Каждый завиток ритуальных рун на его теле жил своей жизнью. Знаки расходились, соединялись, впитывались в кожу и проявлялись вновь, уже иными. Движение нарастало, и уходили все чувства и ощущения живого тела. Он больше не видел своих пальцев, творящих сложные пассы надо лбом больного, не слышал собственных слов и звука бубна, не чувствовал жара огня.
Его тело отступило назад и встало прямо на угли догорающего костра. Огонь погас, мир отодвинулся, и появилась возможность перехода. Где-то там, невыносимо далеко, его помощница опустила руку, без устали стучавшую в бубен. Где-то там, в его обычном мире, реки продолжали свое течение, планеты кружили внутри галактик. А здесь и сейчас перед ним была белесая пелена да капли дымящейся крови - след, который оставляла летящая впереди жертвенная птица. Шаман шел торопливо, не оглядываясь, зная, что тут живая кровь недолго останется нетронутой. Он не слышал, но уже ощущал шорох за спиной. И надо было успеть сделать то, ради чего он пришел, пока вечно голодные обитатели мира духов не заинтересовались и им тоже. Все истинные чувства, которые шаман мог бы испытывать сейчас: охотничий азарт, интерес, радость - остались с телом. Дух его был чистым знанием, квинтэссенцией стремления. Еще духу дано было испытывать страх, но обычно шаман, встречающий на этом или более глубоких уровнях что-то по-настоящему опасное, не успевал испугаться. Для него все кончалось слишком быстро. А осиротевшее тело просто переставало дышать.
Птица, наконец, упала. Неловко подвернув крыло и вытянув шею, голубь лежал там, где и должен был – на груди умирающего, вокруг которого кружились духи. Увы, он видел не только тех, с которыми и пришел бороться, духов упадка и болезни, тянущих из страдальца жизнь и силу, тех, кто пирует в его костях, но и духов-пожирателей. Уже слетелись. Плохо. Медлить не стоило. Пока они отвлеклись на птицу. Согнувшись, он пошел вприсядку, потом побежал вокруг полупрозрачных бурых теней, прихлопывая в ладоши, затянул нудную ноту, взвизгнул и закружился, приближаясь. Тишину безвременья взорвал звук бубна – в бесконечно далеком мире живых помощница отбивала дикий ритм, повинуясь приказу, который издали посиневшие губы шамана.
Ник вывалился на угли под ноги своего тела, визжа и кусаясь, сжимая в объятиях свою добычу, изогнулся дугой, сбрасывая с себя последние ошметки преследователей, взметнулся вверх и вглубь, обретая себя, облекаясь плотью, возвращаясь. К сожалению, дух умирающего был слишком слаб, и его пришлось втянуть с собой. Тело воспротивилось, отозвалось болью. Корчась, он проковылял к кровати и заорал в лицо неподвижно лежащему на ней подростку. Ненужный уже ритм сбился, помощница закрыла глаза. Никому не нужно видеть возвращение «от порога». Некрасиво это, да и опасно. Всё. Ноги подкосились, и Ник позволил себе минуту слабости. Лежа на полу у кровати исцеленного, шаман слушал его спокойное дыхание и улыбался усталой, но торжествующей улыбкой.
…
- Подумать только, когда-то я думала, что смогу ходить по тропам духов вместе с тобой! – Нэта потерлась щекой о его плечо. – Или с каким-нибудь другим шаманом.
Рука Ника рассеяно перебирала ее рыжеватые локоны.
- Я – лучший.
- Да, ты – лучший, но я сама хотела быть знахаркой или шаманом, хотела уметь входить в транс и уходить за пределы мира. Вот глупая, да? Каждый раз, когда я вижу, как и каким ты возвращаешься, я радуюсь, что не стала учиться дальше.
Не отвечая, он притянул её к себе, и она подчинилась. Они были вместе второй год, и Нэта знала, что после сеанса Нику была нужна совсем не ее болтовня. Это ее устраивало, как устраивало все, что он предлагал ей или чего от нее требовал. Она понимала, что в любой момент её готов заменить добрый десяток других посвященных, готовых на все, лишь бы работать с ним. Потому что шаман не хвастал, он действительно был лучшим.
А для нее Ник просто был всем миром. Нэта закрыла глаза и растворилась в его страсти. Словно не решаясь помешать им, тихо звякнул телефон, и, щелкнув, включился автоответчик.
Гораздо позже, оставшись один, он прослушал эту запись и поморщился. Снова «детский» контракт! Нет ничего хуже, чем отлавливать в бесплотном мире испуганного ребенка, чем пытаться внушить ему, шустрому и бестолковому, что шаман ему не враг. И не забывать при этом о жадных до сладкой детской жизни духов, в изобилии населяющих уровень. Это на уровнях умирающих было не так много сущностей, правда, они были опасными и крупными, но немногочисленными.
Муторное занятие. Но он знал, что согласится. Сумма, которую озвучил уверенный мужской голос с автоответчика, втрое превышала его обычный гонорар. Ник снял трубку и набрал указанный номер и насмешливо прищурил глаза, услышав, что его соединили с приемной градоначальника. Так вот что ему предстоит! О беде, приключившейся с семьей мэра, в столице знали все.
…
В назначенный день солидный автомобиль вывез шамана за город и довольно быстро примчал к каштановой рощице, в центре которой стоял неброский современный дом, веранду которого обнимали кусты сирени. Пожилой дворецкий проводил его в просторную комнату:
- Ник Митруллос, господа.
Присутствующие в зале обернулись, кто-то встал, послышался недовольный возглас, тихий разговор прервался, и навстречу шаману прошел невысокий плотный мужчина в сером костюме.
- Входите, мастер. Господа, теперь члены консилиума в сборе. Можете начинать, - распорядился хозяин дома.
Ник недовольно огляделся: светила традиционной медицины и стоящие наособицу гомеопаты. Консилиум! Об этом его не предупреждали. Собравшееся в гостиной общество Нику не нравилось и платило ему взаимностью. Несмотря на то, что прогремевшие на весь мир сенсационные открытия доктора Люрьена, теперь уже мастера Люрьена, неоднократно подтверждались показаниями современной аппаратуры, традиционалы упрямо продолжали считать шаманов шарлатанами. Исключительно от обиды за многовековую историю медицины. А шаманы просто понимали больше, чем другие лекарские школы. Потому что мастер Люрьен и все его последователи видели, что, когда хирург-традиционал оперирует больного, лишенные пристанища сущности, угнездившиеся внутри человека, покидают больной орган, а на смену им спешат другие, жаждущие крови, и неизвестно еще, какие были хуже. Мастерам доводилось наблюдать, как от яда, в который превращается кровь пациента, получившего лекарственный препарат, корчатся рассерженные духи. Определенно, «шарлатаны» могли помочь традициональной медицине, но – непобедима человеческая гордыня.
Семейный врач, светило традиционной медицины, коротко пересказал историю болезни. Ник слушал в пол-уха. Все, что было нужно ему, он уже знал. Шестилетний сын мэра слег после того, как погибла в автокатастрофе его мать. Малыш замкнулся, постепенно перестал общаться не только со сверстниками, но и с родней. Вечно занятый отец не мог уделять сыну достаточно много внимания. Мальчика начали мучить головные боли, которые, постепенно нарастая, начали сопровождаться судорогами и потерей сознания. Сложность заключалась в том, что многочисленные обследования не выявили никаких отклонений: с точки зрения традиционной медицины ребенок был здоров. Однако последний приступ перерос в забытье, из которого малыш не выходил уже четвертые сутки.
Все это Ник знал, а потому он не пошел вслед за толпой умников, а остался в гостиной, справедливо полагая, что вряд ли о нем забудут. Действительно, минут через сорок, когда Ник успел по третьему разу осмотреть корешки книг на длинных полках вдоль стен, в комнату вошла миловидная женщина с уставшим, как будто погасшим лицом, представилась гувернанткой его будущего пациента и предложила подняться на второй этаж.
Там, в светлой детской на высокой постели лежал худенький мальчик с прозрачным бледным личиком. Если бы не неприятно шумное дыхание, ребенка вполне можно было бы приять за восковую куклу.
- Вы же поможете Дэнису, да? - Женщина зябко куталась в тонкую шаль. Глаза ее были заплаканными - видимо, светила медицины ничего путного сказать не смогли. - Я слышала, Вы чуть ли не волшебник.
- Я не волшебник, я шаман. – Ник опустился на колени около постели мальчика, сел на пятки, достал из кармана пучок травы и начал мять ее в руках. – Заприте дверь и не мешайте мне.
Трава в его руках испускала тошнотворный дурманящий запах, и женщина прижала к носу кончик шали, с тревогой наблюдая за раскачивающимся в стороны шаманом.
Он не уходил далеко, только нащупывал пути, по которым можно было бы пройти, примечал следы сущностей и оценивал состояние мальчика. То есть попытался оценить, потому что в доступном Нику пространстве присутствия духа ребенка не ощущалось, совсем. Ник вынырнул из транса и, поднявшись на ноги, с интересом взглянул на ребенка. Надо же, какая задачка! Выходило, что перед ним был живой мертвец, таких уже не возвращают. В таких пациентах обычно поддерживают видимость жизни умные аппараты традиционалов. Но «мозг мертв», как говорят хозяева машин-симуляторов жизни. «Дух ушел» – говорят ведуны и шаманы, ученики школы Люрьена.
Но этот-то мальчик мертв не был! Что-то не так было с его исчезнувшим без следа духом: Ник уловил какой-то невнятный отголосок, не дающий ему покоя. «Возможно, это не значит ровным счетом ничего. А, может быть, это шанс. Как интересно!»
Его захватил азарт первооткрывателя. Ник никогда не упускал шанса выучиться новому, ощутить неизведанное, заглянуть в непознанные глубины. В глубине души Ник признавал, что им движет жажда новых открытий. Иными словами, деятельность Ника очень точно описывалась одной красивой древней фразой: «Я не друг человечества, я - враг его врагов!». Спасет он этого мальчишку или нет - неважно, но полученные знания, возможно, дадут ему возможность спасать других. И не только ему: последователи школы Люрьена охотно делились своими успехами друг с другом, потому что только в объединении знаний они видели залог будущих успехов. Ник чувствовал, что сумеет преподнести коллегам сюрприз, который они непременно возьмут на вооружение, а значит, злокозненные духи будут проигрывать еще чаще!
Ни слова не сказав гувернантке, Ник прошел мимо нее и вышел за дверь, где столкнулся с хозяином дома.
- Вы все еще хотите, чтобы я попытался? - шаман не желал медлить ни минуты.
- Да, черт возьми! Все они, - мэр с размаху ударил по резным перилам, и по дому прокатился металлический гул, - все до единого расписались сегодня в собственном бессилии и невежестве! Подумать только, цивилизации тысячи лет, чего только не придумало человечество: бесценные знания, удивительные механизмы, уникальные препараты… А мой мальчик умирает, и никто, никто не может ему помочь!
Ник изобразил на лице приличествующее случаю участие. Он давно перестал обращать внимание на людские страдания - все они были в той или иной мере похожи. Ничего нового, а Ник… Ник до мозга костей был исследователем.
- Я приду через три часа, - бросил он, сбегая вниз по лестнице. – Проследите, чтобы дом покинули посторонние, и чтобы ребенку не давали никаких лекарств, потому что в противном случае я не отвечаю за последствия. Доверьтесь мне.
- Я поверю во что угодно, если это спасет моего мальчика! - крикнул ему вслед мэр.
Уже из машины Ник позвонил Нэте и рассказал, что им предстоит делать. Девушка была толковой, Ник полностью ей доверял и сосредоточился на самоподготовке. Он был в нетерпении.
Дома он сразу прошел в ванную комнату, большую часть которой занимала огромная ванна, уже наполненная обжигающе-горячей водой. Бросив туда по щепотке того да другого из многочисленных мешочков, отсчитав по несколько капель из различных склянок, Ник погрузился с головой. Вода сомкнулась над ним, отделив от мира, наполнив его голову тихим шумом. Шаман надолго, как умели лишь ему подобные, задержал дыхание, расслабился, отбросил ненужные размышления, очистил сознание от суматошных мыслей и почти дремал, когда новые идеи и пути их осуществления яркими пятнами кислородного голодания вдруг просияли под сомкнутыми веками. Ник резко сел и прикусил губу. Он знал, каким путем пойдет.
…
Дымила маленькая жаровня, гулко пел бубен. Нэта кружилась вокруг шамана, мир отступал, сжимался до точки, чтобы потом раскрыться воронкой и втянуть его, завертеть и выплюнуть там, где он любил бывать больше всего на свете. Этот уровень был знакомым, правила поведения на нем – известны, опасности – почти все считались изведенными. Всегда это «почти»! Мысли отставали от него, становились следами его босых ног на этом пути. Шаман освобождался, очищался, вновь становясь силой и стремлением. Впереди летела, теряя силы, мертвая птица, но только никто не спешил полакомиться ее кровью. Насколько хватало чувствительности шамана, уровень был необитаем. Жертвенная птица упала, но продолжила биться. И не было тут мальчика, к которому она должна была его привести, в этой пустоте вообще не было никого и ничего, кроме него и хлопающего крыльями голубя. Шаман стоял, пытаясь уловить хоть что-то, хоть намек на присутствие. Постепенно ощущение пустоты стало абсолютным, пространство наполнилось вакуумом, который потянул его куда-то вглубь. Ужас, испытанный его духом, отозвался в живом сердце шамана, замершего в материальном мире, его тело заплясало, потек нужный речитатив. Нэта торопливо раздула угли на второй жаровне, и шаман начал двигаться вокруг нее с закрытыми глазами. А дух его летел, проваливаясь на следующие уровни, мгновенно улавливая, что на каждом из них с ним происходит то же самое, что он пропадает, тает, распадается. Происходило небывалое, и ему ничего не оставалось кроме как совершить запретное: наклонившись, он схватил истекающую кровью птицу, летящую сквозь пространства вместе с ним – кровь пронзает все миры. И распад мгновенно прекратился. Его дернуло вверх и вперед, секунда головокружительного полета…СВЕТ! Резкий, обжигающий, невозможный, живой! Свет и присутствие мощной незнакомой силы. Эта сила вырвала у него из рук птицу, опалила, причиняя дикую боль не способному, как известно, чувствовать боль духу и сбросила вниз.
Ник страшно закричал и рухнул на пол, свернулся калачиком, забился в судорогах, перевернулся на живот, и его вырвало. Перепуганная Нэта кинулась к нему, приподняла, и отпрянула - лицо шамана было опалено, брови сгорели, а в волосах застряли ошметки мяса, костей и перья. Лицо тоже было в крови – птица, которая должна была бы лежать на столике у дальней жаровни, казалось, взорвалась у Ника в руках. Он застонал и повалился набок.
…
Уже позже, дома, когда на смену отупению пришла ярость, Ник плененным зверем молча метался по комнате. Радость открытия сменилась горечью поражения, неспособностью понять, что с ним происходило.
Забившись в уголок, Нэта робко высказывала все более и более бредовые предположения:
- А может, при вхождении в транс тобой овладел какой-нибудь дух? А может, мальчик слишком далеко ушел? А может, ты перепутал травы?
Она действовала ему на нервы.
- А может быть, ты сам болен? А может, это новый уровень?
- Заткнись, ты, чертова идиотка!! - Ник, наконец, не выдержал, взорвался. – Какие травы? Какой еще новый уровень?!
И осекся. Рванул к видеотелефону. По этому номеру не принято было звонить часто, Люрьен был стар, и беспокоить его по пустякам Ник не стал бы.
- Мастер, - шаман задыхался от волнения, - прошу прощения, мастер! Кажется, я вышел на мертвый уровень!
Возникший на экране старик наклонил голову: рассказывай.
Закончив, Ник умолк и услышал то, что и ожидал:
- Да, мальчик, похоже, это тот самый уровень, о котором я когда-то вам говорил. Только никому еще не доводилось бывать там так долго, обычно у мастеров были краткосрочные болезненные видения. Я сам увидел его лишь на краткий миг и с тех пор был уверен, что он не для нас, не для живых.
- Но мальчик, он-то живой!
- Хм, да. Случай странный. Ты уверен, что его дух ушел на этот уровень?
- Конечно, ведь жертва летела к нему! И его что-то держит, не дает уйти, я не понимаю, но чувствую.
- Боюсь, даже тебе не вытянуть его оттуда.
- Да плевать на мальчишку, мастер, открывается уровень мертвых! Научимся на него выходить – потягаемся с костлявой в её собственных владениях! Я вернусь туда и попробую посмотреть…
- Но твой пациент, - перебил его старик, - все это время будет страдать.
- Будут и другие! Зато пока он там, я могу туда ходить.
- Ты слишком увлекся, ты забыл, зачем учился.
- Я - шаман, повелитель духов, и этих я тоже покорю. Помоги мне, скажи, чем ты пользовался, ведь ты побывал там.
- Только на миг. – Люрьен смотрел на Ника с сожалением. – У меня, видишь ли, тогда была иная цель. Но я расскажу тебе все, что знаю.
…
На этот раз Ник попросил Нэту пригласить еще одного помощника, втроем сподручнее. Он был почти обнажен: только набедренная повязка и амулеты. Его тело покрывала вязь заклинаний, которые можно не успеть произнести и которые должны действовать постоянно. Тело мальчика тоже покрыли рунами, но их было не видно под простынями, которыми тот был спеленат, как громадный нескладный младенец. Ник вздохнул, сосредоточился и дал сигнал помощникам.
И снова пустота и снова ощущение, что он пропадает, рассыпается. Рвануло вверх… Но на этот раз он был спокоен, он был готов смотреть и видеть. Правда, оказался не готов слышать.
На него, вынырнувшего из напряженной тишины, обрушился каскад звуков. Какая-то музыка, шум прибоя, звон и - голос. Низкий, согревающий, полный участия и ласки голос:
- Ты в порядке, сынок?
Именно последнее слово привело Ника в чувство, он дернулся, очнулся и с размаху сел... на прибрежную гальку, довольно чувствительно ударившись. Прямо перед ним на берегу удивительно светлого моря, стояли двое: высокий беловолосый мужчина в свободных сиреневых одеждах и мальчик. Оба они улыбались: мужчина – шаману, протягивая ему руку, мальчик – отрешенно и счастливо, улыбкой глубоко ушедшего в свои мысли человека.
- Ты в порядке? – Повторил свой вопрос мужчина.
- Кажется, да. - Попытался справиться с собой Ник, встал без посторонней помощи, и чуть снова не сел. Посмотрел на свои руки, ощупал лицо.
Мужчина улыбался:
- Все на месте?
Все и впрямь было на месте, все, чего не должно было здесь быть! Дух, вышедший побродить, вернулся в тело на другом уровне? Да нет же, это было другое тело - совершеннее, лучше! С запястья исчез полукруглый шрам, исчезла печать посвящения на предплечье, даже ноющая боль в копчике уже уходила… Что же это? Куда он попал, кто это перед ним, и кто теперь он сам?
Ник огляделся: от красоты этого места заходилось сердце. Цветущие невысокие деревца карабкались вверх по скалам, то тут, то там из зелени выглядывали невесомые резные беседки, вдалеке в каком-то мареве виднелись стрельчатые башни и легкие мостики. Ник заставил себя сосредоточиться на собеседниках:
- Кто… кто Вы? И зачем Вам дух этого мальчика?
- Даже тебе, подготовленному к знанию, очень трудно будет понять, кто я и что это за место. К тому же у тебя мало времени, хоть ты пока и не понимаешь этого. Упрощая: этот мальчик, – мужчина ласково потрепал ребенка по голове, – этот мальчик заблудился. Так иногда случается.
- Но у него там семья, дом, он привык там жить. Там его тело болеет без него, это неправильно!
- Тебе есть дело до его тела? А если быть точным, тебе вообще есть до него дело? Зачем ты здесь?
- Чтобы знать. – Солгать оказалось невозможно.
- Ну, так знай: это не мертвый уровень, не верхний и не нижний, это вообще не твой мир, но мир этого ребенка. Малыш несет в себе мощный талант, мы ждали его, а он родился в ваш мир, и теперь мне приходится исправлять эту ошибку.
- А почему сейчас, а не сразу после рождения?
- Увы. Каждая душа вашего мира опутана сетью эмоциально-чувственных связей. Иными словами, обычно мать у вас так любит свое дитя, что против этих уз бессильно даже такое явление вашего мира как смерть.
- И теперь, когда его мать погибла…
- Да. Теперь мы можем вернуть его, теперь его ничего не держит.
- А его отец?
- Слишком слабые связи. Они уже поддаются.
- Значит, постепенно Вы перетягиваете его в этот мир? – Ник ощутил беспокойство и холод.
- Верно, и осталось совсем чуть-чуть. А тебе пора, иначе солнце этого мира спалит твою нынешнюю оболочку вместе с духом, и ты умрешь.
- Я собирался вернуться с ним. – Ник мотнул головой в сторону Дэна. - И я хочу попытаться.
- Но я же всё тебе объяснил, – терпеливо и ласково пояснил мужчина. Однако музыку его голоса изрядно подпортила резкая металлическая нота.
Шаман протянул руку: «Дэнис!» Мальчик не шелохнулся, выражение его безмятежно счастливого лица не изменилось.
- Не получится… – сказал беловолосый и мягко толкнул Ника. Заваливаясь набок, падая в бездну, шаман сумел извернуться и швырнуть в мальчика комок перьев – все, что осталось от птицы, и заметить, как на сиреневой хламиде ребенка разлетаются алые пятна, как вскидывает руки малыш, хватая страшный подарок. А потом - падение и удар.
…
Нэта, конечно, не позволила позвать к нему обычных врачей. Его положили на лежанке в комнате его пациента. И двое суток девушка сама выхаживала его. А он метался, кричал что-то на непонятном языке, бредил смертью и иным мирами, звал мать. А когда очнулся, и Нэта сказала, что состояние Дэниса ухудшается, попросил позвать хозяина дома и гувернантку и оставить их вчетвером.
Лицо мэра за эти несколько дней стало намного старше:
- Все безнадежно, мастер?
Ник, не отрываясь, смотрел на женщину, на ее заплаканные глаза, на то, как она ломала пальцы:
- Мне сказали, что в нашем мире любовь матери способна удержать дух в теле умирающего ребенка. Скажите, Дэнис знает, что его мать – она?
В повисшей тишине раздался тихий женский плач. Плечи мэра поникли:
- Нет, мы не говорили ему, зачем? Видите ли, у нас с женой не могло быть детей, и никакая медицина не смогла помочь, даже Ваш наставник. Генетический дефект, все чаще поражающий женщин и как результат – мертвые яйцеклетки. Мы предложили Анне, – мужчина коснулся плеча гувернантки, – стать суррогатной матерью. Всем новым методикам мы предпочли возможность, данную самой природой. К тому же, это позволяло нам укрыть тайну внутри семьи, потому что Анна решила остаться при Дэнисе.
Тем временем женщина подошла к кровати, подняла невесомое тельце мальчика, прижала к себе и залилась тихими слезами. Ник неуверенно встал:
- Мне придется провести еще один обряд. – Он обернулся к Анне – Пожалуйста, останьтесь со своим сыном. Теперь мне нужна Нэта.
Вернувшаяся в детскую Нэта сердилась и плакала:
- Сейчас?? Когда ты и так чуть не умер? Ты же едва вернулся! А ты знаешь, что начал таять, растворяться? Куда ты пойдешь???
- Я должен, Нэта. Я все тебе объясню…
Он снова сел и стиснул руки.
- Врал он. Врал. Не свои души они забирают, а наши. Самых талантливых, самых лучших они отбирают себе. Я видел, как улыбался мальчик… Дэнис, – поправил он себя, – и теперь понимаю, что это улыбка накачанного наркотиками идиота! Слишком там все гладенько, слишком хорошо. Он врал, и само место врало!
- Ник, ты же теперь знаешь, как это опасно! Тебя могут покалечить, могут сожрать, ты можешь потерять часть себя, сойти с ума, заблудиться, погибнуть!
Он грустно покачал головой:
- Я всегда стремился к познанию, стремился бороться с теми, кто пытается отнимать у людей здоровье и жизнь. Но я никогда не думал о самих людях. Не думал, не предполагал, какое значение может иметь любовь. Пожалуй, это моё главное открытие, ради которого стоило жить и работать.
Нэта рыдала, а её руки жили своей жизнь: смешивали травы, разводили краску, тонкими мазками наносили руны на его тело. Второй помощник, молчаливый юноша, выполнял свою работу как робот и уже входил в транс. Хороший будет шаман, подумал Ник. Хороший, но не лучший.
Подойдя к кровати мальчика, он заглянул в лицо Анны:
- Зовите его. Держите его изо всех сил. Говорите с ним. Вы должны помочь ему вернуться, потому что если он и сумеет выжить, то только благодаря Вам и ради Вас. Будьте сильной, боритесь за него, и мы приведем его обратно.
Мерно загудело пламя жаровни, застонал бубен, и только Нэта стояла, опустив руки. Следующее её действие было спицей в колесе, которое может переехать Ника, и она не могла пошевелиться.
Он бережно взял ее лицо расписанными, умащенными жиром руками:
- Я вернусь, Нэта. Потому что ты будешь держать и звать меня. Я вернусь к тебе. Начинай.
Она заворожено подняла бубен:
- Но ведь у нас нет больше жертвы…
- Не потребуется. Она осталась там, я найду её по следам.
Закрыл глаза и пустился в пляс.
…
Дыхание ребенка было ровным и тихим. Казалось, он и не болел вовсе. И только страшная худоба напоминала о том, как близко подходила к нему смерть. Смерть, которую, как оказалось, может победить только любовь. Ник стоял на коленях возле мальчика и говорил, понимая, что тот не слышит его, говорил для себя:
- Ты не будешь ничего помнить. Ни свой страшный плен, ни тот мир, ни то, как жадно ты вцепился в птицу, умершую для того, чтобы ты жил. Раньше я думал, что так должно быть всегда - кто-то должен умереть, чтобы другой выжил. Я ошибался, Дэнис. А хорошо, что ты не будешь помнить всего этого. Я вот тоже хотел бы забыть, особенно то, во что превратилась эта показная сказочка. Если бы можно было хотя бы забыть, чем стал твой «благодетель», когда понял, что тебя не удержать! У него был выбор, кого убить, и он ни секунды не сомневаясь, выбрал тебя. Встать перед тобой, заслонить – это было самое главное, что я сделал в своей жизни. Я многих вылечил, Дэнис, но только тебя спасал по-настоящему, всерьез, забывая о себе. Почему я не погиб? Наверное, потому, что меня ждала Нэта. Но я осужден оставаться в телесном мире: тайные тропы теперь закрыты для меня, я пробовал, но тщетно. Похоже, теперь я могу только учить других. Но, знаешь, я и награжден тоже. Я искал знания, а обрел понимание сути вещей. И я теперь знаю, почему он хотел украсть или убить тебя. Потому что ты вырастешь и пойдешь туда. Туда, куда теперь нельзя мне, и дальше, и еще дальше. И пусть остерегутся все, кто встанет на твоем пути! Потому что ты будешь не шаманом и не ведуном, ты будешь Целителем. Не ради битвы с неведомым или известным врагом человека будешь ты уходить в другие миры, а ради самого человека. Ты будешь лучшим. Потому что тебя поведут сострадание и любовь!