Главное условие жертвы

Дмитрий Кульпин
      Что значит быть христианином? Не по форме, по содержанию конечно. И в шутку, и всерьез говорили, что для этого нужно исполнять три заповеди. Какие? Однажды один мужчина попросил у меня закурить. Я сказал, что не курю. Он сказал: «Ты, наверное, и не пьешь?»
-«Ага!»- буркнул я. «А-а, так ты баптист, наверное!?..». Так меня сразу вычислили, хотя я мог бы еще сказать, что не сквернословлю (третья «заповедь»).
  А если серьезно…, неужели кроме этих внешних предписаний меня уже ничего и не отличает от этого мира?  Да нет, каждый думаю,  помнит  тот момент, когда горело его сердце исполненное благодатью. Однако со временем, что-то произошло, надломилось, и живое общение с Христом превратилось в формально-показные отношения. Такое происходило и происходит не только с нами, нет ничего нового под солнцем.

     Когда-то впервые Господь явился Моисею на горе Хорив в средине пылающего тернового куста. Куст горел и не сгорал, как душа пророка. Это и была та неопалимая купина, которая на долгие века станет символом несгорающего вдохновения. Пламя сжигающее всё тленное и оставляющее нетронутым только вечное, нетленное. И перенасыщенный внутренним огнём пророк встаёт, чтобы «глаголом жечь сердца людей». Однако трудно было людям поддерживать в себе веру в Моисеева Бога. Инертный ум требует зримости, буквальности, а не пророческих метафор. Если не руки, то хотя бы мысль должна осязать предмет. Моисей разрушает предметные представления, буквально водит народ по пустыне мысли. Ветхозаветная религия, несомненно, имела свои обряды и систему жертвоприношений, но главным образом единение с Творцом осуществлялась не путём механического действия, заклинаний, а при условии верности нравственному идеалу, исполнение заповедей. Бог Моисея в первую очередь – Бог правды, справедливости и милосердия. Главное не жертва, а то, что стоит за ней. Однако вскоре оказалось, что легко одержать победы в боях, установить сильное государство, но гораздо труднее удержать в чистоте духовные идеалы. Иудеи вступили в Ханаан, где столкнулись с новой проблемой. Верования хананеев  немногим отличались от египетских. Каждая местность у них имела своего господина, Ваала, который требовал постоянных жертв. Без жертв земля не даст плодов, небо — дождя. Если не совершать многочисленных обрядов в честь бога Таммуза, не придет весна. Богиня любви Астарта тоже требовала жертв. Жертвы были чисто торговыми сделками людей с богами, нравственный элемент в них едва намечался.
И вот опять, как когда-то во время скитаний, евреи начинают перенимать более легкие верования соседей. И только верная заветам Моисея горстка людей неистово борется с этим. Оказывается, что нельзя достичь царства правды лишь воинскими победами, начинается новое осмысление добра и зла. И глагол Божий начинает жечь по новому. Встаёт целая плеяда пророков и один из них Михей.  Он жил в Иудеи во времена падения Самарии, пророчествовал при царях Езекии и Манассии, был современником Исайи. Его по праву называют «малым Исайей». Пророк Михей стоит у истоков необычного для своего времени стремления вернуть иудеев к их прежней этической системе ценностей: «О, человек! сказано тебе, что — добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих.6:8) Эти слова сегодня нам могут показаться банальными, приняты за церковные штампы, но в своё время они были смелыми и сильными. Пророк восклицает перед этим:«…можно ли угодить Господу тысячами овнов или несчетными потоками елея?» А как же иначе, мог бы воскликнуть любой иудей, не Бог ли требует этих жертв? На самом деле пророк не отрицает жертв вообще, а лишь указывает, при каких условиях жертва имеет цену в очах Бога.
    
     Однако, как ни сильны, ни вдохновенны слова Михея, они относятся в первую очередь не к нам, а к тем, древним людям. Мы христиане и часто привносим в до христианскую эпоху наши представления о чести и справедливости. Наши представления гораздо глубже и дерзновенней, зато ветхозаветная более проста, достаточно вспомнить, как по проклятью Елисея вышли две медведицы и уничтожили сорок два ребёнка, или восклицание псалмопевца о вавилонских младенцах, разбить их о камни для него верх справедливости. Также и в добродетели, для них было более важно действие, чем мотив. Иудаизм, это больше ортопраксия, чем ортодоксия, главное правильно поступать, при этом не столь важно, что ты думаешь. В своих высказываниях пророки не говорили ничего сверх закона, а лишь призывали вернуться к нему. А закон лишь образ для нас, тень будущих благ. Образ того, что внешнее должно исходить из внутреннего, а не быть лишь маской, личиной, формой. С нас спросится гораздо больше, здесь вполне применимы слова «Нагорной проповеди» - «…слышали, что сказано древним, а я говорю вам…». Что такое справедливость в понимании ветхого человека? По сути это то, когда ты выбил мне зуб, я должен выбить зуб тебе, но не больше, на этом месть должна прекратиться. У нас же месть не должна даже именоваться. Что значит дела милосердия? Заметьте дела… Я могу делать очень много хороших дел, ухаживать за больными, перечислять средства на благотворительность, нравственный я человек? Конечно, ни кто и возразить не сможет, но никто при этом не знает, для чего я это делаю. Может быть я хочу завоевать авторитет среди людей, прослыть святым и вроде бы доброе дело продиктовано не милосердным сердцем, а моим тщеславием.  Что значит смиреномудренно ходить? Можно иметь очень набожный вид, гнушаться всего нечистого, носить заплатанную одежду, но при этом каждая заплатка будет кричать, вы только посмотрите, какой я хороший. Оказывается, что нравственность, вполне успешно может существовать и без духовности, но духовность не может быть не нравственна. Нравственность определяет мои внешние отношения к миру. Духовность порой сокрыта от внешнего глаза в моём духе. Она не несёт свою святость, как транспарант, а скорее стремится быть не замеченной. Безусловно такой человек, и милосерден, и смиреномудрен, но не по тому, что того требует закон, а потому, что не может поступать иначе. Это суть его обновлённой Христом природы.
    
     Исходя из этого, мы подошли к пониманию, что должно составлять внутреннюю суть христианина. Это не значит, просто быть приличным человеком, придерживаясь пресловутых норм поведения. Это значит суметь, увидеть себя таким как есть, изнутри. Глядеть не на дело, а на то из чего, из каких побуждений оно исходит. Кто-то сказал: «Святость - не заискивающие улыбки, а сердце человека бьющиеся в созвучии с сердцем Иисуса Христа».