Моя жена страшнее чупакабры

Ева Светлова
Фото автора
++++++++++

Слабонервным не читать.
*****


Из балки выползли серые сумерки, обволокли унылые в своей наготе жиденькие яблони, притаились за кучей щебня у сарая. Чуть примораживало. Накрапывал холодный дождь напополам со снегом. Ленка недовольно фыркнула, когда ей на голову капнуло с крыши.

- Свет включи, - грубо бросила она мужу, который замешкался в коридоре. – Быстрей! Заснул, что ли?

Потребовалось еще пара окриков, чтобы рука его нервно потянулась к выключателю,  и под крышей загорелся фонарь. Тусклый огонек расплылся желтым маревом в густом декабрьском мороке.   

- Давай не сегодня, - умолял муж. Надорванный голос не выражал эмоций. Внутри их тоже не осталось.

Ленка схватила мужа за рукав фуфайки и выволокла из теплого дома в сырой промозглый вечер.

- А давай вообще не будем, - съязвила она.

Из-под мужниной шапки на ее голове торчали взъерошенные волосы с проседью, а куртка не по размеру придавала ей массивности. Глаза недовольно сверкали.

Чавкая по хлюпкой кашице, Ленка пошла вперед. Зябко сгорбившись, за ней семенил муж, едва успевая переступать очередные кучки собачьего дерьма, которые трудно различить в такую погоду.

- Черт! – выругалась Ленка и капризно приподняла ногу в сношенном ботинке.- Я тебя завезу, Жулька! Утром только убирала.

Ленка тщательно вытерла подошву о крапчато-серую кучу снега в углу у забора.   

- Жулька, - позвала она. – Жуля! Ко мне, я сказала!

В темноте двора, у самой калитки, что-то тихо закопошилось и умолкло.

- Не выйдет она, - пролепетал муж. Где-то глубоко, у самого сердца еще теплилась надежда.

Ленка направилась к сараю. Тяжело повернулся ключ в замке, со скрипом открылась ветхая дверь. И только после этого Ленка подошла к собачьей будке.

- На, Жуля, - Ленка присела на корточки, расставив в стороны мясистые ляжки в шерстяных колготах. Вынула из кармана полиэтиленовый кулек с куриными костями, развернула его и сунула в темное отверстие конуры. В глубине что-то шевелилось и слабо попискивало. Ленка бросила одну кость в будку, и в ее недрах сразу последовал торопливый хруст. Ленка вынула следующую кость, но не стала бросать ее вслед за предыдущей, а только просунула в будку. – На, Жуля, кушай.

И тут же потихоньку отошла назад. Из будки, усердно виляя хвостом, выбежала мелкая сука на тонких, в палец, лапках. Налитая, с проплешинами, ее грудь едва не волочилась по земле. Подобострастная морда, добродушно прижатые уши и глупые собачьи глазенки говорили о беззлобной и сговорчивой натуре суки. Жулька добрая, она никому не отказывает, - не раз говорила Ленка, прогоняя со двора очередного кабеля. А они все приходили, прогрызали дырки в деревянном заборе, подкапывали со стороны соседей. Среди них, регулярно вытаптывающих огород и поедающих Жулькину еду,  не встречалось ни одной более-менее симпатичной собачьей морды – все кобели оказывались низкорослыми, непропорционально сложенными, побитыми лишаем и прочими собачьими недугами беспризорными особями. К тому же многие из них отличались агрессией, и когда пара таких устраивала во дворе драку, Ленка, вернувшись с работы, либо из магазина, нагруженная сумками, боялась даже от калитки к дому пройти. 

Объедками Ленка заманила Жульку в сарай и быстро захлопнула дверь. Торопливо посеменила в дом и вынесла приготовленное заранее оцинкованное ведро с водой.

- Доставай их, - приказала она мужу, вглядываясь в темное нутро будки, где что-то тихо копошилось.

- Не надо, - отпрянул он от Ленки, как от нечистого. Потом спохватился и, едва не срываясь на плач, стал умолять сиплым, надорванным голосом:

 – Леночка, дорогая, не делай этого. Ты же грех на душу берешь. Как ты после этого жить-то сможешь? Давай их оставим. Всех. Я их пораздаю, обещаю. Они маленькие, много не кушают. Представляешь, какими они хорошими вырастут, ласковыми. Они меня любить будут. А если соседи узнают, что ты сделала? А? Что они станут говорить о тебе? Они живодеркой тебя назовут, детей своих тобой пугать будут. Вот!

- Иди ты, - Ленка сморщилась брезгливо. - Мне во дворе псарня не нужна. Да на тебя потом соседи в милицию телегу накатают, когда эти ласковые псины на детей их станут бросаться. Собак нельзя разводить стаями!

- А я думаю…

- Чем интересно ты думаешь? – не дала договорить Ленка. – Тебе нечем думать. 

- Я их на работу отвезу, - муж торопливо бросал слова, надеясь… Да только на чудо, которое способно смягчить жестокое сердце Ленки, он и надеялся.

- Утопить гуманней, - Ленка оставалась непреклонна.

- Нет… - муж грудью закрыл от нее будку. – Они пушистыми будут!

И Ленка завелась. Она умела убеждать, и говорила долго, с издевкой, сверкая возбужденным взглядом. Бросала обвинительные слова, сминая остатки воли своего впечатлительного супруга. Говорила о том, что зарплаты его ни на что не хватает, и не далек тот день, когда они вообще без копейки останутся. О том, что цены на все только растут, и они даже на продуктах экономят. А крыша над ванной снова протекает,  и гараж недостроенный уже третий год стоит. О том, что родители его, которые, помимо зарплаты еще и пенсию получают, совсем деньгами не хотят помогать, только со своими придирками, которые они почему-то советами называют, лезут. 

- Маму не трогай! – простонал муж бессильно. – Она и так боится к нам приходить.
   
Ленка тихо всхлипнула. И с двойными силами набросилась на перепуганного мужа. Вспомнила все обиды, которые успела нанести его мама за три года их супружества, не забыла и о сестре его, с которой не ладит. А после снова – о мизерной зарплате слесаря пятого разряда, которую к тому же выдают с задержками.

Внутри у мужа, у самого сердца, оборвалось что-то. Послушно он встал перед будкой на колени и стал вынимать оттуда упитанных, слепых и беспомощных,  щенков. Ленка опытным глазом рассмотрела один за одним их тельца, белые, черные, пятнистые, разных оттенков коричневого – всего семь. Одного, темненького, она протянула назад, мужу.

- Мальчик. Его мы себе оставим. Тут всего два мальчика, но второй слабый. А этот, смотри каков бутусик!

Остальных она безжалостно побросала в ведро с водой. Щенки усердно дрыгали тонкими розовыми лапами и все не тонули. Ленка накрыла их сверху пустой  Жулькиной миской – чтоб издохли быстрей.

- Что стоишь? – бросила она мужу. Иди яму в палисаднике рой.

В тот момент лицо Ленки с оттеками под глазами показалось ему самым отвратительным  на свете. «Ведьма, - бросил муж мысленно. Сказать ей это вслух он никогда не осмелится. – Самая настоящая ведьма, каких давить надо!» Машинально, не чувствуя ничего, кроме нестерпимой давящей пустоты внутри, он вонзал лопату в промерзлую глину. Хотелось бежать подальше, куда глаза глядят, в края, где царит вечное лето и повсеместно произрастают экзотические фрукты, такие, какие продают в поселковом супермаркете. Или хотя бы к соседу, Коляну, в гараж. Там тепло, сладко пахнет свежей, недавно слитой с Камаза соляркой, и самогоном… Нет, он не пьющий. От стакана водки его после неделю выворачивает, да и Ленка держит в строгости. Но сейчас ему, как глоток свежего воздуха, нужно было напиться.

- Убегу от тебя, вот увидишь, - прошептали обветренные губы в темноту.

Но взгляд невольно упал на Ленкины руки, с благоговением сложенные на животе, и он почувствовал неимоверную тяжесть, которая не позволяла даже сдвинуться с места. И умиротворение. Никуда он теперь не убежит. Его мать мечтала о внуке и почти три года доканывала Ленку советами рожать быстрее. Ленка поначалу отказывалась, вежливо ссылалась на то, что ремонт в доме надо сделать, машину купить, карьерные перспективы у нее там намечаются. Не до детей, в общем. Потом она перестала выдумывать  причины и просто посылала свекровь подальше при каждом ее вздохе о том, как ей внуков на руках подержать хочется. А когда никто уже и не настаивал, Ленка вдруг забеременела.

- Или не убегу, - сказал муж тихо.

Жулька уже выбежала из сарая, подпрыгивала и, льстиво виляя не только хвостом, но и всем тазом, лизала Ленке руку.

-  Фу, иди отсюда со своими грязными лапами, - отмахнулась та.

Собака послушно убежала, и скоро из недр конуры послышалась ее возня и счастливое щенячье сосание.   

 - Пойдем, – сказала Ленка ласково и уткнулась головой в грязную фуфайку мужа. – Я сейчас картошечки нажарю. А ты слазь в погреб за огурчиками. Что-то мне солененького захотелось…

А он запрокинул голову и смотрел, как из туманного морока падают и падают на грешную землю пушистые хлопья девственного, ангельски-чистого снега.