Потушив сигарету, она надеялась услышать если не дверной, то, как минимум, телефонный звонок. Она ждала не теплой задушевной беседы, а объяснений тем фактам, которые вновь заставили её взять в руки бутылку. Саша так и не позвонил. Этот факт заставлял Софию терзать себя догадками и плакать... Плакать не от того, что всё сложилось именно так, а от того, что она простила его, но он не знал об этом.
Вместо того, чтобы позвонить Саше самой, София смешивала слёзы с алкоголем, зажимала дрожащими губами сигарету и, возможно уже с меньшей надеждой, изредка смотрела на телефон.
Идя вниз по улице, которую она любила, София решила зайти в тесный темный бар, находящийся недалеко от дома, в котором жил Саша. Бесполезно было бы обманывать вас, говоря, что она зашла туда без надежды увидеть его. Она не промахнулась. Саша сидел в том баре и курил сигареты, к дыму которых так привыкла София.
-Привет, - холодно обронил он.
-Привет, - с дрожью в голосе сказала София.
Кто знает, может они и поговорили бы о чем-то, но Саша предпочел оставить наполовину полную бутылку пива и второпях уйти. Этот бар значил для неё слишком много, чтобы она смогла просто так уйти, не сев за старый рояль с желтыми клавишами. В кармане кожаной куртки, где София вот уже который год носила фотографии сашиной гитары, она пыталась найти помятый листок бумаги, на котором дрожащей рукой были написаны её стихи.
Она любила петь для него. Просто потому, что считала это лучшим выражением своих чувств. Ей было неудобно играть из-за длинных ногтей на пальцах, но она играла, ведь знала, что ему это нравится. Ей самой нравилось то, что она доставляет ему удовольствие. Она могла петь и играть бесконечно, но ему хватало и пяти минут. Ей было неудобно играть в некоторых позах, навязанных ей Сашей, но она терпела и делала всё, чтобы ему нравилась её музыка. Да, она уже тогда понимала, что Саше нравится тональность её стонов, ритм и последовательность её вздохов, полутоновая пентатоника её изгибов, квинтовые круги её движений... Это давало ей силы творить новые произведения, музыкальный интервал его любви был для неё музой. Музой, которую она сама себе создавала. Она понимала это, и этот факт не давал ей сдаваться, она просто расстроена, что потеряла концертмейстера и главного критика своего творчества.