В прокрустовом ложе. Главы 41-50

Анатолий Гончарук
Безобидный розыгрыш
Вот и пришел долгожданный увал. Сегодня в увольнение мы идем со Столбом, и идем на танцы. Узнав об этом, КорС радостно сказал, довольно потирая руки:
– Давай, иди, иди! Хоть раз почувствуешь, как это, когда рядом с тобой более красивый и интересный пацан!
От этих слов я смутился. Мгновенно уловив заминку с моей стороны, Королев восторженно добавил:
– Симона, с Саней тебе не тягаться!
Королев выплеснул злость, которая так долго копилась в нем, но он абсолютно прав, Столб у нас редкий красавчик. Он, как выходит в увольнение, не может спокойно дойти до конца училищного забора, в какую бы сторону он не направлялся, так как его девушки сами начинают кадрить. Помнится, он мне сам по этому поводу сетовал, что от девичьего внимания хоть в увольнения не ходи. Думать об этом мне почему-то невыносимо.
– Ты за Иванова не переживай, – насмешливо бросил Лео, – он уже не маленький, не пропадет!
Впервые я посмотрел на Столба не как на приятеля или там курсанта, а как на мужчину. Что ж, КорС прав, сравнение явно не в мою пользу. Столб на пару сантиметров выше меня, он тоже плечистый, но в поясе, тазу и бедрах стройнее меня. Он черноволос, а у меня волосы каштановые (хотя это дело вкуса), но у него волосы прямые, а у меня кудрявые. И если волосы средней длины, то это вообще непонятно что. У него голос более мужской, что ли, на гитаре он играет лучше и песенный репертуар у него богаче. Единственное мое преимущество – у меня с чувством юмора все-таки лучше. Даже любопытно, как это у нас все получится?
Перед увольнением я посмотрел на себя в зеркало. Опять-таки, по сравнению со Столбом у меня нос длинноватый, щеки полнее, ресницы не такие длинные и густые. Чем дольше я смотрел на себя в зеркало, тем меньше я себе нравился. Но тем интереснее должно быть соревнование с моим более красивым приятелем.
Не буду врать, что все девушки были мои, но конкуренцию Столбу я составил вполне достойную.
– Ну, какие новости? – встрепенулся при нашем появлении и насмешливым тоном встретил нас Королев. 
– Неважнецкий из тебя психолог, Королев, – совершенно серьезно сказал Столб. – С Ивановым трудно тягаться, он пользуется большим успехом по сравнению со мной.
– Врешь, – ничуть не смутился Королев. – Это так же невозможно, как лысого подстричь.
– Костя-то тут при чем? – шутит Веня. – Не смей трогать внука героя! 
– Даже если я нравлюсь девушкам больше, чем Толик, тебе-то что от этого?  Все равно, если сравнивать вас, то ты ему явно проигрываешь.
Столб повернулся к КорСу спиной. Тот порывался что-то сказать, но Генка Чернов с непоколебимой уверенностью в голосе его тут, же оборвал.
– Слышишь, Королев, не строй из себя крутого, а то заметят!
Королев быстро и совершенно справедливо решил, что если он проигнорирует предупреждение, то для него все окончится плачевно, и унялся.
Я заметил, что с увала Мишка принес под шинелью рулон дешевеньких обоев.
– Прогиб перед ротным? – неуверенно спросил я, так как трудно представить, что Миша может прогибаться. Да и к чему это ему?
– Нет, – загадочно улыбнулся Миша. – Это будет розыгрыш! Потерпи до ночи и все сам увидишь. Только это секрет, лады?
Я пообещал. После отбоя, дождавшись, когда все уснули, да и наряд по роте угомонился, Мишка поднял меня.
– Пойдем со мной, – шепотом сказал он, – поможешь мне.   
В соседней 32-й роте дневального на тумбочке, как обычно в это время, не было. Воспользовавшись этим, мы быстро отрезали и приклеили две полосы обоев на дверной косяк входной двери. Надо сказать, что дверь из ротного расположения открывается наружу – на лестничную площадку. Остатки обоев положили в бытовке. После этого вернулись в свой кубрик и стали смотреть в окно.
Вскоре на плацу показался дежурный по училищу полковник Пендерецкий. Он не хуже нас знает, какой бардак царит в 32-й роте, поэтому начал свой обход батальона именно с этой роты. В противном случае из других рот перезвонили бы по внутреннему телефону и предупредили наряд.
Мой земляк из 34-й роты, который писарь, клялся, что видел это собственными глазами. Он как раз возвращался с «шары» от комбата, и вошел в подъезд вслед за Пендерецким. Обгонять его не стал, да тот и не позволил бы, чтобы курсант не предупредил наряд о посещении дежурного по училищу. Так что земляк шел следом за дежурным. Поскольку 34-я рота находится над 32-й и нашей 33-й ротами, то мой земеля стал невольным свидетелем того, как полковник Пендерецкий открыл дверь с лестничной площадки в расположение 32-й роты. Освещение уже горело дежурное, то есть очень тусклое. Полковник раскрыл дверь и увидел прямо перед собой белую стену! Он чуть было не въехал лицом в эту «стену», но за какие-нибудь 3-4 сантиметра все-таки успел затормозить. После этого Пендерецкий впал в ступор.
Земляк не посмел обойти полковника и замер на месте, затаив дыхание. Через какое-то время полковник пришел в себя и осторожно попробовал «стену», оказавшуюся бумагой. Сначала полковник приказал земляку оставаться на месте и сторожить, чтобы все осталось как есть. Но уже через секунду он передумал, отменил свой приказ и отправил моего земляка в дежурку с приказом вызвать всех офицеров роты и комбата. При этом он сказал: «Чтобы я не звонил, не ругался». После выполнения этого приказа он разрешил земляку идти в свою роту.
Первым прибыл ротный 32-й роты, а следом за ним комбат. Вместе они разорвали обои и вошли в роту. Дневального на тумбочке по-прежнему не было. К его несчастью, он спал. Спал и дежурный по роте. Крик был такой, что половина роты вскочила, решив со сна, что это тревога или пожар. Я уж было пожалел о том, что мы сделали, но Мишка успокоил меня.
– Не дрейфь, это всего лишь безобидный розыгрыш! Кроме нас никто ничего не знает, а 32-ю роту давно надо было проучить.
До самого подъема в соседней роте звучали крики офицеров.
– Вы подумайте, подумайте, – визгливым голосом советовал полковник Пендерецкий ротному, – с какой стороны лучше подбежать и хватать за службу! Вопросы по этому вопросу есть?
– Да уж, – насмешливо шепчет Мишка, – таким мне Пендерецкого видеть еще не приходилось!
– Всем, всем воздастся по заслугам, – разоряется комбат. – Ваша дерзость ошеломляет! Всякого от вас ожидал, но такого?
Дежурный и дневальный клялись, что ничего не видели. Наш наряд по роте тоже клялся, что ничего не видел.
– Что за бред рябой кобылы? – возмущается комбат. – Ну ладно, дежурный по роте, но дневальный по 33-й роте не может не видеть того, что происходит в конце взлетки! Если, разумеется, он находится на своем месте, то есть у тумбочки дневального!
Нашего дневального в это время действительно на месте не было – он выходил на пару минут к забору у облвоенкомата, так как к нему приходила его девушка. И Мишка это точно знал и учел при разработке своего коварного плана.
– Совсем рехнулись, – негромко возмущается КорС, – спать не дают.
Закончилось все неожиданно. Весь день офицеры соседней роты гоняли свою роту строевой и по Уставам. Вечером, когда их ротный находился в канцелярии роты, курсанты 32-й роты забили дверь канцелярии досками крест-накрест. (Типа «Райком закрыт, все ушли на фронт»). Ротный вместо того, чтобы позвонить в любую роту батальона, не придумал ничего лучше, как позвонить дежурному по училищу. Выводы были сделаны очень быстро. Виновных искать не стали, а командира роты отправили служить в азиатскую часть Советского Союза.
– Не неделя, а сплошные происшествия, – заметил Вася на утреннем осмотре.
– Ничего, – успокаивал Мишка то ли меня, то ли себя самого, – там ему будет хорошо. Там членом военного совета округа наш бывший начальник училища генерал Крымов, а он всем нашим симферопольцам помогает и с карьерой, и с жильем. Ты чего так на меня смотришь?
– А что, если все это из-за нас с тобой? Думать об этом невыносимо.
– Ты так даже и думать не смей! Это не из-за нашего розыгрыша. На него у командования давно зуб имелся. А это просто была последняя капля, переполнившая чашу терпения. Понял? Вторую такую бардачную роту еще поискать, сам знаешь.
Прав Миша или нет, не знаю, но ротный в 32-й роте теперь новый – двухметровый богатырь, до этого служивший в этой, же роте взводным. На него командование возлагает большие надежды по перевоспитанию личного состава 32-й роты.
– А я вот что все время думаю, – сказал как-то задушевно Королев мне и Мише, – кто это в 32-й роте мог такое учудить? И никак не могу догадаться.
– Они еще и не такое могут, – нарочито равнодушно отмахнулся Миша.
– Ну да, ну да. Вполне возможно, – внешне подозрительно легко и быстро согласился с Мишкиными доводами КорС. Однако непонятно, что КорС думает на самом деле. Во всяком случае, если он и сделал правильные выводы, он их держит при себе.

Снова сессия
Началась волнующая пора подготовки к экзаменам. Первым в этой сессии в нашем взводе стоит экзамен по военной психологии. Мы сидели на самоподготовке и готовились к экзамену. Замкомвзвода Сергей Уваров, сидящий за столом преподавателя лицом к взводу, для разминки в шутливой форме проводит своеобразный блиц-опрос.
– Так, лодыри, бездельники и праздношатающиеся третьего взвода, напряглись: первый вопрос: основное произведение Михаила Илларионовича Кутузова?
– «Наставление господам пехотным офицерам в день сражения», – отвечаю я.
– И здесь он первый, – не удержался, чтобы не подколоть меня КорС.
Больше всего его раздражает, если я где-то, в чем-то опережаю его. Королев почему-то свято верит в собственную исключительность. Впрочем, Королев редко говорит о ком-нибудь хорошо. У меня вон, говорят, тоже задиристый характер, но я сам первым никого никогда не трогаю, даже маму Жору. Во всяком случае, мне так кажется.
– Что впервые на Руси использовал Дмитрий Донской?
– Дмитрий Донской впервые вынес на поле боя знамя, и использовал фактор внезапности, – ответил Лео, тщательно подбирая нужные слова, чтобы ответ был как можно более лаконичным.
– Хорошо. Когда  в России были введены воинские Уставы?
– В 1714 году Петром I был введен Воинский Устав, а  в 1721 году – Морской, – поднял руку Журавлев.
– Ошибаешься! Первые Уставы в русской армии были введены в период с 1607 по 1621 годы, – громко сказал Лео и тут же сам с сомнением заметил, – или нет?
– И это тоже неправильно, – отозвался Королев, приглаживая волосы,  – в 1649 году – «Учение и хитрость ратного построения  пехотных людей», а во второй половине XVII века морской Устав – «Письма корабельного строя».
Рома, отчаянно жестикулируя, настаивает на правильности своего варианта ответа, однако отстоять свою точку зрения ему не удалось. Лео и КорС спорят так, что голоса у них дрожат от волнения.
– Итак, имеем целых три варианта, – удивился замкомвзвода, положив конец спору, – все в кучу, все винегрет. А что нам скажет по этому поводу Иванов?
– Ясно, – тряхнул я головой, и непослушная челка, зачесанная набок, упала, закрыв глаза. Я поправил ее, пытаясь вернуть ее обратно.               
– Неужели? – снисходительно улыбнулся «замок». – Мне жаль, Толик, но я этого мнения не разделяю.
– Ясно, что нужно на консультации этот вопрос все-таки уточнить у преподавателя. Записывай, Сергей.
– Так, – констатирует «замок», – пошла сплошная неграмотность. Записал. Следующий вопрос – главные книги Суворова?
– «Наука побеждать», – первым отозвался Веня, – и «Полковые учреждения».
Уваров удовлетворенно кивнул и снова глянул в листок с напечатанными на нем предполагаемыми вопросами предстоящего экзамена.
– Что говорится в июльском (1986 года) Пленуме ЦК КПСС об ускорении?
– Много чего в нем говорится, – проворчал Лео, вызвав смех.
– Точно, – смеется Лис, – но главное – нужно ускоряться!
– А все-таки, и конкретнее? – нервно барабанит пальцами по столешнице «замок». И чего это он так нервничает? Или он куда-то торопится? Как же это я сразу не обратил внимания, у него и глаза красные от недосыпания или от усталости. И где это его, интересно, по ночам носит?
– Ну, например, что ускорение невозможно без перестройки человека, его мышления. Будущее нашей страны неразрывно связано с…
– Предмет военной психологии? – бесцеремонно перебил «замок» отвечающего на заданный вопрос Леонтьева.
– Психика человека, находящегося на военной службе, а также психология воинских коллективов, – ответил Лео.
– 1918 год, что...,  – начал замкомвзвода, но тут уже я его перебил.
– «Памятка отделенному, взводному и ротному командиру». 
– Правильно. 1923 год?
–  «Очерки военной психологии» Изместьева, – принял «эстафету» КорС.
– Да. 1929 год?
– «Очерки военной психологии» Хаханьяна и «Военная психология и вопросы военно-политического воспитания в РККА» Таланника, – лениво ответил Королев.
– Нет, так дело не пойдет, – говорит «замок». – Симона, КорС и Лео, вы больше не отвечайте, с вами и так все ясно.
Мы не возражаем против этого и уткнулись в свои конспекты, теряя интерес к тому, что происходит во взводе. Я задумался о Новелле, дав волю своему воображению.
– Неплохо устроились, – не скрывая зависти, ворчит Зона. – Ну, ничего, я где-то читал, что успех – это плохой учитель. Так что справедливость рано или поздно восторжествует!
Ни Лео, ни КорС, ни я никак не отреагировали на его слова.
– 1936 год? – бесстрастно спрашивает Уваров.
Потребовалось немало времени на то, чтобы он дождался ответа. Мне даже показалось, что дело застыло на мертвой точке.
– Постановление ЦК ВКП (б) о педагогических извращениях в системе Наркомпроса», – ответил, наконец, Журавлев.
– В  каком году созданы высшие военно-политические училища?
– В 1967, – радостно воскликнуло полвзвода, – после Постановления  ЦК КПСС от 21 января 1967 года «О мерах по улучшению партийно-политической работы в СА и ВМФ».
– Что говорил Владимир Ильич Ленин о стихии войны? А в ответ тишина. Ну?
И снова вопрос замкомвзвода повис в напряженной тишине. Я бы даже сказал, что в аудитории воцарилась жуткая тишина, прямо как на лекциях полковника Тетки. Курсанты сидят в глубокой задумчивости. Некоторые из них переглянулись в растерянности. У «замка» на лбу собрались морщины. Раньше я не замечал, что у него такие глубокие морщины. 
– Я по собственному опыту знаю, что если предмет не знаешь, то за несколько дней его уже и не выучишь, – начал, было, «замок», но я его перебил.
– «Стихия войны есть опасность…», – подсказал я.
– Симона, тебе же сказали, молчи, – говорит «замок». Он выглядит озадаченным.
– Функции речи?.. Что такое мышление?.. Абстракция?.. Ну? Ощущения?.. Внимание?.. Воля?.. Ну? Что Энгельс говорил о свободе воли? КорС!
– Свободу воли человек приобретает, отражая в виде знания закономерности окружающего его мира. Свобода воли. …
– Иванов! – перебивает Королева «замок».
– … личности заключается не в том, чтобы делать «что захочу» или покоряться судьбе – «свобода воли…»
– Лео! – не дает «замок» договорить до конца и мне.
Леонтьеву долго раздумывать над этим вопросом тоже не пришлось.
– «… означает не что иное, как способность принимать решение со знанием дела». «Анти-Дюринг», том 20, страница 116!
– Подвожу грустные итоги, – поморщился и невесело сказал замкомвзвода, очень тщательно подбирая слова, – результаты просто таки ошеломляют. Наш опрос никому и не нужен, так как Иванов, Леонтьев и Королев и без него все знают, а остальные  ничего не знают. И почему это меня уже не удивляет? Учите матчасть, пацаны, сон-тренаж на сегодня отменяется, – и он первым уткнулся в учебник А.В. Барабанщикова «Основы военной психологии и педагогики».
Я стал перечитывать книгу «Посол Урус-шайтана» Владимира Малика.
– Иванов, – шепнул Еременко, с озабоченным выражением лица, – ты что, совсем не переживаешь из-за экзамена?
– Совсем, – отшучиваюсь я, хотя Володя, похоже, не понимает, что я так шучу.
– Взвод! Смирно, – рявкнул замкомвзвода. В аудиторию в кои-то веки зашел ротный в сопровождении капитана Туманова.
– Так, так, – осматривается ротный. – Вольно, садись. Ну что, товарищи курсанты, прыгнем выше головы? Здесь ведь отрывки ваших школьных знаний уже не помогут. Здесь знать нужно. Так, курсант Марковский, – с безошибочной точностью остановил он свой взгляд на Бао. – А я-то думал, что здесь сейчас происходит пик усиленной подготовки к экзаменам, а вы книгу художественную читаете? Курсант Марковский, возможно, это ускользнуло от вашего внимания, но сессия началась. Вы здорово льстите себе, если считаете, что сможете сдать экзамен по психологии без подготовки. Знаете, я еще мог бы понять, если бы читали Иванов или Королев, но вы? Вы? Три наряда вне очереди!
– Есть три наряда вне очереди,  – грустно ответил, вскочив, оторопевший Алеша. Он сел и украдкой вздохнул. Хорошо знакомый со вспыльчивым характером ротного, Бао не осмелился что-нибудь возразить. «Замок» только печально покачал головой и не очень любезно показал Леше из-за спин офицеров кулак. 
– Немедленное вознаграждение, – порадовался КорС. – И это правильно!
– А кстати, Иванов, что ты там читаешь? – повернулся в мою сторону командир роты. – Только честно? А то ведь все равно подойду и как проверю! Ты же меня знаешь!
– «Посол Урус-шайтана», – честно ответил я. И ротный подошел ко мне.
– Где взял? – завистливо спросил ротный, с восхищением разглядывая книгу.
– Женщина одна из дому прислала. Она в библиотеке работает, ну и может кое-что для себя приобрести.
– И для тебя. Это хорошо. Одна книга или все четыре? – деловито интересуется ротный. Да, хватка у него бульдожья.
– Все четыре, товарищ майор, – порадовал я его.
– Дай почитать, – отрывисто бросил ротный. – Я столько слышал об этих книгах, но читать пока не приходилось.
– Это же настоящий грабеж среди белого дня, – шутит Миша.
– Берите, – грустно вздохнул я, – третий и четвертый тома в роте.
Ротный взял в руки книгу и стал ее листать.
– Какие отличные иллюстрации, – порадовался он. – Ты не волнуйся, пока ты сессию сдашь, я их прочту и верну. А ты заберешь их домой и в отпуске прочтешь.
Зона, несмотря на присутствие командира роты, во весь голос расхохотался. 
– Чего это он? – удивился ротный и с изумлением оглянулся, чтобы посмотреть на Петьку. – Ему что, палец показали?
– Ему кажется, невероятно смешным читать книгу в отпуске, – объяснил я.
Моя догадка оказалась верна. Зона даже не успел раскрыть рот от изумления, что его так правильно и быстро поняли.
– А-а. Зона он и есть Зона, – безнадежно покачал головой ротный, а Зона сразу притих. – Курсант Зона, и что это у вас за привычка высказывать свое мнение, когда вас об этом не просили? Ладно, товарищи курсанты, готовьтесь. Да смотрите мне тут! И готовьтесь к экзамену, а то только теряете золотое время не известно на что, а время тем временем не ждет! 
– Работаем в обычном режиме, но с большей ответственностью, – туманно добавил напоследок Туманов от себя.
После их ухода самоподготовка продолжилась. «Замок» не давал отдыхать ни себе, ни другим. Один Бао был зол и не имел никакого желания готовиться к экзамену.
– Терпение дружище, – смеется «замок», – а то вместо отпуска будешь сидеть в училище и учить военную психологию! К экзаменам нужно относиться как к вынужденному злу. Хочешь, не хочешь, а сдавать надо!
– Водки хочу, – вырвалось у Миши. – А что? Водка это прекрасный способ расслабиться, снять стресс и отвлечься от повседневной военной службы!
– Как, – шутит «замок», – ты хочешь выпить без повода?
– Была бы водка. А повод выпить, можно найти всегда: день рыбака, день казака, день чудака…
После ужина, проявив фантазию и старание, Миша разжился на бутылку вожделенной водки. Приговорил он ее в кампании Лиса и Шефа из четвертого взвода уже после отбоя.

Елочка
В увольнение я шел вместе со Столбом и Отарием. Последний с восторгом рассказывает о том, что его старшая сестра танцует в «Сухишвили». Мы со Столбом с восторгом внимаем его темпераментному рассказу.
– Сам балет был создан еще в 1945 году, а уже вначале 1950-х Илико Сухишвили, один из создателей коллектива, выиграл танцевальные соревнования в Лондоне. Золотую медаль ему вручила королева Елизавета, и Илико поцеловал ей руку. Об этом тогда говорил весь Советский Союз, да! Во время встречи со Сталиным, тот напомнил ему об этом поцелуе, а потом, когда Сухишвили покраснел, Сталин сказал: «Ты правильно сделал. Почему на Западе должны думать, что мы нецивилизованные?» А в 1949 году Сталину на подпись принесли документ о присуждении семье Сухишвили Сталинской премии второй степени. Объяснили, что для первой степени не хватило двух голосов. «Тогда за них проголосуем, я и Ворошилов», – сказал Сталин! … А в прошлом 1986 году ансамбль был на гастролях в Индии, и во время выступления под артистами рухнула сцена, да! Так несколько десятков зрителей держали ее на плечах до самого конца концерта, да! 
Отарий так эмоционально рассказывает, что и мы со Столбом переполнились гордостью за наш грузинский коллектив. Однако у парка Победы наши пути разошлись.
– Привет, дружище, – вырос передо мной, перегородив дорогу, Игорь Молодов с елочкой в руках. – Откровенно рад тебя видеть!
Мы обнялись, обрадовавшись встрече.
– Толик, у тебя какие планы на увал? – поинтересовался Батя. – Может, поможешь мне елочку нарядить? С меня «поляна!»
Поскольку денег у меня не густо, то перспектива поужинать у приятеля мне понравилась. К тому же нужно признать, что Игорь очень интересный собеседник, а его квартира –  настоящая пещера Али-Бабы, где много чудес, и я с удовольствием согласился.
– Вот и славно, – широко улыбнулся мой приятель. – Поехали.
– Ты езжай, а я сначала на главпочтамт, позвоню домой, а потом уже приеду к тебе.
– Чего-чего? – удивился Батя. – А от меня что, нельзя позвонить? Ах, да! Ты же меня можешь разорить! Копеек на двадцать, а то и на все тридцать! Ужас какой! Поехали, говорю!
Игорь всегда приглашает к себе искренне, не требуя ничего взамен. На площади Мира мы вышли из троллейбуса, и пошли к Игорю. Родителей его дома не было. В квартире все на своих местах, в том смысле, что ни следов ремонта, ни новой мебели не наблюдается. Сняв верхнюю одежду и помыв руки, мы принялись наряжать елку.
– О чем задумался, служивый? – шутит Батя.
– Вспомнил сказку «Елочка» Андерсена. То, как там наряжали рождественское деревце.
– Хочешь, я тебе кое-что расскажу на эту тему? – подмигнул мне Батя. – В языческие времена в день зимнего солнцеворота германцы цепляли на ветки елей жертвоприношения для своих богов. После принятия христианства наряжание елки приурочили к Рождеству. На елки вешали печенье, конфеты, орехи, яблоки, цветы. Со временем  их заменили муляжами из папье-маше, картона и ваты. В 1848 году в немецком городе Лауш, кстати, где это?
– В Тюрингии, – ответил я, мысленно представив карту Германии.
– Правильно, – удовлетворенно хмыкнул Батя. – Неплохо вас там учат географии. Так вот, в городе Лауш выпустили первые елочные украшения из цветного стекла. Внутри их покрывали тонким слоем свинца. Через 20 лет с помощью мощных газовых горелок стеклодувы начали изготавливать тонкостенные шары, а вместо вредного свинца стали использовать нитрат серебра. В Российской империи рождественская елка стала приживаться с начала ХХ века, но в СССР до середины 30-х годов она была запрещена как «поповский пережиток прошлого». Хотя в городах ее все равно продолжали ставить.
Батя как-то странно посмотрел на меня, но продолжил рассказывать про новогоднюю елку.
– 28 декабря 1935 года в газете «Правда» была опубликована статья кандидата в члены Политбюро Павла Постышева «Организуем к Новому году детям красивую елку!» Из рождественской, в нашей стране елочка стала новогодней. Вифлеемскую звезду на верхушке елки заменили на красную пятиконечную звезду, как на кремлевских башнях. Большинство людей до войны новогодние украшения для елки делали сами. Варили клейстер из крахмала, мочили в нем вату, и словно из пластилина, лепили из него зайчиков, грибочки и так далее. Раскрашивали все акварельными красками.
– В общем, кто во что горазд.
– Точно! Из цветной бумаги клеили фонарики, цепочки, хлопушки. Но цепочки отменили, как символ угнетения пролетариата. Московский институт игрушки разработал новые елочные украшения: танки, самолеты, дирижабли с надписью «СССР», фигурки пограничников и парашютистов. В 1937 году была выпущена серия игрушек с портретами Сталина и членов Политбюро.
Батя спрыгнул со стула, подошел к стенке и вытащил из антресоли картонную коробку. Когда он раскрыл ее, я ахнул. Внутри находились те самые игрушки с портретом Сталина, о которых он только что рассказывал. Все игрушки утопают в вате, так что хорошенько рассмотреть их не просто.
– Руками не трогать! – предупредил Батя. – Разобьешь – не рассчитаешься потом.
– Понял, не буду. А это что за игрушки?
В коробке лежали гномы, Белоснежка и колокольчики, выдержанные в одной цветовой гамме. Кажется, это называется в пастельных тонах.
– Это моим родителям еще до моего рождения родственники из ГДР прислали.
– У тебя есть родственники в ГДР? – удивился я. – Как же тебя приняли в военное училище?
– Так ведь ГДР это не ФРГ, – рассмеялся Батя. – Эти игрушки очень тонкие и легко бьются. Мама говорит, что раньше их было больше, но много игрушек разбилось. Так что мы их храним так, для коллекции.
– Скажи, Бать, – смеюсь я, – а есть что-нибудь такое, чего ты не коллекционируешь?
– Мало что! Давай закончим наряжать и перейдем сразу к ужину? Лично я уже проголодался.
Поскольку я совершенно не против, а точнее, даже за, Батя вернул коробку с редкими игрушками на антресоль. После этого он поставил на газ кастрюлю с водой для пельменей, а сам снова взобрался на стул. Я снова стал подавать ему игрушки, а он продолжил свой рассказ.
– В 1940 году в нашей стране наладили выпуск искусственных елок из куриных перьев! Забавно, не правда ли? Изготовлением же елочных украшений в основном занимались артели инвалидов. Насытить потребности рынка они не могли, так что до войны люди украшали елки в основном самодельными украшениями. Да! Мандарины тогда продавали не на килограммы, а поштучно. Каждый мандарин был обернут в папиросную бумажку. Ее стягивали ниткой и вешали на елку в качестве украшения.
Я припомнил, что и моя мама тоже так всегда делала. Да и сейчас к Новому году присылает мне в посылке мандарины.
– Вешали орешки, завернутые в фольгу, маленькие красные яблочки. Делали игрушки из яичной скорлупы. Из ваты борода и шапка – вот тебе и Дед Мороз, а колпак, длинный нос и воротник – клоун. Из картона вырезали солдатиков, звезды, пушки. Разумеется, украшали елки «снежком» из ваты, корзинками из спичек. Гирлянды делали из новогодних открыток. Стеклянные шары появились уже в 50-е годы. В те годы самые большие в СССР заводы елочных украшений действовали у нас на Украине: в городе Константиновке Донецкой области и поселке Клавдиево под Киевом. Эти игрушки ты должен помнить.
– Советские спутники земли, ракеты, космонавты, хрущевская «царица полей» – кукуруза, шишки, сосульки, самовары, домики, – мечтательно проговорил я. – Конечно помню. У моих родителей они и сейчас есть.
– После фильма Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь» с Людмилой Гурченко в главной роли появились игрушки-часы, на которых стрелки замерли на «без пяти двенадцать». Сначала игрушки раскрашивали вручную, но с середины 70-х годов запустили вакуумные машины для внешнего покрытия елочных украшений. Их качество сразу снизилось. У нас нет ни одной такой игрушки, так что сравнить не с чем, – заметил Батя, увидев, что я стал более внимательно рассматривать игрушки. – Ну, вот и все!
Батя набросил еще несколько пучков дождика, и елка была готова. Даже просто смотреть на такую красивую елку – большая радость, подумал я про себя. За окном небо оккупировали тяжелые свинцовые тучи, сорвался сильный, пронизывающий ветер, и я лишний раз порадовался тому, что я сейчас не на улице, а в теплой квартире у приятеля.
– Можно еще раз вымыть руки и к столу! – торжественно объявил мой приятель.
Пока я мыл руки, Батя сварил пельмени, нарезал хлеба, открыл банку шпрот, поставил тарелку со сливочным маслом.
– Дружище, – обратился ко мне Батя, – как ты смотришь на то, чтобы не тратить время на приготовление традиционного оливье, а съесть его, так сказать, ленивого брата?
– А это как? – удивился я.
– Ну, не будем все ингредиенты крошить, а съедим так, а в желудке они все равно смешаются!
И он поставил на стол вареную колбасу, вареные яйца, зеленый горошек и майонез.
– Пойдет, – одобрил я, и присел за стол.
Игорь достал из бара бутылку «Черного доктора» и два бокала, но я тут, же стал отказываться.
– Да-да, – понимающе кивнул Батя. – Борьба с пьянством, из училища выгнать могут. Опять же – спортивный режим и тренер не одобряет? А я выпью! Для тебя тогда есть «Пепси» и «Золотистый». Наливай! Проведем старый год, он был не таким уж и плохим!
После того, как мы выпили – Батя замечательного крымского вина, а я «Пепси» –  мы приступили к ужину. Когда немного насытились, мой приятель поднял голову и сказал:
– Расскажи хоть в двух словах, как там поживает училище и наш взвод? Чем живут будущие сантехники человеческих душ?
– Почему сантехники? – растерялся я.
– Вас ведь готовят к тому, что вы будете «инженерами человеческих душ», но это только красивые слова. На самом деле вам придется иметь дело.… В общем, быть вам сантехниками человеческих душ. Ты не горячись, а на досуге сам пораскинь мозгами на эту тему и убедишься, что я прав. А сейчас давай, пожалуйста, поговорим про наших ребят.
И потек неторопливый задушевный разговор. По всему видно, что разрыв с училищем дался Игорю не просто.
– Что, Бать, не отболело еще?
– Ты бы мог и не спрашивать об этом. Знаешь, на «гражданке» много плюсов, но нет чего-то такого важного, что есть в военном училище. Я и предположить не мог, что это будет так. Как ты сказал? Очень правильно сказал, что это будет больно. Эх! Наливай, что ли!

Философ
К экзамену по истмату и диамату я готовился серьезно. И предмет серьезный – тут на общей эрудиции не вылезешь, и преподаватель тоже крайне серьезный – заведующий кафедрой философии Симферопольского госуниверситета! То есть человек гражданский, и наши чисто военные плюсы, как-то подход-отход, сержантские лычки для него ничего не значат. Ну, ровным счетом ничего. И нас он не знает, так что личных симпатий у него нет. Поскольку конспект у меня прямо скажем не полный – мне так уютно и спокойно читалось на лекциях по философии – я позаимствовал конспект у своего земляка, писаря тридцать четвертой роты.
– У меня одной лекции нет, – сразу предупредил он, – закона единства и борьбы противоположностей. Хотя по теории вероятностей шансов, что этот вопрос попадет тебе, немного.
– Спасибо, утешил! Ладно, я по учебнику повторю. Пока!
По учебнику я повторить эту тему так и не успел и когда вытянул свой экзаменационный билет, то даже не удивился, увидев там вопрос о законе единства и борьбы противоположностей. Правда, стоял он не в чистом виде, а так: « Особенности закона единства и борьбы противоположностей при социализме».
Есть закон подлости, что и говорить. В школе я дважды имел неудовольствие в этом убедиться, и теперь вот тоже. Хотя с другой стороны это справедливо – что не выучил, то тебе и попало. Впрочем, сейчас об этом думать уже не приходится, надо готовиться к ответу. У меня есть ровно полчаса  на подготовку и ни минутой больше. Подготовку я решил начать с задачи, она одна оценивается, чуть ли не в три балла. Я написал номер своей задачи и таки решил ее! Теперь можно взяться и за теорию. … Вот и мой черед! Я начал своими словами, но преподаватель остановил меня и сказал:
– Вы мне основное скажите, в чем особенности этого закона при социализме и все!
Я молчал, делая вид, будто собираюсь с мыслями, когда преподаватель неожиданно подсказал мне:
– Потрясений при социализме нет, социальных конфликтов.
– И действительно, – с удвоенной энергией подхватил я, хотя внутренне я все еще пребываю в замешательстве, – где вы видели социальные потрясения, конфликты при социализме? Их нет! Потому что устранены антагонистические противоречия между классами…
– Достаточно! – кивнул преподаватель и продолжил. – Молодец, Иванов! Вот видно, что вы готовились к экзамену.
– Так точно! Ночей не досыпал! Все готовился, готовился! – почувствовал я кураж и уверенность от того, что своим ответом попал, что называется, в самую точку.
– Я не сомневаюсь, что вы способны работать на износ, – без тени улыбки говорит преподаватель, – но здесь вы чуть-чуть не доработали.
– Да, – честно вздохнул я и виновато потупил взгляд.
– Задачу вы решили правильно, – всегда серьезный и сдержанный преподаватель даже позволил себе улыбнуться. – Если честно, Иванов, то ваши философские воззрения только с очень большой натяжкой можно отнести к вполне марксистским.
Я замер, пытаясь уловить, откуда, и главное, куда ветер дует.
– Но это неплохо. Ведь единомышленники есть только, простите, на кладбище. А вообще, оригинальное видение мне даже импонирует. Я оцениваю ваши знания … на «отлично». Правда, с минусом, но минус в зачетную книжку не ставят!
Я вздохнул с облегчением. Если честно, то по философии я на пять и не рассчитывал.
– Давайте вашу зачетку, товарищ сержант.
Преподаватель поставил мне «отлично», и я вышел. Сидящие в аудитории КорС, Лео, Лис и Володька с завистью проводили меня взглядами.
– Ну, что? – бросились ко мне в коридоре все. – Какой билет? Какая оценка?
– Какая задача? Решил? – сквозь зевок поинтересовался Бао.
– Билет № 17. Пять. Задача 345. Решил.
– Слушайте, – через пять минут с удивлением заметил «замок», и пристально посмотрел на меня, – но 345 задача это к билету № 34!
– Не может быть! И действительно. Как же это так получилось? – замер я от неожиданности. Что и говорить, крайне неприятная ситуация. И я недоуменно спросил: – А какая задача в 17 билете? Вот дела! Я б ее не решил!
– Ну, Иванов! Ну, хитрец, решил себе задачу, какую сам хотел! – доброжелательно рассмеялся Миша. – Я не перестаю тобой восхищаться! Это же нужно еще до такого додуматься!
– Нет, правда, это удача, а я просто ошибся, – ужасно смутился и начал оправдываться я, чувствуя невольную вину, хотя и сам не понимаю, каким образом я умудрился перепутать задачи. Это настолько непостижимо, что я так и не понял, как это так вышло.
– Конечно. Как тебе выгодно было, так ты и ошибся, – даже слушать меня не захотел «замок». – И не изображай здесь виноватой улыбки, все равно тебе никто не верит.
– Отстань от него, – смеется Миша, – победителей не судят.
Я пытаюсь привести в порядок свои мысли, мне неприятно, что моему слову не поверили. Когда и чем это я себя так зарекомендовал, что в моей правдивости стали сомневаться? Пожалуй, не стоит больше оправдываться. Не хотят мне верить, и не надо.
Хорошо хоть, что билет с этой задачей не попался никому другому, и мне не пришлось оправдываться перед преподавателем.
Зона, получивший на экзамене двойку, и перспективу пересдачи ее за счет отпуска, шумно возмущается.
– Что за несправедливость? Сами преподаватели знают только один предмет, а от нас требуют знаний по всем предметам!
– Это точно, – охотно соглашается с ним Бао, который тоже получил двойку. – Я вот тоже считаю, что преподаватель не мне, а себе двойку ставит, потому что не может меня научить.
После этой тирады Бао тихо выругался. Я недолго мучился угрызениями совести, так как не ту задачу выбрал по ошибке, а не специально.
Сегодня мы с Лео в увольнение не идем, а посему мы сидим и на снятой  тумбочке второго яруса играем в шашки. Ротный остановился, и какое-то время наблюдает за тем, как мы играем, а потом говорит:
– Иванов, не спеши. Это тебе не пианино, тут думать надо!
Мы с Лео смеемся, а ротный уходит. После его ухода Лео о чем-то сосредоточенно думает и проигрывает мне три партии подряд.
– Эй, ты где? – спрашиваю я его.
– Слушай, а ты умеешь играть на пианино?
– Нет, к сожалению. Меня родители отдавали в музыкальную школу на клавишные инструменты, но …
– Я помню – ты только одно занятие  посетил, – помолчав, Лео смотрит мне в глаза и признается: – А я умею!
– Да ты что? – изумился я. Это же надо, два с половиной года молчать об этом! – А чего молчал? Ну-ка пойдем в клуб, сбацаешь чего-нибудь.
Лео с радостью согласился. Мы убираем шашки, ставим тумбочку на место и идем в клуб. В клубе никого нет, и мы поднимаемся на сцену. Пианино сиротливо стоит в углу сцены, а половина сцены заполнена ударником, синтезатором, колонками, усилителями, электрогитарами.
– Лео, а можешь для начала «Лунную сонату» Бетховена?
– Могу, но сейчас я не хочу. Концерт по заявкам радиослушателей будет позже, а сейчас я сыграю «Одинокого странника».
– Это из кинофильма «Доживем до понедельника»? Валяй. Играй, музыкант!
– В фильме эта мелодия действительно звучит, но говорить, что это музыка из кинофильма в корне неправильно. Понял ты, деревня?
К моему восторгу, Лео играл целый час, он был неподражаем и совершенно очаровал меня своей игрой. С моей точки зрения, Валерка обладает огромными способностями к музыке. Даже странно, что его избранницей стала армия. В глубине души я завидую ему, как это принято говорить, белой завистью.
Потом мы пошли на ужин. Причем, если бы нас не нашел Дима, то мы бы опоздали и на построение, и на сам ужин, потому что даже не заметили, как летит время.
– Слушай, – спросил я Лео, когда мы вышли из столовой, – а чего ты никому не скажешь, что ты играешь?
– А какой в этом смысл? Я сержант, а сержанты у нас на «шару» не припадают, ты ведь знаешь.
– Да, ротный у нас всегда против этого.
– Слушай, Толик, а ты до армии играл в какой-то группе? Ведь так?
– В общем, да. Мы с друзьями сколотили свою группу, даже свои песни писали и пели. Только вот мы их, в основном, в гараже пели, а на школьных вечерах играли только дозволенные, и, разумеется, не из нашего репертуара.
– А на какой гитаре ты играл? – Лео не может скрыть разбиравшее его любопытство.
– Я? Да я играл на ударнике, – рассмеялся я, довольный произведенным эффектом.
– Так странно это слышать. Не может быть, – удивился Лео.
– Это еще почему? – пришла очередь удивляться мне.
– Твой образ у меня настолько сросся с гитарой, что я, и представить себе не могу тебя на ударнике! Слушай, а ты палочки умеешь крутить между пальцами?
– Конечно. А на ударнике я, кстати, играл, потому, что на гитаре играли все лучше меня.
– Ух, ты, клево. Научишь? – Лео с надеждой смотрит на меня.
– Само собой! Все во власти человека, если есть желание научиться – научишься.  Ну ладно, пойдем в клуб, теперь я для тебя сыграю на ударнике, да научу тебя палочки крутить!
– Как? За один раз?
– Ага, это же ППР!
– Это, в каком смысле? – еще больше удивился Валера и даже остановился от неожиданности.
– Проще пареной репы!
Лео ужасно обрадовался этому.
– А чего ты никому не скажешь, что ты не только на гитаре можешь?
– Потому же, почему и ты о своем умении играть на пианино молчишь.

Старый Новый год
                «Это Старый Новый год
  Бередит честной народ –
                Мало ему поводов,
                Всяких встреч и проводов».
И. Знаменская
Двое грузин – один из четвертого взвода нашей роты, (который Ркацители), а другой из тридцать второй роты решили сделать себе пластические операции, а именно – облагородить свои носы. Эта, без преувеличения, сенсационная новость лихорадит весь наш курсантский коллектив. Грузин из нашей роты подвергся резкой критике.
– Отарий, неужели ты избавишь себя от своего гордого профиля? – посмотрел на него Столб как на безнадежно больного.
– Да, я уже твердо решил, да, – твердо говорит Отарий. – Поверь, я полностью отдаю себе отчет, да. 
– И много срубишь? – стал допытываться Столб.
– Чего много? – непонимающе смотрит Отарий на Саню.
– Клюва своего, сколько решил срубить? – терпеливо объясняет Столб.
– А, три четверти. Только это нос называется, не клюв, – разгневался Отарий. – Почему так говоришь, э?
– Это когда ты три четверти срубишь, тогда это носом станет называться, а пока это орлиный клюв, – шутит Столб, и торжествующая улыбка озаряет его лицо.
Шутки в адрес его носа, воспринимаются Отарием крайне болезненно.
– Что, так обилие твоего носа тебе надоело? Дурак ты, дурак, – тщетно пытался воспрепятствовать Шеф решению приятеля.
– Ничего, дураки не мамонты, не вымрут, – насмехается Ежевский.
– Зачем вы так? – шутит наш Саркис. – Ркацители совсем не дурак, просто для счастья ему совсем немного надо!
Потешаются над Отарием все кому не лень. Даже ленивые и те зубоскалят по этому поводу. Будучи по характеру прагматиком, Миша задает вопрос по существу.
– Биджо, а сколько это удовольствие стоит?
– Всего 500 рублей.
Коллективное обсуждение проходит в довольно шумной обстановке. Я предвидел возможные, как всегда не лишенные цветистого ехидства, замечания КорСа. Однако он оказался практически равнодушным к этой теме. Возможно, он просто не воспринимал заявления Отария всерьез.
– Интересно, откуда у тебя всего 500 рублей? – с легким осуждением в голосе интересуется Вася. Надо же, и он принимает активное участие в обсуждении!
– Папа даст, – неохотно отвечает Ркацители. Ему даже невдомек, почему Вася задает такой глупый вопрос, если ответ так очевиден? Впрочем, очевидно это только самому Отарию.
– Он об этом уже знает? – уточнил я
– Нет, но я не сомневаюсь, что он об этом не будет возражать, – как мне показалось, немного смутился наш грузин. Или не показалось?
– А где оперировать будут? – выпытывает все подробности Веня.
– Ясное дело, – удивился Отарий такому вопросу, – в Тбилиси, конечно.
– На клюв ты не обижайся. Подобное сравнение должно даже льстить гордому сыну гор! Кстати, а национальность ты тоже сменишь? – смеется Столб.
– На кого? – удивился Кварацхелия. – Зачем?
– Без такого великолепного носа ты уже будешь вылитый грек, – смеется КорС.
– Нет, национальность менять совсем не обязательно, – несогласно покачал головой Отарий. – Это уже было бы абсурдом. Кстати, а вам никогда не случалось ходить на хрен? Так вот идите, – объект осмеяния перешел к активной обороне. Впрочем, в силу отсутствия у него подобного опыта, прозвучало это абсолютно не убедительно. С раскрасневшимся от обиды лицом он выглядит не грозно, а смешно. – Хотя, возможно это относится не ко всем!
– Вот молодец, – насмехается Лео. – Как говорится, ни одного дня без культуры! Сразу чувствуются присущие тебе тонкий лиризм и глубокая человечность!
Валерке хотелось еще что-то сказать, но тут, как гром с ясного неба, появился взводный и сразу принялся наводить порядок.
– Товарищи курсанты, интересно получается, вы только то и делаете, что бьете баклуши! Курсант Кварацхелия, мне, конечно, известно, что вы никогда не боитесь говорить, что думаете, и все-таки, куда это вы только что послали своего товарища?
Однако курсант Кварацхелия, решил деликатно промолчать. Он, не отвечая командиру взвода ни слова, отвернулся и ушел. Взводный, впрочем, не обиделся и тоже куда-то исчез. Душа желает праздника, поэтому мы с ребятами из нашего взвода решили отметить Старый Новый год.
– Миша, – спрашивает Веня у Кальницкого, – а ты где будешь встречать Старый Новый год?
– Не помню. Пьяный буду! – отшутился Миша.
Когда  импровизированный праздничный «стол» уже был накрыт, Веня попросил, чтобы ему первому предоставили слово.
– Кто бы сомневался! – хмыкнул Миша. – Ну, это надолго.
Однако на этот раз Веня всех нас приятно удивил. Мало того, что он был краток, так он еще просто рассказал на память стихотворение Григория Середы, которое всем без исключения понравилось.
– Для марксиста не секрет – неизменных истин нет.
Все на свете есть и то, и не то: никто есть кто,
Дождь есть снег, и снег есть дождь,
Дочь есть мать, и мать есть дочь.
Кот есть кошка, кошка кот, Старый год есть новый год.
Непогода есть погода, несвобода есть свобода,
Ход парадный – черный ход, Новый год есть старый год.
Да и сами мы – не мы: говорливы и немы,
Змеевидны и прямы ярко-серые умы.
Молодые пожилые, пожилые молодые,
Мысли сложные простые, души полные пустые.
Каждый честно правду врет и глядит назад-вперед,
И стремит вперед-назад задомордый мордозад.
В нашем мире света-тьмы где-то есть такие.
Я сказал, что мы – не мы, значит, мы другие.
Хорошо, что среди нас, маленьких, великих,
Нет таких, как мы сейчас, честных и двуликих.
Так от нас я к вам пришел, что-то потерял – нашел,
Мой убыток – мой доход. Здравствуй, Старый Новый год!
– Прошу всех к столу! После таких замечательных стихов просто грех не выпить! Чаю! Тем более что кроме чая все равно ничего другого нет.
В разгар пиршества Папа Карло, в смысле Стариков из моего отделения, принес фотографию, на которой запечатлены две незнакомые нам марки автомобилей. Мы с интересом стали их рассматривать.
– Что-то я не пойму, – говорит Королев, – на фотке определенно улица Мате Залки, а что за машины, не знаю. Это что, иномарки, да?
– А вот и не угадал! – ликует Папа Карло. – Это наши новые малолитражки! Обе модели этого года. Вот эта, что короче, это «Ока», а вторая – «Таврия!» Я их увидел на улице и сфотографировал, благо, фотоаппарат был под рукой.
И мы сразу вспомнили, что слышали об этих машинах, а теперь имеем возможность и увидеть их, пусть даже и на фотографии.
– Знаете, какие народные названия уже есть у автомобиля «Ока?» – спрашивает Миша. – Не знаете? Запоминайте: «окурок», «бешеная табуретка», «сумка на колесах».
Мы весело хохочем. 
– Празднуете праздник? – шутит капитан Туманов. – А кто разрешил, и почему меня не приглашаете к своему столу? Шучу я, шучу! Приятного аппетита!
– Товарищ капитан, – шучу и я, – а почему вы не пытаетесь пресечь это «безобразие?»
– Неужели я на самом деле произвожу впечатление дурака? – подмигнул мне, улыбаясь, Туманов. – Иванов, я вас, наверное, разочарую, но я вовсе не такой, как вы обо мне думаете! К тому же я понимаю, что мафия непобедима!
– Ну, наливайте что ли еще по одной, – смеется Миша. – За Новый год! Чтобы год наш новый, не был бы хреновый!

В прокрустовом ложе
– Да вы хоть какого-то Бога побойтесь!
Это мама Жора вопиет ко мне. Так в этом году он из себя еще не выходил. То есть я хотел сказать, что так я его еще не выводил. А начиналось все так безобидно – я сидел и честно изучал «Капитал» Карла Маркса, когда нелегкая принесла маму Жору.
– Иванов! Что это вы там читаете? – сухо произнес и сразу направился взводный ко мне, не замечая других. Бдительного маму Жору видите ли заботит, кто из подчиненных что читает.
– Библию, товарищ капитан, библию…
Договорить до конца я не успел, так как к моему великому удивлению мама Жора стал зло орать. Я с удивлением смотрю в его искаженное до неузнаваемости лицо.
– Я как чувствовал! У меня хороший нюх на жареное! Иванов, и чего ты все время испытываешь мое терпение? – дрожа от волнения, спрашивает мама Жора.
Гнев так и раздирает все существо взводного, вытесняя остатки здравомыслия.
– Вы меня не дослушали, товарищ капитан, – миролюбиво объясняю я, – я читаю библию революционеров!
– Что это еще за библия такая? – ожидая очередного подвоха, все-таки переспросил взводный.
– Так, «Капитал» Карла Маркса. Вы что, не знали, что эту книгу еще так называют?
Взводный долго думает, видимо он не знает, что сказать. Уж не знаю, что он там чувствует, но выглядит он беспомощным. Потом осторожно говорит:
– Есть такая профессия – революционер. Так вы, Иванов, последний романтик революции?
– Никак нет, товарищ капитан. Последним романтиком революции называют Че Гевару.
Взводный сильно хмурится, ему нечего возразить. Да и что тут можно сказать? Часть курсантов исчезла, чтобы не попасть на глаза сердитому взводному. Миша хмыкнул и негромко заметил:
– Маме Жоре даже посочувствовать можно! Говорят, что из-за Толика ему уже давно снятся плохие сны!
– И не говори, – соглашается Лис. – А вот Иванову это в кайф!
– Иванов, и что вы там интересного вычитали? – нашелся мама Жора.
– «Коммунизм есть необходимая форма и энергетический принцип ближайшего будущего. Но коммунизм как таковой не есть цель человеческого развития, не есть форма человеческого общества». Карл Маркс, однако, – процитировал я на память.
– Разрешите мне, – вклинился в нашу милую беседу КорС. – А последний романтик революции, это я сейчас не про Иванова, конечно, а про Че, так вот он говорил так. – Королев наморщил лоб и процитировал: – «После революции работу делают не революционеры. Ее делают технократы и бюрократы. А они – контрреволюционеры».
– В гроб вы меня вгоните, товарищи проходимцы, – безо всякого намека на улыбку говорит взводный.
– А почему проходимцы? – растерялся КорС.
– А потому, что революции задумывают мечтатели, осуществляют дельцы, а ее плодами пользуются проходимцы. К сожалению, это правило не знает исключений.
– Извините, товарищ капитан, но тогда и вы тоже проходимец!
Тут на помощь взводному подоспел Хлопец, наш замполит роты.
– А вы знаете, хлопцы, что в свое время Энгельс посоветовал одному молодому русскому марксисту, чтобы русские поменьше цитировали Маркса, а мыслили так, как это сделал бы Маркс на их месте, и только это дает слову «марксист» право на существование. Так что отставить чтение классиков марксизма-ленинизма.
– Ух, ты, – восхитился я. – Ущипните меня, это что, замполит роты только что сказал? Или мне показалось?
– Сержант Иванов, – лукаво улыбается Хлопец, – а вот вы знаете, кто такой коммунист? Это тот, кто читает Маркса и Ленина. А кто такой антикоммунист? Это тот, кто понимает Маркса и Ленина!
– Ух, ты, – снова вырвалось у меня. – Товарищ старший лейтенант, это вы сами так сформулировали?
– Нет. Это слова нынешнего президента США Рональда Рейгана, – заметно поскучнел наш замполит.
Какое-то время все обдумывают услышанное. Вася подумал, и в нерешительности захлопнул томик сочинений Ленина.
– Курсант Россошенко, отставить, – не остается это незамеченным мной. – Вас лично сказанное выше не касается. Так что продолжайте конспектировать работу Ленина.
– Между прочим, повторяешься, Иванов, – заметил взводный, хотя я и не понял, что он имеет в виду.
– А я не боюсь повторять самого себя.
– Разгильдяй в сержантских лычках! То есть в погонах, – вознегодовал мама Жора. – Как тебя только земля носит? Ну, все! Кончилось мое терпение! С завтрашнего дня ты у меня будешь жить, как в прокрустовом ложе! Так и заруби себе на своем длинном носу! Я давно это тебе обещал, думал, ты поумнеешь, а теперь я тебя вообще морально уничтожу!
Ешкин кот! Когда это, интересно, у меня нос стал вдруг длинным?
– Иванов, вы умный, что ли? – продолжает возмущаться мама Жора. – Тогда лучше займитесь обузданием своего собственного ума!
– Есть, товарищ капитан! Прямо сейчас и займусь обузданием своего ума! – отвечаю я. А еще мне любопытно, каково это, жить в прокрустовом ложе?
– Уже не знаю, где на него и управу искать, – доносятся с лестничной клетки стенания мамы Жоры.
А я стал ждать завтрашнего дня. Врать не стану, спалось мне в эту ночь плохо. Но к моему удивлению взводный утром пришел и обо мне вообще не вспоминает. Странно даже. Нет, даже не странно, а вообще, удивительное дело. И чтобы это все могло значить?

Тройка
Вот и экзамен по тактике, военно-инженерному делу и связи. У меня заранее были нехорошие предчувствия по поводу этого экзамена, но действительность превзошла мои самые худшие опасения. Оказалось, много блатных со связями на этой кафедре, кроме того трое наших курсантов делали на кафедре тактики ремонт. Я ни в рембригаду, ни в блатные не вхожу.
Кроме заявленных преподавателей вдруг на экзамен явился наш дважды полковник Мартишко, и влепил три тройки подряд. Четвертым к нему отвечать по билету подошел я.
– Товарищ сержант, – не глядя в билет, говорит Мартишко, – доложите организационную структуру мотострелкового полка.
Я начал докладывать, как я это себе представляю, но всей структуры я не знаю, и знать не могу.
– Плохо, товарищ сержант, – констатирует полковник Мартишко, – очень плохо. Вы даже не подозреваете о существовании некоторых подразделений и служб полка!
– Что неудивительно, учитывая, что нас готовили на батальон, – твердо сказал я. – О полке ни в учебной программе, ни в экзаменационном билете нет ничего.
– Здесь вопросы задаю я, а не вы! Вы учитесь в высшем военном училище и должны самостоятельно изучать предметы шире программы. Знания программы недостаточно! Три балла! Идите.
Я несказанно удивился его словам и спросил:
– Надо разобраться. Ведь я еще не ответил на второй и третий вопросы билета!
– Идите, товарищ сержант, а то, вообще, двойку схлопочете. Идите. Вам три балла!
После того, как он поставил мне тройку, Мартишко ушел и больше не возвращался.
– Он же специально приходил, чтобы срезать несколько человек, – сказал КорС, – а то из-за блатных и шаровиков у нас во взводе очень высокий средний балл за экзамен выходил.
– Как ни смешна на первый взгляд  эта мысль, – задумчиво говорит «замок», – но, скорее всего, так оно и есть.
Мне было неприятно – как ни крути, а это первая и единственная тройка в моей жизни.
– Ну, я этого так не оставлю,  – упрямо заявил я.
– Даже и не пытайся, – покачал головой «замок», – ничего ты никому не докажешь. Это заведомо бесполезная затея.
– И все-таки я попытаюсь, – на душе у меня была холодная пустота от обиды из-за такой явной несправедливости.
Не один я, все курсанты роты были несказанно удивлены тем, что я получил тройку, да к тому же по предмету, который мне нравится (весть о моей первой тройке быстро разнеслась по роте). Дима с Лео наперебой пытаются меня развеселить.
– Симона, ты знаешь, что мосты через реки строятся, как правило, поперек течения?
– Толик, а знаешь, что такое стратегия? Это пожелание того, как должен действовать вероятный противник!
– Где сержант Иванов? – донесся голос дежурного по роте.
– Вон, – донесся злорадный голос КорСа, – плачет на подоконнике, опершись на свои искусанные локти! Он даже погиб!
– Сержант Иванов, к командиру роты!
Ротный просто хотел узнать, как отличник учебы умудрился получить тройку. Помочь, к сожалению, он ничем не может.
– Одно могу посоветовать, – с заметной горечью сказал ротный, ему ведь тоже плохо, что на одного отличника в роте стало меньше, – постарайся держаться так, будто ничего особенного не произошло. И не наломай дров, – предупредил командир роты.
– Каких еще дров? – вздохнул я, отвлекшись от невеселых мыслей.
– Был у меня толковый сержант  вроде тебя, так он из-за незаслуженной тройки сначала погрузился в глубокое отчаяние, а потом вовсе отчислился из училища.
– Ну, нет, – сжал я кулаки, – от меня такого не дождутся!
– Вот и молодец, – хлопнул меня ротный по плечу. – И еще ты все-таки не забывай простую истину: кто умеет владеть собой, тот может руководить людьми. А еще ты сержант, не забывай об этом. Теперь можешь идти.
Когда я вошел в роту, Королев,  улыбаясь, нарочито громко сказал, привлекая внимание окружающих:
– Не умирай, Симона!   
Я счел эти слова явным издевательством над собой. Похоже, я из-за своей тройки превратился в посмешище в глазах Королева. Моя тройка это настоящий подарок судьбы для него. Профессорский сынок ничуть не заботится о том, что выглядит он непрезентабельно. Или он действительно хочет спровоцировать меня на грубость?
– Пошел ты, КорС. У тебя что, инстинкта самосохранения нет? И не забывай обращаться ко мне на «Вы» и шепотом. Так-то оно для тебя лучше будет.
– Ну, Иванов, – смеется Миша, – без хохмы никак не может обойтись!
– Миша, ну какая же это хохма? – придуривается Яд. – Просто Иванов своей жестокостью и грубой физической силой повергает нас в ужас.
– Так вы не насмехайтесь над ним, – советует Миша, – тогда и трепетать от ужаса не придется. Подумаешь, тройка. Нашли над, чем и над кем насмехаться. И кстати, Яд, если Толик решит навешать вам по шеям, я тоже буду участвовать. Так что прежде чем разинуть свой поганый рот, семь раз подумай, чтобы потом не пришлось сорок девять раз об этом жалеть, понял?
– Миша, ты слишком долго с ним разговариваешь, – донесся насмешливый голос Столба. – Существует закон отплаты – вечный, установленный природой порядок. Так что, Яд, час расплаты не за горами!
Однако Яд не унимается. Он решил открыто посмеяться надо мной.
– Товарищ Иванов, а вы в курсе, что все удивляются, в обморок падают? «Неотложку» уже два раза вызывали! – веселится он.
– Сейчас точно нужно будет вызывать «Скорую», – осуждающе покачал головой Веня.
И я всю накопившуюся злость выплеснул на Яда. Я бил его с каким-то исступлением, прижав его к колонне, чтобы он не упал раньше времени на пол. И никто, ни один человек из роты, ни словом, ни делом даже не попытался нас разнять. Когда Яд без сознания рухнул на пол, Саркис негромко сказал:
– Жуткая жуть. Но справедливо. А послушался бы доброго совета Миши, ничего бы этого не было.
Яд, пусть и не по своей воле, успокоился. А вот Столб не успокоился и подошел к Королеву.
– Слышишь ты, умник, – насмешливо сказал он и сильно ткнул того в плечо кулаком, – ты ведь не дурак, правда? Почему же ты не понимаешь, что язык это самое опасное оружие? Древние утверждали, что рана от меча заживает легче, чем от слова. Если Толик по причине природной доброты терпит, то я, ведь могу и не стерпеть. Догадайся, что это означает конкретно для тебя.
– В натуре, КорС, – подошел к ним Миша, – у Толика есть друзья. Я, например. Хочешь иметь дело со мной?
  Понятное дело, Королеву не хочется, и он, наконец, успокоился. Мне взять себя в руки удалось не сразу, но удалось, наплевав на мнение Королева и прочих недоброжелателей.
– КорС, понятное дело, ты соревнуешься в учебе с Симоной, но праздновать победу тебе еще слишком рано.   
– Третий взвод! На консультацию марш-марш! – появился в казарме ротный. – Курсант Лекарствов, что это вы разлеглись?
– Товарищ майор, – вместо нокаутированного Яда отвечает его «комод» Юра Аркалюк, – а у него 9-й разряд по лежанию на диване. Лодырь он, одним словом!
Я готов спорить, что ротный прекрасно осведомлен в причинах того, почему Яд лежит на койке в неурочное время.
– Курсант Лекарствов, – металлическим голосом говорит ротный, – три наряда вне очереди! Рота, выходи строиться на консультацию!
Впереди у нас экзамен по предмету «История и теория русской, советской и современной литературы», а проще говоря, по литературе. Легендарная ГалиФе проводит консультацию с нашим взводом.
– Ну что, великие умники, нашей учености нет границ? Вам будет весьма полезно знать, что не повезло вам, товарищи курсанты, – с обычной прямотой начала она.
– В чем? – встрепенулся и громко спросил «замок».
– С кем? – негромко комментирует Королев.
– Экзамен наш у вас последний в сессии, а это значит, что многие из вас в отпуск так и не поедут, – притворно вздыхает она.
– Это почему? – «замку» то ли  на самом деле удалось изобразить неподдельное изумление или он, правда, удивлен.
– Сдать экзамен на положительную оценку с первого раза это ведь дело, прямо скажем, для многих из вас безнадежное. На «пять» не знаю даже я сама, я знаю на «четыре». На «три» знают очень добросовестные курсанты, вот как сержант Иванов.
Все прыснули в кулаки. Надо полагать, мои товарищи не такого высокого мнения о моих познаниях литературы, как думает обо мне ГалиФе.
– Только, насколько я понимаю, Иванова, вряд ли «три» устроит. Ну, а все остальные, несомненно, должны будут пересдавать мой предмет много раз. И каждый раз через три дня, а весь ваш отпуск – четырнадцать дней, я ничего не путаю?  Так что вам будет очень не просто.
– Ничего, – тяжело вздохнул Зона, понимая, что ему как никому другому грозит не одна переэкзаменовка.
– Это я вам всем объясняю с той целью, чтобы вы поняли, что «шары» не будет, и отнеслись к подготовке к экзамену чрезвычайно добросовестно. Вижу, не все одинаково воспринимают мои слова…
В аудитории воцарилась тишина, и все недовольные возгласы сразу стихли.
– И не переставайте задавать себе вопрос: «А хочу ли я в отпуск?» Впрочем, скоро это вы и сами поймете. Итак, у кого есть ко мне какие вопросы по предмету?
После окончания консультации ГалиФе ушла.

Смага
До отпуска остается всего ничего, и мы, что называется, считаем оставшиеся до него дни. Сегодня у нас необычная лекция – нам рассказывают о самогоноварении и борьбе с ним. Наш замполит батальона, который проводит эту лекцию, почему-то «привязал» ее конкретно только к Украине. Наверное, потому, что мы учимся и живем в Крыму, а это Украинская ССР.
– Первые сведения про самогон в Украине – «винотворение», датируется 1273 годом. В 1766 году на Украине простым казакам запретили заниматься изготовлением водки, это стало привилегией старшин и высшего духовенства. С 1819 года на изготовление и продажу водки была введена государственная монополия. Водку нужно было покупать в шинках и корчмах, а вся прибыль от ее продажи шла на нужды церкви и школы. А сельской общине разрешалось гнать самогон только на храмовые праздники.
– Так вот когда наш народ научился втихаря гнать самогон, – смеется Лео.
Тут в дверях возник и замер в нерешительности наш Вася, который опоздал из-за того, что отпрашивался на училищный переговорный пункт.
– Что вы, товарищ курсант, стоите как вкопанный? – удивился замполит. – Закрывайте уже дверь, вы же не к любовнице пришли! Во время революции и гражданской войны спиртзаводы не работали, и народ вернулся к активному самогоноварению. Плохо очищенную самогонку называли «сивухой», а самогонку самого низкого качества, если это слово вообще применимо в данном случае, называли «чикиддихой».
– Курсант Россошенко, – театральным шепотом шепчет капитан Туманов, – что вы все стоите тут из угла в угол? Садитесь уже куда-нибудь!
– Но до Великой Отечественной войны употребление самогона было очень и очень умеренным. Вы не поверите мне, но для угощения гостей на свадьбах вполне хватало два литра самогона, а на поминках так и вовсе обходились без нее, – замполит с головой ушел в свое выступление и больше ничего и никого не замечает. Даже на Васю, который все еще топчется в дверях, замполит внимания тоже не обращает.
– Вот заливает и глазом не моргнет, – не поверил Миша. – Два литра на свадьбе это же для двух человек мало будет!
– Курсант Россошенко, – не унимается капитан Туманов, – что это вы все стоите, показывая мне место, где спина теряет свое название?
– Массово гнать самогон начали в конце 1960-х годов. Страна залечила раны, нанесенные  войной, люди стали жить лучше. Появились излишки продуктов, и село стало пить. На свадьбах самогон пили 200 граммовыми стаканами, даже сейчас так не пьют. Сейчас снова стали много гнать и пить.
– Так ведь запрещают, – выкрикнул с места Миша. – Не запрещали бы – так не гнали бы!
– Вы все знаете, что против самогонщиков милиция и сельская администрация устраивают постоянные рейды проверки. Найденный самогон и аппарат подлежат конфискации. Самогоноварение наказывается штрафом до 300 рублей, годом лишения свободы или исправительными работами на тот же срок. При повторном задержании самогонщику грозит до двух лет лишения свободы. Гонят наши люди преимущественно по ночам. А в милицию «стучат», что бы вы все знали и понимали – свои же, соседи. Ищет милиция везде.
– Ага, точно, везде, – неожиданно начал комментировать Вася. – Ищут в домах, в хлевах, коровниках, в сараях, в курятниках. А вот в свинарниках почему-то не ищут. Так у нас дома все самогон зарывают под порогом свинарника!
– Брагу для самогона можно делать из всего, что бродит, то есть содержит глюкозу. Самогонщики используют для приготовления браги сахарную свеклу, картофель, сливы, абрикосы, алычу, груши, смородину, шелковицу, сахар, варенье, мед, повидло.  При Брежневе самогон гнали даже из конфет – из подушечек, «горошка». Но самый  хороший и полезный самогон, – мечтательно сообщил замполит, прищурив от удовольствия глаза, – это самогон из березового сока. Готовится он так…
И тут такое началось! Практически весь батальон стал судорожно вытаскивать тетради, вырывать листки для тех, у кого с собой не нашлось бумаги, ручки и даже карандаши, и стали записывать за замполитом все слово в слово! Тишина воцарилась в помещении неописуемая! А замполит выдержал паузу, и стал говорить значительно медленнее, словно диктуя нам, чтобы желающие успевали записывать.
– На эмалированную тридцатилитровую кастрюлю сока берется 300 грамм дрожжей и 3 килограмма сахара. Кастрюлю ставят в тепло, и содержимое бродит 10-14 дней. А еще хороший самогон из томатной пасты. На 30 литров воды нужно взять один литр томатной пасты, пол литра пива и 10 килограмм сахара. Можно вместо дрожжей положить хмель. Он полезнее, и голова от такого самогона не болит. Мотайте себе это все на ус. У кого усов нет – мотайте на уши, а когда вырастут усы – перемотаете!
Среди курсантов пробежал одобрительный шепот.
– Но самая популярная у нас на Украине самогонка из сахарной свеклы – так называемая «бурячиха», «бурячанка» или «три гички».
Замполит облизал пересохшие губы, вызвав прилив смеха.
– Половину сахарной свеклы трут на терке, складывают в кастрюлю, а другую половину режут кружочками и варят в воде. Этим потом заливают тертую свеклу, добавляют полкилограмма дрожжей. Но играет она долго – три недели. С 1970-х годов наши умельцы приспособили для изготовления самогона стиральную машину. Сырье в ней постоянно перемешивается, и процесс брожения сокращается всего до трех дней! – снова облизал пересохшие губы замполит.
А я припомнил, как Вася еще на КМБ, предполагал, что в учебном центре в Перевальном, стиральные машины используются именно для этих целей!
– «Крученая» это сумасшедшая самогонка, которую делают из вишен с косточками. А еще делают «огуречную». Берут такой маленький огурчик, который только-только завязался, – замполит показал пальцами, какого именно размера следует брать огурчик, чтобы мы не ошиблись, – и засовывают его в бутылку. После того, как огурец там вырастает – заливают самогоном и настаивают. Самогон приобретает очень красивый зеленоватый цвет.
– Точно, я пил, – восторженно подтвердил Лис. – Цвет, запах и вкус обалденные! Всем рекомендую попробовать – не пожалеете!
– Курсант Зернов, – подал свой голос капитан Туманов, – замолчи свой рот.
– Но самая лучшая самогонка, товарищи курсанты, из пшеницы.
И снова оживление в зале.
– Ведро пшеницы необходимо намочить так, чтобы она хорошо набухла. Потом добавить дрожжи и два килограмма сахара. Обязательно поставить в тепло и через две недели будет готово. Для того чтобы брага во время варки не поднялась и не попала в трубы, перед началом варки необходимо добавить стакан молока. Но зерно обычно жалеют, так как им можно птиц кормить. Поэтому чаще делают самогон из разных фруктов.
– Ну, чтоб добро, значит, не пропадало.
– Совершенно верно. На колхозные фермы привозят отходы с сахарных заводов – кормовую патоку, так из нее тоже делают самогон. Но самая лучшая самогонка – ржаная, приготовленная по старинному рецепту. Записывайте. Зерно нужно прорастить, а затем высушить в печи. Потом его перетереть на крупорушке или смолоть, залить кипятком, добавить хмель и ждать, пока все это великолепие перебродит. Кстати, товарищи курсанты, после двойной перегонки ржаная самогонка – лучшая для лекарств и настоек.
– А как узнать, готова ли брага?
– Вопрос по существу, отвечаю. Определить это можно несколькими способами. «На спичку» – поднести горящую спичку к жидкости: если погаснет, значит, брага еще не готова, а если горит – готова. «На вкус»:  если сладкая, то еще не готова, а если горькая…
– Значит, уже дошла до нужной кондиции!
– Опять верно. «На ухо»: если булькает и «стреляет» – значит, процесс брожения еще продолжается, а если тихо, то уже можно гнать. Первая порция выгнанного самогона, так это, грамм двести – самая крепкая, называется «первак». Его, как правило, используют для растирания. Потом крепость самогона снижается, поэтому весь выгнанный самогон сливают и перемешивают. Крепость его можно определить «на язык» и «на бумажку». Если намоченная в самогоне бумага не горит – гнать перестают. А теперь внимание, товарищи курсанты и офицеры тоже, очень важный момент.
Замполит даже поднял вверх указательный палец, показывая, насколько важно то, что он собирается нам сейчас поведать.
– Самогонщики, которые гонят самогон для продажи, чтобы слабенькая самогонка сильнее ударяла в голову, в брагу для «дури» добавляют разную гадость: резиновые галоши и сапоги, карбид, да-да, карбид, куриный помет и табак! Так что думайте, что пить! А то пьете всякую дешевку, а потом ползаете вокруг себя на четвереньках.
– Интересно, почему майор ничего не рассказывает о такой закуске, как соленые огурцы?
– А он их не любит, у него голова в банку не пролазит!
– А молодец наш замполит – простой, как доска! Все, что не скажет, все по теме, все к месту, не то, что другие – переливают из пустого в порожнее!
Дождавшись, когда утихли страсти в аудитории, замполит продолжил.
– Так же качество самогона зависит от системы очистки. Чаще всего используют несколько кристаллов марганцовки: через несколько дней жидкость светлеет, а на дне собирается черный осадок. Так же для этих целей используют липовый, березовый и аптечный активированный уголь. Еще можно использовать марлю, вату, промокашку.
– А фильтр от противогаза можно использовать? – выкрикнул Мишка Кальницкий.
– Попробуйте, товарищ курсант, попробуйте. Думаю, должно получиться. О результатах доложите мне лично! И не просто устно, но и с представлением образца готовой продукции! На что еще особо хочется обратить ваше внимание. Вот что, как правило, губит наших командиров? Правильно, пьянство, женщины и воровство. А вот вы не пейте, не гуляйте и не воруйте. А если еще и работать будете, то слава вас сама найдет! Все, лекция окончена.
Выходя из клуба, курсанты живо обсуждают лекцию и самого замполита. У входа, как очень скоро, оказалось, стоит начальник училища.
– Товарищ майор, – позвал он нашего лектора. – О чем это таком интересном вы рассказывали курсантам, что они в упор не замечают генерала?
– Информировал их перед предстоящим отпуском в порядке борьбы с таким негативным явлением, как самогоноварение и борьба с пьянством, товарищ генерал-майор! – нисколько не смутившись, браво доложил наш замполит. 
– А, ну это правильно, – губы генерала тронула довольная улыбка.
После того, как рота вернулась в казарму, ко мне подошел Баранов.
– Командир, хочу к тебе подлизаться, – загадочно шутит он.
– И чего тебе от меня нужно? – спрашиваю я, догадываясь, что Артем хочет в самоволку, а я должен его прикрывать.
– Мне от тебя пока ничего не нужно, – озадачил меня Артем. – Наоборот, я хочу сделать тебе кое-что приятное. Ты ведь любишь Арнольда Шварценеггера? В смысле, тебе же нравится этот актер и фильмы с его участием? Вот я сейчас на «шаре» у подполковника Батенькова, а у него в кабинете есть видеомагнитофон и новенький фильм «Бегущий человек» со Шварценеггером в главной роли. Я после ужина иду туда рисовать, пойдешь со мной?
Трудно поверить, что Баранов сделал мне это предложение не без тайного расчета.
– Что за вопрос? Конечно, я иду! Спасибо, Артем!
«Замок» меня охотно отпустил, посетовав на то, что он сам не может пойти с нами. Не может он потому, что снова будет зашивать складки на спине своей шинели. Есть у нас ряд курсантов, которым нравится, когда эти складки зашиты. Только вот перед каждым караулом им приходится их расшивать, а потом снова зашивать. И как им только не лень? Лишний раз я порадовался, что такой ерундой не страдаю.
Артем рисовал, не отвлекая меня, тем более что он уже этот фильм посмотрел и не один раз. Более того, он угостил меня чаем с конфетами и пирожным. Хорошая все-таки жизнь у «шаровиков!» Странное дело, но им жизнь улыбается гораздо чаще и шире, чем остальным!

Экзамен
Вот и пришел экзамен по литературе, и я пошел первым. Ольга Олеговна меня заверила, что отвечать я буду ей, и что все будет хорошо. Вот только самой Ольги Олеговны пока нет! Ну, ничего, у меня еще до ответа целых сорок минут – первому на подготовку всегда больше времени.
Прошло десять минут, но Ольга Олеговна не появилась, и у меня появилось смутное беспокойство. Прошло двадцать минут, а ее все нет! Ну не может же быть, чтобы она не появилась? А вдруг она не успеет к моему ответу? От этой мысли даже закололо под ложечкой. Тридцать минут прошло, а ее все нет! Ведь готовиться к экзамену всерьез казалось мне излишним.
Я взял билет и стал читать вопросы: первый – послевоенная румынская литература. Ничего себе! Второй. Современная вьетнамская литература. Третий. Маяковский. Пьесы «Клоп» и «Баня». Час от часу не легче. Владимира Владимировича я знаю плохо. Во всяком случае, эти пьесы – явный пробел в моих познаниях.  На столе лежит методичка, и я ее раскрыл. А вот и румынская литература. Я переписал на листок всех румынских авторов и названия их произведений. На этом собственно вся моя подготовка к экзамену и закончилась. А время неумолимо летит и все не в мою пользу.
ГалиФе встала и подошла к выходу, раскрыла дверь и что-то стала говорить «замку». И в этот миг Леха, сидящий сзади, тронул меня за плечо.
– Толик! «Война и мир» – в двух словах?
  Я резко повернулся к Бао с намерением сказать ему, что «Война и мир» это четыре тома, большое количество сюжетных линий и героев, протяженность во времени... Что не возможно об этом произведении рассказать в двух словах, но.…  Вместо объяснения я просто расхохотался! Такой вопрос мог задать только Бао! Великий Бао! ГалиФе вернулась и спокойно сказала:
– Вижу, что сержант Иванов уже готов и даже раньше времени. Что ж, прошу к доске!
Спорить с Галиной Федоровной бессмысленно – только обозлить ее, и я уверенно направился к доске.
– Товарищ преподаватель! Сержант Иванов к ответу готов! Билет № 22. Первый вопрос: «Послевоенная румынская литература».
– Отвечайте, товарищ сержант.
И я стал рассказывать… об истории освобождения Румынии советскими войсками, о революции, благо историю я всегда знал отлично! Но, как, ни крути, рано или поздно нужно переходить и к литературе. Я зачитал с листка список румынских авторов и названия написанных ими произведений. На этом мои знания румынской литературы окончились, но ГалиФе кивает, дескать, продолжайте, Иванов, продолжайте!
Я выбрал первое попавшееся на глаза произведение – как оказалось, роман Иванеску «Императоры и пролетарии», и стал рассказывать. Поскольку отчего-то все-таки надо отталкиваться, я решил опереться на российскую деревню периода после Гражданской войны. И я вдохновенно и уверенно говорил о трудностях в послевоенной румынской деревне, о том, как румынские кулаки стреляли по ночам через окна в ихних румынских коммунистов.
А ГалиФе все кивала, кивала и улыбалась, и я отметил про себя, что румынскую литературу она знает в тех же пределах, что и я сам! Я все говорил, говорил, говорил. КорС отчетливо сказал: «И Остапа понесло». Наконец она остановила меня и с видимым сожалением произнесла.
– Вы здорово растеклись мыслию по древу, но вынуждена вас прервать. Второй вопрос.
А Оли все нет. Как язвительно шепнул за дверью Королев: «Симона сидит в полной галоше!» Я легко стал рассказывать о современной вьетнамской литературе, а в конце продемонстрировал на память три стихотворения То Хы У о Ленине и революции, чем привел ГалиФе в совершенный восторг. Она улыбнулась и от умиления даже слезу выдавила. Правда, скупую, но все-таки слезу.
– За годы моей работы я первый раз вижу такой превосходный ответ. Первый раз! Третий вопрос.
А Оли все нет! Биографию Маяковского я, конечно, знаю, но ГалиФе тут, же остановила меня.
– Вы и так уже отняли у нас много времени. Не сомневаюсь, что вы знаете биографию Маяковского, потому переходите сразу к сути вопроса.
Я все-таки неожиданно для самого себя сказал, что «Клоп» это аллегорический образ мещанина, и (о чудо!), представляете – угадал! Но когда я дошел до пьесы «Баня» я замолчал. О чем «Баня» я даже приблизительно не догадываюсь. А Оли – все нет.
– Ну, что же вы, Иванов? После великолепного ответа на первый и второй вопросы я ждала как минимум не худшего ответа на третий вопрос. К тому же вы русскую литературу должны знать лучше, чем румынскую или любую другую. Признаюсь вам, что Маяковский и Есенин – мои любимые авторы, а вы? Эх, вы, Иванов, Иванов!
– Ничего! Ничего! – лихорадочно соображаю я. – Два вопроса по «пять» и третий «три», в итоге можно поставить «четыре»! Должно быть «хорошо»!
– А, давайте, Иванов так – я задаю дополнительный вопрос, и по результатам ответа, поставлю вам оценку за экзамен?
Я согласно киваю. Можно подумать, что у меня есть выбор! Да к тому на экзамене у такой жесточайшей женщины, как ГалиФе! Только бы она дополнительный вопрос задала не по творчеству своего любимого Маяковского!
– Итак, – загорелись весельем глаза Галины Федоровны, – вы, конечно, же, знаете, что Маяковский придумал такую форму стихотворения, как….
– «Ступеньки», – с готовностью подсказал я. Ну, хоть что-то же о Маяковском и его творчестве я знаю!
– Совершенно верно. А вам известно, как он пришел к этому?
Разумеется, мне не известно. Можно, конечно, пофилософствовать на тему, что это был творческий поиск. И вдруг я кое-что вспомнил! Эх, была, не была!
– В то время поэтам платили гонорары за каждую строчку, – начал я и сразу увидел заинтересованность в глазах и лице ГалиФе. – Знаете, Галина Федоровна, по-моему, Маяковский просто схитрил, разбив каждую строчку на 3-4, и получая гонорар в несколько раз больше! Ну, и назвал это «Ступеньками».
ГалиФе расхохоталась, а потом наклонилась и стала писать, а я слежу за ней. Странно она как-то пишет букву «х?» Сначала правую дугу… Стоп!.. Она пишет «о» – «отлично». Да не может этого быть! Когда Галина Федоровна поставила подпись и протянула мне мою зачетку в аудиторию, как вихрь, влетела раскрасневшаяся и взъерошенная Ольга Олеговна.
– Ну как он? – даже не поздоровавшись, бросилась она к ГалиФе.
– Отлично! Не беспокойся! Прямо порадовал меня. Просто порадовал.
Олечка рухнула на стул, она явно запыхалась.
– Извините, Галина Федоровна, два раза в пробки попадала и вот… опоздала.
– Ничего страшного, Ольга Олеговна, ничего страшного. Эх, жаль только, что вы не слышали ответа сержанта Иванова! Впрочем, вам понадобится еще двадцать лет проработать, чтобы услышать такой блестящий ответ! А вы идите, Иванов, идите. Нечего тут уши развешивать!
  Я щелкнул каблуками и направился к выходу. Уже раскрыв дверь, я оглянулся. Оля, не мигая, смотрела мне вслед. Я приветливо кивнул головой, она только прикрыла глаза, и я вышел в коридор.
– Ну что там? – налетели ребята. – Что получил?
– Отлично, – не скрывая радости, отвечаю я.
– Врешь! Не может быть! – первым выразил недоверие «замок».
– Не ври, Симона, ты же отвечал ГалиФе, а Ольги еще не было! Не мог ты у нее получить «отлично».
– Что вы, в самом деле, чуть что, сразу – врешь? Не верите, нате, смотрите, – и я показал им зачетку.
– Ничего себе? – не веря своим глазам, курсанты передают мою зачетку из рук в руки.
А я подумал, что на досуге надо будет все-таки лучше познакомиться с румынской литературой. Ну и с творчеством Маяковского тоже.         

Табуреты
Мы с нашим взводным опять повздорили. Я, разумеется, знаю, что я не прав, но и он, если бы общался со мной по уставу, то я бы ему молчал в ответ. Но он позволяет себе непарламентские высказывания, ну и я тоже не молчу. Кто из нас в этой ситуации правее, можно конечно поспорить, но он офицер, а я всего-навсего курсант.
– Сержант Иванов, – с доброжелательной улыбкой увещевает Хлопец, – надо тебе побороться с собой и съесть свои нервы.
Есть свои нервы я не стал, тем более что пришел зимний отпуск. Он всего две недели, и поэтому каждый день, особенно дорог. В роте царит оживление. Вот строятся, чтобы отбыть в отпуск, отличники. Я тоже отличник учебы, но у меня сильное предчувствие, что меня сейчас не отпустят. Ой! Я же уже не отличник. У меня есть тройка, так что и я теперь троечник. Никак не привыкну к этой мысли.
– Сержант Иванов, – зовет меня взявшийся неизвестно откуда взводный. – А ты не торопись!
– Я и не спешу, – солгал я, и в горле у меня пересохло.
Под утро еще до подъема подняли хорошистов, но я не встал. Предчувствие говорило, что меня и на этот раз в списках не будет. Сквозь дремоту я слушал список отпускников. Предчувствие меня не обмануло. Днем двоечники и разгильдяи таскали грязное и чистое постельное и нательное белье, а я сидел у окна и читал.
– Сержант Иванов, – окрикнул меня взводный, – ты почему не носишь белье?
– А я сержант и не двоечник, если вы запамятовали, – как можно тверже сказал я в свое оправдание.
– Я помню, – смотрит мама Жора отсутствующим взглядом.
– Кто знает. Нас так много, пятьдесят четыре курсанта, а вы один. Можете всех и не упомнить, – насмешливо бросил я.
В результате в отпуск отправили и троечников, а в роте осталось двое – я и Гордеев из первого взвода, который до сих пор  так и не научился делать подъем переворотом.
Впрочем, днем привезли из комендатуры курсанта Вадима Рубаху из четвертого взвода. Он отличник учебы и был уволен в числе первых, но напился и попал в комендатуру. Выглядит он, прямо скажем, не важно – и мундир на нем сидит мешком, и лицо помято. Теперь его дерут все, кому не лень, и пугают отчислением из училища. Смешно хотя бы потому, что он еще полностью пьяный, в смысле, не протрезвел, как следует.
– Что делать будем? – вяло спросил Гордеев. – Может, в чипок сходим?
– А пошли, – согласился я, так как другие радости жизни на сегодня все равно не предвидятся.
После чипка я улегся спать, но уже через полчаса меня разбудил взводный.
– Иванов, а я-то думал, что ты здесь изнываешь от безделья! Короче, есть работа.
– И пусть, – перевернулся я на другой бок и закрыл глаза.
– Иванов, я серьезно. В суматохе забыли о табуретах из столовой. Надо их сюда перенести и покрасить.
– Я не курсант таскать табуреты.
– Табуреты сейчас принесут, я на первом курсе договорился. Тебе надо с Гордеевым их только покрасить. Вот краска.
Я лениво повернулся и глянул, краска была белая. И кисть всего одна.
– Что, – не поверил я, – в белый цвет табуреты красить?
– Иванов, не прикидывайся дураком, в шаровый.
Вот так вот, один раз в жизни попытался притвориться не очень умным, и то вышло не очень убедительно. Надо тренироваться.
– А как же? – от полноты чувств мне захотелось ругнуться.
– Думай сам. В отпуск хочешь? Вот и думай. Покрасишь – поедешь в отпуск. Хотя, похоже, ты в него не очень-то и хочешь. Ну, желаю успехов на новом поприще!
Понимая, что особенного выбора у меня нет, я встал, застелил постель и стал думать. И придумал. Ведь если честно, то по сравнению с мировой революцией, это вовсе и не проблема. Я вспомнил, что в училище есть своя типография, где издается, в частности, училищная газета «Боец партии». Туда я и направил свои стопы, почувствовав прилив сил.
– Привет, привет. Чего тебе?  – удивились моему приходу в типографии. – Что, заметку в нашу газету написал?
– Вы не могли бы мне дать немного типографской краски?
– Зачем это? Заборы пачкать несговорчивым девушкам? – хитро подмигнула мне женщина лет сорока.
– Не угадали. Табуреты красить, – улыбаюсь я, радуясь тому, что позабавил работников типографии.
– Вот как? В черный цвет? А-а, это я так понимаю, назло ротному?
– У меня белая краска есть, а табуреты должны быть серыми.
– Вот теперь понятно! Что ж, для хорошего дела не жалко.
И мне отлили в банку типографской краски.
– А этого точно хватит? Не мало будет? – усомнился я.
– Еще много будет! Ты вот что, ты всю сразу не выливай в белую, а то еще передашь куте меду! И запомни, ты теперь мой должник! Шутка!
К их совету я прислушался и доливал краску по чуть-чуть. Цвет вышел изумительный, но кисть по-прежнему была одна! Тут в роту пришел радостный Рубаха.
– Оставили в училище! Не отчисляют! Прибыл в твое распоряжение.
– Это хорошо. Эй, Гордеев! Дело такое – надо много газет, чтобы линолеум не запачкать краской. Это, во-первых. А во-вторых, у нас всего одна кисть, а надо три.
– И, в-третьих, – добавил Рубаха, – надо купить много харчей, а то ночь длинная, непременно есть захочется.
– Вот это правильно, – согласился я, и решил не терять времени, чтобы быстрее решить все организационные вопросы и приступить к покраске. – Значит так, сейчас идем в чипок…
Тут в роту вошел ротный и с порога позвал меня. Вид у него на удивление доброжелательный и приветливый.
– Иванов! Там к тебе на КПП пришли, – сообщил он и подмигнул мне.
– Товарищ майор, а кто? – спрашиваю я, так как даже приблизительно не догадываюсь, кто бы это там мог быть.
– Сходи, узнаешь. Стоп! Иванов, скажи, вы с покраской до утра управитесь? И еще, напомни мне, во сколько у тебя поезд?
– Так точно, товарищ майор! – не задумываясь, отвечаю я, считая, что времени более чем достаточно. – Мой поезд отправляется в 8.33.
– Ладно, я приеду пораньше, – пообещал ротный. – Ну, разгильдяи, до завтра!
Мне хочется поскорее узнать, кто же это ко мне пришел. На КПП меня ждала … Ольга Олеговна. Я даже оторопел на секунду. Чтобы она пришла вот так на КПП, представляется мне совершенно невероятным.
– Здравствуйте, Ольга Олеговна, – чинно поздоровался я. – Рад вас видеть.
Здесь я даже не соврал. Мы вошли в комнату посетителей, где меньше посторонних глаз.
– Привет, – поздоровалась она и, помолчав, добавила: – Толик, давай отбросим эти обычные, ни к чему не обязывающие приличия. И все вступления и отступления тоже.
– Согласен, – не понимая, куда клонит Ольга, согласился я, – думаю, мы действительно можем обойтись без лишних отступлений.
– Присаживайся, – присела Ольга Олеговна. – У меня в субботу свадьба.
– Поздравляю! И за кого выходите? – без тени удивления в голосе спросил я. – Кто, так сказать, этот счастливчик?
– Подумать только, какая учтивость, – рассмеялась Ольга, впрочем, смех вышел невеселым. – За нашего курсанта со второго курса. Только ты его вряд ли знаешь.
– А зачем спешишь? – вкрадчиво спрашиваю я.
– Мне уже двадцать два, пора уже замуж. Тебе неинтересно слушать? Ты меня замуж не зовешь, а он просит.
Она сделала паузу и с надеждой смотрит на меня. Я так же, молча, отрицательно мотнул головой, отвечая на ее немой вопрос. Как это пишут? Есть время обниматься и время уклоняться от объятий, приблизительно так, да?
– Он не плохой, а ты так ничего и не понял.
– Оль, ты извини, но если ты мне хочешь рассказывать о нем, то я пойду, у меня еще есть дела поважней, – развязно ответил я и встал со стула с намерением уйти. Меня вовсе не огорчило то, что я чего-то там не понял.
– Да, да, конечно, – согласилась она, – я чего к тебе пришла-то!
Интонация голоса у нее была самая, что ни на есть, интригующая. Пока мне действительно не ясно, о чем идет речь.
– Неужели на свадьбу пригласить? – не удержался и к своему собственному удивлению съязвил я.
– Вот еще! Обойдешься! Знал бы ты, как мне нравится твой юмор и твой здоровый цинизм! Вот, – она протянула мне сумку, – отметишь мое бракосочетание, пожелаешь мне чего-нибудь хорошего. Заочно, конечно.
Сплошные чудеса, подумал я, отчего-то злясь на себя!
– Непременно, – благородно пообещал я ей. – Что ж, я тебе искренне желаю…
– Не надо, Толик, – положила Ольга свою руку поверх моей. – Просто про себя подумаешь и все. Прощай и будь счастлив, – и она поцеловала меня сначала в щеку, а потом в губы. И убежала, бросив прощальный взгляд.
Я испытал легкий укол совести, провожая взглядом уходящую Ольгу Олеговну. Курсанты, несущие наряд по КПП-1, провожали ее удивленными взглядами, потом уставились на меня. Выйдя из здания КПП, я прямо через плац направился к нашей казарме. Уже в роте я заглянул в принесенную ей сумку.
– Что там у нас? – заглянули через плечи Гордеев и Рубаха. – Ого! Живем!
В сумке было шесть бутылок шампанского и апельсины. Если бы меня с этим добром остановили, то можно было бы и из училища запросто вылететь.
– Откуда такая роскошь? Есть женщины в русских селеньях?
От обсуждения этой темы я уклонился и храню молчание.
– А! Я понял! Сержанты третьего взвода пьют только шампанское? Неплохой вкус! Живем! Мы тут тоже кое-что подкупили.
Подкупили ребята фирменных училищных булочек с орехами, повидлом и сахарной пудрой, молока и коржиков.
– Да, теперь жить определенно можно, – согласился я.
– Толик, тут вот какое дело, – насупился Рубаха, – мы разговаривали с пацанами из тридцать второй роты. Ты, похоже, поторопился, заверив ротного, что мы до утра все табуреты выкрасим.
– Что так? – с недоумением посмотрел я на ребят.
– Соседи вшестером сто одиннадцать табуретов красили три дня. А нас трое, а табуретов сто двадцать!
– А вы уже решили, что эта задача непосильная? Справимся! Кисти достали?
– Да. И газеты тоже. Сейчас расстелем газеты, расставим табуреты и будем ужинать, а потом примемся за табуреты.
Ужин выдался на славу. Я даже выпил стакан шампанского – первое в моей жизни спиртное. Пока я держал стакан с налитым шампанским, Рубаха спросил:
– Толик, ты о чем все время думаешь?
– Да так, – неопределенно ответил я. Не стану же я ему на самом деле  рассказывать, что в эту самую минуту я думаю об Ольге Олеговне? Что ж, Оленька, счастья тебе! За тебя, милая! Пусть у тебя все будет хорошо!
Я выпил только стакан шампанского, а пацаны по полторы бутылки, и все равно оставалось еще три бутылки. Голоса у нас стали более громкими, мы часто смеялись и привлекли внимание залетчиков тридцать второй роты.
– О, да здесь полным ходом идет застолье! – завистливо говорят они. – Примите нас на ваш праздник?
– Отработаете? – на правах хозяина, все-таки выпивка моя, спрашиваю я.
– А как же иначе? – клятвенно обещают они.
Вместе мы выпили и съели все, что было, а потом дружно принялись красить табуреты. Закончили к пяти утра! Я даже успел поспать два часа, а потом встал, побрился, помылся, заправил все кровати во взводе, натер полы «машкой», чтобы придраться было не к чему, и стал терпеливо ждать ротного.
Я ждал на подоконнике и с тоской понимал, что на поезд я уже не успеваю. Тридцать минут до отправления поезда, а ротного все нет. Вот поезд уже тронулся, вот поезд уже тридцать минут в пути, а ротного все нет. Он пересек КПП вразвалочку без пяти минут девять.
– Ну что, разгильдяи, успели? – насмешливо спросил он, войдя в роту.
– Так точно, – вяло ответил я, а Гордеев и Рубаха еще лежат в койках, так как спешить им некуда, поскольку их поезда идут ближе к вечеру.
– Не может быть? Ну-ка, покажи.… А во сколько у тебя поезд?
– Мой поезд уже к Джанкою подъезжает.
– Ну, извини, Иванов, не злись, – замялся ротный, так как его охватило чувство вины. – Я ведь был уверен, что вы не успеете. Этого просто не может быть, – примирительно сказал ротный и придирчиво осмотрел табуреты. – Все в канцелярию за отпускными билетами.
Ротный, впечатленный увиденным, вышел из роты.
– Поднимайтесь, сони, – позвал я. – Отпускные билеты дают. Еще немного терпения и мы в отпуске!
– Ты иди, а мне спешить нечего, – потянулся сладко Рубаха, – у меня поезд только после обеда.
Я поднялся и получил отпускной билет, а когда вернулся в роту, то застал там хозяйничающего комбата.
– Так, а ну-ка все кто есть в тридцать второй и тридцать третьей ротах – строиться на взлетке. Я вам работу нашел, за сутки сделаете, и завтра поедете домой! Где ваш командир роты? – сухо спросил комбат.
– В канцелярии, – грустно доложил Рубаха.
Гордеев тот просто раскрыл от изумления рот. Что и говорить, появление комбата стало крайне неприятным сюрпризом и резко изменило радужные планы. Комбат направился к нашему командиру роты.
– Иванов, ни пуха тебе, ни пера, – завистливо сказал мне Рубаха.
Я схватил вещи и через тридцать вторую выбежал из казармы, потом обошел ее, чтобы не через плац, чтобы меня не отозвали, и возле столовой, через КПП и на рынок. Проскочив рынок и заскочив в троллейбус, я перевел дух. Ну, теперь не догонят! Вот вам! Я в отпуске!