Окно в Париж

Владимир Бахмутов
               
  В отличие от  Остапа Бендера, я с детства мечтал посмотреть не Рио-де-Жанейро, а Париж. Откуда и когда появилась эта не нормальная по тем временам мечта, сейчас и вспомнить сложно, только верил я, что мечта эта сбудется, не торопил ее. Да и в советское время, обвешанному секретами и подписками о невыезде, оставалось только ждать выхода на пенсию. Сейчас как-то с секретами стало проще, а по части визы и пересечения границы - вообще ни каких проблем. Сложнее стало с деньгами. Но так уж случилось -    спонсор «с неба упал», видно, как говорится, дошли мои молитвы до Бога. Жена, правда, предложила свою долю взять деньгами и купить шубу, но спонсор возмутился. Пришлось ехать «в Тулу со своим самоваром». Оно, конечно, вдвоем-то сподручнее, только вот заведения типа «секс шопа» посетить не удалось.

  Сборы и оформление документов много времени не заняли. И вот, наконец, прощальный взгляд  строго таможенника, и мы - за границей. Над Европой облачно. Париж встретил мелким нехолодным дождиком. В Москве было минус пятнадцать – февраль месяц. Прокатившись на длинном горизонтальном эскалаторе и, показав неотесанные сибирские лица французскому таможенному служащему, мы в Париже.

  В условленном месте, с табличкой в руках, нас поджидала миловидная девушка, представитель фирмы. Уютный, юркий «ситроен» быстро вырулил от здания аэровокзала на широкую восьмиполосную автостраду, которая тут же, ничуть не сужаясь, нырнула в тоннель под взлетно-посадочной полосой. (У нас бы до такого не додумались – лучше дать кругаля в пару десятков километров.) После тоннеля замелькали деревья, дома, высокие бетонные заборы. Машин на трассе много, в основном легковые. Только по крайней правой полосе тянулись длинные грузовики-фуры и автобусы. Легковушки шли спокойно, не обгоняли друг друга, не подрезали – все с одной скоростью. Взглянув на спидометр нашего «ситроена», я удивился: стрелка уверенно держалась на отметке «130». Оказывается, быстрее во Франции ездить не разрешают. В последующие дни мы много ездили по автодорогам и автострадам – везде тот же размеренный ритм и исключительно ровный асфальт. Один недостаток у дорог красивого государства в центре Европы: через несколько десятков километров на них установлены турникеты - дороги у французов платные.

  До гостиницы добрались быстро. Миловидная девушка помогла оформить документы и провела нас в номер. Потом сообщила, что машина за нами зайдет завтра утром, пожелала приятного отдыха и, попрощавшись, ушла. Мы остались одни в чужом городе. После ночного перелета не мешало бы вздремнуть, но не терпелось начать знакомство с Парижем. Вначале решили повнимательней осмотреть номер. Сколько у него звезд нам не сказали, но было довольно просторно. Туалет, ванная, телефон, холодильник, огромная кровать, телевизор, пульт от которого лежал на столе. Мы быстро пробежались по всем двенадцати каналам, ничего  сногсшибательного, на одном канале показывали фильм про казаков на русском языке.
Не нашли мы только в своем номере свободной электрической розетки, а нам так хотелось выпить кофейку. По старой привычке командировочного, дальше десяти километров от дома без кипятильника я не езжу. Пришлось выключать телевизор, где, кстати, жена как раз поймала музыкальную игру «Угадай мелодию» – все как у нас (или у нас как у них?), только ведущий одет в обычный костюм с галстуком, да вместо рублей они считают очки. Прислушавшись к передаче,  я вдруг отчетливо осознал, что мы в другой стране: кроме «Марсельезы», ни одной французской мелодии я не смог бы отгадать, я их просто не знаю.

  Совместив завтрак с обедом, мы пожевали московские еще запасы, выпили кофе и решили, не откладывая, начать знакомство с городом моей мечты. Еще дома, рассматривая план Парижа, я был удивлен, что не такой уж это и большой город. Кольцевая дорога 33 километра (в Москве – 109), а из конца в конец Парижа не больше десяти километров. Весь секрет в том, что внутри кольцевой дороги расположен старый Париж и живет в нем не больше двух миллионов человек. Остальные восемь миллионов живут в пригородных зонах.

  Мы взяли план города, отыскали свою улицу, название которой прочитали на соседнем доме, приятно удивились, что наш отель оказался в районе Гранд Опера, а это почти в центре. Настала пора знакомства с городом. Спустившись в фойе, мы очутились перед легкими стеклянными дверями, которые при нашем появлении распахнулись автоматически. Мы в Париже. Волнительно как-то было, ведь все здесь новое, неизведанное, чужое…

  Первое, что поразило, так это скопление легковых автомобилей и очень узкие улочки. Машины стояли по обе стороны улицы и места оставалось только для проезда автомобиля в одну сторону. Как я потом выяснил, на всех маленьких улочках движение одностороннее. Поразила терпеливость французских водителей – если кому-то нужно было припарковать машину и он находил для этого место, а паркуются в Париже в основном задним ходом, то весь сплошной поток автомобилей на улице останавливался и ждал, когда закончится парковка. Представляю, как бы отреагировали на подобную ситуацию водители Горно-Алтайска!
Тротуары тоже узкие, а потому вверху между домами виднелась лишь  небольшая полоска неба. На первом этаже всех зданий по обе стороны улицы были плотно натолканы маленькие магазинчики, кафе, бары.

  Торговали всем: фруктами и обувью, одеждой и кактусами. В одном из магазинчиков я увидел несколько новых легковых автомашин – как их туда втащили – уму непостижимо. Кстати, прикинув по курсу цену, я понял, что эти машины не для меня, самая дешевая – сорок тысяч долларов. Вскоре удалось выбраться на улицу Лафайет, которая оказалась немножко шире – машины здесь двигались в двух направлениях. Нам захотелось перейти улицу, но сплошной поток машин вынуждал искать светофор – подземные переходы в Париже не в моде. Пройдя вперед, мы увидели «зебру» и остановились пытаясь выловить «окно» в потоке машин, как это делается у нас. Какого же было наше удивление, когда мы увидели, что быстро мчавшиеся автомобили, без всякого светофора, затормозили перед переходом и не сдвинулись с места, пока мы не перешли улицу. Это было не привычно, но приятно. Мы быстро свыклись с новыми для нас правилами и к концу поездки уже смело шагали под мчащиеся автомобили. Отвыкать от «дурной» привычки в родном Горно-Алтайске оказалось сложнее. К счастью обошлось без травм.

  По обе стороны улицы Лафайет стояли  пяти-шести этажные дома старинной постройки. Как потом выяснилось, они во всем старом Париже были примерно одинаковы – серые, с маленькими окнами, плотно подступающие друг к другу. Удивил большой, в восемь этажей, магазин, куда меня жена чуть было не затащила. С трудом уговорил ее оставить это мероприятие до лучших времен. Напротив большого магазина мы увидели восхитительное здание оперного театра – Гранд Опера. Поднялись по центральной лестнице. Хотелось заглянуть внутрь, но пока пришлось довольствоваться осмотром внешних украшений и чудных колонн, испещренных надписями на разных языках. Присмотревшись, мы нашли надпись и на русском языке. «Странный обычай, театр все же», - удивился я. Как тут не вспомнить Владимира Высоцкого:
                «Проникновение наше по планете
                Особенно заметно вдалеке –
                В общественном парижском туалете
                Есть надписи на русском языке…»
            
  До конца дня времени оставалось еще много и мы решили отправиться к Эйфелевой башне, символу Парижа и Франции, благо видно её было как на ладони со всех улочек и проулков города. До площади Пляс де ля Конкорд добрались быстро, пересекли Елисейские поля и вышли на набережную Сены. По пути заглядывали в магазинчики и сразу убеждались, что с содержимым наших карманов, кроме французских сувениров, сделанных в Китае, купить нам ничего не удастся. 
            
   Страх перед незнакомым городом прошел быстро, да и с планом мы чувствовали себя уверенно. Впрочем, вероятно, помогло и то, что долбежка французского языка в институте не оказалась совсем напрасной: кое-что вспоминая, кое-что отыскивая в разговорнике, нам удавалось объясняться с французами. Парижане привычны к туристам, многие продавцы в магазинах и официанты разговаривают на нескольких языках. Первым делом они пытались выяснить у нас, англичане мы, немцы, или итальянцы. Когда мы говорили, что русские, они сконфуженно улыбались, и нам приходилось пытаться говорить с ними на французском.
            
  Утренний дождь давно перестал, выглянуло солнце, но было немного прохладно, и от того, наверное, улицы Парижа были немноголюдны. По весеннему многоводную Сену перешли по самому красивому мосту, построенному в честь приезда русского царя Александра П. Было удивительно, что зажатая каменными набережными река работала - вверх и вниз медленно двигались груженые баржи, пассажирские катера и лодки.
            
  Устав от ходьбы, мы решили посидеть за одним из столиков, выставленных прямо на тротуаре. По простоте душевной, мы подумали, что в Париже так заботятся о прохожих. Но поняли ошибку, когда у нашего столика мгновенно появился официант и положил перед нами меню – пришлось заказать кофе. После длительной ходьбы мы с удовольствием отдыхали. Мимо шли французы, они не торопились, но и не вальяжничали. Одеты просто, без наших российских вывертов и наворотов. Много негров, но поведением и одеждой они ничем не отличались от белых.
            
  Счет официант принес, как и принято, на тарелочке. Взглянув на бумажку, я удивился:
  - В меню кофе стоит десять франков, а вы пишете – пятнадцать?
  После долгого подбора слов нам удалось понять, что десять франков кофе стоит у стойки бара, а дальше идет плата за «шаги». Пришлось рассчитываться, и чаевые не забыть набросить – не позорить же русских.
            
  Ближе к вечеру добрались мы к подножью Эйфелевой башни и были поражены ее размерами - это на фотографиях и в кино она выглядит игрушечной, а на самом деле это огромное сооружение. Народу – как пчел в улье. Разноязычная речь, киоски, торгующие сувенирами и съестным, толчея, суматоха. Только с северной стороны башни сооружен небольшой уголок природы: прозрачное озерко, утки плавают, травка зеленеет, деревца невысокие, водопадик среди камней – словно это не под знаменитой башней, а в каком-нибудь местечке Горного Алтая.
            
  Грандиозная башня для посетителей предлагает три смотровых уровня. На первый мы поднялись по одной из четырех опор в огромном лифте. Пассажиров было как в нашем городском автобусе в час «пик». Пробившись сквозь толпу к ограждению, мы увидели Париж с высоты пятидесяти семи метров. Красиво! Работяга Сена, перекрытая зуботычинами мостов, разделяла город пополам. Долго задерживаться на первом уровне мы не стали и, поднялись на второй, где расположен роскошный ресторан, останавливаться в котором, по понятным причинам, мы то же не захотели и вошли в лифт поднимавшийся на третий уровень, на высоту двести девяносто шесть метров. Вначале поднимались спокойно, но когда замелькали конструкции башни, а далеко внизу осталась земля с людишками-муровьями, как-то стало волнительно. Впрочем, волнение пропало, когда лифт вытолкнул нас на твердь третьего павильона полностью застекленного от ветра и от того, вероятно, чтобы «особо желающие» не смогли выброситься вниз.
            
  Ах, какая открылась панорама с высоты почти три сотни метров! Глаза поочередно впивались то в Собор Парижской Богоматери, то в купол Дома Инвалидов, то в Дворец Шайо… Вокруг Триумфальной Арки расположенной на пересечении тринадцати улиц и проспектов (сверху это видно очень хорошо), суматошно кружились автомобили. Весь Париж – пяти-шестиэтажные здания, тесно прижатые одно к другому, со сложной конфигурацией улиц и проездов. Все сохранено, как было несколько веков назад. Только на северо-западе, на самой окраине города, резко вздыбился новый квартал небоскребов и выглядел он как-то нелепо на фоне столь чудно сохраненной старины.
            
  Стоя на заоблачной высоте, я долго не мог понять, чего не хватает Парижу, а, вспомнив родной Горно-Алтайск, сразу понял – не хватает дымовых труб. Их над городом просто нет. Основную долю в энергетике Франции занимает электричество, вырабатываемое в основном атомными и гидроэлектростанциями. Причем большинство ГЭС расположено на малых реках, в горной части страны.
            
  Долго бродили мы по площадке третьего уровня, стараясь запомнить как можно больше парижских достопримечательностей, с которыми нам еще предстояло познакомиться. К сожалению, день был на исходе и настала пора возвращаться в гостиницу. Спустившись до второго уровня и не переставая обмениваться впечатлениями, мы услышали приветствие на русском языке. После непонятного многоязычного говора, это было неожиданно.
   - Русские! Заходите к нам, - пригласил нас после приветствия высокий чернявый мужчина.
            
  Но жена, ухватив меня за руку, стремительно повлекла к лифту. Еще в Москве нас предупреждали, что многие парижские итальянцы свободно разговаривают на русском языке и под всякими предлогами пытаются обмануть нашего брата. Стремительно спускаясь на лифте, мне стало как-то неудобно перед приветливым мужчиной. Ведь в карман к нам он еще не залез, да и не имел, вероятно, таких намерений вообще. А что подумает про нас, русских?
            
  В гостиницу возвращались на метро, которое, конечно с московским не сравнить. Эскалаторов в парижском  метро нет, спускаться к поездам пришлось по замусоренной лестнице. Купили десять билетов – это значительно дешевле, чем покупать десять билетов по одному, и вышли на платформу. Поразила скромная отделка станций, мрамора и гранита не было и в помине и только большие рекламные щиты как-то скрашивали серый фон. Поезд подошел минут через пять, но большого скопления пассажиров не было, о том, что двери закрываются, никто не предупреждал, и вообще никаких объявлений машинист не делал. Оставалось надеяться только на схему, да на свою внимательность.
            
  С заданием фирмы удалось управиться за пару дней, а потом нам предложили присоединиться к экскурсионной группе из России и познакомиться с Францией. Мы охотно согласились.
            
  Прокатили нас на теплоходе по Сене, показали в Лувре Венеру и Джоконду, организовали посещение Собора Парижской Богоматери со службой и органом, в частных погребках Бургундии угостили вином, сводили в несколько музеев. Но основное, чем  хотели удивить нас французы, так это своими замками и дворцами, королями и императорами. Версаль и Шайо, Фонтенбло и Пале-Бурбон, красивейшие замки на берегах Луары.  Карлы и Людовики, и, конечно, Наполеон 1, который ради наследника бросил красавицу Жозефину. Много сделал Наполеон для страны, французы им гордятся, а мне не ко времени вспомнилось, что в 1812-м он спалил Москву…
            
  Побывали мы и на русском кладбище Сен-Женевьев –де-Буа. Три волны эмиграции из России нашли свой последний приют на этом клочке земли в тридцати километрах от Парижа. Захоронено на кладбище более десяти тысяч наших сограждан. Одним из последних похоронен танцовщик Нуриев.
            
  Нам напомнили, что Франция – страна преуспевающая: занимает ведущие позиции в мировой экономике; из двадцати пяти миллионов активного населения – три миллиона безработных; стоимость жилья в Париже превышает половину среднемесячной зарплаты; с полей во Франции собирают по три урожая.
            
  В последний день нашей экскурсии гид сообщила, что очень много профессий у них низкооплачиваемые: шоферы, официанты, кассиры и т.д. Сказала, что водитель нашего автобуса не обидится, если мы дадим ему по десять франков. Про свою зарплату она не сказала. Мы постеснялись собирать деньги для нее (водителю собрали), а симпатичной нашей девушке гиду, самостоятельно выучившей русский язык, мы подарили большой букет тюльпанов за двести франков.
            
  Уезжать было грустно. Хотелось еще побродить по улочкам Парижа. Сколько осталось мест, где мы не побывали!.. В аэропорту, правда, когда внезапно началась стрельба и все входы и выходы быстро блокировали солдаты, желание еще побыть во Франции пропало, захотелось поскорей добраться до родного Шереметьева. Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. Все службы вновь стали работать в обычном режиме. Нам, со своим начальным знанием языка, так и не удалось выяснить, что произошло – рядовой это случай  или ЧП. Так или иначе, но подвернись еще раз возможность, с удовольствием поеду во Францию, досмотрю то, что не досмотрел.
                1997 год