Стареющий журналист, прочитав анекдот о сексе, решил использовать его в очередном рассказе, чтобы раскрыть причину ненасытности женщин. Жена его идею поддержала. Решив поставить героиню в условия, способствующие распутству, повествование начал издалека, чтобы доказать, что дочь и внучка пойдут по стопам распутной матери. Материала собрал много. Творческий процесс затянулся на длительное время, рассказ перерос в роман. Из довоенного времени герои перешли в военное, а затем и в сегодняшние дни.
Неожиданно для себя, влюбился в героиню своего романа, взял её на квартиру и уложил в постель вместе с женой. Увы, затея автора не удалась: жена пошла по стопам героини, а дочь и внучка выбрали другой путь.
Основная тема романа неоднократно прерывается ремарками автора и его жены, перенося героев из вымысла в реальную жизнь и обратно.
Когда стало понятно, что автор всё написанное увидел во сне, неожиданно выясняется, что всё действительно происходило наяву.
ДЛЯ ВЗРОСЛОГО ЧИТАТЕЛЯ
НИКОЛАЙ ШУНЬКИН
РЕМАРКИ
РОМАН
(РЕАЛЬНОСТЬ + ВЫМЫСЕЛ + ЭРОТИКА + ФЭНТЕЗИ)
Все описываемые события происходили в действительности.
Имена и фамилии подлинные.
Отрывок 1
ПРОЛОГ
РЕМАРКА 1
Иван Марьянович Мурженко, писатель средней руки, журналист по образованию, корреспондент областной газеты по должности, и гражданин выше средней обеспеченности по благосостоянию, мог позволить, после сытного обеда, подремать часик-другой в любимом кресле. Выключал мобильный телефон, устанавливал звук телевизора на минимальный, таймер на тридцать минут – столько ему хватало, чтобы уснуть – раскрывал книгу, журнал, или газету, и вступал с таймером в борьбу, из которой всегда выходил победителем.
Дневной сон шёл на пользу его здоровью, повышал работоспособность, активизировал мыслительные процессы, побуждал к творчеству. Приходящие сновидения давали пищу для новых сюжетов, поэтому Иван Марьянович не торопил события, не спешил просыпаться, а последние годы – не препятствовал плавному переходу дневного сна в ночной, зачастую просыпаясь на следующий день к завтраку.
Жена его, Мария Ивановна Мурженко, охотно стареющая женщина, большую часть времени проводила на кухне, стараясь меньше греметь кастрюлями: Иван Марьянович не любил, когда будили раньше времени.
Сегодняшний день исключением не был.
Слушая последние новости, Мария стряпала на кухне. Когда диктор начал говорить о взаимоотношениях Российского и Украинского Президентов, из гостиной раздался гомерический хохот. Бросив стряпню, побежала на голос мужа. Иван, не прекращая сотрясаться от смеха, делал попытки встать из глубокого кресла, плотно сжимающего тучное дрожащее тело, не желая отпускать. Положив газету на журнальный стол, отодвинул его, упёрся обеими руками в подлокотники кресла, почти высвободился из цепких объятий, но, увидев жену, облегчённо вздохнул, расслабился, принял прежнее положение:
- Умница, что пришла. Послушай, какой смешной анекдот.
Придвинул столик, взял газету, прочитал.
Девушка на приёме у сексопатолога:
- Доктор, во время секса я почему-то всегда плачу. Мужчины пугаются и не хотят больше одного раза иметь со мной дело. Что Вы мне посоветуете?
- Очень странная особенность. Может, думаете о чём-то грустном, или вспоминаете что-то печальное?
- Нет, доктор, ничего такого.
- Даже не знаю, что сказать…
- Доктор, а давайте с Вами попробуем…
- Да Вы что… Я врач, я не могу… Ну, разве только в качестве научного эксперимента…
Только начали, девушка говорит:
- Так, хорошо, хорошо, а ещё, ещё дальше!
- Дальше? Всё, у меня дальше нет…
- Ну, тогда ещё раз.
- А ещё раз я не могу.
- Нету? Не можете? Ы-ы-ы-ы-ыыыыы…
Читая, Иван захлёбывался смехом, тело содрогалось в конвульсиях. Дождавшись, когда живот перестал колыхаться, Мария сказала:
- Здесь смешно только то, что я под тобой не плачу.
- Опять ты за своё! Этот анекдот я хочу использовать в очередном рассказе. Редактор вчера упрекнул, что у меня смертей много, а юмора мало. Вот и будет ему юмор. Если раскрутить сюжет, получится смешной рассказ.
- А раньше, до знакомства с этой девкой, ты не мог такое написать, обо мне?
- Ну, хватит уже…
- Ладно, пиши, писака, пойду обед готовить.
Иван с трудом высвободил тело из кресла, переместил в кабинет, включил компьютер. Пока на мониторе мелькали малопонятные цифры, буквы и слова, придумал новому рассказу название. «Ненасытная» – так он назовёт очередной опус.
Жена, принимавшая участие в обсуждении каждого нового рассказа, увидев набранные крупным шрифтом буковки «НЕНАСЫТНАЯ», высказала мнение:
- Ненасытная – это обо мне. Анекдот же о докторе. Ты не понял смысла. Так что, имя должно быть – импотент.
- У тебя одно на уме!
Идея рассказа заключалась в том, чтобы вскрыть причину возникновения ненасытности. Методом научного втыка, то есть, методом проб и ошибок, подвести женщину к такому состоянию.
Иван в очередной раз убедился в правоте жены: с чего бы ей быть ненасытной? Без импотенции тему должным образом раскрыть не получится. Значит, так. Муж-импотент не удовлетворял жену, она пошла по рукам, он повесился от позора. С этого надо начать. Не раскрывая причину суицида, заинтриговать, чтобы читатель полистал журнал до конца.
Он создал документ Word, набросал план рассказа. Чтобы постоянно иметь его перед глазами, пять раз нажал Enter, сдвинул вниз окна, и начал набирать текст.
Отрывок 2
- Назар повесился…
Вселенная никак не отреагировала на это сообщение. Космос оставался безмолвным. Галактики продолжали разлетаться с прежней скоростью. Луна неподвижно висела над Тихим океаном. Земля вращалась вокруг светила, не подозревая о том, что:
- Назар повесился…
Реки продолжали течь в прежнем направлении. Скалы не разрушились от землетрясения. Вулканы не начали извержение. Цунами не затопили землю.
Тайфуны не разрушили города. Но:
- Назар повесился…
Жизнь на земле не остановилась. Рыбы по-прежнему бороздили воды рек, озёр и океанов. Животные мирно паслись в лесах и на лугах. Птицы взмывали в небо. А:
- Назар повесился…
Самолёты летели по маршрутам. Поезда шли по графику. Автобусы выполняли рейсы. Трамваи и троллейбусы ходить не перестали. Люди жили по установившимся привычкам, не подозревая о том, что:
- Назар повесился…
Солнце палило нещадно. Атмосфера пружинилась от обилия магнитных волн. Сотни тысяч мобильных телефонов передавали и принимали сообщения.
Связь между двумя маленькими аппаратами не была прервана.
Но тонкая нить волновых колебаний не несла никакой информации. Потому что:
- Назар повесился…
РЕМАРКА 2.
- Ты хотел писать о сексе, а написал о природе. И опять о смерти.
Иван обернулся, посмотрел на жену:
- Он сам повесился, так нужно для интриги. А секс…Что, секс на природе не бывает?
- Бывает, только не у нас.
- Напечатают рассказ, получу гонорар, пойдем на природу.
- Может, пока пойдём в спальню?
- Не отвлекай. Я занят серьёзным делом.
- Ты занят теорией, а я говорю о практике. Получилось пространно, непонятно, правда, захватывающе, интригующе. Интересно, что будет дальше?
- Надо начинать с конфликта, потом давать пояснения, чтобы не бросали читать на первой странице. Иди, готовь обед.
Иван проводил жену, подумал, продолжил набор: надо начать издалека, подробно раскрыть сущность ненасытной женщины, тогда суицид мужа будет оправдан.
Борис Петрович, следуя давно установившейся, ещё с тех пор, когда потерял слух, привычке, нажал кнопку «Громко», но телефон продолжал молчать. Вопреки полученной информации, он сейчас вспомнил почему-то не Назара, который повесился, а его жену Грету, хотя всем существом понимал не только неадекватность, но и кощунство, мерзость подобного воспоминания.
Отрывок 3
Расписались, свадьбу сыграли, а жить молодым негде. Утром, когда все ушли на работу, молодожёны остались в общежитии. В комнате было светло, из-за стены слышалась музыка, в соседней комнате игроки в домино звучно стучали костяшками. По коридору ходили рабочие: в первую смену, с ночной смены. Молодожёны, долгое время хранившие тайну, надеялись, что в первую брачную ночь она расцветёт пышным цветком блаженства, были глубоко разочарованы. Не ночь это была, а значит, не то время, не то место и не те условия. Когда разоблачились, прежнего интереса к телам не испытали. Успели насмотреться, пресытиться. И поцелуи не принесли того наслаждения, которого ожидали. Это было, всего лишь, продолжение свадебного поцелуя под крики «Горько».
Настя легла в кровать. Клим долго возился, неумело пытаясь осуществить долго лелеемую мечту. У него ничего не получалось, он сконфузился. Настя помогла ему, взяла член в руку, попыталась ввести, но после нескольких движений Клим ощутил, как внизу живота защекотало, продолжать не мог, перевернулся на спину.
Отрывок 4
РЕМАРКА 34.
Вспомнив мужа, Мария пожалела его. Решила компенсировать свою встречу с Куртом. Приехав домой, включила компьютер, набрала несколько строк: «Настя не выдержала длительную осаду Ивана. Сжалилась над ним. Решила один раз уступить. Уступить без поцелуев, объятий, ласк. Не давая никаких обещаний, никаких надежд на будущее».
Отрывок 5
Мария в своих прогнозах не ошиблась. Прочитав ремарку, Иван не преминул воспользоваться этой наколкой. Оставшись с Настей наедине, пошёл ва-банк:
- Настя, как ты себя чувствуешь в нашей квартире после землянки?
Поняв, куда клонится разговор, Настя не испугалась, не сжалась в комок:
- Я знаю, куда Вы клоните, Иван Марьянович. Поэтому считаю Ваш вопрос некорректным, и отвечать на него не буду. Не люблю, когда ходят вокруг да около. Тем более мужчины. Это удел женщин – крутить динамо. Я казачка и на это не способна. Говорите прямо, не плетите плетень.
- Я так думаю, после того, что с тобой произошло… Что ты пережила… Что я для тебя сделал… Ты могла быть со мной ласковее.
- Ласковее – это как? Я что, плохо к Вам отношусь?
- Ты знаешь, что я имею в виду.
- Знаю. Но я дала клятву воспитать дочь целомудренной. И всё сделаю, чтобы клятву не нарушить.
- И не нарушай. Дочь знать не будет. Ты ей ничего не говори.
- Достаточно, что буду знать я. Как Вы не понимаете? Я не смогу после Ваших губ целовать её губы. После Ваших объятий обнимать её. После соприкосновения с Вашим телом осквернять тело моей девочки!
- Ну, предположим, телами можно не прикасаться.
Настя сходила в свою комнату, убедилась, что Лиза спит. Стала перед Иваном. Повернулась к нему задом, нагнулась. Иван смотрел молча. Дыхание участилось. В груди защекотало. Тёплая волна опустилась, приведя в движение диафрагму. Непроизвольно задёргались мышцы вокруг пупка. Низ живота заныл в приятной истоме.
Настя опустилась на колени. Иван расстегнул ширинку, достал набрякший член. Поднял платье, оголив белые ягодицы. В предвкушении надвигающегося события, стал на колени. При этом член предательски нырнул в разрез брюк. Иван долго искал его между трусами и штаниной. Не найдя, расстегнул ремень, опустил брюки. Настя сняла трусы.
Взору Ивана предстало живописное зрелище. Из промежности вывалилась окровавленная прокладка. Вторая, приклеившись краешком к половой губе, размеренно качалась, помечая пол каплями крови. Член внезапно стал похож на сардельку, в которую забыли положить мясо. Ему стало плохо. Приятная истома опустилась ниже, перейдя в непривычную боль в яичках. Иван, лелеявший мечту примкнуть губами к Настиным прелестям, громко икнул. К горлу подкатила тошнота. Желание испарилось. Попытка встать не увенчалась успехом. Запутавшись в брюках, упал набок. С трудом выпутался из штанин. Кое-как одевшись, ушёл к себе.
Вернувшись с работы, Мария долго будила супруга к ужину, но так и не разбудила. Он был не настолько пьян, чтобы не встать, но сейчас ему не хотелось видеть ни одну женщину мира: ни Настю, ни Лизу, ни даже Марию, на которую был зол за совет, за то, что он им воспользовался, и за то, что он окончился так неудачно.
Отрывок 6
РЕМАРКА 28
За обедом Настя затронула щепетильную тему:
- Ты молодая женщина. Почему не следишь за собой? Не боишься, что Иван бросит?
- Поменяет на тебя?
- На меня не поменяет, это ежу понятно. Роман пишете вдвоём, как решите, так и будет. В зеркало смотреть не противно?
Мария покраснела: однако, квартирантка оттачивает коготки. Подумав, успокоилась – Настя была права:
- Я над этим не задумывалась.
- Напрасно! В шкафах полно одежды, а ты в чём ходишь? Представь, кого он видит на улице, в редакции: женщин красивых, ухоженных, накрашенных. Приходит домой – контраст. Это ты сделала его импотентом. Иметь связи на стороне – воспитание не позволяет, дома – желания нет. Перебери гардероб, что есть лучшее – носи по дому. Посмотришь, он это оценит. Пойдём в спальню.
Усадив Марию перед трельяжем, принялась колдовать. Поправила причёску, накрасила губы, ресницы. Выщипала и подвела брови. Вокруг шеи повязала цветастый шарф. Мария себя не узнала:
- Где ты этому научилась? Неужели, в землянке?
- В детстве в куклы любила играть, наряжала их, красила.
- Ваня меня не узнает.
- Узнает. Ещё влюбится. Он у тебя влюбчивый.
- Да, уж. Вот, в тебя влюбился.
- В меня влюбился по необходимости. Роман допишет, разлюбит, начнёт писать новый – в другую влюбится. А тебе надо бегать, плавать, или, хотя бы, совершать пешие прогулки. Гимнастику делать, массаж. А то, иди на выборке породы постой. Живот сразу исчезнет. Станешь стройной, привлекательной. Когда себя полюбишь, мужчины тебя любить будут.
- Я на мужчин не падкая.
- А это ханжество.
- Причём тут ханжество?
- Ханжество – это когда под мужиком визжат от удовольствия, а потом говорят: «Фи, как противно». Мужчины это не любят. Прочитай Яму Куприна. Узнаешь, кого и за что любят мужчины.
Мария выслушала молча. На следующий день решила записаться в фитнес клуб.
Отрывок 7
Все силы, время, здоровье, деньги Настя тратила на дочь. Боролась за звание «Лучшая мать в мире». Боролась, не предвидя итогов этой борьбы, не понимая, что борется с любимой дочерью, не зная, кто из этой борьбы выйдет победителем.
Когда Лиза посещала ясли, Настя была рядом с ней. Лизу перевели в детский сад – Настя перешла туда работать няней. Лиза пошла в первый класс – Настя устроилась уборщицей в школу. Она носила дочь на руках в ясли, возила на коляске в садик, водила за ручку в школу. Вместе туда шли, вместе там обедали, вместе выполняли домашние задания, пока у Насти не заканчивался рабочий день. Потом вместе шли домой. Настю избрали в родительскую тройку класса, в родительский комитет школы. Лиза посещала все школьные кружки.
Училась Лиза на отлично. Учителя её хвалили. Но с учениками контакта не было. Они её не любили, дразнили, строили разные козни. Некоторые девочки, да и мальчики, делали робкие попытки завести знакомство, сблизиться, подружить. Настя, наученная горьким опытом неудавшейся жизни, никого к ней не подпускала, всех гнала от неё, охраняла дочь, как волчица. Следила за каждым её шагом, за каждым движением, за каждой мыслью. Не подпускала к компьютеру, не давала пульт телевизора. Закрывала ладонью глаза, если на экране показывали целующуюся парочку. Контролировала все книги, которые Лиза брала читать. Безоговорочно изымала, если считала, что ей это читать рано. Проверяла портфель, дневник, тетради. Не позволяла пользоваться косметикой. Несмотря на активную школьную жизнь, Лиза, задавленная грузом материнской любви, росла замкнутой, неразговорчивой.
Несчастье случилось в девятом классе. Неожиданно для всех, а прежде всего для себя, Лиза влюбилась. Денис не был отличником, не посещал никакие кружки. Был переросток, потому что дважды, в седьмом и восьмом классе, оставался на второй год. Заигрывал со всеми девчонками, бил по ягодицам, хватал за груди, больно щипал. Одним девушкам такое баловство нравилось, они сносили его спокойно. Другие давали сдачи. Но никто не жаловался. Он так удачно переводил всё в шутку, что никто не обижался. Поговаривали, что некоторые девчонки с ним спят, одна даже сделала аборт. Ребята звали его Дон Жуаном. Сплетни эти Лизу не интересовали. Она вся отдавалась учёбе. Мать так её настроила, что от любви одни страдания.
Зная, что Лиза находится под неусыпным контролем матери, Денис к ней не приставал, даже близко не подходил. Видя, что он боится приблизиться к ней, ребята посмеивались над ним, грозили лишить приятной для него клички. Денис дал слово Дон Жуана, что поцелует Лизу в ближайшие три дня. К сожалению, об этом споре знали все, кроме Лизы. Ей никто ничего не сказал. Денис недолго следил за ней. Улучив момент, когда матери не было рядом, обнял сильными руками и умело впился в губы долгим поцелуем.
То, что произошло, ошеломило Лизу, сбило её с толку. Его губы были влажные и горячие, а язык – жадный и дерзкий... Её губы приоткрылись, зубы произвольно разжались, давая возможность языку свободно войти внутрь, а последовавшие за этим вращательные движения языка внутри её раскалённого рта, лишили остатков сознания. Лиза не находила в себе сил, чтобы выйти из этого поцелуя, не понимала, что с ней случилось. Потрясённая происходящим, она не могла поверить, что её бесчувственное тело, доселе не знавшее подобного, способно испытывать такие неземные наслаждения от обыкновенного поцелуя. Ей казалось, что она попала в водопад, и летит с огромной высоты в бездну. Колени подкосились, она повисла на Денисе, едва успев охватить его шею руками...
Именно в этот момент в раздевалку вошла Настя. Её захлестнула буря негодования. Вот плата дочери за её неуёмное бдение! Забыв о чувствах, испытанных при первой встрече с Климом, о любовных наслаждениях с Куртом и другими мужчинами, вспомнила лишь итог этих эпизодов: горящие глаза голодной крысы, тесную сырую конуру, нетерпимый запах трёх десятков немытых баб в душном Зимнике. Масла в огонь подлила Дарья Семёновна, уборщица, мать девушки, сделавшей аборт от Дон Жуана:
- Ты меня порицала, хвалила свою дочь, клялась её целомудрием. А она ****ь, покруче моей. Ленка моя в раздевалке с пацанами не трахалась!
Собравшиеся к этому времени ученики дружно заржали. Учителя пытались унять обидчицу, удержать Настю от опрометчивого поступка. Но такого оскорбления она стерпеть не могла. В два прыжка оказалась возле дочери, схватила за волосы, потянула прочь из школы. Для Лизы волшебный полёт в бездну превратился в мерзкую реальность. На всём пути Настя читала мораль. Куда делась любовь матери к дочери! Час назад она была святым ангелочком. Теперь, любящая мать не позволяла дочери открыть рот, обзывая скабрёзными словами, говорила безостановочно.
Лиза, не смея прервать, молчала. Когда мать остановилась, чтобы открыть дверь квартиры, Лиза, воспользовавшись минутной паузой, пролепетала:
- Я не знаю, как это произошло. У меня с ним ничего не было.
Лучше бы она этого не говорила! Мать, не сказав ни слова, потянула её назад. Но теперь они шли не в школу. Лиза не знала – куда. Поняла, когда увидела на здании вывеску: «Женская консультация». Настя протащила её по коридору, растолкала очередь, ворвалась в кабинет и потребовала срочно освидетельствовать дочь на предмет изнасилования. Доктор был занят, отказывался, говорил, что для этого нужен запрос из прокуратуры, просил, наконец, подождать. Настя была неумолима.
Проводив пациентку, доктор попросил Лизу раздеться. Она от такой просьбы окаменела, не могла сдвинуться с места, пошевелиться. Мать задрала ей платье, сняла трусы, усадила в кресло. Лиза свернулась калачиком, сдвинула ноги, прижала к груди, обхватила руками. При виде разглядывающего её мужчины, задрожала, как осиновый лист на ветру. Врач стоял, ждал. Настя ударила Лизу по щеке. Раздвинув обмякшей дочери ноги, удерживала, пока доктор проводил обследование.
Сгорая со стыда, Лиза была на грани обморока. В мозгах блуждала единственная мысль: умереть, не испытывать больше этой экзекуции. Лучшая в мире мать, единственный любимый человек, опозорила её в школе, привела в больницу, раздела, предоставила её тело на осмотр чужому мужчине. Как стерпеть такой позор? Как после этого её любить? Как дальше жить? Неужели один поцелуй с Денисом на весах истории является таким большим позором?
Пока доктор писал справку, Настя одела Лизу, усадила на стул.
- Ваши волнения напрасны. Девочка непорочна.
Лиза успокоилась. Самое страшное позади. Теперь мама извинится, прижмёт к груди, погладит по голове, назовёт милым ангелочком, вновь станет лучшей в мире мамой, и жизнь войдёт в прежнее русло. Они забудут этот инцидент. По-прежнему, будут вместе идти в школу, вместе делать уроки, вместе возвращаться домой. Она улучит подходящий момент, когда мама будет в хорошем настроении, спросит, почему она называла её плохими словами. Погружённая в эти мысли, не сразу поняла, что они возвращаются в школу. Почему? Зачем? Разве мама не хочет забыть этот неприятный скандал? Не лучше ли пойти домой, объясниться, установить доверительные отношения, дать друг другу слово никогда не совершать необдуманных поступков, не оскорблять, не обижать? Или у неё ещё не закончился рабочий день? Не успела убрать все классы?
Но у Насти были иные планы. Она вихрем влетела в учительскую, где всё ещё продолжалось бурное обсуждение сегодняшнего инцидента. Лиза пыталась вырваться, сбежать, куда глаза глядят, хоть на край света. Настя держала её крепко, до синяков в запястье. Подойдя к Дарье Семёновне, ударила её несколько раз справкой по носу:
- На, читай. Моя дочь девственница. Врач проверил и написал.
- Я своей дочери, после аборта, тоже такую справку купила, чтобы из школы не исключили, только никто не поверил. И тебе не поверят.
Настю попутал бес. Разум помутился. Она сорвала с Лизы платье, трусы. Раздвинув ноги, предлагала всем убедиться в честности своей дочери. На шум собрались ученики, смеялись, улюлюкали, ржали, просили показать им. Лиза вырвалась из её цепких рук, натянула трусы, подобрала порванное платье и выбежала вон. Никто её не останавливал, не держал, не сопровождал. Все продолжали наслаждаться устроенным Настей спектаклем.
Бежала долго. Обессилев, остановилась, расслабилась, присела под деревом отдохнуть. Мыслей не было. Только огромная, всепоглощающая, опустошающая душевная боль.
Подошёл Денис, подал руку, помог встать. Лиза вышла из забытья. С него всё началось. Началось хорошо. Закончилось плохо. Почему так получилось, что чужой, нелюбимый человек, доставил радость, а родная, любимая мама – горе? Не раздумывая, пошла с ним. Куда? Какая разница! На сегодня план по гадостям выполнен. Хуже того, что произошло – не будет. Потому что, быть не может. Хуже некуда.
Денис привёл в комнату. Привыкший к лёгким победам, не церемонясь, уложил в кровать. Вспомнив его поцелуй, Лиза не противилась, жаждала повторения. Умудрённый опытом общения с девушками, Денис повторил утренний поцелуй. Лиза задрожала, прижалась к нему, обхватила шею руками, не позволяя отдалиться, прервать поцелуй, лишить её божественного наслаждения. Чувствовала, что Денис раздевает её, переворачивает на спину, раздвигает ноги. Но одно мимолётное воспоминание о том, что аналогичную процедуру совершал с ней лысый доктор, погасило зарождавшееся внутри желание сопротивляться. Лишь на мгновение показалось, что тело пронзила боль. Но вместе с ней пришло радостное наслаждение, наполнившее душу необыкновенным счастьем. Счастье это продолжалось бесконечно долго, до вечера, пока Денис не уснул. Впервые испытав его с Денисом, Лиза решила посвятить ему оставшуюся жизнь, никогда с ним не расставаться, сделать всё, чтобы он всегда был рядом. Она забыла мать, школу, скандал, забыла всю прошлую жизнь, забыла, ибо не хотела помнить.
Осторожно, боясь разбудить любимого человека, встала. Постирала платье, трусы, повесила в ванной комнате сушить. Надела пахнущую потом рубашку Дениса. Вспомнила, что с утра ничего не ела. Открыла холодильник. Нарезала колбасу, разбила четыре яйца. Решила приготовить ужин на двоих. Не найдя хлеб, пошла в комнату, спросить у Дениса. Он вскочил, испуганно посмотрел на часы:
- Ты чо мою рубаху напялила? Быстро переодевайся. Сейчас отец с работы придёт, обоим пинков надаёт.
- Я платье постирала.
- Меня это не ****. Сматывайся скорее.
Лиза побледнела, вошла в ступор. По мере того, как бледность сходила с лица, оно наливалось кровью. Что за день сегодня? Что же это получается? За что мне такое? Сколько ещё раз судьба будет испытывать меня? Были моменты, когда, казалось, всё плохое позади. Но проходило немного времени, и всё начиналось сначала. Денис… Он не может так поступить… А почему – нет? Я слышала о его похождениях! Девчонок осуждала, а сама попалась... Неужели все люди такие подлые? Или одна я такая несчастная, что мне хорошие люди не попадаются?
- Ты ещё здесь?
Денис, доев яичницу, стоял у открытой входной двери:
- Завтра в школе поговорим. Захочешь потрахаться – придём сюда.
- Завтра не наступит никогда!
Увернувшись от поцелуя, вышла в вечерние сумерки. Свежий ветер приклеивал мокрое платье к телу. Влажные трусы растирали разгорячённую промежность. Шла по незнакомой улице, не глядя на дома, не обращая внимания на встречных людей. Да, люди ли это? Или это учителя, врачи, матеря, Дарьи Семёновны, Денисы? Все они были на одно лицо, одного поведения, одного воспитания.
Устав от событий бесконечно трудного дня, теряя сознание, начала медленно опускаться на землю. Чьи-то сильные руки подхватили, не дали упасть. Мужчина поднял, удерживал, пока не пришла в сознание.
- Тебе плохо? Нужна помощь?
Придя в себя, ответила:
- Я ищу речку, или озеро.
- Ты не там ищешь. Здесь нет ни речки, ни озера.
- А верёвка здесь есть?
По состоянию девушки понял, что не шутит:
- Об этом тебе рано думать. Что случилось?
- Меня выгнали. Из школы, потом из дома. Ушла к любимому парню, он тоже выгнал… Из жизни.
- Пойдём ко мне.
Решив покончить с жизнью, Лиза смирилась, успокоилась. Теперь не знала, как поступить. Чужой человек давал ей надежду. Мысли перепутались, думать уже не могла и не хотела, и нечем было: её покрыла пелена усталости.
Мужчина занёс в дом. Положил на кровать. Раздел. Сопротивляться не было сил. Да, он и не насиловал. Пожилой, опытный, знающий, как покорять женские сердца, ласкал молодое тело, гладил груди, руки, бёдра, ноги. Переворачивая на бок, на живот, на спину, бродил по телу языком, губами. Но эрекция не наступала. Лиза ждала поцелуя в губы, но мужчина, то ли забыл, то ли стеснялся приблизить к ней своё лицо. Загадку разгадала только тогда, когда, пытаясь укусить за пуп, выронил ей на живот обе челюсти. Её чуть ни стошнило. Хотела убежать, но вырваться не могла. Мужчина заломил руки. Взвалившись на неё, стал шлёпать по молодому, горячему телу нетрудоспособными детородными органами, помогая себе руками. Шлёпал долго, пока не обрызгал живот скользкой, дурно пахнущей жидкостью.
Лиза встала, пошла в душ. По неопытности, не могла понять, что это было. Страха не испытала. Удовольствия – тоже. Несколько раз накатывалась волна приятного тепла, но того наслаждения, которое получила от Дениса, не было. Мужчина подал не успевшую высохнуть одежду. Проводил до двери. На прощание дал сторублёвую купюру.
Надо ли ему что-то говорить? Зачем? Это ничего не изменит, потому что, ничего не нужно менять. Жизнь подошла к финишу. Сколько его ни отдаляй, конец всё равно наступит. Одним мужчиной больше, одним меньше – какая разница? А если каждый последующий будет хуже предыдущего, на том свете нечего будет вспомнить. Выйдя в тёмную, холодную ночь, порвала сторублёвку на части. Там, куда она идёт, деньги не нужны.
Домов по сторонам не было: улица давно закончилась. Вдали виднелся новый микрорайон.
Куда она пришла? Куда идти дальше? Найти бы глубокое озеро. Окунуться с головой, навсегда. Постирать ещё раз окровавленные трусы, окровавленное платье, окровавленное тело, окровавленную душу. Смыть нанесенный лучшей в мире матерью позор, выдавленную Денисом кровь, вонючую сперму незнакомого мужчины, грязь человеческих отношений, приставшую к мокрому телу пыль. И явиться на суд Божий чистой и непорочной. Только где она, твоя непорочность? И стоит ли она того, чтобы из-за неё переносить такие страдания?
Отрывок 8
Перед Настей предстала жуткая картина. Огород зарос высокой травой. Забор повален. Некогда красивый, добротный дом – полуразрушен. Крыша в разноцветных заплатах. Почерневшие стены зияют дырами. Стёкла разбиты. Входная дверь висит на одной петле. По комнатам гуляет ветер. В углу, на старом, покосившемся диване, лежит древняя старуха. Настя не узнала в ней красавицу-мать, жену потомка атамана Каурого. Не хотела узнавать: под рваным тряпьём шевелился небольшой комок костей, обтянутых серой кожей. Обнять, поцеловать его – не хватило мужества.
Верхняя часть комка пришла в движение, повернулась. Оглядев тусклым взглядом пришелицу, прошамкала:
- Хорошо, что приехала. Одень мне на палец волшебный перстень. Я выпросила у него вечную жизнь, он её даровал, а сейчас я ей не рада. Хочу умереть. Все мои сверстницы давно на том свете, одна я тут мучаюсь.
Настя поднесла к её глазам руку:
- Палец распух от бесконечного вращения перстня. Снять его невозможно. Я сама попрошу, чтобы Бог забрал тебя к себе.
Сказала спокойно, безжалостно, будто речь шла о жизни не родной матери, а какого-то насекомого. Сказала, не удивившись равнодушию, безразличию, своей жестокости.
- Не получится. Это противоестественно, чтобы дочь желала смерти матери. Он тебя не послушает.
Настя вздрогнула. Не ожидала услышать такие слова. Услышав, вспомнила, что совсем недавно готова была пожелать смерти родной дочери. Ради чего? Умирающая мать не может взвалить на неё такой грех, а она – здоровая, цветущая, счастливая – не боясь Бога, проклинала дочь, меняла мнимый позор на действительную смерть собственного ребёнка…
Долго, разными способами, пыталась снять перстень. Ни одна попытка не увенчалась успехом. Выйдя в сарай, положила палец на деревянный чурбак, решительно взмахнула топором.
Что он дал ей, подаренный матерью, волшебный перстень? Что-то, конечно, дал. Но, если сравнить свою жизнь с тысячью других, то она окажется, не лучше, не хуже. Были радости, но чаще – страдания. Так же, как у всех. Тогда, зачем изменять судьбу, если обмануть её невозможно? Мать хотела жить вечно, теперь ждёт, не дождётся смерти. Если бы вместе с ней на вечную жизнь были обречены все окружающие – тогда, другое дело. А что толку жить в вечном одиночестве? Или, как она, в вечном несчастье? Потому и безжалостно избавилась от него, вместе с пальцем, чтобы навсегда лишить себя подобного соблазна.
На следующий день, похоронив мать вместе со злополучным перстнем, не устраивая поминок, Настя ушла в монастырь.
Отрывок 9
Эльза открыла дверь, пропустила Грету, вошла сама. В квартире тишина. В первой комнате – никого. В двух других – тоже. Заглянула в спальню. То, что увидела, превзошло все ожидания. Окна зашторены. По углам комнаты горят свечи. Играет тихая музыка. Посреди кровати располагается обнажённая Мария Ивановна, с валиком под спиной. Свисающие с потолка кольца поддерживают её широко раздвинутые ноги, между которыми ритмично покачивается лысая голова, тоже обнажённого, любезного мужа её, писателя, журналиста, интеллигентного человека, Ивана Марьяновича Мурженко. Живописную картину дополняет сидящий на Марии Ивановне, и кормящий её из своего детородного органа, тоже голый, Велехов Клим Игнатьевич, дядя Боря, немец с русской фамилией, неоднократно занимавшийся с ней любовью, её отец, и может быть, даже, отец её дочери. Сейчас эта троица, завязавшись в невообразимый узел, упорно трудилась на ложе любви, стараясь доставить друг другу сексуальное наслаждение. А в установленных на стенах и потолке зеркалах, уходя в необозримую даль, отражалось бесчисленное, копошащееся множество рук, ног, голов и туловищ, приводящее участников оргии в экстаз.
Отрывок 10
В аэропорту вернувшихся из поездки туристов встретил крупье. Грета поинтересовалась:
- Что нового в Центре?
- Назар повесился!
- С чего бы это вдруг?
- Не вдруг. Он проиграл в покер весь свой бизнес.
- Бизнес мой, - закричала Грета.
В разговор вмешалась Илона:
- Совершил первый мужской поступок! Я знала, что именно так всё кончится. Не раз советовала тебе оформить документы на себя.
Грета набрала Бориса Петровича:
- Назар повесился.
- Жаль. Очень жаль. Прими искренние соболезнования.
Петрович знал, что соболезнования ей не нужны. Много лет он безропотно решал проблемы и её, и Назара, и её бизнеса, и сейчас должен выполнить очередной долг – организовать похороны.
- Хорошо, сейчас приеду.
- Хорошо, что Назар повесился? Он тебе так сильно досаждал?
Петрович выключил телефон, положил в футляр.
- Всё-таки, повесился… Надо же…
Грета задумалась. В заботах о бизнесе, она совсем забыла, кому обязана своим существованием. Вспомнила о романе «Ремарки». Да, именно Иван Марьянович и Мария Ивановна всё это время руководили судьбами героев романа. Как хотели, так и писали. И сейчас, как захотят, так его и закончат. И никто, кроме них, не сможет повлиять на ход событий. Не следовало выгонять Марию из клуба. Обозлившись, старуха решила отомстить. Придётся просить у неё прощения, возвращать в клуб. Чем она мешала? Назара не воскресить. Иван Марьянович говорил, что его судьба уже давно определена. А бизнес, может быть, удастся вернуть. Извиниться перед Марией Ивановной, пригласить в клуб, пообещать хороший оклад.
Высадила у Центра Илону, завезла Эльзу и поехала домой.
Отрывок 11
РЕМАРКА 57
Мария Ивановна встретила Грету, как родную. Рассказала о болезни Ивана Марьяновича. Вместе пошли его проведать.
Иван Марьянович был в коме третьи сутки. Капельницы сменяли одну за другой, но улучшения не наступало. Грета не стала беспокоить Марию Ивановну своими проблемами. Пожелала мужу быстрее поправиться, и собралась уходить… В это время Иван Марьянович пришёл в себя. Открыл глаза, повернул голову. Увидев Грету, спросил:
- Как съездили в Германию?
- В какую Германию? – не поняла Грета.
- Были на Русском кладбище в Берлине? Я просил Вас найти могилу прадеда, погибшего при штурме Берлина.
- Он бредит, - тихо сказала Мария Ивановна.
Позвали доктора. Тот задал несколько дежурных вопросов. Иван Марьянович отвечал на них чётко.
- Вам нечего беспокоиться. Психика его в порядке. В таком возрасте нельзя много пить.
- Мы пили армянский коньяк, - похвастал Иван Марьянович. - Эльза ездила в Германию искать отца, Курта Гюнтера. Я просил найти могилу деда. А Грета не говорит, нашли, или нет.
- Мы не ездили ни в какую Германию. И Вы нас ни о чём не просили.
- На белую горячку не похоже, - сказал врач.
- Какая горячка? Я пишу роман «Ремарки». А Курт, Настя, Клим, Эльза, Грета и Назар – герои романа.
Грета его успокоила:
- Я Ваша соседка по квартире. Вот, пришла с тётей Машей Вас проведать. Назар мой муж, Клим – отец, а Эльза - мать. Никакого Курта не знаю, и про деда Вы ничего не говорили.
- Что, и роман мой не читали?
Здесь вмешалась Мария Ивановна:
- Какой роман? Совсем мозги пропил.
Доктору пояснила:
- Как пришёл три дня назад пьяный, так всё время бредит каким-то романом. В голове одни ремарки. Спрашивал: пора Назару повеситься, или пусть ещё поживёт страниц сорок. Ничего не понимаю.
Иван Марьянович приподнялся, обвёл всех осмысленным взглядом:
- Вы это серьёзно? Назар не повесился? Настя в монастырь не ушла? Ты мне с немцами не изменяла? Никакого романа не было? Это мне всё приснилось?
- Бабушка Настя в монастырь уходить пока не собирается.
Мария подошла, поцеловала в лоб, обняла:
- Успокойся. Какие немцы? Война шестьдесят пять лет, как закончилась. Но если ещё раз так напьёшься, найду с кем изменить.
- Ура! – закричал Иван Марьянович на всю больницу, и окончательно проснулся.
Мария не поняла, чему он обрадовался: тому, что она ему не изменяла с немцами, или тому, что найдёт, с кем изменить…
Отрывок 12
ЭПИЛОГ
Вернувшись из больницы, Грета обнаружила в почтовом ящике повестку. Квартира была опечатана. Побежала в милицию. Молодой следователь учинил допрос:
- Когда Вы последний раз видели мужа?
- Сегодня утром, перед уходом в больницу.
- В котором часу это было?
- В половине восьмого.
- А в десять он повесился.
- Этого не может быть. Мы жили хорошо, дружно, любили друг друга.
- Тем не менее, это так. Вы ничего не можете сказать по этому случаю?
- Мне нечего сказать. Разве только… В больнице Иван Марьянович спрашивал, повесился Назар, или нет. А жена сказала, что он бредил: пора Назару повеситься, или пусть поживёт ещё несколько страниц. Откуда он мог знать?
- Мистика какая-то! Нам надо произвести в Вашей квартире обыск.
Ни в квартире, ни в комнате Назара оперативная группа ничего подозрительного не обнаружила. Но компьютер был включен.
- Ваш муж всегда оставлял компьютер включенным?
- Нет, он никогда ничего не забывал. Может быть, специально не выключил?
Лейтенант пошевелил мышку. Компьютер проснулся.
- Посмотрите, нет ли чего подозрительного на экране монитора?
Грета подошла, внимательно осмотрела. Слева покоились стандартные ярлыки: «Мои документы», «Мой компьютер», «Корзина», «Internet Explorer», «Outlook Express». Справа одиноко скучал «Документ Microsoft Office Word.docx», без названия. В центре красовалась композиция из трёх геев, занимающихся развратным неподобством.
- Назар отличался аккуратностью. Он никогда не оставлял на столе случайных документов. И заставок таких я у него раньше не видела.
Лейтенант открыл документ. Его содержание всех озадачило:
«Сказать, что я не люблю целоваться с мужчинами, - значит не сказать ничего. Я боюсь это делать. Первый оргазм я испытал в пятнадцать лет, седьмого ноября. Сбежавший зэк, встретив меня в лесу, сначала поцеловал, потом склонил к сожительству. Мои брюки сразу отсырели. Я испугался и обрадовался. Было больно, приятно и стыдно одновременно. Больше я его не видел. Говорили, что умер в заключении. С тех пор девушками я не интересовался. Во мне произошёл какой-то сдвиг, начала преследовать неодолимая тяга к особям своего пола. Я с тревогой и нетерпением ждал седьмое число каждого месяца, мой организм, аналогично женскому, готовил себя к этому дню, возбуждался, напрягался, и облегчение наступало от одной мысли о том дне. Я боролся с этим всеми силами своего разума. Женился, пытался жить нормальной семейной жизнью. Но сексуального удовлетворения не получал. Занимаясь с женой любовью, думал о том случае. Даже делая жене кунилингус, я представлял не её, а мужчину с красивым, упругим членом, которого мне всю жизнь не хватало для полного счастья. Я терпел это до тех пор, пока не прочитал роман «Ремарки». Всё, что там написано, не имеет ко мне никакого отношения. Я никогда не был склонен ни к вуайеризму, ни к фроттеризму. Тем более не имел желания заглядывать под юбки. Всё это выдумки автора Ремарок. Ему не хватило фантазии, чтобы приблизиться к моим сокровенным желаниям. Его сюжет с электрофаллоимитатором банален. Будь у меня такая игрушка, я нашёл бы ей применение, не выходя из своей комнаты. Но, если мои желания недоступны даже фантасту, то осуществить их я не осмелюсь никогда. После того, как Илона пригласила в Клуб Луку, я, чтобы соблазнившись его формами, не опозориться, сменил стойку бара на покерный стол. Бросив пить, начал играть в карты. Что из этого вышло, вы знаете из «Ремарок». Я дарю Ивану Марьяновичу эту концовку романа. Надеюсь, она ему понравится. Ведь именно этого он хотел. Так всем будет лучше.
В жизни моей прошу никого не винить.
В смерти тоже.
Прости меня, Грета.
Назар Ыргенович Ыргенов».
http://www.proza.ru/2011/01/16/827