- В этом реке рыба нэт, - с уверенностью заявил наш друг Ниязи, глядя в прозрачную воду уральской реки Березовая.
- Как это «нэт»? - Не соглашается наш сопровождающий. - В прошлый сплав знаешь, сколько ловили.
- Значит, всю выловили, - тут же находит ответ Ниязи.
В этот раз фраза ему удается. А вообще он говорит очень неразборчиво. И потому мне иногда приходится переспрашивать его по несколько раз.
- Дэло же нэ в рыба, - рассуждает Ниязи. - Главное плисест.
- Куда присесть?
- Да не присэст, а плисесст.
- Не понимаю, - начинаю сердиться я. И вдруг до меня доходит. - Процесс?
- Ну да, процесс, - в этот раз ему удается произнести слово почти правильно.
Мы плывем по реке на резиновом плоту и на остановках ловим хариусов. Но ловим, это слишком громко сказано. Мы пытаемся ловить, но у нас это не слишком хорошо получается. Можно даже сказать, плохо получается. Из десяти человек более менее рыбачить могут только двое, я и Ниязи. Но Ниязи больше философствует, потому вся работа лежит на мне. И чтобы съесть одну рыбку, мне надо поймать десять. А попробуй ее поймай, если мух нет, а наша команда только водку пьет и загорает.
Собственно, они имеют на это полное право. Не хотят — не рыбачат. Тушенки и лапши у нас достаточно, так что с голоду не умрем. Но меня бесит, что люди едут за полторы-две тысячи километров, чтобы пить водку. Ну, пейте вы ее дома. Зачем так далеко для этого ехать? Но увы, отдых без водки, деньги на ветер.
- Ниязи, ты как в России оказался? - Спрашиваю я его. Надо же о чем-то говорить, пока мы плывем от одного привала до другого.
- Влюбился.
- В кого?
- В девушку. Не в парня же.
- Да ты что? - Я чувствую, что тут меня ждет какая-то интересная история. - И вы с ней поженились?
- Коньечно. И так и живем вместе.
Ниязи уговаривать не надо. Несмотря на неправильное произношение, говорить он может не переставая.
- Мы встретились в Новосибирске на курсах повышения квалификации. Я приехал из Баку, а Наталья из Перми. И там мы познакомились. Гуляли, разговаривали.
«Представляю, как вы разговаривали, - думаю я с иронией. - «Коньечно, плицесст», - но слушаю молча.
- Месяц длились наши курсы. А потом я приехал домой, рассчитался с работы и поехал в Пермь.
- Он знаешь, кем был в Азербайджане? - Вступает в разговор Сергей Земчик. - Он работал в Комитете народного контроля. Он же князь.
- Да причем тут князь? - Продолжает рассказывать Ниязи. - Мне понравилась девушка, и я поехал к ней.
- А как же родители? Отец, мать?
- Отец у меня заслуженный учитель республики. Был. Он умер уже. Он меня не доверял. Я был маленький, он меня пальцы нюхал. «Курил?» спрашивает. А я не курил, я спортсмен был. А он при товарищах меня унижал.
Ниязи начинает рассказ об отце, который принуждал сына поступать в мединститут, где уже учились его старшие сыновья, братья Ниязи. И отец конечно же был против отъезда Ниязи в Россию.
- А старшие браться слушались отца?
- Да, старшие братья всэ получили медицинское образование. Одын брат генерал-лейтенант, доктор наук, другой - профессор медицины. Третий преподает в мединституте.
Невольно я произношу вслух:
- Ты бы послушал отца, тоже бы человеком стал.
- А что, я не человэк? Я доволен.
- Чем ты доволен?
- У меня любимая жена, дочь. Что мнэ еще надо?
Плот огибает большой валун на реке, мы едва не падаем в реку, но плот выравнивается, и мы продолжаем плыть по прозрачной реке. Внизу видны камешки, вода чистая, ее можно пить. «Как сильны стереотипы, - думаю я. - Живет человек, радуется. А мы огорчены за него, потому что он не получил причитающихся ему званий и орденов. Почему?»
Но Ниязи продолжает рассказывать, он, похоже, не любит задумываться ни над тем, что сделал, ни над тем, чего не сделал. И я узнаю, что его дочь Наргиз живет в гражданском браке. Что «он» окончила институт, работает в фирме, недавно ездила в Тайланд. Хотела съездить в Египет, но туда въезд закрыли из-за революции, и она решила погреться в Тайланде.
- Ниязи, а ты сколько лет живешь в России?
- Дваццат четырэ!
И снова начинается рассказ, как Ниязи работал на заводе. Как его уважает начальник, который жил с женщиной, которая старше его почти на двадцать лет и с которой совсем недавно он расстался, но ходит к ней «для секс».
Молодая у него «ест», а он к старой ходит.
- Старая, наверное, слаще, чем молодая, - шутит кто-то из нашей команды.
- Она тоже из завода работает, - выстраивает он очередную корявую фразу.
- Ниязи, - прерываю я его. - А ты не знаешь, как правильно построить фразу или просто небрежно говоришь?
Он вспыхивает, как порох.
- Чего ты менэ учишь? Я что нэпонятно гавару? Я на заводэ работал началник, мэня все понимают.
Я пытаюсь сказать, что хотел помочь ему, но мне не удается, он никого и ничего не слышит. Я тоже начинаю орать.
- Ты полжизни в России живешь. За это время уже бы заяц курить научился, а медведь на велосипеде ездить, а ты вместо того, чтобы послушать, как можно научиться разговаривать, только орешь и ничего слышать не хочешь.
В этот раз он услышал. И довольно четко произнес:
- Мне пятьдесят лет. Мне поздно учиться.
- А раньше тебе было рано учиться? Ты ведь приехал в Пермь, когда тебе было двадцать шесть лет. У тебя жена русская, дочь наверняка говорит правильно. Чего же ты говоришь, как...
Я не нашел сравнения. Не мог же я сказать, что он говорит как чурка. Да, собственно, чурка вообще не разговаривает. Так что я умолк. Ниязи — тоже. Все сказали.
Плывем молча. Вокруг тишина. Вдруг пролетает большая-большая птица.
- Орел, - тихонько говорит наш гид, будто боясь вспугнуть. А орел как специально пролетает так низко, что слышно, как шумят крылья. Ш-ш-ши.
Почему-то в этот момент приходит ощущение вечности. Вот так будут летать орлы, когда уже не будет ни меня, ни Ниязи. Так же будет течь река по гладким камушкам, а нас не будет. Становится печально-печально. Вот всегда так, когда сам обидишь кого-нибудь или тебя обидят. И чего нам не живется в мире? А с другой стороны, кто еще скажет Ниязи, что он говорит неправильно. «А то ему некому сказать? - Возражаю я сам себе. - Небось жена и дочь постоянно его поправляют.»
Действительно, почему так устроено. Мой сват Михаил Иванович знает шесть языков. Говорит, когда рассказывает о Швеции, то думает на шведском и переводит на русский язык. Но сват мой уже третий раз женат. А Ниязи как влюбился, женился, так и живет со своей Натальей. Разные таланты, видимо, Господь дает.
- Ниязи, ты прости меня, а?
Ниязи молчит. Не думаю, что он не простил. Он скорее всего, просто не знает, как реагировать. Душа у него чистая, это видно. Как многие простодушные люди, он вспыльчив. Наверное, тоже переживает. А может и нет. Что там творится в его душе, кто его знает. Тут в своей-то попробуй разберись.
Март 2011 г.