МОИ ЖЕНЩИНЫ Сентябрь 1958 Первый поцелуй.
Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.
(Иллюстрации: сайт "Все девушки "Плейбой" с 1953 по 2010 годы").
В сентябре 1958 года в нашем детском саду началась программа подготовки нас, детей из средней группы, к переводу в старшую предшкольную группу.
Теперь мы начали играть «в школу», учили буквы, слова, стихи, пели песни, играли в игры, представляя себя героями сказок и русских народных пословиц.
Теперь мы под музыку водили хороводы и играли, одновременно декламируя стихи или исполняя детские песенки.
Всем было очень интересно. Даже мне, хотя я уже умел всё, даже читать. Правда, по слогам…
Все воспитатели отмечали мои способности и хвалили меня.
Может быть, поэтому меня не очень-то уважали мальчишки, зато любили девчонки нашей группы.
Знали бы они, как меня муштровали дома, как заставляли выступать на семейных торжествах перед родственниками и друзьями семьи!..
Однако этой осенью в детском саду я ещё раз прошёл «курс подготовки молодого бойца», как шутил мой дядя Коля.
Я снова учил все мои детские стихотворения Барто, Маршака, Пушкина и басни Крылова.
При этом если все дети старались их просто заучить и гордились тем, что читали их быстро и без запинки, то я читал стихи с выражением, вкладывая в них чувство, фантазию и свои ощущения.
За это одни называли меня «кривлякой», а другие смотрели на меня влюбленными глазами…
Среди таких влюбленных была одна девочка по имени Ира, которая следовала за мной неотступно.
Куда я, туда и она…
Отец даже сфотографировал однажды меня на фоне деревянной горки из двух лестниц, на которой стояла Ира с подружкой. Она, не отрываясь, смотрела молча на меня своими влюбленными глазами.
Отец сказал, что «через многие годы я буду ему благодарен за такую памятную фотографию».
Что ж, мой папа, как всегда, был прав, но тогда эта Ира надоела мне, как никто другой…
Однако ко всему привыкаешь.
Привык и я к вниманию и к прилипчивой заботе Ирины. Мало того, теперь я сам заботился о ней.
Дело в том, что моя мама сказала мне, что «таким отношением девочки ко мне нужно дорожить и вести себя по-мужски».
То есть не обижать её, а наоборот, защищать. Поэтому я стал её «покровителем».
Наши воспитатели не возражали и называли меня «рыцарем прекрасной дамы».
Ничего прекрасного в Ире не было.
Так себе, розовая куколка с белокурыми вьющимися волосами, пухлым ротиком и огромными пушистыми от ресниц глазами, которые могли в любой момент наполниться слезами.
Вот эти слезы и её готовность в любой момент безмолвно заплакать я больше всего ненавидел…
Я буквально вскипал от негодования, когда она вдруг из-за чего-нибудь начинала плакать.
Я тогда чувствовал себя виноватым. Мне было её очень жаль. Я вынужден был её успокаивать.
А успокаивалась она либо, если её погладить по головке и поцеловать, либо, если угостить конфеткой…
«Где я наберу столько конфет!?» - возмущался я про себя.
Приходилось терпеть и гладить её по головке или даже целовать.
В такие моменты мальчишки гоготали, а девчонки хихикали.
Хитрющая Ирина, получив то, что хотела, бежала к воспитательнице и о чём-то с ней шепталась.
При этом они обе изредка оглядывались на меня.
Как же я не люблю, когда меня обсуждают втихую!
Однако, странное дело, то, что мне приходилось иногда целовать Ирину в лоб, щёку или затылок, кроме раздражения, стыда и неловкости, обдавало меня жаром какого-то ощущения, от которого мне становилось потом очень хорошо.
Мне даже хотелось её поцеловать! Причем не в щечки, а прямо в её пухлые губки…
Ирина, мне казалось, чувствовала это и тоже хотела поцеловаться. Поэтому мы всё чаще и чаще оставались с ней вдвоем одни.
Она явно ждала поцелуев, а я со страхом озирался вокруг, не подглядывают ли за нами…
Подглядывали, да еще как!
За нами всегда наблюдали две-три девчонки и мои друзья-мальчишки.
Они в любой момент могли выскочить из-за горы игрушек и заорать: «Тили-тили тесто, жених и невеста!».
Однажды в дождливый день, когда на детской площадке гулять было нельзя, я не придумал ничего лучше, чем строительство из множества деревянных кубиков стен между ножками прямоугольного стола в зале нашей старшей группы.
Я выложил между ножками одну стенку и косо со значением взглянул на Ирину…
Она всё поняла без слов и боком-боком тихо и незаметно залезла ко мне под стол.
Здесь мы лихорадочно стали возводить остальные две стены. Вскоре мы сидели в своей комнате из кубиков и нас никто не видел!
Мы с Ириной скорчились под столом и следили в щели между кубиками за происходящим в общем зале нашей старшей группы.
Пока нас не хватились и не заметили наше исчезновение…
Мы немного успокоились и сели поудобнее друг против друга.
Наконец-то мы были вместе и одни!
Я нетерпеливо ждал, а Ирина вдруг отвернулась от меня и опустила голову так, что её белокурые кудряшки полностью скрыли ей лицо.
Как же так!
Мы так долго искали этого случая!
Нас же могут в любой момент обнаружить и все рухнет!
А она!..
Я кипел от негодования и нетерпения, но Ирина продолжала сидеть вдали от меня, опустив низко голову.
Я легонько тронул её за плечо и снова увидел её закрытые, но полные слез глаза.
Сейчас-то чего плакать!?
Я растерялся…
Ирина сидела, подняв голову вверх, закрыв глаза, и по её щекам нескончаемым потоком текли крупные капли слёз.
Каким-то шестым чувством я понял, что так она подставлялась для поцелуя…
Замирая от нахлынувшей неловкой скованности, я вдруг независимо от моей воли наклонился над нею, на мгновение задержался и прикоснулся своими губами к её губам.
Поцелуй меня обжёг!
Губы Ирины оказались такими горячими, что я обжегся!
Наверно на Ирину наш поцелуй произвёл такое же действие, потому что она тоже отпрянула от меня и широко раскрыла испуганные глаза…
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, замерев в странных позах.
Я стоял на коленях над нею, а она отшатнулась от меня вниз и почти уже лежала спиной на полу...
Через секунду мы уже сидели в разных углах нашего «подстольного убежища» и старались не смотреть друг на друга.
Оба тяжело дышали, пытаясь умерить жаркое сердцебиение.
Странно, мне было так странно и хорошо, что я чуть было, не описался…
Не знаю, что чувствовала Ирина, но и она сидела отрешённая, будто её чем-то оглушили.
Меня распирали чувства.
Её молчание меня обидело.
Я хотел действия, буйства, радости…
Мои губы вдруг пересохли. Очень захотелось пить, а ещё хотелось её целовать.
Только мы снова взглянули друг на друга опять дружескими взглядами, как в зале за стенками из кубиков вдруг все зашумели, закричали, а потом наступила тишина…
Мы с Ириной одновременно подумали, что обнаружилась наша пропажа, и приникли к щелям.
Нет, нас не обнаружили…
Это явились врачи и медсёстры, чтобы делать всем детям старшей группы прививки.
Девчонки сразу захныкали и заплакали.
Мальчишки стали бегать по залу, а воспитательницы их ловить.
Поднялся невообразимый шум и гам.
Мы с Ириной, затаив дыхание, следили за происходящим.
Однако всех ловили и всем делали уколы.
Потом вспомнили о нас и все стали нас искать.
Воспитательницы всполошились не на шутку, а ребята стали ворошить все игрушки в нашем огромном сундуке.
Они подбирались к нашему убежищу всё ближе и ближе…
Наконец, один из них, самый вредный мой враг, остановился и стал смотреть прямо на нас с Ириной сквозь кубики.
Мы переглянулись, и я рукой разрушил нашу стену из кубиков…
- Вот они! – заорали все.
Сильнее всех орал мой враг.
Он подскочил к столу и разрушил остальные стены из кубиков.
Мы с Ириной вылезли из под стола и встали, опустив головы.
Под взглядами ребят и девчонок нас с Ириной положили на брезентовые раскладушки и обнажили наши попки.
Я лежал, повернув голову набок, и смотрел на Ирину.
Она лежала, повернув голову ко мне, и сильно зажмурила глаза.
Я протянул руку, сжал её потный кулачок и молча, мужественно принял муку укола.
Мне и Ирине сделали уколы прививки. При этом ни я, ни Ирина, не проронили ни звука.
Это ещё больше раззадорило ребят и моего врага.
Уж он-то (все видели) вертелся и плакал, как маленький, когда ему делали укол.
Опять все заорали «тили-тили тесто, жених и невеста», но нас это уже не задевало.
Мы с Ириной перешагнули какой-то барьер и спокойно, как близкие люди, смотрели друг на друга.
Под столом мы целовались по-взрослому, как мой дядя Коля и его «Злюка».
Я был горд и спокоен. Я был удивительно спокоен. Я чувствовал себя мужчиной…
На следующий день я принёс с собой в детский сад швейную иглу, взятую из маминой подушечки для иголок.
После обеда наступил «мёртвый час» и нас разложили по брезентовым раскладушкам.
Я дождался пока все утихнут и тихонько спустился с раскладушки на пол…
Я пробирался между перекладинами брезентовых раскладушек и тыкался головой в попы лежащих на них ребят и девчонок.
Вскоре многие из них проснулись и молча с интересом следили за мной.
Я пробирался к раскладушке моего врага…
Наконец я остановился под полушарием от его туловища и попы.
Из соседнего ряда раскладушек на меня смотрели десятки глаз, среди которых были круглые глаза Ирины.
Сзади и сбоку, свесив головы, смотрели обитатели раскладушек нашего ряда.
Я достал иголку…
Иголка упорно не хотела протыкать брезент раскладушки.
Я нажал посильнее. Вдруг иголка легко и свободно воткнулась в попу моего врага…
Жаль, я не видел, как он выгнулся дугой, но я слышал, как он орал.
Когда воспитательницы вбежали в наш зал, они увидели беснующихся ребят и девчонок.
Все кидались и бились подушками, орали и хохотали.
Мой враг плакал, уткнувшись в подушку.
Ирина тоже весело участвовала во всеобщем буйстве.
Спокойно спал только один человек – я…
После этого случая нас с Ириной уже никто не называл «жених и невеста».
Мой враг, который раньше обижал и даже бил меня, вёл себя тише воды, ниже травы.
Мы продолжили наши подготовительные занятия и игры.
Странно, но больше мы с Ириной никогда не целовались.
Мы вместе гуляли, играли, учились, танцевали, но не целовались.
Вскоре мы настолько привыкли друг к другу, что стали играть вместе всё реже и реже, а потом и вовсе перестали общаться.
Сначала я очень боялся, что история с Ириной, моим врагом и иголкой станет известна маме, но всё обошлось.
Тогда я сам захотел кому-то рассказать о том, что произошло.
Рассказать дяде Коле я не мог, он бы сразу меня выдал и стал бы надо мной насмехаться.
Маме я рассказать не мог, потому что она бы очень расстроилась, чего я допустить не мог.
Отцу я мог бы рассказать, и он бы меня понял, но он был в длительной командировке по работе.
Брату я тоже не мог рассказать, потому что он бы обязательно ехидно обозвал меня «ещё маленьким» и обязательно раскрыл бы мой секрет всем своим друзьям.
Оставалась «Злюка»…
Я рассказал всё «Злюке». Рассказал о кубиках, об Ирине, о сидении под столом, о поцелуях, об уколах, об игле и о моем враге…
Она внимательно всё выслушала. Улыбнулась. Потом потрепала меня по голове. Назвала меня «своим маленьким мужчиной» и печально вздохнула.
При этом она посмотрела на меня так, будто я отнял у неё любимую игрушку...
Странные эти женщины!
После истории с поцелуями с Ириной, у нас со «Злюкой» вдруг возобновилась наша «странная игра»…
Опять во мне проснулось желание её увидеть такой, какой она мне иногда показывалась в прошлом.
Опять я стал искать случая войти к ней в комнату, когда мы были одни.
Теперь, когда я знал, что такое поцелуй в губы, я хотел поцеловать «Злюку».
Не знаю, как это объяснить, но мне казалось, что она догадывается о моём желании.
Такой случай нам представился в конце сентября.
«Злюка» мылась в ванной комнате и вдруг позвала меня…
Дома никого не было.
Я немного взволновался и подошёл к двери в ванную.
Такого ещё никогда не было…
Конечно, мы иногда сталкивались по утрам перед туалетом или ванной, но это было ещё в полусне и мы были одеты. Я в пижаме, «Злюка» – в халате.
Теперь я должен был увидеть «Злюку» в ванной и, скорее всего, без одежды…
Я подошёл к двери в ванную и спросил «Злюку» намеренно грубым мужским голосом, что ей надо.
Она сказала, что «забыла в своей комнате халат» и попросила меня «принести его в ванную».
Я сам видел, как она в халате вошла в ванную комнату, поэтому не тронулся с места.
Через несколько минут я набрался храбрости и открыл дверь.
В ванную я решил не заходить…
Вдруг она меня схватит и утянет за собой?
«Злюка» стояла в пустой мокрой ванне боком ко мне, чуть повернув голову, и смотрела на меня загадочным улыбчивым взглядом.
Её бёдра были обёрнуты мохнатым полотенцем.
Я видел только её левую грудь, которая почему-то была уже не такой острой, как прежде, а большой и немного провисшей.
В зеркале напротив «Злюка» отражалась полностью по пояс…
- Ну, и чего ты остановился? – спросила меня «Злюка».
- Подай мне халат, - приказала она.
Я молчал и на удивление спокойно смотрел на «Злюку».
Ничего нового или необычного я не увидел.
Наоборот, всё было как-то обыденно, как в утренней встрече перед туалетом. Вроде неловко, но в тоже время естественно.
Я молча подал ей халат, лежащий здесь же на стиральной машинке, повернулся и закрыл за собой дверь.
Я стал другим и теперь мог принимать решения сам.
Это я понял только сейчас.
«Злюка» теперь была не властна надо мной.
Она перестала меня интересовать…
Больше она никогда не звала меня к себе.
Наоборот, теперь все наши случайные встречи в подобных обстоятельствах вызывали у меня неприятное чувство отторжения.
Я снова захотел увидеть или даже встретить во сне мою Фею красоты и страсти…
Чужие «феи» мне были не нужны…