Кто-то. День пятый. Охота

Юрий Полехов
ОХОТА

Труба играла, и на ее зов стали собираться люди. Когда Атир вошел в лагерь, на площади, напротив ханского шатра, собралось почти все племя. Лишь дальние дозоры продолжали нести службу. Взойдя на сложенный из бревен помост, слово держал Адай-Хан. Одет был просто и удобно, для охоты: кольчугу сменил на светлую кожаную рубаху, шлем - на шапку, отороченную мехом, у пояса висел  нож, в руке - плеть. Рядом стоял Советник Бабо в длинном расписном халате и в своей неизменной круглой шапочке. Он поднял большой охотничий рог и, взывая к вниманию, громко протрубил.
- Воины, соплеменники, - начал говорить Властитель, - я решил позвать вас на охоту. Сегодня, сейчас. Запасы еды у нас невелики, а впереди долгий трудный поход, и она нам очень даже пригодится. Да и просто: можем мы устроить праздник?
Со всех сторон раздались одобрительные возгласы: впервые за эти дни в глазах людей появился интерес, на лицах - улыбки. Лишь Хурхан с Шаманом выглядели  безразличными.
«Даже охота их не радует», -  подумал Властитель.
 - Сотни Сармака и Гнора остаются в лагере для охраны, - продолжил. - Но вы, их жены и матери, не думайте: добычу разделим на всех, обижен никто не будет. Посему мужчины, юноши идите, собирайтесь, меняйте доспехи на кафтаны и рубахи. Я буду ждать!
Люди задвигались, площадь пустела на глазах.
Пошел готовиться и Атир. Улушук на площади не было, и сомнения нахлынули вновь. Поедет ли она на охоту? Что ответит?
Зайдя в юрту, Атир быстро переоделся в широкие льняные штаны и рубаху из тонкой серой кожи с серебряной вязью. Повесил на пояс длинный охотничий нож в гладких деревянных ножнах, взял легкий кавалерийский лук, колчан со стрелами.
- Сын, что ответила Улушук? - послышался из глубины тихий голос.
- Сказала: на охоте ответ даст. - И он вышел на полуденный зной.
Площадь заполнили одетые не по-военному мужчины, с десяток подросков. Все с седлами, пиками, луками, колчанами через плечо. Бурно переговаривались. Провожающие их жены и матери, одетые в длинные праздничные: красные, голубые, белые платья с  витиеватыми вышитыми узорами, в высоких головных уборах в тон, кожаных, замшевых сапожках с загнутыми носками, давали последние напутствия, пожелания обильной добычи. 
На помосте все также возвышался Адай-Хан. Рядом - Улушук, дальше - Советник Бабо, Хурхан весь в черной коже. И не жарко ему? - подумал Атир. Улушук надела светлую  льняную рубашку до колен, поверх - песочного цвета жилетку, расписанную зеленым орнаментом. Из-под рубашки виднелись белые кожаные шаровары, на ногах - ее любимые красные сапоги. Кинув взгляд, слегка улыбнулась. Надо занять место рядом с ней. Потом получится ли? - подумал Атир.
Помог ему Властитель. Отодвинув в сторону Хурхана, махнул рукой:
- Что стоишь? Иди сюда! И во время охоты от нас не отъезжай... А тебе, Хурхан, приказ: будешь смотрящим. Строй ровнять, подправлять, кто отстанет или вперед вырвется…Ну знаешь. Бабо, передай ему рог. И еще! - сказал уже громче, во всеуслышание: - Мою охрану и охрану моей семьи несут теперь воины из сотен Атира и он лично.
Удивление, растерянность появились на лицах собравшихся. «Вот это да-а. С чего бы? Хан не верит больше главному тысячнику?», - по толпе прошелся шепот.
- У вас с Шаманом и без меня дел хватает. - Наклонившись к Хурхану, тихо  произнес Властитель.
Лицо тысячника вытянулось, побагровело. Он что-то пробурчал под нос и спустился с помоста. Такого поворота, таких слов он, видимо, не ожидал.
Охотников набралось около трех сотен. Прискакал Орик - командир дальних дозоров. Доложил, что все спокойно: селян на острове нет. Зверь найден, к охоте все готово. Махнув рукой, Властитель направился к стойлу со своими лошадьми. Атир и остальные, закинув на плечи седла, двинулись к загону. И вскоре, построившись в колонну, охотники  выступили из лагеря.
Впереди - Орик и с ним десятка дозорных. Далее Адай-Хан на вороном иноходце, Атир на Агате и Улушук на молодой белой кобылице. Следом - Марсагет во главе своей сотни. Хурхан вместе с сотниками Саулом и Кадымом и их воинами держался поодаль. Колонну замыкало несколько открытых повозок - под возможную добычу. Неженку Бабо оставили в лагере за старшего.
Охотники разделились. Воины во главе с Хурханом, углубившись в степь, двумя цепочками начали очерчивать круг. Тысячник зовом рога должен был оповестить всех, когда он замкнется. Марсагет со своей сотней, Хан, Атир, Улушук остались ждать сигнала. 
Властитель тронул коня и, привстав в стременах, впился взглядом в степь. Туда, где две линии точек-всадников, растягиваясь, змеями ползли навстречу друг другу. Все ближе и ближе сходились головы цепей. 
             Атир глубоко вздохнул и приблизился к Улушук. Девушка держалась в седле прямо, настороженно, влажно блестели темные глаза. Атир слегка дотронулся до ее руки.

Шел третий день, как лодочники-беглецы жили на острове.
Уйдя с берега, они залегли в высокую траву и слушали отдаленные звуки боя: крики людей, лошадиное ржание. А позже, вглубь острова промчались повозки и конные - чуть-чуть не засекли.
Жизнь на острове постепенно налаживалась, и попытку уйти отсюда решили отложить на потом. Да и куда идти? Барка сделалась их домом. А теперь? Дважды беглецы видели дозоры, но их опять не заметили. Боги отвели - как сказал Борода.
Устроились лодочники в густых зарослях кустарника на берегу небольшого озера, обнаружить их здесь было сложно. Поставили шалаш из камыша, из него же сделали подстилку. Из найденных на берегу камней соорудили костровище, заготовили дров, расчистили подход к воде. Огонь, правда, разжигали только днем, из сушника - чтобы не дымить. Вот только хлеба не хватало. В остальном же… Озеро давало рыбу и раков, прибрежные заросли - птицу и спасительную тень.
Беглецы договорились сразу, кто чем займется. Бороду выбрали главным. Он командовал, наводил порядок в лагере и наблюдал за округой. Весло, коль у него имелся ножик, стал отвечать за дрова, костер и готовку пищи. Мордан с его снасточкой сделался рыбаком. А Кормач с кожаным ремнем - ловчим.
Мордан срезал длинную тонкую уду и привязал к ней снасточку: плетеную из конского волоса нить с острым крючком. Сажал на него зеленых коников, что ловил тут же, под ногами, и забрасывал в озеро. Проходил миг, и на крючке уже болталась крупная, по локоть, рыбина. 
Труднее было с дичью, но Кормач преуспел. Рядом с полоской дикой пшеницы  место расчистил. Вкопал гибкий прут, а на конец кожаный ремешок привязал с петлей. Насыпит на землю зерна, петлю разложит, прут пригнет.… Как пришла куропатка поклевать, лапой «раз!» и засекается. Висит в воздухе, машет крыльями и кричит истошно. Так забавно получалось! Поначалу на крик все лодочники собирались - глазели на пытавшихся улететь птиц. Держась за животы, смеялись до слез. «Вот так и мы, - говорил Борода, - хотим улететь, да не выходит».
Лодочники наверстывали за все те голодные, полные тяжкого труда дни, морозные дождливые ночи. Плотно ели, много спали, грелись на солнышке и купались. А еще вспоминали прошлое, развалившись в теньке под кустами, мечтали о будущем. Вот и сейчас.
- Я вот что скажу, братцы, - после плотного обеда начал разговор Борода, - а ведь не  плохо, что сюда попали.
- Чем же? - спросил Весло.
- Как чем? Всем! Вот смотри: ты, к примеру, раньше кашеварить совсем не умел. На горе харчей мог с голоду подохнуть. А нынче? От костра, вон, не оттащишь. Уж сыты все, а он жратву подкладывает, да подкладывает…
- Так это оттого, что лентяйничает, - вступил в разговор Мордан.
- Это как же? – Борода удивился.
- А так. Прикинул: тяжесть таскать не надобно, спину гнуть - то ж, и руки не болят. Это тебе ни день-ночь веслом махать. Вот теперь и обучается по-новой. Освоит - к купчишке, какому на кухню пойдет. А там, глядишь, и до самого Князя доберется.
- Ха-ха-ха…- Борода закатился. - А что и впрямь, Весло, до Князя дойдешь - о нас вспомни, не поленись. Вот смотри: Кормач, к примеру, может княжьим сокольничим быть. Птицу он теперь знает - на куропатках вона как наловчился. Зайца повадки узнать - цены не будет. А Мордана, так главным по княжьим прудам назначим. В Байчаке, слыхал, не счесть их. Будет рыбу всякую разводить. Ты сам-то как Мордан?
- А я че? Само собой лучше, чем в лодочниках.
- А вот, Борода, скажи - ты нас определил, а сам чем заняться можешь? Ведь над Князем верховодить не надо, он сам себе глава?
- Над ним не надо, а вот над вами... Так что старшим так и останусь. А если вправду, мужики… Чем займемся? Тепло и жратва не вечно будут. Осень, а там, глядишь, и зима.
Все разом примолкли.
- Я вот что думаю, - Мордан не выдержал первым: - здесь конечно хорошо, но выбираться все одно надо. Да и женка с детишками.… Побуду еще маленько, а там хлеба собирать надо - двину, порядок в хозяйстве наведу. А по весне, глядишь, на другую какую лодку пристроюсь.
- Да-а, новую найти не просто. Да и старшого, как Светлый, днем с огнем не сыщешь - обман один.
- Что верно, то верно, про старшего тожь. Жалко его, да и ребят наших. Как там они? Живы ли?
- Хватит киснуть! - вступился Борода. - Светлый мужик толковый. Ни себя, ни ребят в обиду не даст. Глядишь, и свидимся с ним скоро. А с острова выбираться все одно надо, а то… - осекся.
Заходил волнами воздух, обдало жаром и тревогой. Пригнулись лодочники к земле, будто вжаться в нее хотели. Борода опомнился первым: вскочил на ноги и кинулся к дереву. Ловко взобравшись наверх, обомлел - на западе, в полверсты, увидел цепочку неторопливо приближающихся всадников. И дальше, дальше у горизонта - лента людей. «Облава, ну дела, ну дела! - подумал. - Но как, как про нас-то узнали? И зачем мы им?»
Неподалеку затрубил рог.

- Улушук, я люблю тебя. Ты станешь моей женой? Матерью моих детей?
Девушка повернулась, посмотрела. Взгляд был чист и спокоен.
- Я знаю - отец говорил. Знаю, что не должна противиться, но сказать «да…» - Ее щеки слегка покраснели.
- Ты думаешь о ком-то другом? - выдавил Атир через силу - комок стоял в горле.
- Ты не понимаешь… - в голосе прозвучала досада, но глаза смотрели живо и тепло. - Ты сам-то уверен в том, что всего этого хочешь?
Атир кивнул и поворотил Агата. Ну вот и объяснились.
- Ты не будешь охотиться? - послышался сзади ее голос.
Рука с плетью зависла в воздухе.
- Не буду. - Не мигая, смотрел в сторону лагеря. Скорее убраться отсюда, скорей - засела мысль.
- Я тоже не буду.
Обернулся - Улушук улыбалась.
- Отвезешь меня в лагерь? Я ведь не люблю охоту - мне зверей жалко. Отцу только не говори. А как сбежать... - И позвала: - Отец!
- Что еще? - увлеченный начавшимся действом, нехотя бросил Адай-Хан.
- Я не хочу охотиться.
Хан развернул коня - лицо удивленное.
- Но такой случай может представиться нескоро, если вообще представится... - сказал и осекся.
- Отец, только что Атир попросил меня стать его женой.
- Я рад, - Хан окончательно опустился на землю.
- Отец, мои мысли далеки от охоты. Отпусти меня в лагерь, а Атир проводит.
Хан заулыбался.
- Отпусти, а кто будет меня охранять?
- А меня? - глаза девушки сузились. - С тобой останется… Марсагет.
- Ну, если Марсагет, - Хан кинул взгляд на крупную фигуру во главе отряда всадников. - Тогда езжайте.
Улушук развернула лошадь и, ударила пятками.
Атир кивнул Властителю и пустился догонять свою несостоявшуюся невесту.
Загонщики к этому времени обозначили круг, и над степью затрубил рог Хурхана. Властитель махнул рукой, поднялись и опустились плетки, всадники со свистом и звериным рыком сорвались с места. Ур-ма!

- Нет, не хочу в лагерь. - Улушук, осадив лошадь, послала ее шагом. - Я знаю, ты ездил в старое селение, расскажи мне про него.
Атир, поглощенный нерадостными мыслями, ответил не сразу.
- В селение… Там есть большое и красивое озеро. Я хотел тебе его показать, но не до того было.
- Не до того? Так поехали!
Не доезжая от лагеря, всадники свернули в сторону. Весь путь они проделали молча. Атир смотрел в спину Улушук и думал: «А будь, что будет. Все, что хотел, сказал». Напряжение прошло, смешной показалась его прежняя неуверенность. Он все равно любит ее, и вот она - рядом. Впервые за все время, за все эти годы они наедине. Внутри было приятно, на душе легко.
При въезде в котловину Атир выровнял коня и подал руку. Улушук улыбнулась и протянула свою. Бок о бок они стали спускаться вниз по проторенной повозками просеке.
Выехав на окраину, пустили лошадей шагом.
- Это и есть заброшенное село, - заговорил Атир. - Ему много лет. А ту часовню, что стоит у реки построили ее жители в память о погибших - здесь битва была. Мне  Светлый рассказывал - он в этом селе родился.
- Как здесь тихо и спокойно, прохладно и ветра нет.
- И красиво, ты скоро сама увидишь.
Лошади не торопясь двигались вперед по улице, временами слышалось пение птиц, порхали бабочки, садились на придорожные цветы. А вот и озеро. Атир удивился происшедшей здесь перемене и расстроился. Берега все так же закрывал камыш, но вот утки куда-то исчезли, вода потемнела, а цветы…
- Улушук, а ведь оно изменилось.
- Но мне здесь все равно нравится.
- Да, красиво, но не так. Посмотри на цветы, что на воде. В прошлый раз они были распустившимися, а сейчас все бутоны закрыты, листья поникли и вода не такая голубая и прозрачная. Птицы не поют. Почему?
- Наверное, ты был здесь утром, а сейчас день. Жарко. Вот цветы и закрываются. Но мне и так, понравилось, правда. - Она наклонила голову и посмотрела в глаза. - Да и не в последний раз мы здесь. Приедем еще.
- Приедем, я нарву большой букет и скажу, как крепко тебя люблю.
- Нарвешь, скажешь… и поцелуешь. - Улушук придвинулась ближе и положила ладони ему на грудь.
            Камень прошлых дней вмиг растворился, ушло волнение. И лошади, будто почувствовав важность момента, замерли на месте.

Сквозь потрескавшееся слюдяное окошко Анися видела, как по улице проехало двое всадников: Атир, рядом девушка с черными, заплетенными в тонкие косички, волосами.
           Вчера, как Атира на берегу увидела, возвратилась Анися в село. В роднике, что за домом, набрала чистой ключевой водицы. Дождавшись  ночи, когда луна осветила покосившиеся дома с остатками стропил, сиротливые печные трубы, вышла Анися с чашей к старым липам, поставила на землю. В воде отражался оранжевый круг луны, расплывался, и от этого казалось, что там в глубине мерцает, теплится огонь. Начала ворожить.
            - Водица, вода, божья слеза, открой, открой на имя Атир: что делал и где был. - Провела над чашей руками - пошла рябь, поднялись, заплясали огненные всполохи.
…Всполохи… Горит степь, летят стрелы, огненной лавой текут они к реке. А над ней дым, стоны и плач. Тонут воины, лошади, женщины на берегу рвут на себе волосы. Натягивает Атир тетиву, посылает стрелу за стрелой в ряды селянских дружинников…
Зачерпнула в ладони воду, выплеснула.
Всколыхнулось в чаше, вновь заплясали огненные всполохи.
… Мост с поднятыми настилами, колонна воинов со щитами и он во главе. Поднял  клинок. «Ур-ма-а!» - слышен клич…
Черпнула ладонями, выплеснула.
- Вода водица, а с чего всему случиться?
... Горящий хутор, мечутся в панике селяне. Конные... стреляют из луков, колют копьями. Окрашиваются кровью рубахи, исчезают - хоронит их желтая сухая трава…
Анися с утра места себе не находила. Все думала: предупредить Атира или промолчать? Ведь столько бед номады его натворили. Достойны ли они защиты? Достоин ли он сам? Неясность какая-то, неясность мерещилась. Встретиться с ним надо и спросить. Но как?
Видно судьба, что сюда явился, но девушка эта… Невеста или уже жена. Жена… «Да и вспомнит ли он меня? Захочет ли вспомнить и выслушать?» - Анися, выйдя на крыльцо, смотрела вслед удаляющимся по сельской улице всадникам и кусала губы.

Загонщики сработали на славу. В замкнутом круге оказалось много всякой живности. Оскалившись, поджав по-собачьи хвосты, крутились степные волки. Сайгаки, дикие козы жались друг к другу, глядя по сторонам темными испуганными глазами, блеяли и хрипели. У их ног, припав к земле, шмыгали лисы. Кабаны: несколько секачей и стадо маток с пищащим полосатым выводком, метались в кругу. Щуря злые подслеповатые глазки, высматривали проход в плотной стене всадников. Свистели загонщики, улюлюкали, качали выставленными вперед пиками, щелкали кнутами. Смех, крики разбудили угрюмую степь, наполнили весельем.
- Держи, лови их! - кричал Адай-Хан, потрясая над головой плетью, смеялся. Жаль, что Улушук рядом нет. Вот забава, так забава! Но что поделать: у нее теперь другие заботы.
Часть охотников спустилось с лошадей. Раскрасневшиеся, достав длинные ножи, они готовились кинуться на добычу. Но Хан приказа не давал: наслаждался царившим среди зверья страхом, смятением. Истошный визг и блеянье радовали слух, кровь быстрее текла по жилам. Он предвкушал предстоящую схватку, упивался своей силой и могуществом.
Хурхан спрыгнул с коня и, отомкнув от седла пику, вошел в круг. Легонько кольнул попытавшегося улизнуть меж ног полосатого кабанчика. Ишь, какой шустрый! Кабанчик, попискивая, бросился искать мамку. Властитель рассмеялся и дал знак. Вперед!
- Молодняк и маток не трогать! - громогласно приказал он.

…Близился вечер. По улице, от озера, ехали шагом. Атир обнимал Улушук, она смотрела ему в глаза. Останавливались - целовались.
- Люблю тебя, - улыбался и прижимал крепче.
Улушук звонко смеялась и подставляла губы. Он вбирал их. Вбирал запах волос, кожи. Целовал шею, мял грудь под шелковой рубашкой.
Проехали половину селения. Атир отстранился, глянул по сторонам. В глазах Улушук появилась тревога.
- Ты что-то почувствовала?
- Да. А ты?
- Я тоже… Что это?
- Что?
- Видишь дом? Дверь, открытая дверь, там. А ведь этого не было. - Атир остановил Агата и, глядя в пустой черный проем, спрыгнул на землю.
- Я с тобой.
Прикрывая девушку, сделал шаг…
Птицы смолкли, и бабочки попрятались. Вязкая, как масло, тишина все сильнее и сильнее давила на уши. Воздух с трудом входил в легкие. Крыльцо не скрипнуло, они вошли. И отпрянули. Все пространство у ног заполняли срезанные цветы. Здесь были крупные белые с завитыми спиралью бутонами. Красные, как кровь… Тюльпаны? Мелкие желтые - метелками. Синие, будто вытянувшие губы. Нежные розовые маки. И много-много еще разных - Атир не мог припомнить названий. Они казались свежими: капельки росы застыли неподвижно на лепестках, зеленых листьях. Что-то похожее он уже видел. Но где? Опустился на корточки. Рука, как в бессильном сне, сделалась вялой, неподатливой. Он хотел дотронуться, сжать стебли тюльпанов. Вот они! Рядом. И не мог. Малости какой-то не хватало. Последнего усилия.
- Не пытайся, - молвила Улушук и потянула за собой - прочь из дома.
- Ты поняла, что-нибудь?
- … Да, - Улушук глядела куда-то в сторону. - Они мертвы и мертвы давно, если вообще когда-нибудь жили.
- Но кто это сделал? Как такое может быть?
- Значит, может. А кто?..
- Я спрошу Светлого. Узнаю.
- …Я не видела ни здесь, нигде такого, они… - Улушук тихонько тронула лошадь. -  Они… это кладбище невыросших цветов.
- Я спрошу. Спрошу!
И они, взявшись за руки, поскакали прочь.
Лишь возле лагеря Улушук опять заулыбалась и Атир тоже - что забивать себе голову какими-то цветами.
Под взглядами высыпавших навстречу людей, они бок-о-бок  подъехали к ханской юрте. На пороге их встречала Ахай-Хатун.
- Спасибо, вам Ахай-Хатун, - произнес, - спасибо за Улушук.
Близкий звук трубы возвестил о возвращении охотников. Да и пора уж -  сумерки надвигались. Воины, женщины, подроски, все кто оставался в лагере, выйдя из юрт, поспешили на площадь. Впереди как всегда бежали дети. Подпрыгивая, вытянув от нетерпения шеи, они вглядывались, как охотники въезжают в лагерь. Те были возбуждены и довольны. По-видимому, вспоминая картины охоты, мужчины громко смеялись, размахивали руками. Добычу привезли богатую: на повозках покоились обмякшие туши сайгаков, диких коз. Пятна бурой крови окрасили их  шкуры, темнели раны от копий и стрел. Кабаны-секачи с перерезанными горлами, сложенные аккуратно друг на друга, вывернули морды и будто дразнились выпавшими из клыкастых пастей языками.
Гул одобрения прошел по толпе встречающих.
- Спасибо, вам! Спасибо!.. - зазвучали женские голоса. В глазах засветилась радость, на лицах - улыбки. Впервые за последние дни люди казались довольными.
Охотники обняли  жен.
- Ну вот, а ты ехать не хотел. Теперь дети сытыми будут. - Выговаривали те.
А детишки крутились под ногами, дергали отцов за штаны и рубахи, спрашивали:
- Кого убил? Скажи. А крови много было?
Атир и Улушук посмотрели друг на друга и улыбнулись.
Гул стал спадать.
- Благодарите Хана! - громко и торжественно молвил Советник Бабо: - Он позволил!
- Слава Адай-Хану! Слава! - раздалось дружно со всех сторон.
Властитель кивнул с достоинством и поднял руку. Сайгаков и коз Хан приказал разделать и засолить - про запас. А кабанов - раздать на еду. Все принялись за дело. На площади поставили несколько деревянных колод. Мужчины отточенными движениями разрубали туши, ножами распускали на пласты. Куски мяса, вместе с костями, кидали в кипящие котлы. Над лагерем поплыл приятный запах - готовился праздничный ужин. Пласты же подроски и женщины укладывали в деревянные бочонки, под гнет, и сносили к навесу - в большую, специально вырытую яму. Детям тоже занятие нашлось - они укрывали бочонки охапками свежескошенной травы. Сберечь припасы от порчи в жару, порой труднее, чем добыть. Солнце село, но и при свете факелов люди продолжали трудиться с удовольствием. Когда дележ близился к концу, Хан взошел на помост и обратился к племени:
- Люди, послушайте меня! - оживленный говор стих, головы повернулись. - Я сообщу вам важную новость.
По-всему Властитель волновался: снял шапку, промокнул лоб рукавом рубахи.
- Вам понравилось мясо?
Над площадью прокатилось дружное: «Да!»
- Вам его хватит?
- Да-а.
- Я рад, но скоро потребуется еще…Улушук, Атир… Вы, люди, я вижу, уже догадались…
Говор на площади усилился, на лицах вновь появились улыбки. Лишь Хурхан и Шаман, Говорящий с Ним, выглядели суровыми.
- Улушук, ты согласна? - продолжал Хан.
Над площадью повисла тишина.
- … Да, отец, - ответила девушка и мельком посмотрела на Атира.
Тишина растворилась, взорвалась гулом и криками одобрения, задвигались, заулыбались женщины, воины, заулыбалась мать, братишка с сестричкой, Сармак, Марсагет… Да! Согласилась! Атиру крепче сжал руку Улушук и улыбнулся девушке.
Бесстрастными оставались лишь Шаман с Хурханом, да преданные им сотники. «Ничего, научим вас послушанию», - подумал Властитель и продолжил:
- Но вот, свадьба состоится, когда мы победим. И будет веселой и богатой, какой вы, люди, никогда еще не видели… А теперь, Атир, пойдем к нам. И мать пригласи.
День выдался тяжелым, Хан почувствовал, что просто валится с ног.
Мужчины на площади принялись доставать мясо из котлов, женщины несли из юрт бурдюки с кумысом - начинался праздник.
Хурхан с Шаманом дождались, пока Властитель закончит речь, и поодиночке двинулись в сторону загона, скрылись за лошадьми от посторонних глаз.
- Ты слышал: теперь Атир за главного? - тысячник начал первым.
- Слышал. Плохо это.
- Да, но ты не все знаешь. - Хурхан сжал кулаки и присел на теплую землю. - Сядь, не торчи…
- Что еще? - Шамана разозлил тон и простецкое обращение, но он все же опустился рядом.
- Хан сказал: некогда мне его охранять, потому как дела у нас с тобою - секретничаем мол…
Шаман принялся перебирать висящие на груди амулеты:
- Подозревает Хан что-то. Но что?.. Духи, ох уж этот твой хутор Красный!..
- Красный… Почему мой? Опять не веришь? Ты, Шаман сам хорош. Намеки эти твои: «Воины пусть готовы будут…»
Говорящий с Ним задумался:
- Еще хуже будет, если Хан с этим выродком Атиром породнится. Тогда и сотни твои отберет. А тебе лук в руки и простым воином. Коня Атиру седлать будешь и кланяться, кланяться.
- Не будет этого никогда! - лицо Хурхана перекосилось от гнева.
- Тише ты - услышит кто. Не будет…Свадьбы, вот чего, не должно быть. Тогда ты целым останешься, а так…
- А делать что? - Хурхан заерзал задом по земле.
«Ну вот, - подумал Шаман: - поставил я его на место».
- А что ты любишь делать? Сам подумай.
- ...Ладно. Ты это, за зверя меня не держи.
- Тише, тише говори, а то опять Хану про нас доложат. Без крови нам не обойтись.
- Ты спятил? - Тысячник опять разгорячился - забрызгал слюной. - Хана убить, так Атир теперь пуще себя охранять его будет - не подступиться.
- Зачем Хана. Он стар и слаб.
- А кого? Атира?
- Нет. Вместо него Властитель Марсагета, к примеру, поставит, а ты опять в опале будешь.
- Не крути, Шаман, говори прямо - не понимаю я.
- Думай: как сделать так, чтобы и Хану жизнь отравить, и Атира с Марсагетом лишить его доверия? Как?.. Молчишь. Все просто - Улушук! Одним ударом от всех избавимся. - Шаман улыбнулся.
- Так это ты зверь, не я.
- Но-но, не заговаривайся! - Шаман повысил голос. - С тебя люди надежные, искусные требуются. Как все устроить, я подумаю. А для начала пусть сотники твои, воины ближе к Атиру держатся, к его воинам. Подслушивают, выспрашивают. Чуть что, сразу нам докладывают. Надо знать, что враг задумал. И еще гордыню свою успокой, а то вижу злой на всех. Понимаю, но не сорвись, замри.
- И ты туда же: учишь как ребенка. За себя я сам решу…
- Не пыли - всем навредить можешь.
- Говорю: не учи. Без тебя тошно. - Тысячник поднялся с земли.
- Так что, решили с Улушук?
- Решили.
- Люди от тебя будут?
- Будут. Будут! - не оборачиваясь и не прощаясь, Хурхан побрел на площадь.
Ну как с таким можно? Шаман встал и распрямил немолодое тело. И зачем с ним связался? Обида. Обида, что Хан тогда не послушался. Что ж, теперь до конца идти надо. Говорящий с Ним тряхнул головой и тоже поковылял в лагерь. Оттуда раздавался неясный говор, несколько низких голосов дотягивали старинную песню про воинов-героев и их великие победы.
От частокола оторвалась темная фигура - наблюдатель  посмотрел вслед уходящим.

Отужинав, Адай-Хан и его семья уже собирались ложиться спать. Атир с Тансылу ушли. У входа в юрту с четверкой воинов нес охрану Марсагет. Теперь он и его сотня должны были круглые сутки нести дозор: охранять лагерь, Властителя и его семью, объезжать берег и ближайшую степь. Он то и доложил о приходе гостя. «Я сам выйду», - ответил Хан и шагнул в прохладу ночи.
Огонь в лагере уже не горел, гуляющие разбрелись по юртам и легли спать. Стало тихо, лишь где-то в степи приглушенно стрекотали цикады. Хан кивком ответил на поклон Советника и вслушался в его шепот.
- …
- И все?
- Да. - Я был далеко и мало что расслышал.
- Ругаются - это хорошо. Но все же, что они задумали? Продолжай за ними следить.
 Властитель по-отечески похлопал Советника по плечу, и тот, пятясь и кланяясь, исчез в темноте. Хан потянулся и зашел в юрту. Вскоре факел там потух. И теперь уже весь лагерь, вся степь погрузились в ночную темноту.