Встреча с нежитью в Мухиной балке.( Продолжение "Святочных историй Кобякова городища")
Пора было возвращаться из города домой. На часах было уже восемь вечера. В это время автобусы и маршрутки в Аксай уже не ходят. Мне просто повезло. Маршрутка под номером 153 довезла меня до военного городка. Оттуда мне надо было пересечь Мухину балку, спуститься к старой Таможенной заставе, а там рукой подать - я дома.
Я шла не спеша по пустынной дороге, прижимая к груди бумажный сверток с подарком, и любовалась новым зимним пейзажем. Природа торжествовала в своих белых и волшебных одеждах. Было светло, как днем. Лишь одинокий фонарь у небольшого водоема, желтой кляксой подмигивал мне и смеялся, как шельма, в россыпях падающих снежинок.
Иду вдоль берега небольшого озерца, смотрю – старушка, сгорбленная с клюкой, то ли сидит, то ли стоит, - не разберу из-за падающего снега. Рядом с нею мужичек - бомжовичек с рыжей бородкой. Не иначе с камышей или подземелья вышла.
- Ага, Баба Яга и Бес,- думаю. Попала! Или это женщина - призрак? Хранительница кладов Кобякова городищ! - Много таких историй слышала от местных жителей. Немного испугалась! Невольно матерно выругалась в сердцах. И тут же начала молиться и креститься. Ненароком стала вспоминать всех нечистых сил и Бога в суе:
- Здравствуй, милая? - окликнула меня, совсем приветливо старуха.
А я уже «задний ход включила», убегать надумала, пока Яга меня не приметила.
- Здравствуй, бабуля, - отвечаю бодро, как могу. – Что-то случилось? Вам нужна помощь, как можно приветливее говорю я, а сама дрожу от страха. Бес куда-то, как сквозь землю провалился.
- А ты, милая, чья будешь? Не признаю никак. Я тут всех знаю. Ни дочка ли Ивана-историка часом, что в Америку уехала? - спросила старушенция.
- Нет, бабушка. Не местная я, - отвечаю.
Но, подумав, что зря это ляпнула, может, для местных нежить скидку сделает? Свои, как ни как!
- Я, бабуля, живу в доме брата. Он его недавно купил, так что и местная, и нет еще, - уточнила я.
- Новый жилец, значит! А вы как с братом - полностью в наши места переселилась, али временно?
- Пока, бабуся, дом в порядок приводим, а там посмотрим, - уклончиво ответила я, пытаясь понять - будет мне скидка или нет.
- Дом, говоришь, в порядок приводите? Это хорошо! Иван-то, старый хозяин, он хорошим человеком был, трудяга, сильно историей нашего края интересовался, да только выпить любил, - выдохнула старуха, видать, знакома была с ним.
- А как же! - воспрянула я духом: если бывшего хозяина добром поминает, может и к новым снисходительно отнесется. – Ему по роду занятий хорошим быть полагалось, как никак, учитель истории!
-Как учитель?! - удивилась старушенция. - Он же электриком работал. Аль мы о разных людям говорим?
-Почему хороший! Людям свет зимой отключал, без тепла оставлял за неуплату. Душегубом работал! - Ох, и попала же я!
- Ну... так... люди говорят, он местным историком еще был, - выдавила я, почти шепотом. – Может быть, это было его хобби. Я-то точно не знаю...
- Иван?! Историк?! Ну, повеселила ты меня, девица! - Яга то ли засмеялась, то ли закряхтела. - Это его звали так! Он, когда первача тяпнет, об истории Кобякова городища трепаться любитель был! За то и историк!
- А мне сказали.., - начала было я, но вспомнила, что все мои собеседники слово «историк» всегда к его имени прибавляли. - Я думала... он и правда историк.
- Ты уж мне поверь, внучка! Я ж его с пеленок знала. Как-никак семьдесят три годика, до самой смерти его, вместе прожили, - проскрипела старуха. Это я ему про Кобяково городище все рассказывала, а он потом всем бахвалился, в газеты разные писал. Но его никто всерьез не воспринимал. А он от того еще больше пил. Чудак-человек!
- Как же так, - думаю. - Раз уж вместе жили - не Яга, выходит. Тогда кто? Бабка-то его еще по осени Богу душу отдала, да и не могла она его с пеленок знать - моложе была.
- А ты, бабуля, сама-то кто будешь? - не найдя здравого объяснения, осмелела я.
- Я, добрая моя, - кикимора запечная. Все меня величают Бердоносовна. Слыхивала, про кикимор-то? В доме Ивана-историка одно время за печью жила. А до него, болезного, у батюшки его - урядника нашенского, Прохора Кузьмича, а еще раньше – у его отца Кузьмы, лихого казака и разбойника.
- Кикимора?! - воскликнула я.
Хотя по мне так хрен редьки не слаще - что кикимора, что Яга, что бомжиха.
- А что же в Мухиной балке делаешь, раз запечная ты? - набравшись смелости, спросила я.
- Так хата же была брошена. Иван-то помер, а дочка в Америке. Вот пришлось и мне в подземелье Кобякова к сестрицам убраться. А сейчас иду от водяного Ак-суя. У него гостила. А ты, я смотрю, совсем ничего о нас не ведаешь?
- Да откуда ж мне о вас знать? Ненаучные вы. Трактатов о вас не пишут, по телевизору не показывают и по радио ни слуху, ни духу.
- Да-а-а, времена нынче не те. Городские - ничего не помнят, ничего знать не хотят, и нам подстраиваться приходиться. Домовые, те и в городе обжились, а нам, кикиморам, за батареей центрального отопления не по душе, хотя живут некоторые.
- А как же ты за печкой помещалась? Ты же не маленькая? - удивилась я.
- А вот так, - ответила старуха и будто испарилась. - Ку-ку! - послышалось за спиной.
Я оглянулся, а она уже в другом месте растворяется.
- Мы существа бестелесные, нам надела большого не надобно, - продолжала кикимора с первоначального места.
- А что ж вам, кроме жилплощади за печкой, для жизни требуется?
- Теплом душевным человеческим мы, запечные, питаемся, как и домовые. А вот леший - страхом; водяной - агонией смертной, кроме страха, полакомиться любитель; русалки - похоть мужескую пожирают, да как водяной страхом и смертью кормятся. А сестры мои лесные с лешими договор заключили - когда тот насытится, они путнику помощь оказывают, а благодарностью и живут. Нелегко мне так, не привыкла я. Все леса и рощи повырубили вокруг. Только в Мухиной балке одна роща и осталась. Редко кто заблудится. Разве «токо» водитель на дороге или горький пьяница среди трех деревьев и кустарников заплутает.
- Так у вас тут целая цивилизация? - выслушав старуху, изумилась я.
- Испокон веков мы спутниками человека были. Чувствами вашими бессознательными питались, потому, как своих инстинктов не имеем, ведь не к чему они нам. Да ты сама посуди, милая, боятся нам некого, да и нечего - нет тела, нет смерти, нет боли; продолжение рода, тоже ни к чему - не умираем мы и не рождаем себе подобных, вот и делай выводы!
- Так мы же теперь по большей части в городах проживаем, значит, ваша цивилизация под угрозой? - продолжала я интересоваться.
- И мы подстраиваемся, внучка, подстраиваемся. Куда деваться? Выживать то надо! В городе свои порядки. Лешие город любят - в темных переулках просто бездельничают. Люди там пугливые, ночные улицы и так страхом наполнены. Водяные на пляжах орудуют, да и русалки там же. Только мужик, говорят, сейчас пресытившийся пошел, потому как тяжеловато им, особливо на нудистских-то посиделках. Некоторые из наших, по новым веяньям, мужское обличие примеряют. Срамота, да и только!
- А ты старушка продвинутая! Сколько ж ты на белом свете живешь? - почесав затылок, спросила я из интереса.
- Время мы не чтим, милая. Вот леший, к примеру, что в этой роще много лет потешался, лет на триста в спячку уйдет, а может, и более. Он так доволен тобой сегодня остался, когда ты меня напугалась! Хвалился - ты молитву новую так душевно прочла, что он и на четыре столетия насытился. Да и мне понравилась. Мы как раз вышли с ним от водяного
- Молитву?! - переспросила я, и тут вспомнила, как испугалась и крестилась, когда увидела Ягу мужичка с рыжей бородкой и крыла матюгами на всю Мухину балку.
- Молитва, - это когда в слова душу вкладываешь! Язык, милая, значения не особливо имеет - вы же, люди, каждый по-своему лопочите. Вот так-то.
Вскоре я старушке, видно, наскучила, и она неожиданно исчезла, как и появилась. На прощанье она мне пообещала, как-то заглянуть к нам с братом в гости.
- Это правда была кикимора?! – спросила меня жена брата, когда по их приезду я рассказала о своей мистической встрече в Мухиной балке.
- Да байки все это, - засмеялся мой брат и подмигнул мне, давая мне понять, что Лена, его жена, очень впечатлительная особа. Мол: «Молчи!»
- Байка, байка! – сказала я и засмеялась. - Нет ни кикимор, ни домовых, ни прочей нежити. Придумала я всё. А Андрей мне просто поддакивал. Не обращай внимания.
- Да... Как?.. Я же... - пыталась что-то высказать Лена.
- Байка это, Лена! Байка! – подмигнула я Андрею.
Я знала, но забыла, что его Лена действительно впечатлительная барышня. Скажи ей, что в доме нежить есть, так и пяти минут не пройдет, как сбежит. А мне в этом домике Андреем и с ней так уютно...
- Ладно, - хватит трепаться. Вскрывай, Андрей, шампанское!- сказала я.
- Со Старым Новым годом!- подняла тост Елена.
- С годом дракона! – сказала я про себя, глядя на стоящего на столе каменного истукана.- Пусть всем нам сопутствует удача! В глазницах дракона вновь замерцали загадочные огоньки:
- Мистика или мне показалось?- вновь подумала я.
Снег крупными хлопьями бесшумно падает на оцинкованную крышу, покрывая ее толстой белой шубой. Труба пыхтит белесыми завитушками пахучего деревенского дыма, а в доме, на полу у печи, Андрей наполняет молоком два блюдечка - рождественское угощение домовому и кикиморе. Я ему помогаю. Мы загадочно улыбаемся.