Уже больше часа « Волга» везла их по прямой как стрела трассе. Коридор из пирамидальных тополей отгораживал дорогу от степи. Чистое небо, и солнце, находящееся на полпути к зениту обещали жаркий день.
Володя, на правах аборигена, рассказывал о здешних местах, о природе, о рыбалке, о видах на урожай. Галина Васильевна активно поддерживала разговор, особенно ее, интересовало, что и как выращивают здесь на своих огородах и садах.
Алексей Васильевич больше слушал, чем говорил. И еще думал о том, что прошагал он, и прополз отсюда и до границы, от границы и до Берлина, и не замечал он тогда красот природы. Зимой мерз в окопах и землянках, весной и осенью месил грязь по раскисшим дорогам, летом изнывал от жары на маршах. И только в мае сорок пятого, когда вдруг смолкли последние выстрелы, весна наполнила душу, он увидел что цветут сады, почувствовал как пахнет зеленая трава, и что ему всего лишь двадцать один год. А впереди вся жизнь, мирная жизнь.
Володя остановил «Волгу», пропуская встречные машины.
- Ну, вот сейчас свернем налево, а там еще километров двадцать и на месте. Дорога тут тоже хорошая, к Цимлянскому водохранилищу идет. Эх, жалко не доедем до него, там красота такая…
Шинкарев не слушал Володю, он пытливо всматривался в окружающую местность, надеясь увидеть что-то знакомое. Нет ещё рано, ведь они шли в стороне от больших дорог. Но сердце уже начало учащенно биться, словно его ждала встреча с живым Алешкой, встреча с тем далеким временем.
Он заметил, что и Галина Васильевна как-то напряглась, ловил на себе её взгляды, полные надежды. Володя тоже замолчал, водители персональных машин неплохие психологи, чувствуют настроение пассажира.
Минут через двадцать впереди начали угадываться очертания населенного пункта, раскинувшегося по обе стороны от дороги. Чем ближе подъезжали, тем больше Шинкарев сомневался, тот ли это хутор. Кирпичные дома, кое-где двухэтажные, да и асфальтовой дороги здесь не было. Хотя с другой стороны, что он ожидал увидеть? Белые мазанки полувековой давности. Ведь на «консилиуме», устроенном в кабинете директора-смежника, выяснили что хутор, о котором спрашивал Шинкарев, теперь не хутор, а центральная усадьба совхоза. Даже название другое, старое кое-как вспомнили, кто-то из присутствующих оказался из этих мест
Когда до первых домов оставалось примерно с километр, Шинкарев посмотрел налево.
- Володя, - сказал он с волнением,- посмотри, пожалуйста, вон туда, у тебя глаза помоложе. Что там такое?
Володя, чуть сбросив скорость, повернул голову:
- Кажется, памятник, Алексей Васильевич.
- Памятник?! Давай к нему.
Володя покачал головой.
- Алексей Васильевич, у меня легковушка, а не БТР, сейчас сворот найдем и подъедем.
- БТР говоришь? Правильно, здесь он и повернул.
- Кто повернул?- Володя удивленно посмотрел на Шинкарева.
- Бронетранспортер, из которого по нам стреляли.
Володя понимающе кивнул. Он сбросил скорость и внимательно смотрел вперед.
- Есть. Есть дорога, Алексей Васильевич.
«Волга» свернула на проселочную дорогу, и слегка покачиваясь, покатила к памятнику.
Когда подъехали, Шинкарев вышел из машины, огляделся.
Да, сомнений не оставалось, это было то самое место, где он оставил мертвого Алешку.
Вон в пятистах метрах огороды. Вот только вместо камышовых зарослей, прямо за обелиском, раскинулось пшеничное поле.
- Скажите, это здесь?
Шинкарев не заметил, как подошла Галина Васильевна. На её плечах он увидел черную косынку.
- Да, Галя, Алексей погиб здесь. Пойдем к обелиску.
Она накинула на голову косынку, Шинкарев взял её под руку, и они пошли по выложенной плиткой дорожке.
Обелиск был огорожен невысокими металлическими столбиками, которые соединялись между собой цепями. Три ступеньки вели на выложенную мрамором платформу, и уже с этой платформы уходила в небо трехметровая пирамида, увенчанная звездой.
Шинкарев прочитал надпись на обелиске:
"Здесь покоятся останки неизвестного советского солдата, погибшего в неравной схватке с немецко-фашистскими оккупантами в июле 1942 года.
Имя твоё неизвестно - подвиг твой вечен".
- Вот,- тихо сказал Шинкарев,- значит, и похоронен он здесь, сдержала бабка слово. Ну, здравствуй, Алексей.
Галина Васильевна, вытирая носовым платочком глаза, опустилась на колени
- Какая у тебя могилка братик.
У подножья пирамиды лежал букет, ещё не завядших, красных гвоздик.
Тишину нарушил звук подъехавшей машины. Из крытого брезентом «Уазика» вышел полноватый человек, лет пятидесяти. Одет он был в светлые брюки и рубашку.
- Здравствуйте, люди добрые.
Приехавший протянул руку сначала Алексею Васильевичу, затем Володе.
- Ермаков Василий Степанович, председатель сельского совета,- представился он, и сразу продолжил,- Мне тут наши местные сороки на хвосте принесли, что, мол, к памятнику «волга» подъехала, вполне возможно начальство какое-то.
Шинкарев грустно улыбнулся.
- Да нет, не начальство мы. Мы вот к нему,- он кивнул в сторону обелиска.
Ермаков недоверчиво посмотрел на Алексея Васильевича.
- Постойте, так вы что, знаете, кто здесь похоронен?
- Знаю. В июле сорок второго он погиб вот на этом месте на моих глазах. А эта женщина его сестра,- Шинкарев показал на оставшуюся у обелиска Галину Васильевну
- Вот это дела,- удивленно воскликнул Ермаков,- Так вы значит тот, второй?
- Какой второй?
- Ну, понимаете, я- то во время войны пацаном был. Жила у нас на хуторе женщина, Клавдией её звали…
- Подождите,- Шинкарев прервал председателя,- Клавдия жива?
- Нет, к сожалению, лет пять, как померла. Так вот она рассказывала, что в тот день, когда на хуторе бой был, а точнее перед боем, к ней приходили два солдата, попить просили. Ну, она их напоила, харчей на дорогу дала, и они ушли. А тут немцы.
В общем один здесь погиб, а второй жив остался, и потом уже, на хуторе немцев-то и перебил. Помню, немецкая бронемашина с неделю на улице стояла. Мы, детвора, лазили по ней, пока наши её не забрали.
- А кто похоронил его?- спросил Шинкарев.
- Да кто, всем миром и хоронили, деды могилу копали, мужиков-то понятное дело на хуторе тогда не было. А главное, Клавдия эта, постоянно за могилкой ухаживала, пока в шестьдесят пятом, к двадцатилетию Победы памятник не поставили. Тогда уж школьники шефство над ним взяли. Тут ведь и в пионеры принимаем, и новобрачные сюда приезжают. А как же, Могила неизвестного солдата, как в Москве. Кстати у нас и музей Боевой Славы лучший в районе.
- Послушайте, Василий Степанович, есть теперь имя у этого солдата, у вас есть на чем писать, я назову его. Хотя нет, не надо писать.
Сергей достал из внутреннего кармана пиджака коробочку и удостоверение на медаль.
- Вот, возьмите в музей. Это медаль «За отвагу», его медаль, и удостоверение на его имя.
Хотел её сестре отдать, но думаю, в музее эта медаль нужнее будет. А сестра поймет, я знаю.
Прошла неделя. Где-то высоко в небе пел жаворонок, степной ветер гонял волны по золотому морю пшеницы. В траве стрекотали кузнечики.
А над степной равниной возвышался обелиск, на котором сверкала металлическая табличка с надписью:
КРАСНОАРМЕЕЦ
ШИНКАРЕВ АЛЕКСЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
1924 г. – 1942 г.
В июле 1942 года красноармеец Шинкарев А.В. погиб в неравной схватке с
немецко-фашистскими оккупантами.