лава 7. Даша.
Математичка строго поправила очки, но диктовать не прекратила.
- Роторная функция… Записали? – Одновременный кивок, шелест тетрадных страниц, на заднем плане – сонливое бурчание. Дашка юркнула вдоль края. Фома трясет карандашом между пальцев, глаза вопросительно горят.
- Ну, что! – прошептала она, едва Дашка опустилась на стул.
- Что «что»? – она недоуменно взглянула на Фому.
- Ну, как?!
- Фомичева, после пары поговорите! – встряла математичка.
- Простите, Ольга Николаевна, я по делу, - огрызнулась Ленка.
- Ваше дело учиться!
- Так я по учебе…
Математичка сожгла взглядом.
- Фомичева!..
- Извините, - Ленка поспешила остановиться, преданно уставилась на преподавателя. Математичка фанатично вперилась в конспект, Фома придвинулась вплотную, еле слышно выдохнула. – Как?.. – глаза нырнули под парту, на Дашкины джинсы. – Что - было?
Дашка фыркнула, но почувствовала – краснеет.
- Ой, аушки! – Фома всплеснула ладошками. – Как взрослые, без трусов? У него?
- Дура! – Дашка.
- Раскололась? Гы-гы-гы.
- Да не было ничего, ко мне ездили! – вспомнила, как ткнулась губами ему под нос. Чуть зубы не вылетели. Улыбочка ехидная: «Не целовалась никогда?». Да, не пришлось, знаешь ли…
- Ой, Дуся! - домой? – Фома округлила глаза. – А папаша…
- Фомичева, Гришаева – чего у вас не было? – упала тень, Дашка подняла глаза. Ольга Николаевна, сняв очки, заиграла желваками. – Может, поделитесь?
- Жизни половой, Ольга Николаевна, - вздохнул Громыко, - вы как маленькая…
- Громыко!
- В школу с родителями? – «поток» прыснул, где-то даже застонали. Громыко подпер щеку и, как нив чем не бывало, уставился в окно.
- В армию пойдете, Громыко, в армию, - математичка заметила страх, мстительно добавила. – Весенний призыв в силе.
- Я сессию еще не завалил, - пробурчал Громыко.
- Несложно! - Г убы Ольги Николаевны натянулись, пальцы покрутили мелок. Взгляд опалил - рикошетом досталось Дашке и Фоме. Математичка задержалась на них, соображая, какой гадостью накормить, но «сдулась» - войсками не возьмешь – и степенно ретировалась к кафедре. Мертвое молчание придавило – даже девочки «примерили кирзу». Не понравилось. Ольга Николаевна с удовольствием перелистнула страницу. Продолжилась сага на непонятном языке.
Едва лекция закончилась, Фома насела на Дашку. Ленку затрясло от любопытства.
- Дуся, рассказывай, - потребовала она. Дашка, пожав плечами, сбивчиво донесла.
Ленка опустошенно поглядела на нее.
- И все?! – удивилась она. Потом ухмыльнулась. – Американцы хоть настоящие?
- Угу.
- Атас, Дуся, везет тебе - кабак и драка. Говорила я – по кругу пустят. К дружкам не звал?
- Нет, - Дашка вдруг разозлилась. – А надо было?
- Страшные, наверное, - отмахнулась Фома. – Лысого помнишь? Мурашки по коленям…
- Штаны одень, - съязвила Дашка. Рука автоматически нарвалась на пустоту – сумки с альбомом не было. Ленка заметила, попробовала взбодрить.
- Я ящик в гардеробе оставила. Теть Маша обещала присмотреть. Вроде, трезвая.
- Спасибо.
- Ты не злись, Даш, - Ленка примирительно пододвинулась, заглянула в глаза.
- Не злюсь.
- Как он хоть - не жадина?
- Смешной, - огорошила Дашка.
- Фигасе клоун!
- На мальчишку похож. Дуется постоянно.
- Титьку не просил? – Ленка наклонила голову. Дашка фыркнула, глаза убежали в сторону, уши побагровели. – Чего там с крыльями? – усмехнулась подруга. – Орел или махаон? А, помню, ты про демона искала!
Дашка поймала себя – ноготь карябает краску на подоконнике. Фома больно ущипнула.
- Дусь!
- А? – Дашка перечеркнула воображаемый рисунок.
- Дусь, что? Демон? – забеспокоилась Ленка.
Дашка прислушалась к себе: сухая ладонь поверх ее руки, теплый прищур. «Не целовалась никогда?». Каверна простоты в дребезжащем воздухе. Крылья вокруг креста…
- Дуся, ты чего? – повторила Ленка. Дашка нашлась.
- Он, кажется, папе понравился. И маме…
- Брось! – не поверила Ленка.
-Угу.
- Удивила. Еще скажи, Байрона читает.
- Нет, - призадумавшись, Дашка поправилась. – Наверное.
- Представляю гиббона с книжкой.
Дашка отвернулась к плакату. Вектора ломали балку с защемленным концом – того и гляди, посыплется тушевка. В нижнем правом углу – «Кох А. П.». Под фамилией разбежалась длиннющая подпись, компенсируя «сестру таланта». Или приумножая.
- Ничего уже не понимаю, - пробормотала Дашка.
- Чего тут понимать?! – Фома сложила ладошки в лодочку. – Попала целка в переделку…
- Фома! – Дашка едва удержалась, чтобы не топнуть. Ленка показала пустые ладони.
- Ну, его, Дусь! Руки хоть распускал?
Даша встретила колкий взгляд, закусила губу. Шумная возня на диване, свинцовая голова, дрожь в коленях – тисканье? Фома оглянулась, как в шпионском фильме. Наклонившись к уху, коснулась пальцев.
- Дашка… всё? - Слова лениво добрались до сознания – Дашку окатил стыд. Она выдрала руку.
- Не… всё.
- Замороченная ты, Дуся.
- Сама знаю.
- Ну, не станут стены розовыми. Носишься со своими крыльями…
- Не со своими, - огрызнулась Дашка. – С его.
- Сказала бы, чем он машет, - Ленка раздраженно оправила юбку. Подруги уставились друг на друга. Воздух, казалось, завибрирует. Мгновение, второе…. Одновременно улыбнулись. Ленка шутливо дернула за «хвост». – Ладно, Дуся, извини. Боишься?
Дашка, вздохнула.
- Боюсь, - призналась она.
Ленка неожиданно согласилась.
- И правильно. Мало ли, когда мыл в последний раз.
- Фома!!!
После занятий договорились смотаться в библиотеку - понедельник маячит «курсовой». Фома сыграла на весеннем спермотоксикозе, выудив у старшекурсников трепаные черновики. Дело за малым – грамотно озвучить цифры. С «водой» у Дашки было туго. Надежда добрать ума растаяла. Едва Фома, отыграв задом, «сломала» очередь, веры не стало вовсе. Перед носом выросла гора литературы.
- Лен, - проблеяла Дашка. – Лучше кол! Голова лопнет.
Фома не ответила, палец поддел страницу. Черный ноготь зловеще побежал по строкам. Перепрыгнул через абзац. Не выдержав, остановился на картинке: русло реки рассечено поперек. Вместо рыбы – вектора и «дохлая» латиница. Не хватает лодки, чтобы Мазай ошалело выхватывал зайцев из пропасти. А небо серое. Несерьезные тучи укрывают деревце. Береза? Или осина? Между крохотных листочков белка таращит бусинки. Жук-носорог бычится на противоположной ветке…
- Дусь!
Дашка с сожалением оставила этюдник.
- Угу.
- Санечка не подскажет, - напомнила Ленка.
- Фиг с ним.
- Жаль Громыко – болван, - Ленка поставила закорючку в конспекте. – Нормальный чел, так обязательно болван. – Дашка удивленно вздернула брови. Фома фривольно выставила ногу. «Высоколобые» взбодрились, зашушукались, а барышни поникли, немо взмахнув ресницами: «Сучка!». Ручки неровно заиграли меж пальцев. Фома поправила очки, глаза скучно «причесали» аудиторию. Помада отпечаталась на карандаше. – Может, пойдем красивыми? И «тройка» – оценка. – Предложила Ленка. Даша подняла голову. На щеке – пролежень. Нога коснулась этюдника. Куда ему деться? Красивыми – это к Фоме. Со мной разговор особый: трояк поставят – серых мышей не топят. Класс «ведь можешь – ленишься» жжет клеймом. Как ответить: «Не могу»? Страшно. «Ну что же ты, Гришаева?» - укор из-под бровей, да «тройбан» в зачетке. Рука двигается нехотя, борется с притяжением: отрыв первой ступени, отрыв второй ступени. Завиток на подписи – первый спутник…. Увы, не первый. И не последний – к счастью. Справочник громко захлопнулся.
- Красивыми, так красивыми! - согласилась Дашка. – Умных не догнать.
Они вышли, как из заключения. В гардеробе жизнь замерла, воздух остекленел, запечатывая пальто, куртки. Чахлый дед завис над газетой, гипнотизируя что-то «по вертикали» - или «горизонтали»? Меж узловатых пальцев – ложка, чаинки собрались в воронку. Гулко, на весь вестибюль, звенят стенки граненого стакана. Фома громко положила номерок. Дед сгреб, не глядя. Над роговой оправой приценился недовольный взгляд. Дашка прищурилась стакану, вихрь споткнулся об ложку, чаинки затанцевали, перепутались…
- Шестнадцатый! – на стойку упала Ленкина куртка.
- Спасибо, - Фома резво влезла в рукава. Старик кивнул и захлопнулся, как черепаха – над газетой лишь сморщенный лоб. Стакан не тронут.
- До свидания, - прониклась местью Даша. Напрасно. В ответ - ни вздоха. Тишина томно, по-комариному, запищала. Ну, и ладно, - понеслось в голове. Они собрались уходить, вдруг дверь распахнулась… Что возникло раньше – удивление или радость, Дашка не сообразила. Из ступора вытолкнула Ленка. Она пихнула в спину, бросая вслед.
- А вот и кавалер!
Артем заторможено поздоровался.
- Привет, Даша.
«Чуть не присела в реверансе, дура». - Улыбка ползет по лицу сама собой.
- Привет, - догадалась она. Ленка издали напомнила о себе.
- Лена! – «Сейчас ручку протянет – целуйте». Дашка поймала – Артем ненароком оторвал глаза от Ленкиных бедер. Дашка втайне простонала. Вслед поспели злость и раздражение. Хотя чувствовала, дурацкая улыбка не пропадает. Дашка машинально заслонила подругу.
- Ты как тут? – задала она нелепый вопрос.
- К тебе, - поспешил он с ответом.
- Как нас нашел?
- Тебя, - уточнил Артем, по лицу скользнула улыбка. – Пацаны ваши жадные.
- В смысле?
- В смысле, как в деревенской бане – каждый со своим обмылком. Только ленивый не спросил: «зачем».
- Там все ленивые, - вылезла Ленка, пробежалась оценивающе глазами. Переспросила. – Так, зачем?
- Я, вроде, к Даше, - напомнил Артем. Ленка фыркнула. Дашка едва спрятала победную улыбку. Съела? А вслух просюсюкала.
- Ну, Фомочка!
Ленка подняла воротник, прежде чем объявить.
- На улице подожду. Целуйтесь!
***
Когда по лестнице спустилась группка студентов, Дашка невольно освободила руку. Артем проводил глазами шумные спины, взял снова.
- Ребенок ты еще, - улыбнулся он, погладив ладонь.
- Чего это? – фыркнула Дашка, не замечая, как растекается. Под черепушкой бабочки – одна ярче другой. Она прислонилась к его плечу. – Ар-тём, - сорвалось с языка.
- Чего?
- Ничего. Интересно – катится: Ар-тём…
- Чудная.
- Знаю, - Дашка по-кошачьи напряглась, Артем запустил пальцы в волосы. Веки отяжелели. – Фома, наверное, матерится, - прошептали чужие губы.
- Угу. Пойдем?
- М-м, - промычала Дашка.
- Даш?
- М-м?
- Я твой альбом нашел.
Внутри подскочило. Дашка отстранилась.
- Ой, Тёма!!! – того и гляди, загорится. Унылый гардеробщик строго высунулся из-за стойки.
- Не в танцах!
- Извините.
Дашкины глаза нетерпеливо заиграли. Артем понял правильно.
- Прости, Чёрно-белая, еще не у меня.
Дашка остыла, спросила, едва сдерживая сожаление.
- Да?
- Да, Даш, - он успокоил. – Не волнуйся. Шлёму помнишь?
Дашка напряглась, отрицательно замотала головой. Артём с досадой хлопнул себя по лбу.
- Шлюмкин – гладенький такой, с американцами…
Дашка настороженно кивнула.
- Ну…. Гаденький - глазки поросячьи. Брр.
- Глазки? – удивился Артем.
Дашка кивнула.
- Глазки. Замысловато-подвывернутый. Фантик золотой. Он артист, да?
- Нет. У него галерея - от папы досталась.
- Галерея?
- Типа того. Трутся девки в неглиже и волосатики, - Артем усмехнулся. – Ну, и артисты…
Дашка догадалась.
- Тёма, альбом у него, да? – Почему-то представилось: осьминог скользит щупальцами, на листах – разводы слизи. Бурундуки, вкупе со старичком, жмутся по краям. Передернуло, мурашки схватили затылок. Сглотнула. Отпустило. – Тём, он не отдаст, да? Тём? – Лицо парня закрыло пеленой.
- Тихо-тихо, Даш! – Артем погладил руку, заглянув под слезы. – Ну? Ты чего?
- Ничего, - взгляд пристал к полу, на дерматин упала капля. Следующая слеза тяжело скатилась по щеке.
- Даш, Даш! – обеспокоился Артем. – Извини. Чего ты расклеилась? Наоборот - отдаст. Куда он денется? – он промакнул слезу, подтянул девушку к себе. Дашка всхлипнула. Как в утешении, рука нащупала пошарканную фанеру этюдника. Погремушкой громыхнула банка с мелками. Артем загадочно оповестил. – И более того!.. – Неожиданно залез во внутренний карман. Возникли две стодолларовых бумажки. – Аванс, чёрно-белая!
- За что? – Дашка дернулась от денег, как от проказы.
- Подфартило. Потеряла вещи в нужном месте. Я только от шефа. Он говорит, Шлёма готов дать тебе работу. Даже денег не пожалел. Вот. – Артем положил доллары ей на колени. «Зелень» укусила через джинсу. Дашка напряглась.
- Чего это ему приспичило? – пробурчала она. Американский президент враждебно покосился: дура. Сам дурак бумажный.
- Я же говорил, у него галерея. Фотает девок для журналов.
- Я ему зачем? – Дашка намерено оправила свитер-мешок. – Уродинка нужна?
- Шеф сказал, Шлюмкин считает тебя талантливой. Черт знает, вдруг повезет?
- А не вдруг? – деньги просились в руки. Дашка схватилась за Артема. Купюры перевернувшись, упали под ноги. Дашка дернулась, с трудом удержалась, чтобы не поднять.
- Рисовать, что ли? – не поверила она. Внутри заскакал солнечный зайчик: «Рисовать, рисовать, рисовать!». Ни векторов, ни скважности, ни балок с защемленным концом. Двести баксов – уйма денег!!! Не уйма – уймище!!! Ластик прошелся по душе, смыв серость. Не надо будет прятаться в хламиде - мол, образ такой. И морщиться над «вышкой».
Артем поднял деньги, насильно всучил.
- Спрячь! Студенты набегут. Придется кормить. – Он заулыбался во весь рот. – Дашка послушно толкнула банкноты в карман.
- И что теперь? – переспросила она.
- Я Шлёму еще не видел. - болван в запое. Передал визитку и попросил подойти на собеседование. Альбом грозился отдать только лично. Да и мне ему в глаза смотреть стремно.
- На улице подождешь?
Артем вздохнул, потрепал ее по голове.
- Прости, чёрно-белая – сама. Мне сегодня ехать надо. По менеджерским делам, - лицо искривилось недоброй улыбкой. Внутри вдруг стало пусто. Дашка испугалась.
- Надолго, Тём?
- Туда и обратно. Рядом. Но раньше послезавтра не вернусь.
Нагрузило нехорошее предчувствие, Дашка напряглась в струну.
- Тём? – она заглянула в глаза. В зрачках зябко, холод гуляет волнами. Даша сжала его пальцы. – Тём?
- Что? – он наморщил лоб, как первоклассник.
- Может, не поедешь? Вместе к Шлюмкину пойдём.
Артем мягко притянул ее к себе, пятерня разворошила волосы.
- Надо, Дашка. Мне такой… гонорар обломится. Машина!
Она недоверчиво выглянула из-под плеча. Машина. Бордовый велюр и пластик под хром. Приборная панелька пляшет неоновыми цифрами. Ленкин хахаль в такой подвозил. Не забыть, как блокируются двери и насмешку: «Да, чего девчонки? Ща за пивом заедем. И в баню». Как же – в баню! Хорошо Фома сделала вид, что собирается блевануть. Вмиг все распахнулось…
- На трамвае плохо? – буркнула она.
- Плохо. И в такси плохо, - жестко ответил Артем, чуть погодя смягчился. – Ну, Даш, я быстро. Зато потом вся улица обзавидуется. Даш!
- Да, побоку той улице, - огрызнулась она. Врет. Стоит вылезти из иномарки – хоть посреди ночи – вмиг оклеймят: «А знаете, Гришаева-то – ****ь!». Артем сдавил плечо.
- Даш, не злись.
- Не злюсь. Вали за своим железом.
- Даш!
- Не дам!
- Эт, я в курсе, - хихикнул он. «Зарядить бы этюдником меж зубов…» – Дашенька, я быстро. Мы порядок наведем и обратно - рывком. Обещаю! – Он полез в карман. – Вот визитка. «Домик Ильича» знаешь? – не дожидаясь ответа, чтоб не сорваться в перепалку, продолжил. – Рядом со спорткомплексом ДВГТУ. Приходи после обеда. Шлёма будет ждать. Он хоть гладенький, но народа вокруг него – тьма. Вдруг «выгорит» - сможешь карандашами деньги рисовать. Пойдешь? – он немо подождал. Сидит, играет скулами, добродетель. Жизнь налаживает. Дашка сжалилась.
- Посмотрим. – Сказала она понебрежнее. Артем прижал. Вдруг скрипнула дверь, ввалилась посиневшая Ленка. Глаза отыскали заветный угол.
- Ну, вы!.. – Ленка выдохнула, спуская пар. Покачала снисходительно головой. – Совесть есть? Холодно ж, бл!..
В четыре глаза проводили автомобиль; стопари, мигнув, растворились в потоке. Следом загрохотал трамвай, на галерке – угрюмые лица. Ленка повернулась к Дашке.
- Дуся, счастливая! – восхитилась она. Над воротником озорно блеснули глаза. – Гусь не гусь, но точно – не петух. Не жадный. Вон, над тобой трясется!
Дашке стало неудобно, деньги прожигали карман.
- Чего это с тобой? - уколола она исподтишка. – Не нравился же.
Фома весело вскинула голову.
- Ой, Дуся, не гони! Ошибалась.
- Из-за денег?
- Тьфу, Дуся! Мне их не давали. Чего ты трясешься? Дали – бери. В постель никто не гонит. А и погонят – пошлешь… Если захочешь, конечно, - Ленка шмыгнула носом. – Холодно как. Где лето, блин!
- В Анапе, - огрызнулась Дашка, рука непроизвольно нащупала деньги. Рифленая бумага ужалила, захрустела шуршаво – по-американски. Ленка взъерошилась воробушком: колени синие, в мурашках. Кисти еле помещаются в карманчиках. Из очередной машины высунулась небритая морда.
- Меня ждешь, цыпа? А то давай!
- Болею! - цыкнула Фома.
- Подлечим, - пообещал «жених». Следующая машина требовательно посигналила.
- Ехай, дяденька! - Фома тряхнула головой. – Пора уже. – Стекло поднялось, поток пополз. – Достали! - прошипела Ленка.
- Штаны одень, - посоветовала Дашка. Знала – зря. Не оденет.
- Ватные, что ли? – привычно отбрыкнулась Фома. Над крышами авто показался желтый «пузырь» двадцать третьего маршрута. Автобус робко крался вдоль тротуара. – Наш! – Ленка довольно обернулась. – На вторяк13?
- Зачем это? – удивилась Даша.
- Валюту тратить, бестолочь! – Ленка подтолкнула к двери. – Давай-давай, пока совесть не заела. – Дашка покорно запрыгнула на подножку.
Через полтора часа от аванса остались воспоминания. Дашка с трудом волокла четыре пакета. Ручки резали пальцы, обувная коробка больно билась о колено. Еле удалось уговорить Ленку забрать этюдник. Коцаная фанера никак не вязалась с «мини», Фома кривила губы, но честно тащила свой крест к перрону.
- Ле-ен! - жалобно протянула Дашка, как только цокот каблуков приотстал. Сил обернуться не было. Дашка умудрилась. Пакеты поднялись крыльями, опали с шорохом. Хмурая публика у кассы покосилась. Фома, припадая на ногу, ускорилась.
- Убьешься тут! – прошипела она. И хромает элегантно, и ящик с краской шлепает о попу элегантно. Где ж таких рожают?..
- Лен, почти пришли.
- Хоть не видит никто…. – Ленка окрысилась на ближнего мужика. – Да, не про вас, мущ-щина. Господи! Дуся, обабиться тебе надо.
Засвистела электричка. Рельсы гулко завибрировали. Серый народ зашевелился. Наиболее активные толчками заскользили в голову поезда. Кто-то задрожал у самого края – того и гляди, бросятся. Как на старте. В основном дети и старики. Одним смерть еще не страшна, другим - уже. Локомотив блеснул фарой, вползая на станцию. Клоунская улыбка на всю лобовину, скучающий машинист за стеклом. Дашка перехватила пакеты удобнее. Взмолилась.
- Ле-ен! - Подруга махнула:
- Да поняла уже. Пригляжу за рухлядью. Привыкла.
Двери поезда зашипели, металлический голос объявил.
- Вторая Речка, следующая Чайка! – чуть позже. – Осторожно двери…
- Дусь! - перекричала Фома.
- А?
- К художнику пойдешь?
- …закрываются! – двери сомкнулись. Поезд тронулся, выгоняя Ленку из поля зрения. Дашка успела взмахнуть пакетом.
- Не знаю!
***
Отец сдержано хмыкнул, бросив через губу.
- Чего-то рановато он.
- Чего «рановато»? – Дашка затолкнула вещи в шкаф.
- Тряпки эти… - он подобрал новую кофточку, подержал двумя пальцами. – Срам.
- Па-а! – Дашка выдернула вещицу. – Мне ж за работу!
- Да? – отец сунул руки в карманы, голова спряталась меж плечами. – Чего-то я пахал на шахте, а директриса вертит кукиш. До сих пор. Может, не там лизал?
- Па-а, - Дашка покраснела. Радость как-то померкла под папиным сарказмом. – Пап, ну зачем?! – Отец шумно выдохнул, поймал Мартена, пригладил за ухом. Котяра для порядка вякнул. Желтый глаз заволокло. Балдеет. Зрачок поплыл по трещине. Соскользнул с Дашки. Провалился. Кухня наполнилась урчанием.
- Вот, хорошо ему? – поинтересовался отец.
- Угу.
- А руку убрать? – Кот недоуменно обернулся, встопорщив усы, беззвучно раззявил пасть. – Не нравится, Мартенка? – пальцы снова утонули в шерсти. Дашка забралась в угол, подтянула ноги. Отец вскользь поинтересовался. – За что хоть такие деньги?
- Па, меня в галерею пригласили. Рисую, говорят, ничего.
- Ничего? – отец недоверчиво поднял голову. - Твой, что ли, срастил?
Дашка засветилась.
- Артем.
- Артем… – отец махнул рукой. – Не было печали. Нормальный вроде. Только тревожный. Где сам-то?
- В командировку, говорит…
- Знаем, что за…. – отец споткнулся, еле слышно добавил, – «шуба-дуба на белом».
- Чего? – не расслышала она.
- Да ничего, - отец вдруг скинул кота. – Брысь! – Мартен вальяжно закачался на выход. Хвост трубой, воздух дребезжит самосознанием. – Зараза, всего уделал! – он стряхнул клочки шерсти.
- Па, Артему на работе машину дали, - похвасталась Дашка.
Отец промолчал, только бровь по-чапаевски поднялась…
Стемнело. Свет включать не хотелось. Грифель носится по картону, забегая в тень. Штрих, штрих, жирная полоса – указательный палец нервно растирает угольную пыль. Успеть! На листе: голая геометрия – рука, изогнутая в локте, цепляется за перекладину. Покатился бицепс, сухожилия натянулись стальными струнами: заденешь – лопнут! Лицо спряталось под плечом, выворачивает глаз, силясь заглянуть за спину. Крылья. Нить. Нескладный контур тоньше паутины. Внутри – ни перышка. Дашка закусила нижнюю губу. Свет уплывал. Казалось, с каждым тявком Гниды, он раскалывается на миллионы брызг. Дашка оглянулась на выключатель. К черту! У демона нет электричества. Она выпустила планшет и упала спиной в ворох смятой бумаги. Руки под голову, глаза - в потолок. На сердце ярко. Ар-тём…