Превратности любви

Иван Власов
     Оценивать ее красоту столь же бессмысленно, как, скажем, описывать зарево заката. Да и что есть красота? Оказавшись в фокус ее взгляда, мало кто вообще мог что-либо определять: красоту ли, уродство. Глаза необъезженной кобылицы: то лукавые и лучистые, то нежные и глубокие, то пылкие и страстные, то яростные, мечущие молнии, они безнадежно затягивали в глубь трясины и не беспокоились о последствиях.
     Мужчины исподтишка стреляли взглядами, встретившись же, отводили глаза, остерегаясь утратить душевный покой.

     Не убереглись от ее взгляда и наши герои.
     Один из них – Игорь, ровесник Вики, изысканный, интеллигентный, умница, эрудит, другой – Сережа, безукоризненно сложенный юноша, неутомимый и искусный любовник
     Не они ее выбрали, она сама. Возможно, ей хватило бы и одного, да вот так получилось.
     Ну что здесь странного? Странно было другое – им обоим она в равной степени и вполне искренне отвечала взаимностью. Они дополняли друг друга, разделив (распределив) между собой ее душу и тело в буквальном и переносном смысле. С Игорем пела душа, при этом тело маялось неудовлетворенностью, с Сережей ликовала плоть, душа же корчилась в муках...

     С Сережей Вика познакомилась через Интернет. Он высмотрел ее в “контакте”, вступил в переписку, затем договорились о встрече.
     Она не сразу прониклась им, лишь отметила про себя его молодость, бесподобное сложение и умение расположить к себе. Но вскоре уже ощутила и поразилась невероятной сексуальной энергией, исходившей от него. Для ее темперамента, испытывающего хроническую сексуальную недостаточность, это было в самый раз!
     Он проводил ее домой, напросился в гости на кофе.
     У Вики не было намерения соблазнять юношу. Просто глядела на него, стоявшего у окна спиной к ней, взиравшего в задумчивости на ночной город. Зная силу своего взгляда, подумала, а не испытать ли на нем? И, похоже, перестаралась. Почувствовав спиной  ее взгляд, повернулся к ней. Споткнулся о ее взгляд и пропал. Точнее пропала она.
     Откуда в нем это? Все, что затем происходило с ней, выходило далеко за рамки ее опыта. Душа? Бедная! Она в ужасе покинула тело, спасаясь.
     Вакханалия – слабо сказано!
     Начал с пальчиков на ногах. Целовал, облизывал каждый по очереди, когда же дошел до последнего, ноги хоть вяжи. Голова поплыла, а плоть как марионетка трепетом и содроганиями отвечала каждому касанию его губ. Медленно, но неумолимо они захватывали новые рубежи, приближаясь.
     Все, последний редут бесславно сдан ненадежными его защитниками, предательски раскинутыми. Не тут-то было! Похоже, брать рубеж никто и не собирался.
     Умение держать паузу, мало кому это дано! Сережа этим владел в совершенстве, чему мог позавидовать любой профессиональный актер.
     Напряглась до судорог, а уста словно в бреду умоляли: “Ну же, не томи!”
     Сокровенное касание, губами, лишь губами, но и этого оказалось достаточно, чтобы взорвать тишину выбросом накопившейся страсти!..
     Затем исчезло все – пространство, время. Остались лишь накатывающие на нее волны вожделения.
     Хватит, довольно, выгнулась в невероятном прогибе, и тогда он привел последний  аргумент, и был тот настолько убедительным, что предыдущее казалось легкой забавой.
     А в мученицу, распятую, как на кресте, невзирая на ее мольбы, вбивались клинья наслаждения, распиная безнадежно сопротивлявшуюся плоть.
     И длилось это бесконечно, когда же стало ясно, что смерть близка, и осипшая от криков глотка вымолила таки жизнь, он милостиво принял капитуляцию.
     Но и здесь остался непревзойденным – не оставил нежности, демонстрируя “высочайший класс”! И пришло завершающее (постскриптум) – самое удивительное, непостижимое, неописуемое состояние, что дано испытать женщине. Не существует слов, чтобы его выразить!..
     Лишь смертельно утомленные жрицы любви могли бы хоть как-то понять ее состояние – тело охвачено невыносимой усталостью, лишь Морфей, милый дружок, остался ей желанный, не отвергла его сладкие объятия, погрузилась в сон. Но и во сне тяжко вздыхала, вздрагивала, всхлипывала, еще и еще раз переживая небывалое потрясение плоти…

     Утром Вика разве что не вползла в ванную, зацепилась за брошенные на полу джинсы, повесила, из них выпал паспорт.
     Какая женщина удержится от соблазна заглянуть, и тут же села на пол, сраженная, – ее опытному и неутомимому любовнику не исполнилось и восемнадцати лет, он почти вдвое моложе ее и лишь на три года старше ее дочери. Боже праведный, она растлевала малолетку! Но ведь выглядел он гораздо старше!
     И не она его растлевала – он ее, да еще как!
     Отправила юношу домой. На работу не пошла – не было сил. Пытаясь как-то отвлечься от полученного шока, бездумно шаталась по городу. Забрела в музей истории искусств. И тут в зале античной скульптуры с ней приключился казус, а может, это было видение?
     В центре зала – скульптурная группа “Три грации”, далее – безрукая Венера и Аполлон.
     Обошла граций, увлеченных лесбийскими играми, подошла к Венере, долго искала и не находила у той особых преимуществ перед собой.
     Затем приблизилась к Аполлону, оглаживая глазами окаменевшую плоть. Не смогла не восхититься его совершенством, но не без удовлетворения отметила, что солнечный бог все же уступал ее юному любовнику. К тому же, в отличие от юноши, холоден и бесстрастен. Глянула в безжизненные его глаза, неторопливо опуская взгляд – грудь, живот, бедра…
     Какой ужас! Послышался скрежет, и вытаращенным от изумления ее глазам предстала величественная картина возмужания античного бога!
     Вика хорошо знала гипнотическую силу воздействия своего взгляда на мужскую стать. Не далее как вчера проверила на Сереже. Но сейчас перед ней камень! Не иначе, померещилось! И не мудрено, после всего, что вытворял с ней юноша. Коснулась рукой, проверяя, в ужасе отдернула. Что она натворила!
     В таком состоянии скульптура вызывала совсем иные чувства, обретя и величественность, и потешность, и пикантность, и нелепость. Неплохо бы оставить ее в таком виде – толпы посетительниц осаждали бы этот обычно пустующий зал.
Оглянулась кругом. За ее спиной стоял случайный посетитель пораженный метаморфозой, случившейся со златокудрым богом.
     – Вы не находите ничего странного? – обратилась к нему.
     Тот промолчал, лишь брызнул в нее синевой глаз, безуспешно выкарабкиваясь из ее очей…
     У нее смущенный вид, но больше напугана, и опасаясь, что будет задержана за порчу музейного имущества, потянулась к выходу из зала.


     Незнакомец последовал за Викой – не удивилась, сегодня она ничему не удивлялась. Вышли из музея. Назвался Игорем, высокий, стройный, он ей понравился сразу, судя по всему, она ему тоже. Подходящий случай отбиться от Сережи…
     А дальше, дальше была неделя стремительного сближения: театры, концерты, кафе, прогулки по ночному городу, и бесконечные разговоры, разговоры…
     Сережа отошел на второй план, казалось, она забыла его, поглощая новые впечатления…
     Узнала о российских поэтах серебряного века; что, оказывается, Мане и Моне – разные художники, что сонаты Бетховена – не снотворное; что обрушившийся на прилавки страны водопад женской прозы – это не только детективы Марининой, Устиновой, Донцовой, но и Улицкая, и Токарева, и Петрушевская.
     И гляделась в темнеющие от нежности, отражавшие небо глаза, излучавшие тепло и свет, и млела от необыкновенно сладких, медовых поцелуев (ноги не держали), предвосхищавших продолжение сказки…
     Вначале Вику даже тешило, что он не торопился развенчать их платонические отношения. Но через две недели плоть возмутилась!
     Романтический вечер при свечах. За столом она намеренно завела разговор об античной культуре, – ее продолжал занимать вопрос – было ли что там, в “греческом” зале, или это плод ее больного воображения? Игорь не понял намеков, лишь посетовал, что напрасно Венеру и Аполлона разместили рядом – это разные культуры. А перед ее  глазами во всей мужской красе, как живой, стоял разбуженный ею солнечный бог.
     Отчего Игорь так нерешителен? Устроилась к нему на колени, прижала его голову к груди. Не шелохнулся. Что-то здесь не так, может дело в ней? Стала заводиться, что происходит со всякой женщиной в ответ на холодность мужчины.
     Зазвучала музыка – танго. Потанцуем? Слились в объятиях, но не ощущала она реакции на свою расшалившуюся плоть. Да остановить ее уже было невозможно! Принялась освобождать Игоря от одежд. В его глазах мольба и... надежда.
     Кто ж из нас девушка? И тогда Вика применила свой всегда безотказно действующий прием. Долго гипнотизировала глаза в глаза, “зацепилась”, опуская затем взгляд, ниже, ниже…
     Ну же! Не сработало! Впервые! Опустилась на колени – уж здесь ей не было равных! Увы, фиаско! Опрокинула на постель. Ее действия обрели нервозность. Безнадежно! Исчерпан весь арсенал известных средств! осталось разве что использовать электрический разряд.
     Ни в пример ему в музее каменный юноша проявил бОльшую восприимчивость. Не оттого ли у Игоря был тогда такой странный взгляд, и не потому ли согласился на романтическую встречу – на что-то, видимо, еще рассчитывая, ожидал чуда. Коль справилась с камнем, с живым-то мужчиной и подавно…
     Спросила об этом. Его лицо исказила гримаса боли. Потянулся к ней. Господи, зачем!
     Откинулась на спину, не испытывая ничего, кроме глубокого разочарования и сострадания.
     Но как ласковы руки, нежны губы, искусен язык! И ничуть уже не пожалела, и наслаждалась, и блаженствовала, и полыла в нирване – такого она еще никогда не испытывала! Лишь обездоленный мужчина мог так тонко чувствовать, сопереживать ее наслаждениям. И не было ему равных! И был счастлив он ее стонами и содроганиями, и выгибом тела, и бессвязной речью, и блаженной улыбкой, и благодарным виноватым взглядом…

     Так пришла к Вике эта странная нелепая любовь. Двое мужчин – абсолютно разные, но отказаться ни от одного из них почему-то не получилось.
     После той ночи скрывать Игорю стало нечего. С этим наступила полная гармония – начался праздник.
     Богат, бескорыстен, умен, щедр. Она получала от него все, чего желала – хоть уик-энд на Багамах – да и весь набор ощущений, необходимых женщине: и защиту, и любовь, и наслаждения, и восторги. Что еще надо? Душа довольна, тело удовлетворено... почти.
     Но стоило позвонить Сереже – голова качала “нет”, а уста выдыхали “да”.
И вновь это дикое состояние – помутнение рассудка, неистовость, исступление.
И как алкоголик, упадала в любовный запой, будучи не в состоянии выйти из него…
     И лишь спустя неделю, тощая как выдра, измученная любовной бессонницей, шатаясь от слабости и усталости, возвращалась в себя, вырвавшись, наконец, из любовного состязания полов, была способна хоть что-то соображать... до следующей любовной ломки…
     Игорь не понимал происходящего, она и не в силах была объяснить что-либо, да и не хотела. Он подозревал истинную причину, но не смел предъявлять претензии, осознавая свою ущербность…
     Сережа также подозревал о существовании другого мужчины, а однажды и удостоверился, увидев ее в ресторане с Игорем, оставшись сам незамеченным.
     Решил избавиться от соперника, и сделал это самым подлым способом. Высмотрел на ее компьютере электронный адрес Игоря. Записал на видео их любовный шабаш и отослал ему.
     Телефон Игоря перестал отвечать…
    
     Довелось довольствоваться тем, что осталось.
     По поводу Сережи Вика не питала особых иллюзий, но то, что узнала о нем из Интернета, повергло ее в шок. Оказалось, что производить впечатление на женщин, доводить до эротического безумия, изнурять многочасовой любовью – было его работой, притом хорошо оплачиваемой. Более того, он предлагал сексуальные услуги не только женщинам!
Под чужим именем договорилась о встрече. Увидев ее, ничуть не смутился:
     – Да, это мой заработок, но денег же с тебя не беру. Ты ведь знаешь, я тебя люблю! И можешь не беспокоиться, предохраняюсь.
     Господи, до чего она докатилась! Теперь догадалась, что и сама должна была стать одной из его клиенток. Следовало немедленно разорвать отношения. Но отказаться от него сразу не получилось, плоть отчаянно возражала.
     Были и иные причины. Как-то в метро они встретились с его матерью. Это была еще молодая женщина – немногим старше ее, наверное, привлекательная в прошлом, если бы не болезненная бледность. Вику не то смутило, как Сережа открестился от нее, а то, как разговаривал с матерью! Сколько было в нем раздражения, пренебрежения, неприкрытого хамства.
     Когда мать вышла, она высказала ему это, получив в ответ:
     – Достала, не выношу, когда лезут в мои дела!
     – Но ведь это твоя мама!
     – Ну и что? А что у меня нет отца, ты знаешь? Что она его выгнала?
     – Почему?
     – Он пил.
     – Я бы и сама выгнала, да собственно и сделала это со своим мужем.
     – Потому ты и мать одиночка.
     – А вот это не твое дело! Не тебе меня судить!..
     Вышли из метро.
     – Твоя мама болеет? – спросила примирительно, и тут, пораженная, узнала, что его мать неизлечимо больна, и жить ей осталось совсем недолго.
     – И ты еще смеешь при этом так относиться к матери?
     В негодовании развернулась, пошла прочь. Сережа, как ребенок, следовал за ней, удерживая за руку, в глазах слезы:
     – Не бросай меня сейчас, я боюсь остаться один!
     Не смогла оставить, прониклась его бедой. Доставала лекарства, вместе ездили в больницу. Дошло до того, что дежурила у постели больной, пока Сережа “работал”. И мыла ее (сын брезговал), и выносила за ней, и кормила из ложечки, и успокаивала, и обещала присмотреть за сыном. И приняла смерть несчастной, и закрыла умоляющие за сына глаза.
     Как тяжела эта ноша – встречать смерть, пусть и чужую! Юноша был в невменяемом, размазанном состоянии, похороны полностью легли на ее плечи, разорвать с ним стало невозможным, пришлось играть роль: и матери, и няньки, и любовницы…
     Вика откладывала окончательный разрыв, памятуя данные его матери обещания.
А потом Сережа сам заболел – перенасыщенное анаболиками тело стало давать сбои. Бросить юношу в таком состоянии  она была не вправе.
     Затем тяжело заболела дочка. Надо отдать Сереже должное, – он помогал ей, ухаживал за больной, пока мать пропадала на работе. Дочь выздоровела.
     Шло время, приближался восемнадцатый день рождения Сережи. Вика постепенно привыкла к несуразности отношений, сложившихся в их странной семье – мать, дочка, юный любовник. Чем не любовный треугольник?
     Сережа сполна отплатил ей за заботу и внимание, за все хорошее! Да, за добро надо платить!
     Придя пораньше с работы, застала дикую картину – Сережа развлекался в постели с ее шестнадцатилетней дочерью. И, похоже, ничуть не смутился. Она же, не помня себя, схватила что-то тяжелое и опомнилась лишь, когда внизу на лестничной клетке за ним захлопнулась дверь. Оказывается, во время болезни девочки, Сережа “освятил” ее излечение, лишив девственности.
     Каков наглец! Обхаживал и мать, и дочку, что самое удивительное – не находил в этом ничего зазорного, и собирался продолжать это сколь угодно долго.
     Дочь впала в истерику, и не мудрено – это был первый в ее жизни мужчина, да еще какой!..

     Настали тяжкие времена. Между матерью и дочкой выросла стена. Девочка видела в матери соперницу и не желала ничего понимать. Мать была мудрей, хотя в глубине души и она испытывала ревность, но более всего все же ненависть.
     Слава богу, Сережа оставил их в покое – не стал испытывать судьбу, не столько боялся за собственную жизнь, сколько за “рабочий инструмент”, которого она пообещала его лишить.
     По ночам же в своих снах продолжала предаваться с ним безумствам любви – ведь снами нам не дано управлять!..

     Прошел год. Дочка успокоилась. Сама Вика лелеяла одиночество.
     Вспоминала времена, когда любила двух мужчин, все еще надеясь встретить мужчину, в ком удачно сочетались бы щедрость, интеллигентность, порядочность, изысканность и тонкость одного и неиссякаемая любвеобильность другого.
     Да вот существуют ли такие?..