитер, красивый, бежевый и размера на три больше чем нужно. Это, видимо, бабушка. Что ж, со вкусом у нее всегда был порядок. В маленькой коробочке был симпатичный гарнитур – сережки и кулон с маленькими синими камушками, серебряный. От отца, наверное. Фигурка изображала задумчивую улитку. Очень в тему, подумала Вася и вскрыла конверт. Кольцо. То самое, ее обручальное кольцо. И записка почерком Ничи: «Полезно время от времени чистить засоры в водопроводе и мозгах. Загляни в почту. HB». Вася долго думала, что такое эн-вэ или хэ-бэ, а потом догадалась – Happy Birthday. Вася еще минуту посидела, бессмысленно пялясь на кольцо и чувствуя подступающий к горлу комок тошноты. Неужели… неужели…
… Кольцо с намыленного пальца соскользнуло и нырнуло в пену. Вася сделала хватательное движение. Надо же, чуть не упустила.
Тут же из гостиной раздался возглас:
- Ма, я сок разлила! Дай мне тряпочку!
- На кухне! – крикнула в ответ Вася
Одновременно с этим раздался плач младенца и голос матери:
- Василиса, Лерочка проснулась!
В кухне зазвонил телефон.
Вася выключила воду, не спеша вытерла руки.
Радостно протопала в кухню Алиска и схватила трубку.
- Алё? Ты кто? – спрашивала деловая Алиска в трубку. – Меня зовут Алися. Я люблю конфеты.
Мне уже… мам, сколько мне лет?
Вася отобрала у дочери трубку. Звонил друг мужа:
- Это д-дочка сейчас п-п-‘одошла? Как здорово г-г-‘оворит! Вась, может, я не в-‘овремя…
- Ничего.
- Ты и-извини, п-п-‘ожалуйста…
- Да ладно.
- Нет, если я не в-‘овремя, я п-п-‘опозже п-п-’ерезвоню…
- Коля, да говори же ты наконец, - рявкнула Вася. Коля очень сильно заикался и при этом был параноидально вежлив. Говорить с ним, особенно по телефону, было сплошным мучением.
- Тут такое дело… Может, п-п-‘ересечемся где-нибудь, п-п-’оговорим?..
- Коля, где я пересекусь, у меня ребенок грудной! Я дальше магазина из дома не выхожу!
- А, ну да… В общем, мне твой с-супруг п-п-‘озвонил, п-‘росил п-п-’ередать д-денежку…
Они договорились встретиться в семь на Гоголях.
- Сейчас уберем со стола, - сказала Вася старшей дочери, - я покормлю Леру, оденемся и пойдем гулять.
Алиска потопала в гостиную.
- И приходи на горшок! – вслед дочери крикнула Вася и ушла в свою комнату.
Довершив начатый мамой процесс переодевания, Вася прихватила книжку, которую сейчас читала – «В дороге» Керуака, расправила на кровати фланелевую пеленку, положила на нее Лерку, сняла халат, отстегнула правую чашечку бюстгальтера и устроилась рядом с ребенком. Лерка повозмущалась, ловя ртом сосок, пока Вася подтыкала под голову подушки повыше, а потом сосредоточенно зачмокала.
Так, подумала Вася. Значит, сейчас покормлю, дозагружу машинку, включу, одену Алиску, оденусь сама, одену Лерку и – на улицу.
Она успела прочитать фразу « - Куда мы едем? - спросил я. За разъяснения взялся дружок, которого все звали Понзо. От него воняло. Оказалось, он продает фермерам навоз; у него был грузовик. Рики всегда имел в кармане доллара три-четыре и ко всему относился беспечно. Он то и дело повторял: «Всё в порядке, старина, ты же едешь – ты же е-ешь, ты же е-ешь!» И ехал».
Зазвонил мобильник в кармане халата. С помощью ног Вася подтянула халат к себе – Лерка сердито засопела – и достала аппарат. Номер не определен. Кто бы это?
- Да.
- Здравствуй, Васёнка… Как ты там? Я скоро-скоро буду…
Вася включила компьютер. Негнущимися пальцами взяла мышку, открыла свою почту. Это рассылки, это вообще спам какой-то, это от Дениса… Самое последнее – письмо от Ничи. Жесть, в пределах одной квартиры друг другу письма слать… И предпоследнее – сердце глухо тудухнуло – от salparadise@mail.ru.
Вася внимательно изучила все рассылки, почистила спам, полюбовалась на деньрожденного трубача от Яндекса…
Открыла письмо от Дениса. Он писал, что уже есть заинтересованные в их проекте люди, что дело только за ней, что он ее ждет… Еще он писал, что его бросила Лариса, его и Стасю.
И еще он писал, что кроме нее и Стаси, у него никого не осталось.
- С Новым Годом, - сама себе пробормотала Вася. Ни фига себе денек начался…
Она долго не могла выбрать, и открыла всё-таки сначала Ничино письмо.
«Вечером поздравлю, всё потом.
Пересылаю прикрепленным файлом письмо, которое пришло мне сегодня ночью. Не откроется – зайди в мой ящик. Я в институте, звони – сорвусь в любой момент. А кольцо отец нашел в стоке».
Вася кликнула на прикрепленный файл.
Он стал бесконечно медленно открываться.
Вася психанула, выбежала в коридор, схватила куртку и бросилась на балкон. Закурила, затряслась. Через несколько затяжек не выдержала – выбросила сигарету и вернулась к компьютеру. Файл всё не открывался.
Она сняла задачу и кликнула на письмо от салпарадайза.
«Здравствуй, Вася.
Не попить ли нам пивка 05.10 в 15.00».
Всё-таки Никита… Время, время… 13.42. Должна успеть.
Она еще раз попыталась открыть приложение к Ничиному письму. Не вышло.
Вошла в Ничин ящик. Мамма миа, где ж искать… Ну у нее и переписка. Интересно, она ящик хоть раз за всё время чистила? Так, сегодня ночью.
Вот.
qq22@list.ru.
Ку-ку тю-тю…
«Это Кирилл. Перешли, пожалуйста, это письмо Васе.
Вася! Тебе всё расскажет Никита Карповский. История нехорошая. Я буду помогать тебе и девочкам.
С днем рождения!»
Вот и всё. Ни «Васёна», ни «люблю», ни «приеду».
С днем рождения.
С новым годом.
Мы были у Васи на дне рождения. Да? И какое оно, дно рождения?
Ку-ку. Тю-тю.
Ку-ку, Вася, очнись, твой брак тю-тю.
В гостиной оживились часы с кукушкой.
Символы, чтоб их. Как издеваются…
Два часа.
Стоп. Еще же Никита. Он всё расскажет.
Она лихорадочно стала одеваться.
***
Давно перестроены те кассы. У золоченой Турандот ехидная усмешка.
Никита поднялся ей навстречу. Они узнали друг друга сразу, хотя не виделись много лет.
Никита выглядел неважно. Он не потолстел, а как-то обрюзг, кожа начала отвисать складками, на некогда буйной шевелюре просвечивала ранняя лысинка. Вася понимала, что и сама выглядит не лучшим образом. Только в дороге она обнаружила, что в спешке нацепила какие-то старые, не очень чистые джинсы и тот самый новый свитер на два размера больше (всё-таки не на три, это Вася себе льстила). И ботинки жуткие, она еще весной их выбросить собиралась. И причесаться забыла. И зубы не почистила. Хорошо еще, что не забыла деньги и мобильник.
- Здравствуй, - сказал наконец Никита. – Хорошо выглядишь.
- Взаимно, - буркнула Вася.
Дождь, начавшийся, как только Вася вышла из метро, припустил сильнее.
- Слушай, давай пойдем куда-нибудь, - сказал Никита. – Мокро…
Они завернули в первое попавшееся кафе, сели за столик друг напротив друга. Официантка принесла меню. Они заказали чего-то. Вася подумала и попросила двести водки.
Официанта ушла выполнять заказ. Вася и Никита молчали, курили.
- Ну, рассказывай, - не выдержала в конце концов Вася.
Никита вздохнул.
- Ну, я думаю, ты поняла, что это я слал письма тебе и Веронике… - он вопросительно посмотрел на собеседницу.
Вася кивнула.
- Мы с Кириллом давно кое-какие дела вместе вели…
- А было непохоже, что вы друзья, - не удержалась Вася.
- Ну, мы старались не афишировать. Мало ли…
- Понимаю, - Вася вдруг почувствовала себя легко-легко.
- И вот… В апреле мне неожиданно позвонил Кирилл из Екатеринбурга, просил срочно приехать. Я приехал. Он вляпался в очень нехорошую историю. Его подставили.
- Заславцев? – быстро спросила Вася.
Никита удивленно посмотрел на нее и ответил:
- Некий Влад… но без участия Заславцева, кажется.
- Зачем начальнику такой мощной фирмы такие заморочки?
- Какому начальнику?
- Ну как же. Заславцеву.
- А, Заславцеву. Так он и не начальник. Он у них… как бы сказать… глаза и уши. Начальник службы информации.
- Вот гады, - с чувством сказала Вася.
Неожиданно быстро официантка принесла водку. Никита разлил по рюмкам.
- За то, что всё тайное становится явным! – провозгласила Вася издевательски.
Они выпили.
- Так всё равно – зачем?
- Кирилл раскопал некий левый бизнес Влада…
- Он мне сразу не понравился, - кивнула Вася. Ну вот, всё еще наладится. Ее Кирилл – честный, чистый, любящий… А она еще смела в нем сомневаться!
- Да, мерзкий довольно тип, - согласился Никита. – А Влад узнал, что Кирилл всё знает. Ну, а лучшая защита, как ты знаешь – это нападение.
- Но почему? Что, этому соплячку веры больше, чем Кириллу? И Заславский не разобрался?
- Влад – крестный сын Заславского, и родной сын их начальника службы безопасности.
- Аа, чекист…
- Всё-то ты знаешь, - удивился Влад.
- Да я там была. И они мне насвистели, что Заславцев – шеф, что Кирилл секретный агент, что Ирина – связной… Ну их на фиг. Давай по второй!
Никита послушно разлил, они выпили, и даже чокнулись на этот раз.
- За тебя, - сказал Никита.
- Спасибо, - просипела Вася. Вторая не пошла. – Давай дальше, - отдышавшись, сказала она.
- Ну и вот. Я, как ты знаешь, в турфирме работаю. Ну, кроме турций-кипров, и по всей России имею связи. В общем, обули мы Влада, и Кирилл сделал ноги. Пока я делал ему бумаги, он сидел в Питере, потом в Москве у одной нашей… хм, знакомой…
- А сейчас-то он где?!
- Сейчас… сейчас он с Васёной… ой…
- С какой Васёной? – тихо, раздельно спросила Вася. – У тебя глюки? А кто перед тобой, по-твоему?
Никита, пряча лицо, налил по третьей. Выпили молча.
- Короче, он за бугром, и вернуться ему в ближайшие двадцать лет не светит. Это не шутки, знаешь ли.
Жалко, что мы не остались под дождем, подумала Вася. Хоть поревела бы. И тут же с удивлением почувствовала, что реветь, в общем-то, и не хочется.
- Ладно. Я поняла. Вот ты только проясни мне несколько сомнительных моментов, и твоя тяжкая миссия закончится. Во-первых – меня и детей он, понятное дело, там не ждет.
- Если ты туда поедешь, за тобой прицепится хвост, - возразил Никита. – Тебя и так пасли всё время. И почту твою проверяли. Поэтому пришлось частично Веронике писать. И загадками, такими, чтобы только ты поняла.
- Меня пасли? – удивилась Вася. – И надолго мне такая радость?
- Откуда же я знаю. Кстати, учти, обо мне в «Икаре» не знают.
- Я вычислила, и они вычислят.
- Типун тебе на язык! Я для них – всего-навсего брат твоей подруги.
- Но ведь Заславцев был в Питере! И к Маше твоей заявлялся.
Никита с ужасом посмотрел на Васю.
- Что, не знал?
- Бля… - сказал Никита. – Всё-таки светанулись…
- Есть надежда. Если до сих пор тебя не прихватили, значит, не так уж им Кирилл и нужен.
Так что зря он в штаны наложил. И ты не ссысь.
- Утешила, - пробормотал Никита. Ему явно стало очень не по себе.
- Шпионские страсти. Давай еще, - и, поскольку Никита не реагировал, сама долила водку по стопкам. Подошла официантка с заказом, и Вася попросила еще двести. – Ладно, - продолжала
она: водка на голодный желудок сделала свое дело, и Васе было море по колено, - у тебя в «Калипсо» такой цербер сидит, Василиса-краса, она никому… постой! Так это она теперь у нас Васёна?
Никита кивнул.
- Это она посуду у «Грифонов» била? И она мне звонила в апреле? Ну, с-сука… а теперь она под пальмами, а я в жопе. Здо-орово придумано. Мне нравится. Ну давай, за мой день рождения!
Никита непонимающе поглядел на нее.
- У меня день рождения сегодня, - пояснила Вася мирно, выпила и с аппетитом стала есть. – Слушай, - сказала она несколько погодя, а зачем вы меня в Питер выманили?
- Мы думали там тебе всё рассказать. Но не успели. Пришлось спешно сваливать – Влад, похоже, напал на след Кирилла. Оказывается, и на мой.
- Подожди, я сейчас, - сказала Вася и встала из-за стола. Покачиваясь довольно заметно, пошла между столиков.
В туалете ее долго и мучительно рвало. Отдышавшись и умывшись, она набрала Ничин номер.
- Ты где? – сразу заорала на нее сестра.
- На Арбате.
- Я уже весь Арбат туда-сюда прочесала! Звоню тебе, звоню…
- Ой, я, кажется, звук отключила. Недалеко от Турандот такое кафе… - Вася описала, как дойти.
- Сейчас буду. Никуда не уходи!
- Не уйду, - пробулькала Вася и снова кинулась в кабинку. Ее опять рвало.
Спустив воду, постояла, прислушиваясь к ощущениям, вытерла бумагой рот… Кольцо.
Она сняла кольцо с пальца, бросила в унитаз и снова нажала на спуск.
***
Никиты за столиком не было. Зато сидели Нича и – вот это сюрприз – Ярослав Найденов. Нича делала заказ стоящей рядом официантке.
- Привет… - растерянно сказала Вася. – А где Никита?
- Он расплатился и ушел, - ответила официантка.
- Я почему-то так и думала, - пробормотала Вася.
- Он такой… как бульдог средних лет? – спросила Нича.
- Шавка он дешевая, а не бульдог…
- Значит, мы с ним на входе столкнулись… Жаль, знала бы – не выпустила бы!
- Да ну его, - сказала Вася. – Он уже всё сказал, что мог. Теперь делает ноги. Это поветрие такое, что ли, сегодня – детей бросать? То Лариса, то Кирилл…
- Какая еще Лариса? – удивилась Нича.
- А, неважно…
Ей вдруг смертельно захотелось, чтобы дети были тут, рядом. Кто сказал, какой трижды
кретин сказал, что дети – это обуза?! Дети – это надежда.
- Садись и рассказывай! – велела Нича.
- Нич… - сказал Ярослав.
- А, да. Давай. А ты закрой глаза.
Вася послушно закрыла глаза.
Нича и Ярослав чем-то пошуршали.
- Открывай! – скомандовала Нича.
Вася посмотрела.
Ярослав и Нича притащили ей огромный букет роз и роскошное издание «Улисса».
Заворожено глядя на книгу, Вася начала последовательно излагать события.
Символы опять, опять эти символы…
Да это же не символы, это подсказки…
Когда она закончила, и Нича с Ярославом стали дружно возмущаться, Вася уже мысленно составляла список всего, что может ей понадобиться для долгой, долгой жизни в Питере:
- одежда Лере
- одежда Алисе
- с собой:
-
-
-
КОНЕЦ.