Часть II. Устроение земли.
«В человечестве в лучшем положении находится тот, кто позже пришел»
Э.Ренан
Глава 11. Обустройство первопоселенцев
(От сенокоса к хлебопашеству. Состав переселенцев. Льготы и ссуды. Строительство жилья. Крестьянская усадьба. Облик селений. Захватное право и переделы. Подворное размежевание. Шевелевская община. Поскотина.)
В предыдущих главах мы узнали о том, как и когда появились первые населённые пункты на территории Артема, кто были их основателями и откуда прибыли они в наши места. Однако для понимания дальнейшего хода истории города важно знать также с чего начиналось освоение этого района в прошлом, найти первое звено в цепи развития его социальной, хозяйственной, административной и культурной жизни. Этим звеном, безусловно, можно считать зарождение здесь сельского хозяйства, промышленности и соответствующей инфраструктуры, в той или иной степени обеспечивавшей первоначальные потребности местного населения в путях сообщения, государственной защите, управлении, образовании, религии и медицине. О возникновении этих своеобразных предпосылок становления Артема и пойдет речь во второй части книги. И начнем мы её, пожалуй, с обустройства переселенцев-крестьян.
Под термином «обустройство», в данном случае, следует понимать не только первоначальное освоение переселенцами своих участков, но и формирование основных принципов землеустройства в дореволюционных Приморских деревнях.
Первые крестьяне, как уже говорилось, появились на территории Артема в самом начале 90-х годов XIX века, когда здесь было основано село Угловое. По некоторым данным, это были, в основном, выходцы из Великорусских губерний среднего и верхнего Поволжья находившиеся, к моменту переселения, на заработках в рыболовецких ватагах Астрахани. Судя по особенностям их хозяйства в Приморье, отхожий промысел давно уже стал для этих людей основным способом обеспечения пропитанием себя и своих семей. Пашенным земледелием они почти не занимались (В момент отведения селу Угловому участка в 1894 году на его наделах числилась всего одна десятина пашни. (Справочная книга по земельным отводам в Приморской области. 1912 г. С.62)), добывая средства для жизни охотой, извозом, заготовками на продажу сена и содержанием постоялых дворов.
Положение начинает меняться с прибытием сюда переселенцев из Малороссии. Первые три семьи появились в Угловом уже в 1895 году. Через год к ним присоединилась ещё одна, а начиная с 1897 года хлынул настоящий поток украинских крестьян (См. Приложение №1), в короткий срок изменив не только этнический, но и хозяйственный облик села.
Уже в 1896 году размер пашни на наделах Углового составил почти шесть десятин (РГИА ДВ Ф.702. Оп.5. Д.576. Л.37). Ровно через год их было уже более девяти (Переселенческое и крестьянское дело в Южно-Уссурийском крае. Отчёт о командировке чиновника особых поручений переселенческого управления А.А. Риттиха (с приложениями). СПб., 1899. Приложение 3. С.128), а ещё четыре года спустя – 133 (РГИА ДВ Ф.1. Оп.4. Д.2173. Л.9).
Подавляющая часть первоначального населения Углового в течении этого времени покинула его, и к 1908 году здесь оставался лишь один из основателей села - Галкин и, приехавший в 1892 году, Михаил Попов (РГИА ДВ Ф.702. Оп.5. Д.205. Л.488).
В отличие от Углового, Кневичи, Кролевец и Суражевка с самого начала заселялись почти исключительно хлеборобами, поэтому хозяйство их никогда не переживало никаких промежуточных «беспашенных» форм.
Почти все села района Артема, за исключением Суражевки и Шевелевки, были основаны так называемыми крестьянами-100-десятинниками, имевшими право по закону 1861 года получить на Дальнем Востоке до 100 десятин на одну семью. У себя на родине они были, как правило, середняками. Оно и понятно, беднякам, после отмены в 1886 году перевозок морем за казенный счет и бесплатных пособий переселенцам, путь сюда оказался фактически закрыт, ну а их зажиточным односельчанам незачем было искать счастья в таком далеком краю.
Середняков же, толкало в дорогу, чаще всего, отсутствие достаточного резерва земли. Так, один из основателей с.Кневичи Логвин Мокриенко имел до переезда в своем родном селе Васильки Белоцерковского уезда Киевской губернии вполне достаточный для тех мест средний надел в 7 десятин хорошей земли, но у него уже подрастали сыновья и неизбежный раздел всерьёз угрожал будущему благосостоянию всей семьи (Воспоминания П.С. Мокриенко. Архив ИКМА). В такой ситуации, обещанные переселенцам в Приамурье 100 десятин должны были казаться им настоящим подарком судьбы.
Указанная проблема не могла, конечно, не волновать и крестьянскую бедноту, но реальную возможность решить её переселением на Дальний Восток последняя получила лишь в результате Столыпинской реформы в 1906 году. К тому времени порядок наделения переселенцев землёй в Южно-Уссурийском крае был несколько изменен. Теперь она выдавалась из расчета 15 десятин на каждую мужскую душу в семье. Именно такие наделы получали крестьяне Суражевки и Шевелевки в первые годы существования этих деревень.
В результате, земли у них оказалось несколько меньше, чем у основателей Углового, Кневичей, или Кролевца. Однако даже такие небольшие по Приморским меркам участки казались, очевидно, гигантскими выходцам из Суражского уезда Черниговской губернии, средний надел которых на родине составлял всего лишь 5,3 десятин, а в целом по уезду для всех категорий крестьянских хозяйств он едва достигал 7,5 десятин. (По величине среднего надела Суражский уезд занимал тогда 11-е место среди всех уездов Черниговской губернии) (Переселения в Сибирь из Черниговской губернии в 1906 – 1908 гг. Чернигов, 1910. С.19)
Получив возможность избавиться от своих нищенских наделов, даже самые бедные крестьянские семьи могли собрать теперь необходимую сумму для переселения на дальневосточную окраину России. К тому же, добраться туда было им намного проще, чем основателям первых трех Артемовских деревень. Если последние вынуждены были почти два месяца болтаться в пароходных трюмах, пересекая воды трёх океанов, то первопоселенцы Суражевки и Шевелевки ехали сюда около месяца по железным дорогам своей страны.
С конца 90-х годов для них были введены и льготные тарифы: взрослые оплачивали ; стоимости билета 3-го класса, а дети провозились бесплатно. Так же бесплатно оказывалась и помощь детям переселенцев на врачебно-продовольственных пунктах, открытых в Сибири вдоль всего пути следования крестьян (Рыбаковский Л.Л. Население Дальнего Востока за 150 лет. М.: Наука, 1990. С.44).
Размер ссуды и условия её получения тоже были несколько изменены. Этому виду помощи придавалось немаловажное значение в переселенческой политике властей, поэтому на нём стоит остановиться подробнее. Первоначально, с 1861 года, государственная ссуда выдавалась переселенцам только на строительство жилья и хозяйственное обзаведение их семей. Параллельно с ней, в 1882 – 1886 годах, существовали безвозмездные натуральные пособия строительным лесом, инвентарём, а также семенами и продовольствием на первые полгода жизни в новом краю (Буссе Ф.Ф. Переселение крестьян морем в Южно-Уссурийский край в 1883 – 1896 гг. СПб., 1896. С.33).
Взамен отменённой в 1886 году бесплатной перевозки морем казеннокоштных переселенцев, была введена так называемая путевая ссуда, покрывавшая дорожные расходы крестьян. Существовала ссуда и на общеполезные надобности, предназначенная для постройки общественных зданий, церквей, школ, проведение осушительных работ, борьбу с наводнениями и пожарами, строительство дорог. Получить её могли только те сельские общества, которые состояли из переселенцев, прибывших в край не менее шести лет назад (Рыбаковский Л.Л. Население Дальнего Востока… С.43).
Конечно, в отличие от пособия, такая помощь не была безвозмездной. Деньги требовалось отдавать с процентами, не менее 5 – 6 % в год (4 % составлял рост на занятый капитал, а остальное шло на погашение долга. (Буссе Ф.Ф. Переселение крестьян морем в Южно-Уссурийский край в 1883 – 1896 гг. СПб., 1896.С.36)). Начало выплат, правда, отсрочивалось на пять лет (Первоначально льготный срок составлял 2 года (а срок погашения долга – 28 лет), но с 1887 года он был увеличен до 5 лет. (Буссе Ф.Ф. Переселение крестьян морем… С.36)), после чего сумма долга подлежала возвращению в течение десяти лет.
Величина ссуд колебалась в разные годы в зависимости от изменения цен, состава переселенцев и не всегда последовательной политики властей. К тому же, выдача ссуды на хозяйственное обзаведение обуславливалось определённой суммой денежного залога, которым должны были располагать крестьяне, желающие переселиться в Южно-Уссурийский край. В 80-е годы XIX века она определялась в размере 600 рублей (Расчёт этой суммы на домообзаведение одной семьи из 5 душ был сделан самим Ф.Ф.Буссе. (Буссе Ф.Ф. Переселение крестьян морем… С.35)). Считалось, что именно такое количество денег минимально необходимо переселенцам для обзаведения хозяйством на новом месте и прокормления семьи до первого урожая.
Понять логику законодателей в данном случае довольно трудно. Получается, что казённую ссуду могли получить только те переселенцы, которые в ней не нуждались. Ситуацию еще больше запутал закон, принятый в 1889 году. Он гласил, что право на получение ссуды имеют лишь переселенцы, не располагающие на момент вселения полной суммой залога, то есть как раз те, кто, согласно предыдущему закону, вообще не мог переселиться сюда. (Крестьяне, приехавшие без разрешения властей, права на ссуду, разумеется, не имели.)
Возможно, именно благодаря такому парадоксальному законотворчеству во 2-й половине 80-х годов было зафиксировано резкое сокращение переселений в Южно-Уссурийский край (В 1886 году прибыло в край 483 семьи, в 1887 году - 152, в 1888 г. – менее 100. (Переселенческое и крестьянское дело в Южно-Уссурийском крае. Отчёт о командировке чиновника особых поручений переселенческого управления А.А. Риттиха (с приложениями). СПб., 1899. Приложение 10. С148)).
Положение начало меняться к лучшему лишь после того, как всё дело переселения крестьян в Сибирь и на Дальний Восток стал курировать образованный в декабре 1892 года Комитет Сибирской железной дороги, среди руководителей которого числились тогда министр финансов С.Ю.Витте и наследник престола Великий Князь Николай. Распоряжением этого комитета было резко увеличено количество морских судов, выделенных для перевозки переселенцев, а сумма залога сокращена с 600 до 300 рублей (История Дальнего Востока в период феодализма и капитализма (XVII в.– февраль 1917г.). М.: Наука, 1991. С.232), что сразу же открыло дорогу на восток еще многим тысячам семей средних крестьян.
Дело экономического освоения края продвинулось, к тому времени, уже достаточно далеко и для обзаведения хозяйством новоселу требовалось уже не 600, как раньше, а лишь 400-500 рублей (Стальной плуг стоил тогда 30 рублей, земледельческие орудия – 50, столько же – телега, корова маньчжурской породы – 70 рублей, забайкальская лошадь – 100 рублей, строительство хаты при даровом отпуске леса обходилось так же в 100 рублей, и т.д. (. (Переселенческое и крестьянское дело… С.26)). Недостающую сумму переселенец мог получить в качестве ссуды, наибольший размер которой составлял тогда 300 рублей, а в исключительных случаях – 600 (Переселенческое и крестьянское дело… С.25).
Именно на такую помощь имели право рассчитывать переселенцы второй волны в селе Угловом, а также основатели Кневичей и Кролевца в 1896-1898 годах. К моменту заселения Суражевки и Шевелёвки её размеры изменились незначительно. В частности, на домообзаводство в 1907 году было выделено от 5 до 225 рублей на семью (в среднем – 107 рублей 67 копеек), путевой ссуды – от 1 до 50 рублей (в среднем 4 рубля 84 копейки), а на общеполезные надобности – от 2 до 700 рублей (РГИА ДВ Ф.702. Оп.5. Д.648. Л.1).
Помимо залога и ссуды существовали и другие способы регулирования состава переселенцев в Приморском крае. В частности, в 1892-1896 гг. разрешалось бесплатно перевозить на Дальний Восток излишек женщин в семьях переселенцев с единственной целью - выровнять сложившееся к тому времени неблагоприятное для заселения края соотношение полов среди русского его населения (Рыбаковский Л.Л. Население Дальнего Востока… С.39).
Нечто подобное, но уже для увеличения в Приморье численности военно-обученного резерва, было сделано в 1893 году, когда правительство позволило уволенным здесь в запас солдатам приписываться к любым крестьянским обществам, в которых имелись незанятые еще земельные доли. Результат такой политики хорошо заметен на примере села Кролевец, в котором с июля 1897 года по июль 1898 года изъявили желание поселиться более двух десятков отставных солдат (Столь массовый приток солдат на наделы Кролевца можно объяснить и тем, что именно в эти годы силами воинских частей была построена стратегически важная дорога от станции Кипарисово до Кролевца, продолженная затем в долину реки Майхэ).
Дополнительным видом помощи переселенцам, практиковавшимся в те годы в наших местах, можно считать выделение семян и продовольствия крестьянским семьям, пострадавшим от ударов стихии. Жители Кролевца и Кневичей испытывали такие удары не один раз.
Пожалуй, самый сильный из них обрушился на Приморье в августе 1896 года в виде продолжительных и интенсивных дождей и вызвал грандиозное наводнение, подобного которому не видели старожилы с начала заселения края русскими людьми (Дальневосточная магистраль России. Хабаровск, 1997. Л.28). Батальянза и её притоки вышли из берегов и полностью затопили только что возведённые жилища переселенцев, вынудив последних перенести свои усадьбы на более безопасное расстояние от реки. Большего хозяйственного ущерба позволило избежать то обстоятельство, что прибывшие переселенцы не успели ещё обзавестись ни посевом, ни урожаем. В то же время в Угловом и Суражевке большинство усадеб вообще никогда не страдало от наводнений.
Что же представляли из себя первые постройки переселенцев? В подавляющем большинстве случаев это были обыкновенные шалаши, изготовленные на скорую руку из коры, веток и травы. Летом они могли как-то защитить привыкших к лишениям крестьян от солнца и дождя, но были совершенно не пригодны для жизни в условиях даже осенних холодов. Поэтому, сразу вслед за возведением шалаша, переселенцы начинали строительство такого же временного, но более прочного зимнего жилья.
Именно на этом, раннем этапе создания нового селения обычно наиболее чётко проявлялись культурные различия среди поселенцев, прибывших из разных мест огромной России. Те из них, что приезжали из степной Украины, а таких было здесь большинство, начинали привычно лепить дома-мазанки из глины и ивняка, а уроженцы лесных областей сразу же копали землянку или ставили примитивный сруб из сырых бревен, покрывая его сверху травой или камышом (Семья Олейник, например, прибывшая из Черниговского полесья, соорудила землянку (Воспоминания П.С. Мокриенко), Левченко – поставили сруб (Воспоминания А.В. Левченко), Домницкие, уроженцы Белоцерковского уезда Киевской губернии, по воспоминаниям, «в первый день соорудили шалаш и перенесли в него вещи. Во 2-й – облюбовали место для хаты и к осени возвели мазанку с глиняным полом и соломенной крышей, с печью из камней и глины…». (Домницкий Л. Из воспоминаний деда и отца // По пути Ленина. 1988. 12 мая)).
Были и исключения. Семья Гавриленко, например, наученная суровым опытом длительного сухопутного путешествия по Сибири, сделала совершенно оригинальную постройку, положив брёвна под наклоном к крутому склону холма и сведя к минимуму, таким образом, количество необходимых земляных работ (Воспоминания Ф.Ф. Гавриленко. Архив ИКМА).
Закончив с возведением временного жилья, владельцы и землянок и хат немедленно приступали к заготовке бревен для строительства более подходящей к местному климату настоящей русской деревянной избы. Лес рос прямо на месте строительства. В Суражевке, например, сосны и кедры росли так густо, что одна десятина лесного массива позволяла выстроить в лапу приличную пятистенную избу (Воспоминания Т.И.Сергиенко. Музей школы №5).
В условиях Приморья сушка древесины на открытом воздухе занимала от двух до четырёх лет, по истечении которых начинался завершающий этап постройки жилья, детали которого известны нам из отчета чиновника особых поручений Переселенческого управления А.А.Риттиха, побывавшего здесь в командировке перед началом зимы в 1898 году. По его словам, в первый год крестьяне строили лишь половину дома, состоявшую из двух комнат, разделенных посредине коридором-сенями. С четвёртой, над не существующей ещё половиной избы, долгое время торчали лишь длинные кроквы, не покрытые тёсом. В последующие годы с этой стороны пристраивался дополнительный сруб, и вся постройка приобретала, наконец, свой окончательный вид (Переселенческое и крестьянское дело… С.87).
Надо сказать, что даже перейдя в новую избу бывшие обитатели мазанок часто по-прежнему покрывали ее деревянные стены глиной и белили с обеих сторон, так что по своему внешнему виду она почти ничем не отличалась от традиционных украинских хат (Впрочем, по сохранившимся описаниям военных рекогносцировщиков 1905-1910 гг., в Кневичах, Кролевце и Угловом стояли уже деревянные постройки типа русских тесовых изб, а выбеленных хат они не упоминают совсем. (Дальний Восток: маршруты и описание путей Приморской области (Приложение ко 2-му тому). С.504)). Между прочим, обычай этот преобладает в наших местах до сих пор.
Легче всего доставалось, пожалуй, жильё тем, кто селился тут на несколько лет позже основателей сел. В этом случае они могли купить у первопоселенцев уже готовый сруб или даже целый дом, стоивший в 1898 году от 100 до 150 рублей. Сарай для скота строился, обычно, вместе с домом (Переселенческое и крестьянское дело… С.87), после чего наступал черёд других хозяйственных построек двора.
Вот как описывал типичный крестьянский двор А.Меньшиков в своих «Материалах по обследованию крестьянских хозяйств»: «Ширина усадеб вдоль улицы колеблется от 30 до 40 саженей и простирается вглубь двора на 50-80 сажень.… Вся усадебная площадь огораживается редким пряслом. Передняя часть усадьбы, где расположены постройки, отгораживается от задней, занятой огородом и гумном (Гумна вблизи дома устраивали там, где надел был невелик или посевы располагались рядом с усадьбой. В большинстве же старожильческих селений их устраивали в поле, среди заимочных земель. (Меньшиков А. Материалы по обследованию крестьянских хозяйств Приморской области. Саратов, 1912. Т.3. С.64)). Построек на усадьбе сравнительно немного: дом, занимающий по улице 5 – 6 сажень и скотный сарай, в зависимости от зажиточности домохозяина и количества скота, 3 – 8 сажен по улице и 5 – 10 саженей вглубь.
В задней части двора – амбар для ссыпки хлеба, кладовая для помещения мелкого крестьянского инвентаря и невдалеке – баня, служившая с новосельческих годов домом. Здесь же, на задворках, у домохозяина – пчеловода помещается омшаник, и здесь, весной, до выезда на пасеку, расставляются ульи….
Огород занимает небольшую, ближайшую к жилым постройкам часть усадебного участка, а остальная его площадь засевается полевыми растениями: пшеницей, овсом, гречихой и пр. В южных селениях, где преобладают малороссы, ближайшая к жилью часть усадебного участка засаживается дикой яблоней и акклиматизированной здесь желтой «ханкайской» сливой. Такие селения с выбеленными хатами, большими плетневыми трубами, а весной с цветущими деревьями, напоминают малороссийский пейзаж
Материал для построек в основном дерево. На крыши идет обычно волнистое, оцинкованное железо. У менее зажиточных хозяев дома кроются деревом, тростником или болотными травами. Стены нежилых построек – хлевов и сараев для скота – из плетня, теса или из редко расположенных жердей. Крыши их кроются болотной травой. Амбары для засыпки хлеба делают из пластин или чернолесных кругляшей, кроются теми же материалами, что и жилье» (Меньшиков А. Материалы по обследованию крестьянских хозяйств Приморской области. Саратов, 1912. Т.3. С.64). У въезда во двор обязательно ставились большие ворота, по внешнему виду которых можно было судить о степени благосостояния хозяев.
Каждая семья переселенцев старалась обосноваться на некотором расстоянии от других, чтобы сразу занять как можно больше земли непосредственно вблизи жилья. Деревни, в следствии этого, получались чрезвычайно разбросанными, занимая площади, совершенно не соответствовавшие первоначальной численности их населения. Данное обстоятельство, между прочим, вызывало немалое раздражение местного воинского начальства, поскольку создавало определенные неудобства при расквартировании здесь армейских частей.
Большинство из указанных населенных пунктов в районе Артёма создавалось по сторонам существовавших тогда колёсных дорог, поэтому с самого начала они представляли собой длинные и очень редкие цепочки крестьянских дворов. Так выглядели и Кневичи, хотя параметры этого села были заданы не направлением дорог, а осью узкого и длинного увала, полого спускавшегося с юга к Батальянзе между двумя притоками реки.
Судя по докладам военных, проводивших рекогносцировку района примерно в 1907 – 1910 гг., Кневичи, состоявшие тогда из 110 дворов, растянулись вдоль правого берега реки Озерный ключ почти на четыре версты при ширине немногим более 300 шагов (Дальний Восток: маршруты и описание путей Приморской области (Приложение ко 2-му тому). С.495). Поскольку, к тому времени, уже существовали, как минимум, две улицы села, то легко можно представить все четыре ряда жилых крестьянских домов, расстояние между которыми достигало, в среднем, 100 – 150 метровой величины. Вся остальная часть нынешнего поселка, по обеим сторонам улиц была занята полями, огородами, садами и хозяйственными постройками, непосредственно примыкавшими к жилым домам кневичан. Кроме того, нужно учитывать и ширину переулков, пересекавших улицы приморских деревень, по свидетельству того же А.Меньшикова, через каждые 5-6 дворов.
Некоторым исключением на общем фоне выглядела первоначальная застройка села Кролевец. Исторически оно возникло на пресечении военной дороги с руслом реки Сан-Паузы, почти под прямым углом к ней, поэтому усадьбы здесь располагались более скученно, чем в Угловом, Кневичах, Суражевке или Шевелевке.
Порядок землепользования во всех перечисленных селениях в самом начале их существования был достаточно примитивен. Те, кто приехал раньше, захватывали лучшие и ближние к жилью степные и луговые участки в таком количестве, какое могли обработать, а остальные вынуждены были искать подходящие участки вдали от села.
Для лучшего понимания ситуации важно знать, что в российской деревне того времени безраздельно господствовала община, поэтому надел при переселениях нарезался сразу всему вновь образующемуся сельскому обществу (Земля нарезалась обществам в бесплатное пользование на 20 лет с условием ее обработки в течении не менее 5 лет, иначе допускалось изъятие ее назад в казну. (Рыбаковский Л.Л. Население Дальнего Востока за 150 лет. М.: Наука, 1990. С.41)) в расчете на определенное число имеющихся в его составе хозяйственных единиц. Такими единицами считались, первоначально, отдельные крестьянские семьи, а начиная с 1901 года – мужские души(Норма надела 15 десятин на одну мужскую душу была установлена «Новыми правилами для образования переселенческих участков в Амурской и Приморской областях» утвержденными 22 июня 1900 года и вступившими в силу с 1 января 1901 года). Норма выделяемой земли, при этом, сократилась со 100 семейных десятин до 15 душевых.
Во всех случаях, распределять наделы внутри общины призван был главный орган её самоуправления – крестьянский сход, двумя третями своих голосов (Меньшиков А. Материалы… Т.5. С.188), однако, в условиях относительно постепенного заселения участка, большинство жителей всегда составляли семьи ранее приехавших поселян, и новым переселенцам долго не удавалось добиться передела уже занятых первыми засельщиками ближних земель. К тому же, пока в целом по участку не ощущалось недостатка удобной земли, новоприбывшие семьи выбирали себе угодья сами и споров со старожилами не было (Меньшиков А. Материалы… Т.4. С.419).
Захватное право владения землей продолжало господствовать на всех переселенческих участках страны вплоть до полного исчерпания в них запасов удобных для земледелия площадей. В силу природно-хозяйственных особенностей нашего района главную ценность здесь представляла для крестьян не пашня, а луг, поэтому большую часть используемой в хозяйстве земли составлял сенокос. Неудивительно, что именно он и стал, со – временем, главным объектом внимания уже достаточно окрепших сельских общин.
Первыми, в 1902 году, приступили к дележу сенокосов угловчане. Раздел был совершен ими на 80 номеров (Меньшиков А. Материалы… Т.4. С.422), хотя официально в переселенческом участке села Углового числилось тогда только 55 семейных долей. Дело тут, видимо, в том, что расчёт количества семейных наделов производился сразу после отведения обществу дополнительного участка в 1899 году (Первоначально, в 1892-1894 гг., с.Угловому было выделено 3311 десятин 1200 сажень удобной земли в расчёте на 33 семьи. (Переселенческое и крестьянское дело… Приложение 2. С.120) В 1899 году к нему прирезали дополнительный участок, и общая площадь надела достигла 5536 десятин удобной земли на 55 номеров. (Меньшиков А. Материалы… Т.4. С.419)). К 1902 году, когда весь надел уже был заполнен до конца, многие большие семьи разделились на малые и общее их количество, в результате этого, значительно возросло
Очевидно, не позже 1906 года произвели передел и жители Кневичей (На эту дату наводит, в частности, свидетельство А.Меньшикова, сделанное в 1910 году о том, что кневичане производят переделы сенокосов через 1-3 года. (Меньшиков А. Материалы… Т.4. С.419) Более конкретных данных по этому вопросу пока нет), но уже по числу дворов, на 107 номеров (число номеров относится к 1910-1911 гг.) (Меньшиков А. Материалы… Т.4. С.419). Позже всех старожильческих общин нашего района это сделали кролевчане – в 1910 году. Все свои сенокосы они поделили на три года между 114 имевшимися в селе домохозяевами (Меньшиков А. Материалы… Т.4. С.425).
Лес во всех крестьянских селениях Приморья до начала подворного размежевания считался общественной землей, но каждая семья могла свободно пользоваться им без разрешения общины. Что же касается пашни, то она в Угловом, Кневичах и Кролевце, в предыдущий период, ни разу не переделялась. Если пашня была очищена от леса силами занявшей её семьи или нанятыми ею корейцами, то общество признавало её захват. При семейных разделах отделившиеся получали пахотные участки по соглашению между братьями и усмотрению главы семьи (Меньшиков А. Материалы… Т.4. С.419-427).
Во время Столыпинской аграрной реформы, усадьбы, лес, пашня и сенокосы трёх первых сел Артема были разделены в подворное наследственное владение крестьян-старожилов «на вечные времена». Вопреки существующему сегодня мнению о насильственном разрушении общины, решения о подворном размежевании принимались в наших местах самими крестьянами и, судя по всему, без какого бы то ни было давления со стороны (Согласно статьям 62 и 66 «Общего положения о крестьянах» внутринадельные размежевания на хутора и отруба могли производится только с согласия самого размежёвывающегося населения и по его ходатайству. При этом на Дальний Восток не распространялось действие Указа от 9 ноября 1906 года и Закона от 14 июля 1910 года, направленных на разрушение крестьянской общины. (История Дальнего Востока в период феодализма и капитализма (XVII в.– февраль 1917г.). М.: Наука, 1991. С.332)). Так, по свидетельству А.Меньшикова, главными доводами в пользу размежевания они называли необходимость прекращения процветавшего при общественном землепользовании хищнического истребления лесов на наделах сел, экономию большого количества времени, уходившего прежде на периодические дележи сенокосов, уменьшение ссор из-за земли и увеличение возможности для каждого хозяина лучше возделывать свою пашню (Меньшиков А. Материалы… Т.4. С.422).
Определенную роль здесь сыграла и слабость общинных традиций у бывших украинских крестьян, никогда не знавших ни чересполосицы, ни уравнительных переделов, характерных для собственно русских деревень средней полосы России (Земельные наделы в киевской, черниговской и полтавской губерниях, ещё до отмены крепостного права, находились в подворно-наследственном пользовании крестьян. Хотя на севере Черниговщины общинные традиции были по-прежнему сильны).
Неудивительно поэтому, что первыми, еще в 1908 году, обратились к властям с ходатайством о подворном размежевании жители Кневичей, где процент выходцев из степных губерний Малороссии и Слободской Украины был наибольшим среди всех здешних сел (Малороссы составляли в Кневичах 96,3% всех семей, в Угловом – 73,7%, в Кролевце – 85,8%. (Меньшиков А. Материалы… Т.1. С.104)). Уже в следующем году они направили прошение о ссуде, после получения которой частный землемер, за 15 тысяч рублей, составил им проектный план размежевания наделов села. Согласно этому плану, средний размер усадьбы был определён в пределах одной десятины, а все захваченные ранее первыми засельщиками излишки земли поступили в резервный фонд общины, из которого, в дальнейшем, выделялись участки под усадьбы для новых семей кневичан (Меньшиков А. Материалы… Т.4. С.419).
За пределами села, подворные участки получили далеко не все владельцы дворов. Перепись 1915 года зафиксировала лишь 16 таких хозяйств (Это подворные участки Барановского, Домницкого, Гончаренко, Ищенко, Кича, Ковальского, Мокогон, Подопригора, Покоевец, Пономарчук, Пономерчук, Сорокопуда, Татарина, Фурсова, Чайка, Подбережного. (Населенные и жилые места Приморского района (крестьяне, инородцы, желтые), Перепись,1 – 20 июня 1915 г. С.14)). Остальные, по-видимому, продолжали пользоваться ещё общинной землей.
На наделах Кролевца и Углового размежевание началось несколько позже, чем в Кневичах, примерно в 1911 или 1912 году. До начала I Мировой войны оно, очевидно, так и не было завершено. По крайней мере, данные той же переписи не указывают на наличие фамильных подворных участков при описании этих сел (Населенные и жилые места Приморского района (крестьяне, инородцы, желтые), Перепись,1 – 20 июня 1915 г. С.14).
Что же касается двух других селений, Суражевки и Шевелёвки, то там никакого размежевания, видимо, никогда не производилось. Во всяком случае о Суражевке таких сведений нет, а в Шевелёвке вплоть до самой революции, согласно данным А.Меньшикова, абсолютно господствовала классическая русская поземельная община с её чересполосицей и постоянными переделами пахотной земли (Меньшиков А. Материалы… Т.5. С.191). Причины её существования тут достаточно понятны:
Когда летом 1903 года первые шесть крестьянских семей основали деревню Шевелёвку, они обнаружили здесь 42 десятины пашни, уже разделанной руками живших тут прежде китайцев-отходников (Справочная книга по земельным отводам в Приморской области. 1912 г. С.432). Земля эта была тут же поделена между семьями по количеству зачисленных сюда мужских душ.
Летом следующего и в начале 1905 года прибыли ещё несколько семей переселенцев, которые также потребовали равной со всеми доли пахотной земли. Этих последних было значительно больше, чем первых засельщиков, поэтому вполне естественным выглядит решение схода произвести первый уравнительный передел земли.
Таким образом, весной 1905 года на каждую мужскую душу в селе было выделено пашни по 1 ; десятин. В дальнейшем, по мере вселения сюда новых групп крестьян из России, переделы стали происходить почти каждый год. Кроме того, в целях увеличения площади пахотной земли, общество начало регулярно сдавать на три года для разработки корейцам целину. После возвращения из аренды, новая пашня также делилась между домовладелицами в соответствии с числом зачисленных за ними при водворении долей.
Примерно в 1913 или 1914 году, после заполнения всего участка, был произведен очередной передел сроком на пять лет, оказавшийся, очевидно, последним. В перевёрстку тогда вошли не только пахотные, но и все пригодные под распашку целинные земли. По всем традициям среднерусской общины они были предварительно разбиты на три категории, в зависимости от качества почвы, и каждый домохозяин получил соответствующее количество долей в каждой из них (Меньшиков А. Материалы… Т.5. С.191).
Следующим шагом должно было стать подворное размежевание наделов шевелёвских крестьян, ведь повода для передела больше не было, но начавшаяся вскоре революция, а затем и гражданская война помешали развиться этому процессу до логического конца.
Примерно то же самое можно сказать и о Суражевке, с тем, однако, исключением, что переделов пашни там, скорее всего, никогда не было. Ведь суражевцы, в отличие от основателей Шевелевки, не получили пашню в «наследство» от манз, а очистили и разработали её сами среди лесного массива тяжелейшим трудом отдельных семей. Для подворного размежевания им, видимо, просто не хватило отпущенного историей времени. До лета 1914 года Суражевский переселенческий участок ещё не был заполнен до конца, а во время I Мировой войны все землеустроительные работы в стране были прекращены.
Имелись, впрочем, в селениях общинно-крестьянской России и угодья, раздел которых не мог произойти ни при каких обстоятельствах. Это был выгон (поскотина) – общее пастбище для скота. Он отводился в непосредственной близости от усадеб крестьян и вместе с ними огораживался единой поскотинной городьбой. Там, где дорога пересекала её, устраивались ворота, запиравшиеся на ночь замком, ключи от которого хранились у старосты села. Вся эта изгородь, представлявшая собой три – четыре ряда колючей проволоки, закрепленной на врытых в землю столбах, должна была не допустить проникновения внутрь выгона диких животных и выход за пределы охраняемой зоны собственного скота. За каждый участок городьбы отвечал конкретный домохозяин (Воспоминания И.И.Бурковского. Архив ИКМА). В Кневичах такой участок составлял в 1910 году 30 сажень в длину, а в Кролевце – 26.
Село Угловое поскотинной городьбы не имело. Очевидно, прилегающий к нему район считался уже достаточно безопасным от крупных хищников. К тому же, за скотиной здесь наблюдали опытные, относительно хорошо оплачиваемые пастухи, по одному на каждое из четырех стад (Меньшиков А. Материалы… Т.4. С.426). Помимо выгона в общинном владении оставались также все неудобные земли, в число которых входили дороги, улицы, реки, болота, каменистые места, сильно крутые склоны и другие, бесполезные с хозяйственной точки зрения объекты (Меньшиков А. Материалы… Т.3. С.85).