Вижу свет.
В тот день, как обычно возле дома, мужики играли в домино, и стук костяшек было слышно на всю округу. Теплый летний вечер уже затянуло серой пеленой и до наступления темноты оставались считанные минуты. Яковченко вышел из машины.
- Михалыч, ну где ты ходишь? Уже устали играть втроем. Давай присаживайся.
- Мужики. Только на минутку загляну домой, дочурка дома.
- Михалыч. А у нас что-то есть. И из-под стола показалось горлышко бутылки. Яковченко сегодня был не в форме. Режиссер дважды его засек, когда они с Гришей осветителем почти поднесли ко рту бумажные рюмки с живительной влагой. Горло першило, слова роли путались. Чертыхнувшись, Михалыч буркнул что-то и поплелся на съемочную площадку. Два эпизода сняли быстро, и Гриша его ожидал за тонвагеном. Только развернули бутерброды, шасть, из-за камервагена помощник режиссера Толкунов.
- Михалыч. Иван Сергеевич приказал вас отвезти домой. Завтра в первой половине будет солнечно. Семь дублей на восходе и три после обеда, плюс массовка.
- Что б всех вас…
Михалыч побагровел и поплелся к машине.
* * *
Махнув на дочурку, тоже мне дочурка тридцать два года, Михалыч присел за стол. Ему с напарником везло. «За удачную партию», «За козлов», «За крестового козла», «За полную победу над фашистской Германией» - тосты звучали без конца. Вдруг Михалыч екнул, схватился за сердце, и голова его рухнула на стол. Все зашумели, забегали и вот уже «скорая помощь» с воем увезла его в больницу.
Уже через день Михалыч улыбаясь, рассказывал соседям-мужикам во дворе.
- Просыпаюсь от холода в темной комнате, лежу на столе раздетый в каких-то подштанниках и думаю. Где я, как сюда попал? Глаза постепенно привыкли к темноте, и вдруг вижу - свет. Тоненькая щелочка света пробивается через неплотно закрытую дверь. Посмотрел влево, вправо – на узких столах лежат люди и все одеты, как и я в рубашки и подштанники. Я тихонько: эй вы! Тишина. Встал я, подхожу к одному, а он спит. Я его тихонько толкаю: «Эй ты, проснись». Он крепко спит. Ногам стало холодно, и я пошел к входной двери. Открываю медленно, смотрю. За столом, спиной к двери, сидит мужик в белом халате и, склонив голову на руки, спит.
- Эй, мужик, где я? От неожиданности он встрепенулся, и брык со стула. Я ему тихонько, ты чего, мужик. Он без движения. Вышел на улицу. Темно. Только теперь заметил, что у меня босые ноги. Посмотрел влево, вправо, понимаю больница. Когда и как я сюда попал и где мои вещи? Неужели ограбили и ударили по голове. Нет, голова не болит. Просто во рту гадко и хочется пить.
Слава богу, что к моему дому три квартала пешим ходом. Вошел во двор. Никого. Даже мальчишек, которые всегда сидят поздно, нет. Поднимаюсь на третий этаж, звоню в дверь. Жду долго и вдруг, наконец, за дверью, слышу шаги.
- Кто там?- слышу голос дочурки.
- Дочурка, это я, твой отец. Слышу за дверью, что-то упало. Такое ощущение, что упал шкаф. Еще долго я звал дочь, но скоро заснул прямо под дверью. Через час, меня уже спящего, дочурка втянула в квартиру.
Как оказалось, «Скорая помощь» привезла Яковченко в больницу, где поставили неутешительный диагноз и поместили до утра в морг. Врачи узнали актера и позвонили дочери.
За сорванные съемки меня лишили части премии и на весь период кинопроизводства приставили помощника режиссера. Теперь он меня сопровождает даже в туалет.