Цугцванг

Цугцванг


I

          Цыганка словно поджидала Таньку. Откуда взяться черноокой красавице в пустом майском сквере на городской окраине в разгар рабочего дня? Но, взялась, и привязалась к девчонке, как репей: «Ай, красавица, позолоти ручку, всю правду скажу!»
          Танька отмахнулась: «Иди, куда шла!» Цыганка не отставала: «Меня прогонишь, а беду – нет. Вижу, чёрные дни ждут тебя! У тебя есть деньги, зачем жалеешь? Дай хоть рубль, бесплатно не могу судьбу предсказывать!»
          Танька достала из кармана горсть мелочи, лишь бы женщина в кричащих юбках перестала хватать её за новенькую курточку. Цыганка деньги взяла, не глядя, ловко повернула ладонь девушки кверху и запричитала, прикрывая рот, словно пыталась задержать слова, засунуть их обратно: «Слушай, милая, всё у тебя есть – и удача, и любовь. Много хочешь, да не получишь ничего. Могла бы – отвела бы беду, да не в моих это силах. Смотри, вот она – линия жизни. Очень короткая. Судьбой тебе лишь 19 лет отпущено. Сколько тебе сейчас? Семнадцать? Восемнадцать скоро? Живи! Как можешь, как хочешь, полной силой живи! Потом ничего не будет. Никогда».

          Танька вырвалась, шарахнулась в сторону: «Что тебе от меня надо?» - «Мне – ничего. Шла мимо, увидела, что за тобой – тьма. Зря сказала…»
          Шепча что-то, стряхивая с себя невидимую грязь, женщина быстро скрылась.

          Танька забыла, куда направлялась. Потом вспомнила: сессия началась. Какая сессия? Ей жить – чуть больше года! Да, нет же, глупость невозможная, не бывает так: живёшь, радуешься, учишься, строишь планы на будущее, мечтаешь о свадьбе, о детях, и вдруг – бах! – ничего этого не будет. Не потому, что больна или грешна, а просто век твой девятнадцатью годками измерен…

          Весь день девушка провела в кино, вовсе не следя за событиями на экране. Ей требовалось одиночество. Дома – родители, в институте – очумевшая в предчувствии лета группа. Виташа на работе.
          Рассказать ему всё? Что? Что запланированной на осень свадьбы не будет, потому что… Он решит, что она сумасшедшая. Потащит на обследования, чтобы доказать, что ей ничто не угрожает. Так, ей ничто и не угрожает. Кроме смерти.
          Нет, ну, а если правда? Каждый день в мире умирают тысячи молодых и красивых. Что-то надо придумать такое, чтобы переждать, вдруг предсказание ошибочно? Но, как объяснить жениху, что свадьба переносится? Или, ничего не говорить? Авось, всё обойдётся.
          А, если не обойдётся? Если дни сочтены? Пусть, не до десятка, а до нескольких сотен, но… Жених, вскоре муж, станет вдовцом, не успев понять, что такое семья. Когда потом он захочет жениться? Сможет ли быть счастливым, не оглядываясь на прошлое? А, если она забеременеет? Успеет ли родить? Да, и зачем? Зачем рожать сироту?
          Сказать всё Виташе? Ну, не делая из себя идиотку, соврать, что была у врачей, что тяжело больна и долго не протянет? И? Что делать жениху? Быть с ней до последнего, готовясь к похоронам?
          «Любимый, как ты думаешь, какой гроб лучше выбрать? Не хочу с окошечком, пусть все видят, какая я красивая! Хочу-хочу-хочу-хочу, чтобы меня кремировали под марш Мендельсона!»
          А, если парень сбежит? Вон, у Ленкиной сестры двоюродной рак обнаружили. Жених испарился без предупреждения. Зачем ставить кого-то перед непосильным выбором: пожертвовать частью своей жизни (временем, нервами) или стать подлецом в глазах окружающих, а, что самое неприятное – в собственных глазах?
          Зачем унижать кого-то выбором того, что ему не нужно?
         
          Решено: она ничего никому не скажет. Никому. А свадьба… До осени время есть.
          Сессию Танька не завалила, сцепила зубы и пополнила зачётку отличными оценками. Но по ночам не вылезала из интернета, изучала хиромантию, статистику трагических случаев, диагностику кармы, возможности коррекции судьбы, влияние на человека планет и наследственных факторов – от семейных проклятий до генетических отклонений.
          Коктейль получался мозгодробительным, вывод: никто ничего не знает. Но один факт перечёркивал все доводы разума: линия жизни на танькиной ладони, едва обозначенная от линии ума, через пару сантиметров словно уходила внутрь кожи.
         
          Танька стала замкнутой, закрыла свои страницы на Одноклассниках, на Майле и ВКонтакте, чтобы не попасть потом в группы «Мёртвых» (начиталась о виртуальных некрофилах и представила свои фотографии на мониторе перед каким-нибудь извращенцем).
          Совершенно измученная, выпотрошенная до звенящей пустоты в мозгу, она искала выход из одной неизвестности в другую.


II

          Телевизор подсказал если не выход, то возможность что-то исправить. Ну, не исправить – узнать. И, не возможность, а попытку.
          Экстрасенсы.
          Танька записалась на приём сразу к нескольким, заодно – к народным целителям, обещавшим снять сглаз и порчу.
          Все без исключения сверхлюди заявляли, что с ней – беда, а чтоб исправить, нужны деньги. Оговариваемыми суммами Танька не располагала.

          Дождливый июнь смазал белые ночи, сотворив из них бесцветную кашу. В один из некрасивых вечеров Танька столкнулась у подъезда с Леной. Подруга напросилась в гости.
          Родители отбывали отпуск на даче. Подруга привычно расположилась на кухне, потребовала кофе и объяснений: «Что происходит? Ты нигде не появляешься, телефон отключён» - «Тебя Витус прислал?» - «Нет. Он в шоке от твоего поведения, но молчит. А мне не всё равно – вы мои друзья. Рассказывай!» - «Ладно. Только Витусу – ни слова!»

          Танька говорила и теряла силы с каждым словом. Месяц добровольного затворничества вытекал из неё как мутный ручей из мятого водостока. Легче не становилось. Проще, может быть.
          Она легла на угловой диванчик, съёжилась, сжалась в неровный комок и говорила, говорила, сбиваясь с пятого на десятое.
          Лена сидела напротив, слушала внимательно. Потом ответила: «Зря к колдунам обратилась. В церковь надо идти, просить Бога о здоровье, паломничество совершить по святым местам. Господь спасал многие души, и тебя спасёт!» Танька уснула.

          Проснулась от голосов. Мать с отцом что-то обсуждали в прихожей. Танька выползла к ним, зевая и жмурясь: «Вы чего?» Мать вздохнула: «Завтра родительская суббота. Надо на кладбище съездить. Ты-то у нас как нехристь, хоть и крещёная, с детства ни на службу, ни на исповедь. Но, на могилы к бабушке с дедом могла бы выбраться. Оградку подкрасить надо. Песочку подсыпать. Ты, поди, понятия не имеешь, где это. Помрём мы, наши могилки подправить будет некому. Конечно, на кладбище можно заплатить за присмотр захоронений, хоть на сто лет вперёд, но где гарантия, что деньги на ветер не выбросим? А ты…» Танька перебила: «Я пойду с вами в церковь. И на кладбище поеду. Мать вытерла выдавливаемые обидой слёзы: «Вот, и хорошо. Хоть увидишь, где нас хоронить!» Танька подумала: «Вот, и хорошо. Хоть увижу, где меня похоронят».

          От Никольского доехали до метро, после подземки пересели в электричку до Лисьего Носа. На кладбище – как на ярмарке в праздничный день. Нарядные посетители раскланивались со знакомыми, копошились в оградках, обметали берёзовыми ветками зеленеющие холмики, ставили букеты в пластиковые бутылки или торкали ветки в землю тут же, раскладывали еду. Танька трудилась изо всех сил: носила ведро с песком, помогала отцу красить подновить решётку бронзовой краской. Потом бродила по дорожкам, вчитываясь в имена и даты на эмалевых табличках. Душа молчала.
          С кладбища родители вернулись на дачу. Танька, сославшись на курсы английского, села на городской автобус.
          Мысли о вечном оставляли равнодушной. Посвятить последние дни постам и молитвам? А потом её отпоют в поминальном приделе, оплачут пенсионеры-родители, так и не дождавшиеся внуков, но ей будет всё равно. Даже то, что тело, уложенное в домовину, как в подарочную коробку, станет угощением для червей. Может, лучше кремация?

          Во дворе происходило неладное. Соседи толпились, тыча пальцами вверх. Танька задрала голову – на краю двенадцатого этажа сидел Виташа. Ленка выскочила навстречу подруге: «Гони на крышу! Он сказал, что прыгнет, если ты с ним не поговоришь!» Кто-то больно ударил Таньку в спину. Обернулась – мать парня, тряся кулаками, сыпала проклятьями: «Сучка пархатая, чтоб ты сдохла! Сынок мой!..»

          Виташа молча подвинулся, Танька села рядом, заболтала ногами над кронами оставшихся внизу клёнов: «Что за спектакль?» - «Больше ничего не спросишь?» - «Зачем мать расстраиваешь?»
          Парень аккуратно ретировался и исчез за сломанной дверью.
          Ну, вот и всё. Танька глянула вниз. Люди не расходились. Ждут, что она свалится? Как бы не так.

          Домой не хотелось, но, едва спустилась на лестницу от лифтовой, её перехватили дворники и участковый. После выяснения отношений в отделении Танька впервые напилась, стащив из серванта хранимую отцом бутылку дорогого французского коньяка, подаренную сослуживцами на юбилей.
         

III

          Алкоголь будоражил, в глазах двоилось. Танька, хихикая, разглядывала мамино пианино с модным трахикарпусом, установленным ровно посередине  поцарапанной крышки. Инструмент потерял резкость, а пальма в терракотовом «Бордатто» обрела сестру-близняшку, такую же мерзкую, как и описание в энциклопедии: «Растение с высоким неветвящимся стволом, покрытым коричневыми волокнистыми остатками влагалищ…»
          Танька рыгнула и выглянула в окно. Дождя не было. Можно проветриться. Нужно!

          Двор, шоссе, железка, парк.
          Она трезвела быстро и ещё быстрее пугалась. Куда её занесло? Одну. Ночью. Правда, светло как днём, но от этого ещё страшнее.

          Она почти добежала до главной аллеи, когда дорогу перегородил высокий парень в куртке, с натянутым на голову капюшоном, скрывающим всё лицо: «Не меня ищешь, детка?» Танька взвизгнула, парень раскинул руки: «У-у-у!» и, захохотав, стянул с головы капюшон. «Васька?! – Танька так обрадовалась старшему брату Лены, что бросилась ему на шею, - Васька, я чуть с ума не сошла!» Василий хмыкнул: «Я тут, рядом обосновался. Люблю лес. Костерок, винишко. Составь компанию, а потом я тебя до дома провожу».

          Пили, смеялись чему-то. Танька устала, веки склеивались, она прилегла на траву, под бочок парню и отключилась. Проснулась от холода. Тупо разглядывала свою расстёгнутую блузку – единственное, что осталось на ней из одежды. Васька как ждал, когда она откроет глаза, тут же взгромоздился на неё, рот больно закрыл грязной ладонью, забубнил в ухо: «Я женюсь на тебе… Мне всё равно, что ты не девочка… Я тебя любую возьму… Сладенькая моя, лежи тихонечко, так хорошо, нравится мне…»
          Васька помог ей одеться, налил ещё вина. Танька, не зная, что делать теперь, выпила обречённо: «Ты не женишься на мне. Мне восемнадцати нет ещё» - «Женюсь. Забеременеешь, никуда не денешься».

          К себе в квартиру кандидата в мужья не впустила. Зависла в коридоре перед зеркалом, изгвазданная землёй, травой, воняющая перегаром и чужой похотью. Что это было? Изнасилование? Заявить? Посадить родного брата лучшей подруги? Пойти к ментам и сказать: «Я живу половой жизнью два года. С парнем поссорилась. Напилась. Пошла ночью в парк. Встретила знакомого. Обняла, расцеловала, выпила, легла рядом. А он меня изнасиловал. Два раза. Только я не сопротивлялась. Потому что растерялась. А он на мне жениться хочет. А я не хочу. Потому что не люблю его. И потом, он же меня изнасиловал! Когда я пьяная в парке ночью рядом с ним легла…»
          А Лене как это объяснить? Её родителям? И – своим? Две семьи, отлично ладившие долгие годы, шесть человек, четверо из которых сразу станут её врагами, а двое могут ей не поверить.

          Танька приняла душ, выстиранную одежду развесила на балконе, покидала в бэк кой-какие вещички и направилась к родителям. Ну, дура она. Ну, попала. Жаловаться некому. И не на что. Тайм-аут. Залив, лодки, а потом работу искать. Деньги нужны. Помереть всегда успеется, но лучше сначала побарахтаться.

          Погода, словно проникшись позитивом будущей покойницы, резко изменилась. Мир разнеженно плавал в яркой голубизне. Катающееся румяным яблочком по золотой каёмочке незаката, солнце млело, как красна девица на выданье. Танька с купания задержалась, подумать надо было о многом.
          Через распахнутые окна услышала разговор. Васька приехал. Сватал её. Родители кивали, чуть не кланялись в ноги благодетелю. С радостью сплавляли её, непутёвую. Грешную. Плохую дочь. Нехристь. О которой во дворе столько сплетен, что все скандальные передачи рядом с её именем не котируются, особенно после вечернего реалити-шоу. И вдруг – готовый муж. Самостоятельный. Честный. С серьёзными намерениями. Не прячется, пришёл чин-чинарём, уже свадьбу обговаривает: «Платье возьмём напрокат. Куда его девать потом? Да, и зачем деньги на ветер выбрасывать? Лучше новый телевизор купить. Гостей в кафе повезём после загса, списки уже составлять надо…»
          Невеста наблюдала, как папа-мама едва не лебезят перед купцом. Благодетель вовремя явился в опозоренную семью. Толку, что её старики полжизни в мегаполисе обретаются – деревенские понятия годы не вытравили. То, что мать давно не швырялась в Таньку испачканными простынями – одно. Гордиться доченькой в плане порядочности не получилось, но хоть за порог мусор не высыпали. Теперь же мамаша Витуса расстаралась. Одну из тысяч городских скороспелок соседи стали звать шлюхой и про*****ю, за пару часов вынудив несчастных родителей отключить телефоны и едва не доведя задёрганных дачников до инфаркта. Танькиного мнения не спрашивали.


IV

          Василий, при костюме и букете, вежливым паинькой кивал старикам. Оказалось, что её учёба в Герцена – плюс к общесемейному благополучию. Свои детки (а, у них будет не один ребёнок!) воспитаются надлежащим образом, да и специализация обещает неплохое финансовое подспорье.
          Старики сообщили, что могут жить на даче (дом хороший, условия позволяют, воздух свежий, внуков здесь принимать станут), а молодым предоставят городскую квартиру.
          Васька смотрел на гражданскую жену и лыбился как кот на сметану. Танька щёлкала мозгами: «Никого не волнует, что он старше меня на десять лет…» С предками всё понятно. А, женишок? Она никогда его не интересовала. И вдруг – застарелая любовь с обязательным браком. Нехорошо плохо думать о людях, но эта семейка ютится в двушке: четверо взрослых и две борзые, глава – заядлый охотник. Лена отлично знает Танькину скрытность и склонность к самобичеванию. Возможно, зря она пожаловалась подружке на цыганку…
          Васька (вот артист-то!) вёл себя естественно. Танька подняла ладонь, как за партой: «Можно, я скажу? Свадьбы не будет. И, вообще: если за каждого замуж выходить, меня посадят за многомужество!»
          Мать ахнула. Отец жахнул кулаком по столешнице: «Ма-ал-чать! Нам из-за тебя хоть перед соседями и родственниками не показывайся! Вася! Сегодня же к ней переезжай, мы не против!» Танька закричала: «Ах, так? Ну, и живите сами со своим Васей, шведской тройкой – пара маразматиков и озабоченный козёл!»
          Отец двинулся на ослушницу бушующей гневом стеной: «Вон! Пошла вон! Раз так – ты нам не дочь больше!» Танька фыркнула и потянулась к рюкзачку. Отец оттолкнул её: «Ты сама ни копейки ещё не заработала! Живи, как хочешь, а чужого не тронь!»
          Танька почесала в затылке, разглядывая присутствующих, словно видела впервые: «Договорились. Я только документы дома заберу. Ключи оставлю в прихожей. Дверь захлопну», выудила связку из рюкзака, сунула в карман.

          Голосовала на запруженном машинами шоссе. В-основном, к городу рулили семьи, оттягивавшиеся в уик-энд на природе. Но вот, на её призыв тормознул военный грузовичок. Конопатый солдатик пропустил мимо ушей «У меня нет денег», приветливо распахнул дверцу: «Залезай!» Из трёпа за жизнь служивый сделал свои выводы, набрал номер на сотовом: «Встречайте, ребята!» и прибавил газа, свернув на лабиринты кольцевой.
          Танька с детства отличалась доверчивостью и открытостью. А сильна была исключительно задним умом. Итак, её приняли если не за проститутку, то за всемдавалку, которая искала приключений на шоссе, без вещей и документов, зато в тонком купальном халатике (только сейчас заметила), влезла в кабину грузовика и всю дорогу рассказывала водиле, что сбежала от родителей, которые надеялись её сбагрить взрослому дяде.
          Конопатый успокоил: «Не бойся, не обидим. Накормим, напоим, уложим… У нас там постоянно местные девахи пасутся, мы и одежду тебе подберём».
         
          На трассе появился ресторан. Танька растянула губы, изображая, что довольна заманчивым предложением и попросила сделать остановку, чтобы выйти в туалет.
          Из машины сиганула к охранникам, скучавшим перед заведением: «Вызовите милицию! Меня хотят увезти куда-то!» Секьюрити посоветовали: «Вали отсюда. Не наше дело». Солдат шёл к ним. Танька запаниковала: «Пустите меня в туалет, мне спрятаться надо!» - «Какой туалет? Топай в кусты, не пугай клиентов!»
          Шофёрчик подошёл, начал втирать амбалам: «Да, она проститутка, обокрала ребят, я её на разборки везу». Танька закричала: «Посмотрите на меня – какая я проститутка?! Я на заливе купалась, меня на пляже обокрали, смотрите: ни денег, ни телефона! Домой ехать надо, я голоснула, сразу ему сказала, что денег нет, а в город надо, а он меня в казарму везёт! Помогите мне!»
          Охранники не реагировали: «Покиньте территорию! Ваши дела – не наша проблема!» Танька вывернула булыгу из дорожки, вцепилась в зеркало припаркованной у входа иномарки: «Сейчас будут вам проблемы! Вызывайте милицию, или я разобью тачку! Не подходите! Кто с места двинется, сразу бью по стёклам!» Едва переглянувшиеся мужики достали телефоны, конопатый сбежал. Танька вправила булыжник в ямку, притопнула для крепости и вздохнула: «Нет, ну куда он меня завёз? Как домой добираться? И есть хочется».
          Один из парней сказал: «Может, на сегодня хватит путешествий? Метро через полчаса закроется. Ночь уже, а ты в таком виде. У нас посудомойка загуляла. Оставайся до утра, халат выдадим, поработаешь, поешь, поспишь в подсобке, плюс заработаешь немного. Смена стоит тысячу рублей. А я в девять часов тебя до метро подброшу». Танька спросила: «Что это вы такие добрые стали?» - «Да, ты камушек на место пристроила. Значит, порядок любишь и чужую собственность уважаешь. И дурить перестала. Значит, с головой дружишь. Ты извини, что в разборки ваши не вмешивались. Кто разберёт, что там на самом деле: кто проститутка, кто сутенёр, кто клиенты. Нам конфликты не нужны» - «Да, понятно. И, спасибо. Я останусь до утра. Можно, поем сначала?»


V

          Настроение неоправданно пёрло по восходящей. Ресторанный зал гудел, Танька ловко метала посуду в раковину-в машину-в стопки, на подносы. Музыка подстёгивала, горячий харч придал силы. После четырёх посетители угомонились, удалось поспать почти три часа.

          Охранник, Евгений, по дороге спрашивал как бы просто так: «Работаешь?» - «Нет пока. Родители против, а я хочу свои деньги иметь» - «Какую работу ищешь?» - «Не знаю. Но, не в городе. С парнем поссорилась, а мы в одном дворе живём, натыкаться на него – удовольствие ниже среднего» - «Моя тётя – директор в областном детском санатории. Им помощники воспитателей в младшую группу требуются. Какая у тебя будущая профессия?» - «Педагог» - «Самое то. И практика, и условия – отдельная комната, зарплата, питание, культурные мероприятия» - «Звучит неплохо» - «Я дам тебе визитку. Но… Я посмотрю, где ты живёшь? Не хочу подставлять тётку. Не обижайся. Я тебя совсем не знаю, а встреча была странной» - «Конечно».

          Васька быстро ретировался за лифт. Танька обрадовалась, что Евгений навязался в провожатые. Квартира его успокоила. Чисто, просторно, небедно, и каждая вещь на своём месте. Танька, не строя из себя оскорблённую невинность, показала паспорт и зачётку со сплошными отличными оценками. Евгений пожал ей на прощание руку, оставил визитку, от кофе отказался.
          Танька позвонила сразу: «Елена Сергеевна? Вам требуются помощники воспитателей? Да, это я. Евгений уже Вам сказал? Спасибо. Когда можно выйти на работу? Хоть сегодня? Меня устраивает. До свидания».
          Она собрала сумку. Конечно, папа прав, и она ещё ничего не заработала, но не голой же демонстрировать гордыню. Можно дойти до абсурда, и пломбы из зубов повыковыривать, и паспорт выкинуть – он тоже каких-то денег стоит.
          Родителям оставила записку с просьбой не беспокоиться, пообещала звонить, а также вернуть долг, как только встанет на ноги. Взяла несколько из никогда не прятанных купюр и, оставив ключи на тумбочке, захлопнула дверь.

          Санаторий «Лапушки» находился в волшебном уголке Карельского перешейка, за Выборгом, почти у границы. Огромное озеро, валуны и сосны – удовольствие для персонала. Деткам – шикарные одноэтажные корпуса, спортзал, крытый бассейн, маленький зоопарк, развивающие игры под присмотром дипломированных специалистов.
          Таньке выделили комнату рядом с группой. Дневная няня с графиком 2/2. В коллектив вписалась легко. Лето обещало быть чудесным и обещание выполнило.
          Танька вела конспекты, рылась в сети, сочиняла истории для сказкотерапии, придумала интерактивный кукольный театр. Малыши ходили за ней зачарованной стайкой. Елена Сергеевна предложила постоянную работу, и не нянечкой, а семейным психологом (после получения диплома бакалавра) – здесь в коррекции нуждались не одни малыши, но и их родители, подолгу не общающиеся с не блещущими здоровьем отпрысками.
         
          Своих беглянка тоже не забывала, посылал фотографии, правда, такие, по которым невозможно было вычислить её местонахождение, звонила раз в неделю. Предки продолжали упорствовать в отлучении от семьи, требуя абсолютного подчинения. Танька судила о личном конфликте с точки зрения профессионала и не торопила события, выжидая, когда старики выдохнутся.
          За трудовыми буднями и доводимыми до совершенства рефератами совсем забыла про майское предсказание. Да, и о Виташе не вспоминала особо. Может, потому, что пережила разлуку задолго до разлуки. Может, потому, что сначала (что себе-то врать?) ждала, что он найдёт её, примчится, обнимет её лицо замёрзшими без любви ладонями, посмотрит в глаза и расскажет, как соскучился без её смеха, смсок, трепетных пальчиков и нежных губ…
          И она часто-часто кралась из корпуса днём и ночью, искала взглядом его силуэт среди деревьев, мысленно звала его, кричала беззвучно, а он не шёл… И она перестала ждать, погрузилась в работу, перенеся всю ласку на заботу о мальчиках и девочках, которые в сердечном участии нуждались больше, чем в лекарствах. Ну, или не меньше.

          В середине августа группа собиралась на прогулку после тихого часа. Погода портилась, малыши ждали, когда им помогут надеть брюки, ботинки, курточки, шапочки.
          Танька что-то завозилась, не укладываясь во временные рамки. Одев всех, велела построиться парами. Она уже скомандовала: «Взялись за ручки!», когда Светочка пропищала: «Мне за ручки не взять, Славы нет!»

          Танька, вынырнувшая из мыслей о подвижных играх на воздухе, пробежалась взглядом по гомонящему строю: Славика, внука Елены Сергеевны, не было. Не было его ни в туалете, ни в столовой, ни в игровой, ни в спальной. Горе-нянька вылетела в коридор, заколотила в дверь директрисы: «Славик пропал!» Та вышла, осторожненько переспросила: «Как это – пропал?» Танька заголосила: «Не знаю, не знаю! Я детей на прогулку собирала, а когда выходить стали – Славика нет! Елена Сергеевна, зайдите в группу, я по территории пробегусь!»
          Она бежала, спотыкалась, почти падала, подбитой собакой скакала на четвереньках, обыскивая домики, беседки, ломилась сквозь кусты за забором и подвывала, хрипя и заикаясь: «Славик! Сла-а-вик! О-ой-ё-ёй… А-а… Сла-а-ви-ик!»
          В группу шла, как на казнь. Если мальчика не найдут, её посадят. Бедные родители. Бедная она. Что ж такое с ней происходит? Стоит чему-то обрадоваться, как тут же получает по башке. Вот, работала, после института подумывала осесть в «Лапушках»… Хотя, какое «после института»? Ей жить-то осталось… Уже на два месяца меньше. И то, что осталось – провести в тюрьме?!

          Прогулочная площадка пустовала. Дети, сняв верхнюю одежду, пыхтели над настольными 3D-пазлами. Елена Сергеевна качала на коленях сонного Славика. Танька сползла на пол по стеночке, попыталась встать, но голова закружилась, и она потеряла сознание.
          «Какая ты нервная! – директриса хлопала Таньку по щекам, - Всё хорошо! Я бы тебе позвонила, да ты телефон на шкафчике оставила. Славик температурит слегка, устал пока одевались и спрятался в спальне под кроватью – он дома всегда так делает, когда гулять не хочет. Да, что с тобой, девонька?»
          Танька, не в силах принять вертикальное положение, поползла к туалету, но не дотянула, её начало выворачивать на шахматный кафель умывальной.

          Отлёживалась в медпункте. Елена Сергеевна вошла, постучав для проформы.
          «Извините, Елена Сергеевна! Это шок. Мне уже лучше» - «Да-да, Танечка. Скажи пожалуйста, извини за интимный вопрос: а, когда у тебя были месячные?» - «Месячные? Э-э… А…» - «В августе?» - «Нет» - «В июле?» - «Нет» - «В июне?» - «Да. Не помню. Вы что, думаете?... Нет, я просто переволновалась!» - «Может быть. Вот тест. Через пару минут будем знать точно».
          Две весёленькие розовые полосочки сразу же возникли на белом. Объяснять ничего не пришлось – физиономия стоила всех объяснений.

          «Таня, тебе надо вернуться домой. Родители ждут. Они в курсе».



VI

          Елена Сергеевна протянула Таньке трубку: «Поговори с матерью!»

          «Здравствуй, мама. Да, я приеду. Завтра. Папе привет. Целую».
          Директриса приняла мобильник, кинула на тумбочку: «Не завтра, сегодня. Через полчаса сторож едет в Питер, довезёт тебя до дома» - «Вы меня выгоняете?» - «Я тебя отправляю туда, где ты должна решить не только свою судьбу. Пойдём, я выдам тебе зарплату, чтобы потом не пришлось мотаться в такую даль».

          Она приехала в свой двор заполночь. Их окна светились полной иллюминацией. Дверь в подъезд кто-то подпер кирпичом. Лифт не работал.
          Танька медленно поднималась, словно не пускал её кто-то. За этаж до своего услышала, как в их квартире распахнулась дверь, на площадку шлёпнулось что-то тяжёлое, дверь скрипнула, но не захлопнулась.
          Девушка быстро взбежала по лестнице мимо, затаилась за мусоропроводом.
          Мать плакала где-то в коридоре, отец ругался: «Это всё твои капризы: хочу девочку, что нам век доживать без поддержки и опоры! Оперлась?» - «Кто ж знал, что она чудить начнёт? Росла умницей, училась лучше всех…» - «А, отказные дети не бывают без отклонений!» - «Она наша дочь!» - «Чья она наша дочь? Сколько перед людьми глаза прятать можно из-за её выкрутасов? Теперь вот, беременная. Кто отец? Витус? Вася? Или, ещё кандидаты есть? Почему Витус её бросил? Почему весь двор о ней судачит? Почему Василий, не стесняясь её возраста, женихаться стал? Нет дыма без огня, а нам хватит приживалок вскармливать! Мне не нужны внуки-ублюдки! Она же ещё и алкоголичка! Коньяк мой выхлестала. Кого родит? Так что, явится – сразу расскажем о её происхождении, и пусть убирается на все четыре стороны. Яблонька яблочко сбросила, мы подобрали, а оно гнилым оказалось. Не она о нас заботиться станет, нам на неё и дальше пахать придётся! Ну, зачем, зачем тебе нужен был ребёнок почти в пятьдесят?!»

          Мать рыдала. Отец разглагольствовал. Танька уставилась в пустоту. Правду говорили все ведуны – проклятая она. Поэтому, и жизнь наперекосяк.
          Аборт. Конечно, аборт, что же ещё? Она не знает, чей это плод. Может, поговорить с Виташей? Они же собирались пожениться. Вот, и ускорят событие. Жить где? Ну, комнату снимут. А, если ребёнок не его? Бесцветный, уже лысеющий Васька походил на кареглазого чернокудрого Витуса, как гусь на сокола.

          Да, о каком ребёнке речь?! После свадьбы - втихаря устроить выкидыш. Чтоб не рисковать. И также втихаря навести справки о настоящих родителях. С генетикой шутить опасно. В старину выясняли историю болезней родственников жениха и невесты до третьего колена, прежде чем благословить на брак. И это правильно.
          Может, ей вообще рожать нельзя? Как она устала…

          Ещё несколько часов назад она раскаялась. Хотела повиниться перед стариками и не огорчать их, пока жива. Глупо всё сложилось, зачем из-за неверных шагов перечёркивать всё хорошее? А судьба крутанула колесо в другую сторону. И, что теперь? Отсидеться до утра на чердаке, а потом прийти к своим, как ни в чём не бывало?
          Танька представила рожи лжеродителей. Как они её встретят? Можно выпендриться и брякнуть с порога о собственной осведомлённости в семейных тайнах. А можно понаблюдать. Для опыта. И будущей практики. Интереснейший частный случай вырисовывается.
          Танька подумала, что она – садистка. Конечно, конечно, садизм и мазохизм всегда идут рука об руку. Но, её мазохизм застрял где-то в матке и, если надеялся на развитие, то, ой как напрасно.



VII

          Плач переместился на кухню. Отец затащил баул внутрь. Концерт окончен.

         Танька решила наведаться к Виташе. Наверное, он страдает. Ну и что, что не искал её. Где б искал-то? Поздновато, конечно, выяснять отношения. Танька взглянула на часы, но во двор вышла, задрала голову – в комнате любимого горел свет.

          Замки на подъезде устанавливал отец Виташи, не заморачиваясь, сделавший контрольными цифрами дату своего рождения. Информация была не общей, но Танька код знала.
          Она долго жала на кнопку, выстаивая под глазком видеокамеры. В комнатах не раздавалось ни звука.
          Спустилась в кафе, села за столик, от которого просматривался подъезд, заказала что-то и, оглядевшись, вжалась в карту вин: из полумрака, скрывающего едоков, на танцпол вышли Виташа и Лена.
          Танька всегда завидовала подруге, занимающейся танцами. Лена постаралась, поднатаскала и Витуса. Он, хоть и не блистал точностью движений, зато не суетился и не делал лишних.
          Ленка змеёй обвивалась вокруг кавалера, откидывала назад голову с развевающейся гривой, почти вставала на мостик, задирая ногу на высоченной шпильке на плечо парня, стремительно оседала на пол и ныряла под колено партнёра, распластывалась на подсвечиваемых изнутри красных стеклянных квадратах и ртутью подтягивалась вверх.
          Этот танец имел бы успех в любом ночном клубе, а не только в этой, почти приличной, забегаловке.
          Музыка стихла, зрители зааплодировали. Витус поманил официанта, расплатился, увлёк девушку к выходу: «Идём ко мне!». Лена обняла его, не стесняясь, поцеловала страстно: «Идём!»

          Лена выпорхнула из подъезда через пару часов. Танька тяжело встала на тропинке: «Здравствуй, дрянь!» Разлучница смутилась на долю секунды: «Тата? Поговорить хочешь?» - «Нет, фейс подкорректирую, да ноги укорочу!» - «Думаешь, можешь вернуть Витуса? Не старайся, я жду ребёнка, у нас свадьба послезавтра. Кстати, приглашаю. Витус будет рад» - «Рад?» - «Рад, что жива-здорова, а то переживал» - «Переживал?» - «Мы же друзья» - «Друзья?»
          Переставшую соображать Таньку Лена заманила к себе: «Поговорим спокойно, дома никого». Таньке требовалась какая-то ясность, и не торчать же всю ночь под открытым небом.

          Лена объясняла расклад под пошло-красный кампари. Едва переехав в новый двор, Витус сразу стал предметом  желания всех местных красавиц, но выбрал почему-то Таньку – правда, симпатичную, но зубрилку-домоседку, без пяти минут золотую медалистку.
          Лене Витус нравился до обморока. Девчонка быстро (на правах друга) выяснила, что каждая разлука с предыдущими подружками оборачивалась для него настоящей трагедией. А разлучаться приходилось. Инфантильный маменькин сыночек не оправдывал ожиданий прекрасных нимф. Мягкий диван и свежеиспечённые плюшки по вечерам были ему милее тусовок по модным клубешникам.
          Танька, простая и невинная, стала его ясным лучом, алмазом в городской клоаке, среди морально разложившихся сверстниц.
          Витус решил, что до свадьбы у них секса не будет. Но Лена развернула кампанию по доведению отношений парочки до постельных. Внушала Таньке, что раз парень не хочет её – значит, не любит. Договорилась до того, что Витус встречается с ней, чтобы прикрыть свою нетрадиционную ориентацию. В душе Таньки, совершенно неискушённой в таких вопросах, зародились сомнения. Она накупила косметики, обзавелась брендовой (вызывающе неприличной, но кто ей указал на это?) одеждой и на пороге семнадцатилетия затащила любимого в койку.

          В день, когда Танька – святая простота! – отдала себя дорогому и единственному, Лена подпоила его, завела и бросила. А тут – Танька: «Возьми меня, я твоя навеки!»
          Расчёт интриганки на то, что предмет её обожания разочаруется в невесте, в первый раз потерпел фиаско. Однако, она не сдалась. Просвещала подругу, кидала ссылки на разные пикантные сайты. Глаза Витуса уже не сияли восторженным обожанием, в них пылало вожделение, и Танька перестала стесняться, не ведая о грани, переступать которую не рекомендовалось.

          Майское гадание неожиданно сильно подействовало на Таньку. «Вообще-то, я мечтала, что ты уйдёшь в монастырь» - пьяно хохотала Лена. Танька спросила: «Ты так пьёшь? Ты же собралась рожать». Лена чуть не захлебнулась коктейлем из вина и смеха: «Рожа-ать?!» и продолжала откровенничать.
          Пока Танька металась в глобальной паутине, Лена плела свои сети. Она велела брату – балбесу больше, чем подонку – следить за подругой и, при первом удобном случае не только переспать с ней, но и запечатлеть сей процесс. Васька понял одно: у него будет жена и квартира, и согласился.

          Видеозапись от «доброжелателя» Витус просмотрел раньше, чем Танька осознала, что произошло. А, ведь за несколько часов до этого, он пытался прыгнуть с крыши из-за того, что девушка перестала с ним встречаться! А она, оказывается, спокойно трахалась с другим.

          «Как ты могла, подруга?» - Танька потянулась ко второй пустеющей бутылке. Лена с готовностью наполнила бокалы: «В мире нет справедливости. Вот, у тебя родители при деньгах, квартира в три раза больше нашей. Витус тоже имеет всё. А мы перебиваемся кое-как, я с братом до сих пор сплю на двухъярусной койке. Ну, разбежались вы с женишком – и никто не умер!» - «Я всё Виташе расскажу!» - «Ладно. Это будет честно. Проспись только. Знаешь ведь, что он пьяных баб не любит».




VIII

          Дежа вю. Танька открыла глаза. Васька сопел на ней, слюнявя шею и грудь. Его родители кричали из кухни: «Завтракать!» «Идём!» - отозвался замерший в судороге насильник. Насильник?
          В приоткрывшейся двери показалась Лена, крикнула за плечо: «Мы их уже ведём!»
          Мы?!
          Рядом с подругой стоял Витус, брезгливо рассматривая голую Васькину спину, из-под которой торчали Танькины прелести; несвежую постель; пустые бутылки из-под дешёвского портвейна, объедки и стаканы, валяющиеся под стулом с ворохом одежды.

          Потенциальные свёкор со свекровью приветливо улыбались, Вася сообщил: «Мы сегодня в загс пойдём, Танюшка моя родит к весне».
          Лена пропела: «Ах, как жаль, что наши свадьбы будут не в один день!» Витуса передёрнуло.

          Завтрак прошёл в тёплой дружеской обстановке. Танька твёрдо решила утопиться.



IX

          Василий хотел проводить Таньку домой. Она показательно чмокнула его в щёку: «Сейчас одна к своим пойду, тебе позвоню попозже!» Рваная тень не то раскаяния, не то заискивания, жившая в глубине Васькиных глаз, распрямилась и приняла позу победителя.

          В аптеке Танька купила снотворное, в супермаркете – бутылку рома (всё-таки, страшно), поехала на Крестовский. Она всегда была очень умной. Сначала надо напиться. Потом – проглотить таблетки. А, когда почувствует, что засыпает, войти в воду и постараться заплыть поглубже. Только, вечера дождаться, а то ещё спасёт кто-нибудь.

          Ром и считаные до суицида часы тянули на философствование.
          Принять происходящее сил не было. А, вот простить всех, в том числе – себя, вроде как, требовалось.

          Итак, родители. Узнать в почти 18 лет, что ты – отбракованный кем-то продукт? Зачем её рожала неизвестная женщина? Сколько ей было лет? Стопроцентно, молодая, молоденькая совсем, может, даже несовершеннолетняя. Почему не прервала беременность? 1). Денег не было. 2). Одна в чужом городе, боялась признаться родителям. 3). Надеялась, что её возьмут замуж. 4). Рожать для здоровья полезнее, чем делать аборты.
          Хотела бы Танька увидеть её? А, зачем? Вряд ли её мать – наследница арабского шейха. Скорее всего, у той проблем выше крыши.
          Простить? Да, хер-то с ней. Она её не знала и не узнает. Прощена.

          Родители не те, кто родили, а те, кто вырастили. У Таньки не оказалось никаких. Когда-то двое взрослых людей приняли решение взять на воспитание чей-то киндер-сюрприз. Что сыграло роль в их выборе? Цвет глаз или волос? Пол? Возраст? Национальность? Хорошие анализы?
          Видит бог, она была примернейшей из дочерей, пока не вкусила от запретного плода. Она ничего не знала о сексе до близости с Витусом. Если честно, до размолвки с любимым она жила больше эмоциями, чем желаниями. Васька, как мужчина (у неё появилась возможность сравнивать!) был лучше Витуса и, если бы не обстоятельства, задевающие её самолюбие, неизвестно, кому бы она отдала предпочтение. Васька прощён.

          Лена. А, чем она сама лучше хитрожопой подруги? Тоже хотела обмануть Витуса. У неё не прокатило, Ленка смогла.
          Виташа. Что – Виташа? Правильно сказала Ленка: они расстались, и никто не умер.
          Прощены.

          Да, папа и мама. Она, кажется, уже о них думала. Её родители, на фоне других, смотрелись не старыми, а солидными. У девочки не было повода заподозрить, что они – не родные.
          Почему они именно сейчас взъелись на дочь? Даже, если бы Танька добровольно сменила Витуса на Васю, это – её выбор, её жизнь. Почему она должна унижаться ради чьего-то мнения? Вот, родители не поинтересовались, что происходит с их, раньше почти идеальным, ребёнком. Они предпочли зачислить её в ряды гулящих алкоголичек, поспешив сбыть замуж либо изгнать. Наверное, она давно им надоела. Им нужен был повод, а не причина. Хотя, надо отдать старикам должное: они сделали попытку согласиться на внуков (не своих!), но потом подумали, что без них будет лучше: и спокойнее, и проще.

          Получается, что родители сделали вывод, что она – их ошибка? И биологическая мать посчитала её ошибкой. Так, может, и цыганка ошиблась? Или, вообще, была сумасшедшей, а Танька поверила? А, поверив, узнала столько нового…
          Спасибо, аметистовая моя.

          Танька вырыла ямку, высыпала таблетки, полила остатками рома.

          Она брела по затухающему ночному городу.  Если попросить прощения у предков, расписаться с Васькой – у неё будет дом, семья, учёба. Дети – попозже. Она бы повинилась, но -  чём?! Её достаточно использовали все, кому не лень.
          Если домой не возвращаться, нужно где-то жить, где-то работать и сделать аборт.
          Стариков жаль. Только поэтому она не сыграла злую шутку, оставив на берегу предсмертную записку и кое-что из одежды. Ведь, была такая оригинальная идея. Танька злорадно представляла, как друзья будут шлифовать память, заключая сделки с совестями. А потом представила родителей. Пусть думают, что хотят. Она будет посылать им письма. Бодрые и нейтральные. По обычной почте. Издалека. Чтобы исключить возможность вычислить её местонахождение по IP-адресу.

          Пьяная домашняя девочка устроилась на ночёвку в каком-то парадняке. Рано утром её растолкала женщина: «Эй, ты жива?» - «Ну…» - «Понятно. Приезжая? Экзамены завалила, домой ехать не хочется?» - «Да» - «Пошли!» - «Тётенька, не надо меня в милицию, я ничего плохого не сделала, я ухожу уже!» - «Куда?» - «Ну…» - «Пошли ко мне!» - «Зачем?» - «Я тебя съем». 



X

          
          Танька внимательно посмотрела на веселящийся будильник с седеющим перманентом. Стройная пенсионерка, на каблуках, при ридикюле и маникюре.
          «Пошли».

          Женщина напоила её чаем, загнала в душ, потом сказала: «Я тебя прекрасно понимаю. Тебе нужны жильё и работа. У меня комната в коммуналке на Садовой. Мы занялись разменом, но соседи, кажется, мухлюют что-то.
         Квартирка-то не ахти какая, но трёхкомнатная, и в центре. У меня там бабка жила, преставилась по весне. Согласишься жить – платить будешь только за свет и коммунальные услуги. Мне надо звонить, когда заявятся очередные покупатели.
          И на работу я тебя устрою. Нам как раз девушка в кул-центр требуется. Зарплата как везде, ничего выдающегося, но вполне нормальная. И мне спокойнее – я бухгалтер, буду высчитывать с тебя за жильё в зарплату. Лады?» - «Ну…» - «Ты, вообще-то, говорить умеешь?» - «Как Вас зовут?» - «Значит, согласна?» - «Да» - «Паспорт покажи!

          Питерская. Несовершеннолетняя. Я тебя слушаю» - «До свидания. Спасибо за душ и завтрак» - «Гордыня – грех. Села! Раскрыла рот и начала печальную повесть».
      


ХI

          Танька открыла рот для повторного «До свидания» и подхватила поклажу. Женщина резюмировала: «Какая редкостная идиотка! Ну, вылитая я в молодости! Садись же!
          Нежелание вешать на других свои проблемы, даже в виде лапши на уши – похвальная черта. А, как к чужим проблемам относишься?» - «Спокойно» - «Меня зовут Юрьевна. Это – не погонялово.  Мне моё имя не нравится. С детства откликаюсь исключительно на фамилию. Но, этот вариант – для друзей и приятелей. Для остальных случаев, в том числе, для работы – отчество». Танька кивнула.
          «Так и не спросишь моего имени?» - «Нет» - «Фантастика. Расслабься. Обычное широко распространённое имя…» - «Я и не напрягалась. Это – Ваши тараканы» - «The Best! Что у нас с образованием?» - «Второй курс Герцена. Коррекционная педагогика» - «И, кто скажет после этого, что случайностей не бывает?» - «В цепи случайностей не бывает случайных звеньев» - «Автор?» - «Я» - «Умница!»

          Временное жильё оказалось вполне приличным. Окна на юг, занавесочки с пальмами («Тётка была экономной, а рядом секонд-хенд»), достаточно прочная мебель. В шкафу и комоде – пусто («Все тряпки к помойке снесли, постельное – в ящике под диваном»).
          Соседям Таньку представили как племянницу.
          Она получила ключи и потопала за Юрьевной на работу.
          «Здесь рядышком. Директора зовут Анатолий Николаевич. Возраст твой подкачал, но я скажу, что ты – дочь моей подруги» - «А что у вас за кул-центр?» - «Телефонная служба психологической помощи. Работаем круглосуточно. Учиться сможешь, девочки сменами меняются. У нас каждая вторая – студентка».

          Контора находилась в глухом дворе. За железной кованой оградой, сплошь закрывающей всю арку старинного дома, стояла будка охранника с тонированными стёклами.
          Пройдя по задворкам какого-то предприятия, мадам Сусанина нажала кнопку на косяке едва не бронированной двери. В тёмном зарешеченном окошечке кто-то промелькнул, заворочались замки, зазвенела цепочка, и женщины вошли внутрь.
          Таньку оставили в коридоре. Юрьевна скрылась за одной из прикрытых дверей. Из-за другой тотчас вылезла девушка с сигаретой, сначала обошла Таньку, угнездилась в предбаннике, задымила с чувством, и после этого уже поинтересовалась: «Новенькая? Сколько лет? Не ссы. Папику деваться некуда. Будешь пока без трудовой, и все дела.
          Куришь?» - «Нет» - «Закуришь. Пьёшь?» - «Нет» - «Вот это зря».



XII

          За дверью офиса разгорался скандал. Но, вот крики сошли на нет, что-то загрохотало, и всё стихло. Девушка хмыкнула, ткнула окурок в вазу с водой и юркнула к себе.

          Юрьевна вылезла из кабинета, как с поля боя, отряхиваясь, поправляя причёску и сдувая невидимые пылинки с кружевных манжет прозрачной блузки.
          «Милости прошу к нашему шалашу!» Анатолий Николаевич глядел зверем: «Мать, ты объяснила крошке специфику производственного процесса?» - «А, это – не моя обязанность!» - «Покинь нас!» - «И то, пойду перекурю».

          Анатолий Николаевич провёл Таньку в зал, туда, куда скрылась первая курильщица.
          В правом углу перед компьютером сидела серьёзная женщина, похожая на учительницу. Зазвонил телефон. Женщина взглянула на экран, сняла трубку, включила звук и запись и, резво застучав по клавиатуре, защебетала: «Интимно-доверительные беседы, слушаю Вас! Разговор заказать хотите? С девушкой, с молодым человеком?»
          Танька выстояла. Директор подтолкнул её к офису, запер дверь и саркастически поинтересовался: «Шокирована?» Танька закинула ногу на ногу, бесшабашно просияла: «Отчего же? Всю жизнь мечтала!»
          А что, прикольно.

          Анатолий Николаевич устроил допрос:
          - «Лолиту», «Эммануэль» читала?
          - Нет.
          - Прочесть!
          - Прочту.
          - О сексе можешь говорить, не стесняясь?
          - Не знаю.
          - Со своими мужчинами о сексе говорить можешь?
          - Могу.
          - Сейчас проверим.

          В зале, кроме стола дежурной по интиму, находился обеденный стол и три потёртых оттоманки, над которыми висели наушники с микрофонами. Ложа занавешивались плотными шторами. Директор пояснил: «Работаем круглосуточно, без выходных. Девчонки спят, когда нет заказов» и велел Таньке лезть за занавеску: «Через минуту тебя соединят со мной. Представь, что я – клиент. Правила простые: с заказчиками не спорить, говорить всё, что они хотят услышать. Запретная тема – педофилия».
          Танька легла, надела наушники, щёлкнула тумблером подключения и пропела: «Привет, сладенький! Как тебя зовут?»
      
          Директор рявкнул, оглушив до звона в ушах: «Никаких имён! Я тебя в парке подловил и сейчас насиловать буду!» Танька стянула наушники с головы, попыталась встать, но запуталась в покрывале. Анатолий Николаевич надрывался из кабинета за стенкой: «Что молчишь, сука? И-ис-пуга-алас-сь?!»
   
          Танька уткнулась носом в подушку и сама не могла понять, плачет она или хохочет.



XIII

          Её внесли в ночные смены. Там все подрабатывали. Два десятка самых разных женщин, от 20 до 60 лет, плюс двое мужчин.
          Та женщина, которую Танька увидела за компьютером, оказалась библиотекарем. Была учительница, две врачихи, две молодые мамы-одиночки, несколько студенток, ещё кто-то и даже настоящая проститутка, правда, уже в отставке.

          Совершенно не зная, чего ожидать от новой работы, на первую смену стажировщица шла не без опаски.
          В офисе была лишь одна девушка, Оля. Красивая, крепкая, круглолицая, энергичная. Поднялась навстречу: «Ну, здравствуй! Как тебя зовут? Псевдоним выбрала? Нет? Значит, будешь Дашей. Имя свободно. Была у нас Даша, уволили. Клиенты её любили. Стали предлагать встречаться. Деньги обещали. Она, дура, назначала свидания. Кто-то из клиентов оказался недоволен, позвонил с претензией папику. А у нас только БЕСЕДЫ!!! Здесь – не публичный дом, и с клиентами встречаться запрещено!» - «Я ни-ни!» - «Правильно. Второй твой псевдоним - Адела» - «Адела?» - «Дашка, она молоденькая, весёлая, образ сама придумаешь. Адела – взрослая, работает садо-мазо. Голос менять умеешь? Не дрейфь, я тебя всему научу. Я здесь пятый год, вторую вышку получаю, уже диплом пишу. Буду сексологом. Располагайся!» - «Мы вдвоём сегодня ночью?» - «Да» - «А в списке так много народа, я думала, что тут человек десять в ночь работает» - «В ночь десять не бывает. Три, четыре, пять. Сейчас напряжёнка, первое сентября на носу. Дети из лагерей возвращаются, школьные базары, медосмотры и прочая фигня. У нас только трое без детей. Ну, и Юрьевна – она уже о внуках мечтает».

          Оля выждала, когда Танька переобуется и воробышком пристроится на краю кресла. Тогда наставница отключила все телефоны, достала из-под стола бутыль самогона, со стуком установила посреди тарелок с салом и картошкой и, прищурившись, вопросила-констатировала: «Ёбнем?» Отказаться возможности не было.

          Всю ночь Оля (мать-одиночка) рассказывала о службе, клиентах, девочках. На разговоры Таньку не подключала, работала за двоих.
          Утром Танька вывалилась на улицу вусмерть пьяная и совершенно ошалевшая. Следующая смена была через две ночи.

          Она проспала до вечера. Надо было подумать, как дожить до получки. От Ольги Танька узнала, что зарплата у девчонок, действительно, невелика. Нужна вторая работа.
          Она выбралась в универсам, купила овощей, молока и пачку газет с вакансиями.
          Отправила родителям письмо, в котором написала, что просит у них прощения и уезжает в другой город. Что будет присылать весточки, а пока  желает им здоровья.
          Дошла до института, выяснила, как перевестись на заочное обучение. На двух работах для учёбы времени не останется. А работать придётся много.
          Потому что она решила оставить ребёнка. Ей приснился сон, будто мальчик лет пяти, беленький и кудрявый – чистый ангелочек, стоял в голубом сиянии и повторял: «Мама, мама!»



XIV

          Работа нужна была разовая. Такая, чтобы деньги выдавали в конце дня. Вроде бы, подобных предложений хватало, но то требования предъявлялись странные, то сумма озвучивалась смехотворная. И возраст, возраст приёма на работу редко был даже 21 год, куда уж с неполными восемнадцатью!
          Наличные таяли. Она устроилась торговать бельём от фабрики-производителя, оплата за каждые три смены.

          Бельё было говённым. Дешёвые ситцесуррогатные наволочки, простыни и пододеяльники, ночные сорочки, трусы и халаты. Ну, дешёвые относительно. Танька за такое не дала бы ломаного рубля. Однако, люди брали.
          Работка оказалась адовой. В полдевятого утра, непосредственно на фабрике, получался наряд на точку, в неподъёмные мешки сваливались сотни единиц товара, затем продавщицы неслись по указанным адресам: рынки, площади, и дожидались машины.
          Счастьем были крытые павильоны. Палатки в торговых рядах – так себе. Наказаньем, когда торговля происходила на крошечных островках на пересечении улиц спальных районов. Надо было самой поставить палатку, выкинутую из кузова раздражённым водителем, вместе с продукцией фабрики, потом разложить товар на столике, развесить на вешалках и по верёвкам и ждать, соизволит ли кто из прохожих приобрести полосатые семейники или полуторные комплекты с гипертрофированными котятами.
          В первый же день пришлось столкнуться с туалетной проблемой. Таньку выставили на перекрёстке в новостройках, где, кроме неё, находилась всего одна палатка, предлагающая прохожим мёд в разнокалиберных ёмкостях. В радиусе ста метров не то что туалета, домов с кустами, и то не было. Танька долго терпела, наконец заговорила с неряшливой толстухой в «пчелином» жилетике: «Извините, а как тут в туалет сходить можно?» Толстуха заржала: «Давно торгуешь?» - «Первый день» - «Понятно. Туалет – твоя палатка. Берёшь пакетик, завешиваешься тряпками и справляешь нужду. Пакет потом зашвыриваешь куда подальше» - «А-а…» - «А большую нужду дома справляй, заранее. Чего вылупилась? Перестраивай организм – пару дней помучаешься, потом станешь облегчаться по часам. Вот, покупай медок, алтайский, липовый, способствует выведению шлаков и нормализации кишечной деятельности!»
          Алтайский, липовый, видимо, способствовал. В десятке метров от палатки под расколотой урной расплывалось вонючее пятно. Танька помотала головой: «Здесь что, вообще нигде нет туалета?» - «Ну, можешь сбегать во-он к тому кварталу!» - «Там есть туалет?» - «Там есть подвал. Он открыт» - «Подвал?» - «Ну, да. Я живу в том доме. Сколько с жилконторой воюем – никак дверь не заколотят! Пока тепло, а через месяц бомжи потянутся. У них там притон с октября по май. Сплошная антисанитария» - «Я быстро» - «Стой! Сто рублей!» - «Что, простите?» - «Я тебе не сторож! Плати!» - «У меня нет столько…» - «Ладно, сигарет мне купишь, и в расчёте».

          Танька было сунулась в подвал. Но уже через несколько ступеней содрогнулась от грязи, начавшейся за метр до ракорёженного косяка. Живот болел, голова раскалывалась. Квартал, недавно построенный, зелёными насаждениями ещё не оброс. Все подъезды – на кодовых замках. Кусая губы, Танька чесала вдоль стен. Из ближайшего подъезда вышла девочка с пудельком. Через секунду Танька, проверившая, что лифт работает, сховалась в углу на лестничном пролёте и присела, едва успев стянуть трусы. Никогда бы она не поверила, что облегчиться можно за полсекунды. Стыдно… Она покраснела до кончиков волос. А, что делать?
          Купив сигареты, бежала к «пчёлке» и думала, что организм придётся перестраивать.

          Вечером повезло. У водителя было свободное место, он довёз до фабрики. По дороге посоветовал не мотаться каждый день утром и вечером на склад. А созваниваться с отделом выдачи и ехать на место. «У нас только новенькие со своими мешками носятся. Смотри, ты утром час потратила на подсчёт белья и заполнение накладных. Сейчас потратишь два часа. Домой явишься к полуночи. Утром снова в рань несусветную подниматься. А, мы знаем, где чьи мешки и накладные, никто их не тронет».
          Танька решила, что это разумно. Когда она сдала выручку во второй день, кассирша посмотрела сквозь неё и сообщила: «Купюра в тысячу рублей фальшивая. Долг за тобой будет!»

          Танька опоздала на основную работу, получив втык от диспетчерши-библиотекарши. Сделала вывод, что торговать придётся в дни, не совпадающие с ночными сменами в кул-центре. Библиотекарша рычала на слабые оправдания.

          Ночь выдалась спокойной. Звонков мало, клиент адекватный. Как ни странно, почти половина звонили, чтобы просто потрепаться. О чём-то или ни о чём.
          Какой-то Лёша вопил, что убьёт тёщиного кота, потому что «это чудовище» съело его любимого ужа. Какого ужа? Живого, естественно. Настоящего Natrix, из хордовых, подтип: Позвоночные; класс: Рептилии; отряд: Чешуйчатые; подотряд: Змеи; семейство: Ужеобразные; род: Ужи; вид: Уж обыкновенный!!!
          Дашка посочувствовала коту: «Лёх, ты ж взрослый человек, должен понимать, что кот – хищник. Уж для него – добыча. Ничем не хуже котлеты. Ты что, ударил его?! Немедленно извинись, он же тебе в тапки ссать будет!»
          Какой-то Жека читал стихи, пел песни и звал на свой концерт.
          Какой-то псих заявил, что он – султан, а Дашка – палач, и должна рассказать, каким пыткам она подвергнет сорок заклятых врагов властителя. Первого палачиха посадила в тесную клетку в подземелье с крысами. Второго поставила на высокий столб в середине бассейна, заполненного змеями. Третьего вкатала в асфальт на базарной площади, оставив на поверхности лишь голову (султан оценил и благосклонно сказал, что возьмёт этот вид казни на заметку).  Библиотекарша и ещё две девчонки подсовывали рассказчице записки с вариантами наказаний. Через час, после двадцать шестой казни, выдохшаяся Дашка спросила: «О, великий султан, зачем утомлять твой царственный взор недостойными его? Враги твои должны не быстро, хоть и страшно, отмучаться – они должны сослужить тебе службу. Любой властитель старается расширить владения. Значит, его воины должны быть самыми сильными. Пусть враги твои станут подопытными кроликами для выяснения пределов выносливости человеческого организма в экстремальных условиях. Например, ты знаешь, сколько может продержаться человек, имеющий пищу, но не имеющий воды? Сколько может спать лишь по часу в день? Как долго идти без остановки? Как высоко залезть без снаряжения? Какие операции вынести без наркоза?...» Султан вставлял свои замечания, а палачка отвлеклась на инцидент за пультом распределения заказов.

          Библиотекарша по телефону менторским тоном выговаривала кому-то: «Женщина, если Ваш муж звонит в нашу службу, значит, у вас проблемы! У нас проблемы? Что Вы имеете в виду? Директора?»

          Дашка вернулась к султану: «О, мудрейший из мудрых! Я предлагаю тебе подумать о моём предложении. Твои враги станут проклинать час, когда появились на свет, потому что их смерти станут работать на укрепление твоего могущества!» Султан согласился.
          Девчонка, читающая на соседней лежанке занимательнейшую статью о мнимой сексуальной активности поэтов и писателей, покрутила у виска пальцем: «Ты чего? Он же по нескольку часов говорит! У нас тариф поминутный, а ты его спать отправила!»
          Танька подошла к библиотекарше. Та горестно смотрела на определяющийся номер входящего: «Папик меня уволит. Где я подработку найду, с моим-то здоровьем, которого нет?» - «Что произошло?» - «Постоянный клиент. Заказал разговор. Он – из самых-самых, один десятка стоит. Попросил перезвонить через полчаса. А там, видимо, жена как-то невовремя появилась. Взяла трубку. Я отключилась. Она перезвонила и стала орать на меня. Ну, я ей и разъяснила, кто тут извращенец, и кто – жена извращенца. Она сказала, что будет звонить, пока не свяжется с кем-нибудь из администрации. Папик меня уволит…»
          Танька взяла телефон: «Здравствуйте. Я – администратор. Внимательно Вас слушаю. Так. Так. Безобразие. Девушка, нахамившая Вам, будет депремирована. Я приняла к сведению Вашу жалобу, но, кажется, проблема не в этом? Вот! А, номер Вашего телефона? Как-как? Ещё раз, пожалуйста. Последние цифры повторите. Два ноля? Всё. Всё понятно. Вы произнесли «Два ноля», а девушка проверила в базе по номеру, который заканчивается на «Два, ноль». Я приму меры на пресечение халатности сотрудницы и её неправомерных советов Вам лично. Согласна, глупо вышло. Может быть, Вы тоже сделаете выводы и станете иначе озвучивать Ваш номер? Мало ли, какие ещё где-то непонятки возникнуть могут. Да, да, конечно. Это Вы нас извините. Нет, Ваш муж в нашу службу не обращался. Всего доброго. Спокойной ночи».
         
          Библиотекарша загипнотизированно наблюдала, как Танька кладёт трубку на место: «Она не будет жаловаться? Девочки, не закладывайте меня! Ну, нервы ни к чёрту, сорвалась… Тань, тебе денег занять? У меня всего полторы тысячи. Хватит? И, раз уж у нас ночь раздачи советов, послушай меня: не ходи больше торговать на улице. Я эту систему знаю. Сначала с тебя будут высчитывать за якобы фальшивые деньги. Потом станут не докладывать бельё по накладным. Или подсовывать бракованное. Все недостачи – с тебя. Потеряешь больше, чем заработаешь. На дорогу сколько  тратишь? Две поездки до фабрики, две до точки, две от точки до фабрики, две до дома. Итого – восемь. Плюс два часа на дороги эти утром и вечером. И есть что-то надо. Сколько за смену обещали? Пятихатку? Ты дура совсем? Не езди туда!» - «Как же не ехать? Я тысячу им должна…» - «На данный момент ты ничего не должна. Лучше здесь подрабатывай. На дороге сэкономишь, раз. И я поговорю с начальством, чтоб тебе разрешили пользоваться  компьютером. Где ты собираешься рефераты печатать? А, директорское железо ночью простаивает» - «Спасибо».

          Утром Танька понеслась в институт, надо было окончательно уладить перевод на заочное. Едва вошла в холл, её схватила за руку Лена.



XV


          Лена, судя по виду, не протрезвевшая с ночи, висла на Таньке: «Подруга! Я так рада тебя видеть!» Танька уворачивалась от поцелуев: «Уйди! Оставь меня, я тебе жить не мешаю!» Лену заклинило: «Прости подруга, прости меня! Пойдём, посидим где-нибудь!» - «Нет, катись до дому, а то свекровушка недовольна будет!» - «Какая такая свекровушка?» - «Мать твоего мужа!» - «Мужа? Ха-ха-ха! Я не замужем! Свадьбы не было!» - «То есть как: не было? Я же ушла, все карты были в твоих руках! Ты разыграла блестящую комбинацию, что могло помешать тебе сорвать банк?» - «Джокер. Шут гороховый. Круглый дурак. Абсолютный идиот. Васька, будь он проклят!
          Когда ты исчезла во второй раз, Васька пошёл к Витусу с требованием отменить свадьбу и начать твои поиски» - «Зачем? У вас если и не всё получилось, то у Васьки после твоего замужества появлялась отдельная комната» - «Да плевать ему на нижнее место на шконке, этот кретин влюбился в тебя! Витус стал орать, что ты – шлюха и ему насрать и розами засыпать на то, что с тобой. Васька врезал ему по морде, сказал, что ты беременная от него, Витуса, и, поведав о твоей невиновности перед женихом, разрушил мой брак. Тебя все ищут» - «Все?» - «Васька, Витус и твои родители. А нашла я. Куда ты денешься от своей учёбы, девочка-отличница?»

          Лена так вопила, что вокруг стали собираться любопытные. Танька вывела несчастную во двор и, дворами же, потащила к метро. Надо довезти её если не до квартиры, то хоть до соседнего с родным квартала.
          Полил дождь. Холодный, совсем осенний. Лена упиралась, кидалась на колени, требовала прощения, клялась в вечной дружбе.
          В электричке её стало тошнить. Пассажиры брезгливо расступались. Танька рассыпалась в извинениях: «Я не знала, что ей так плохо! Случайно встретила на Невском, домой везу. Не высаживайте нас, пожалуйста!» Пассажиры молча отворачивались, сочиняя свои версии увиденного.

          Лену пришлось тащить чуть не до подъезда. Танька молилась, чтобы их никто не заметил. Дождь и ветер привели кающуюся грешницу в чувство. Она резко остановилась, уставилась на Таньку, ткнула пальцем ей в грудь и чётко произнесла: «Да, кто ты такая, чтоб я перед тобой унижалась?! Ненавижу!», развернулась и ушла.
          Замёрзшая спасательница съездила в женскую консультацию, встала на учёт, взяла справку, написала в вузе заявление на академический отпуск и, не заходя домой, отправилась на работу, в надежде, что там будет свободное койкоместо, и ей удастся поспать пару часов до смены.

         

XVI

          Ну, что ж, оказалось, её легко найти. Не уезжать же в другой город, на самом деле. Остаётся один вариант – изменить внешность.

          Танька не держала обид. Любого человека можно понять и простить. Или, простить, хоть и не понимаешь его действий. Или понять, но не прощать. Когда все были против неё, она всех простила. Теперь гонители спохватились. Но, она не хочет возвращаться. Она была и есть собой. А о ней судили, распоряжались ею, обвиняли, проклинали, теперь возлюбили… Ей оно надо? Где гарантия, что через день мнения родных и близких не изменятся?
          Васька, тот даже не извинился. «Взял силой – стал милый» - не про неё. Она бы не пошла за него, но сам факт покаяния за содеянное… Однако, мужчина решил, что женитьба даст индульгенцию. То, что он, как сексуальный партнёр, разбудил в ней что-то, относилось лишь к физиологии, молчавшему либидо, и к чувствам к обретённому жениху не имело никикого отношения. Если копать глубже – Ваську было жалко. Не более.
          Виташа. Флюгер без противовеса. То она для него – непорочная дева, то – вожделенный объект любовных утех, то – потаскуха, то – какой сюрприз! – невинная страдалица. Зачем он её ищет? Извиниться? Жениться? Помочь? В чём и зачем? Совесть мучает? А, она не нанималась его лечить.
          Родители. Не знающие, что она знает, что они ей не родители. Стыдно стало или соседи смотрят косо? Не нужна она им, и раньше не нужна была, а с довеском-то…

          Так она рассуждала в полудрёме, краем уха прислушиваясь к тому, как девчонки обслуживают мужчин всей страны и даже дальнего зарубежья. Звонили эмигранты, из Германии, Америки, Франции. Крайний Север необъятной родины атаковал круглые сутки, звонили солдатики из частей, ночные охранники с вверненных объектов, уголовнички с зон – все хотели женского участия и пусть, нафантазированной, но любви.
          Танька дивилась: мир полон одиноких женщин всех возрастов, а мужчины спускают пар на говорящие фантомы.



XVII

          Она почти прописалась в кул-центре. Пахала за двоих. Тёплое помещение, место для сна, компьютер – что ещё надо, пусть и пока отставной, студентке?
          В конце недели простуда, намекавшая о себе после встречи с Леной, накрыла лавиной прямо на работе. Эта ночь, как и в первый раз, совпала с Олиной. Оля с порога глянула на Таньку, приказала лечь и молчать, заварила чай, чем-то кормила. Танька уснула.
          Утром Анатолий Николаевич устроил разнос: «Почему новенькая не работала?» Оля возмутилась: «Как это, не работала?! От клиентов отбоя нет!» и протянула распечатку. Папик бумаги не взял: «Знаю я ваши фокусы! Сам звонил ночью, с другого номера, голос менял по проге, меня ты обслуживала!» Оля объяснила директору: «Дашка нарасхват. Занята она была!» и подошла к Таньке: «Постарайся держаться. Я тебя провожу. Когда следующая смена? Два дня выходных? Отлежишься». Танька чудом прошла, с улыбкой, метров сто, потом повисла на Оле. Та шипела: «Вот придурок! Чего себя гробишь? Всех денег не заработаешь!», но тащила девчонку к аптеке.
         
          Дома Ольга высыпала из пакета шприцы и ампулы: «Я – врач, так, для сведения. Сейчас ты уснёшь. Проснёшься, станет легче. Что принимать, напишу. Юрьевна вечерком продуктов подкинет».

          Таньку выдёргивали из сна, как засохший цветок из треснувшего кашпо. Она еле-еле приоткрыла глаза. Юрьевна пощупала пульс: «У тебя аллергия на лекарства? Нет? Или, не знаешь? Чем в детстве болела? Коклюш, пневмония, всё?» и достала мобилу: «Олька? Дуй ко мне, коновалка херова! Девка помирает».

          Коновалка примчалась не одна, с ещё одной докторицей, Жанной. Юрьевну успокоили: «Не надо лохматить бабушку! У нашей красавицы обыкновенная 3-я болезнь или Немецкая корь. Что? Па-апрашу Вас! Не надо путать с французским насморком! Абстрагируйся от основной профессии, мамочка, у нас тут German Measles – высокозаразная вирусная инфекция, проще - краснуха! Сама-то при иммунитете? А то ещё скопытишься. Соседей предупреди».
          Юрьевна вышла, вернулась: «Соседи болели» - «Отлично» - «Я, кстати, тоже. Так что, не надейтесь».
          Таньке снова что-то вкололи.

          Оля навестила больную в обед. Танька почти оправилась: «Оля, у меня здесь нет интернета. Расскажи о побочных эффектах?» - «Всё от организма зависит. Может отразиться на чём угодно. А, может и не отразиться. Вот, на плод действует убийственно. Даже, если дитя дождётся появления на свет, мамаша получит дебила или тяжёлого инвалида». Танька побелела. Оля подскочила как ужаленная: «Ты что… беременна?! Господи-и… Не хочу тебя пугать, но рожать… Срок какой? 10 недель плюс-минус день-два?.. Жанка акушер-гинеколог. Правда, сейчас работает медсестрой на заводе, но связи остались. Тебе надо абортироваться. Практически, немедленно. Через четыре дня устроим в платную клинику. Ну, потратишься, подожмёшься потом, дело житейское. Здоровье ни за какие деньги не купишь. Я тебе вечером свой ноут принесу, посмотришь в сети на последствия. Если потянет на подвиги, составь план: где будешь жить, как рожать, куда принесёшь из роддома, или сдашь государству, которому без тебя хлопот хватает. Учти, если будешь рожать, расскажу Юрьевне».

          Весь день Танька ревела, задыхаясь и отключаясь, проваливаясь в болото бессилья. Из глубины болота доносился ангельский голосок: «Мама! Мама!» Танька ныряла в чавкающую жижу, но болото выдавливало её в ночь, где на берегу сидела цыганка и, округлив безумные глаза, твердила: «Тьма, тьма за тобой!»
          Вечером Ольга за шкирку усадила её в подушках, включила ноут и открыла десятки ссылок на жутчайшие тексты и видео: «Чтоб все просмотрела! В воскресенье везём тебя в абортарий, либо к маме-папе».

          На здорового ребёнка шанс, всё-таки, был. Но против – ещё больше. Танька подумала, что всё идёт к концу, как и предсказывала гадалка. К тому, чтобы она покинула этот мир без сожалений о чём-либо и о ком-либо.



XVIII

          По дороге в больницу Танька думала: «Абортарий – слово неправильное. С таким суффиксом есть слова: планетарий, гербарий, дельфинарий, глоссарий, дендрарий, розарий, солярий… Сколько позитивных слов, вызывающих массу положительных ассоциаций! Ну, и что, что «серпентарий»? Кто-то любит змей. И змеи – полезные существа. А тут – «абортарий». Лишнее слово. Страшное, беспощадное, холодное, как лезвие, как сама смерть.

          Её устроили в обычную больницу. Денег стоили конфиденциальность и мобильность. Заплатила Жанна, в долг, до получки.
          Таньку в одноразовом халате, на завязках, в белых одноразовых бахилах до колен, проводили в палату, которую можно было бы назвать дурдомом. Женщины всех возрастов занимали четыре ряда железных коек. Одни поступили на сохранение, другие – на прерывание беременности, третьи наблюдались с какими-то осложнениями. Кто спал, кто ел, кто стонал, кто плакал. И на всех – один туалет.
          В операционную вызывали пофамильно, обратно привозили на каталке и почти осторожно вываливали в постель.
          Вызвали соседку. Привезли через полчаса. Соседка, не раскрывая глаз, крыла матом в голос и кричала что-то нечленораздельное. В углу всё это время распевала песни первая из поступивших утром.
          Медсестра в белой маске назвала Танькину фамилию. Девушку распластали на столе, как на жертвеннике, руки-ноги зафиксировали в специальных «уключинах» липкой лентой. Танька спросила: «Это зачем?» Одна из трёх масок ответила: «Вчера балерине бенефис пригрезился. Такие антраша выкидывала!.. Верёвки сорвала и чуть доктору глаз не выбила. Саныч, продемонстрируй бланш, развлеки девочку». Маска с очками оттянула со щеки марлю: синяк впечатлял. «Ну, поверила, что мы тебя на органы не распилим?» Танька кивнула.

          Таньке снился сон. Она мёрзла. На письменном столе, в пятиконечной звезде, обложенной красным мрамором, полыхал вечный огонь. Девушка хотела погреть руки, но, едва протянула пальцы к причудливо пляшущему пламени, как оно взметнулось вверх, словно ловчая сеть, и застыло в воздухе алой паутиной. Паутина была стеклянной, внутри тонких трубочек текла кровь. Танька забыла про холод и прикоснулась к алому секрету, но нити тут же опали, смялись и расползлись по столешнице любимой маминой скатертью.
          На скатерти стояла банка шпрот. Танька поняла, что голодна, дёрнула за ключ. Закруглившаяся крышка плавно открыла взору пустую чистую жестянку. От реакции с воздухом на внутренней поверхности крышки проявился портрет родителей.
          Из-за банки пришла чумазая босоногая девочка с косичками, в народном сарафане с вышивкой. Девочка притащила охапку хвороста и стала обкладывать сушняком банку, создавая странную инсталляцию. Разложив ветки и придав им форму кораллового куста, девочка закурила и протянула Таньке сигарету и зажигалку. Танька погрозила малышке пальцем. Та показала язык с прилипшими табачинками, шмырнула сопливым веснушчатым носом и гордо ушла за банку.
          Танька загасила сигарету о физиономию отца, взяла хворостинку, надкусила: м-м, шоколад!, и проснулась.
          Наверное, она несправедлива к матери.
          Открыла почту, стала писать письмо: «Здравствуй, мама. Я тебя очень люблю. Я слышала ваш разговор с отцом, когда приехала из санатория.
          Мама, я не буду искать тех, кто меня бросил. Я считаю своими родителями вас и благодарна за всё, что вы для меня сделали. Но, к вам я не вернусь. Передай отцу, что я ни на что не претендую.
          Ребёнка у меня нет».

          Кто-то больно хлопал её по щекам: «Давай, давай, просыпайся! Слава тебе, яйца, очухалась!» Танька повернулась на бок, её стало выворачивать. Медсестра выругалась: «Предупреждали же, перед операцией ничего не есть!» - «Я не ела…» Снова провал.
          Очнулась на каталке, возле шкафчика с инструментами. Прямо перед ней выскабливали толстую женщину. Танька отвернулась.

          Жанна позвонила в четвёртом часу: «Дуй в ординаторскую, проси справку, вещи, и – на работу. Смену закрыть некем».



XIX

          Оля встретила Таньку сочувствующим взглядом: «Ты как? Ничего, перемелется – мука будет. Скажи спасибо, что резали под общим наркозом. Чаще вкалывают обезболивающее, и понеслась в рай» - «Правда?» - «Ещё какая» - «Это же…» - «Не ищи сравнений, ты такого не испытывала, и не приведи господь. Но медицинская братия уверяет, что при общем наркозе сложно понять состояние оперируемой. Живот болит?» - «Да» - «Тогда выпьем» - «Мне плохо» - «А, кому сейчас хорошо? По сравнению с мировой революцией…» - «С какой революцией?» - Танька сразу опьянела. Жалость к себе душила, слёзы текли в ядрёную, однако, надо отдать должное изготовителю, вкусную самогонку: «Я – убийца». Оля плеснула в стаканы на глазок, грамм по пятьдесят: «Ты – глупое животное. Даже церковь разрешает аборты в некоторых случаях» - «В каких?» - «Изнасилование. Или, тяжёлая болезнь, как в твоём частном случае» - «В моём случае…» - Таньку потянуло на откровения, но Оля прыгнула к пульту и махнула рукой: «У нас клиент. Новенький. Сделай его, Дашка!»

          Новенький вздыхал и бормотал что-то, запинаясь через букву. Дашка спросила: «Как тебя зовут?» - «Ва-в-а-дик. Я… Я сейчас в окно выпрыгну» - «Погулять хочешь?» - «Умереть. Боюсь» - «Так, не прыгай!» - «Я боюсь, что не умру. Седьмой этаж. Как думаешь, хватит?» - «А, зачем?» - «Я никому не нужен. Я совсем один» - «Ты где?» - «На подоконнике» - «Тебе удобно?» - «Не очень» - «Подвинься» - «Что?» - «Подвинься, я сяду рядом» - «Рядом?» - «Да. Я немного задержалась, но вот пришла к тебе» - «Ты кто?» - «Твоя мама» - «Моя мама умерла» - «Нет. Умирает оболочка. А я всегда рядом. Люблю тебя. Переживаю за тебя. Давай, я обниму тебя. Посмотри, свет в окнах уже гаснет – все ложатся спать. Мы с тобой так часто смотрели на ночное небо и мечтали, как ты вырастешь и каким сильным и умным станешь! Ну, не всегда жизнь складывается по нашему сценарию. Роднулечка, ты можешь простудиться, пойдём баиньки. Я спою тебе колыбельную» - «Колыбельну-ю?..» - голос осязаемо перебило судорожным спазмом. «Да. Я всегда пела тебе, гладила по голове, целовала, когда ты спал. Может, ты забыл…» - «Я помню. Я целовал твои руки» - «Я устала. Я скучаю по тебе, но если ты не пройдёшь свой путь, мы никогда не встретимся» - «Какой он – мой путь?» - «Тот, по которому ты идёшь. Любая дорога, которую ты выбираешь – твоя. Оказался на перекрёстке, в какую сторону повернёшь – это твоё. Никто не отнимет у тебя твою волю, твои мысли, твою память, твои мечты. У тебя впереди очень много хорошего. Но, не за окном. Там – ничего. И никого» - «Я устал, мама» - «Слезай, пошли» - «Сначала ты!» - «Хорошо. Смотри, как осторожно я это делаю. Вот так: подаюсь назад, поворачиваюсь, ноги – на пол, я уже в комнате. Теперь ты!» - «Иду» - «Пол холодный. Быстро под одеяло! Я прижмусь к тебе и тихо-тихо, на ушко, спою песенку и расскажу, какой ты самый лучший на свете».
          Дашка что-то напевала, еле слышно нашёптывала. Мужчина затих. Дашка испугалась было, но потом услышала похрапывание, и отключилась.
          Оля заругалась: «Зачем дала отбой?» - «Он спит» - «Клиент спит – время идёт!» - «Он хотел выпрыгнуть из окна» - «Дураков не сеют, не пашут» - «Ты злая» - «Я нормальная. Знаешь, как с давних времён определяют адекватность мозгов и чистоту совести?» - «Как?» - «По процессу пищеварения. Если человек ест практически всё и не мучается желудком, он – хороший человек. У тебя есть такие проблемы?» - «Нет. Пока, во всяком случае» - «И не должно быть! Могу сказать, что запорами ты не страдаешь» - «Не страдаю» - «Запор – удел скряг и жадин. Представляешь, подсознательно люди одинаково относятся к дерьму и к деньгам. Человек, получающий естественное удовольствие от удовлетворения базовых потребностей, в том числе, и справления нужды, и не зацикливающий внимания на разглядывании фекалий и других моментах, то есть: сел, сделал дело, спустил, руки вымыл, забыл – так же спокойно, легко и не без удовольствия относится к своему финансовому благополучию иди неблагополучию, не делая из него трагедий. Я тебе учебников принесу. Разных. Интереснейших. А пока нечего болтать даром, у нас четыре заказа!»

          Дашку подключили к пьяной компании. Парни хихикали, подбадривая друг друга: «Ты говори» Нет, ты! А, что я? Вон, пусть Гера говорит, это его идея была! Девушка, а девушка, как Вас зовут?» - «Даша» - «Даша, Даша, дашь, а? Ха-ха-ха!» - «Я-то дам, а ты-то унесёшь?» - «Даш, а чего ты нам расскажешь?» - «А, чего хотите?» - «А, чего можешь?» - «Всё могу» - «Крутяк! Тогда так: ты – проститутка, на которую напал космический монстр. Ну, такой, с двумя хвостами, тремя головами и зелёный. Он тебя хотел поиметь, а ты его сама оттрахала!»
          Дашка улеглась поудобнее, морщась от боли, поправила кровавые прокладки, проведя рукой под задницей: нет, всё в порядке, не протекла, и завизжала: «А-а-а!!!! Кто это?! Какое страшилище! Спасайся, кто может! Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй, парни, вы куда?! Что ж вы меня бросили, уроды сопливые! Как поразвлечься, так всю мелочь из карманов выгребли, а как жареным запахло – мужиков здесь нет? Па-ма-ги-те!
          Эй, чешуйчатая морда, тебе чего надо? Тьфу, убери язык, я вчера умывалась!
          Алё, малолетки прыщавые, я вас вижу! Не обосрались там, в кустах? Желаете за свои медяки получить хоть какое-то удовольствие? Видно плохо, а высовываться страшно? Ладно, Дашка рыжая ведёт прямой репортаж с места события!
          Как вы успели заметить, трёхметровый, трёхголовый, двухвостый пришелец изумрудного цвета свалился на лужайку перед памятником Владимиру Ильичу и сразу же напал на движущийся объект, отличающийся самой высокой температурой тела. Этим объектом явилась горячая штучка по имени Даша, которая могла быть ваша, но, если б у бабушки выросли тестисы, бабушка стала бы дедушкой, а, если бы ваши писюны годились не только на опорожнение vesica urinaria, вы бы сейчас проводили время с реальными тёлками, а не грели уши на телефоне. Итак, членоголовые, слушайте и завидуйте!...»

          Пока клиенты внимали Дашкиным тирадам, сдабриваемым победными кличами, Оля успела обслужить оставшихся троих заказчиков. Когда сражение закончилось безоговорочной капитуляцией монстра, аудитория взорвалась аплодисментами. Дашка хрипло поинтересовалась: «Понравилось?»  На другом конце провода, после краткой заминки, включили запись, и девушка услышала свой моноспектакль.
          «А тебе, понравилось?» - «Так себе. Если бы предупредили, что записывать будете, я бы лучше постаралась».

          Не успела укротительница промочить глотку, как Ольга соединила её снова. Дашка пискнула: «Кто там?» Оля пожала плечами: «Хэзэ. Новенький. Работай».
          «Привет, меня зовут Даша. Поговорим?»
          «Даша, значит? Здравствуй. Думаю, у нас найдётся тема для разговора».
          Танька сняла наушники, села, потёрла виски. Откуда-то с колен доносился голос Витуса: «Ты меня слышишь?» Танька закусила губу, посмотрела на наматывающий секунды таймер: «Ну, здравствуй, любимый».



ХХ

          Голос парня мешал соображать. Танька едва пролепетала: «Давненько не виделись. Как ты?» Вдруг парень сказал: «Мы что, знакомы?»
          Танька поняла, что ошиблась. Чуда не произошло: Витус её не нашёл.
          А голос был почти его. После нескольких фраз манера говорить выдала постороннего. Однако, клиент был заинтригован: «Как тебя зовут по-настоящему? Мы встречались где-то? Перестань притворяться, говори нормально!» - «Я нормально говорю. Здесь аппаратура специальная, чтобы естественный тембр не засветился. Нас же записывают. И спецслужбы, и некоторые клиенты. Компромат никому не нужен» - «И мне не нужен. Я так, поговорить не с кем» - «Каждый второй звонит просто поговорить» - «Неужели?» - «А ты мечтал, что попадешь в логово извращенцев?» - «Ты мне зубы не заговаривай. Откуда меня знаешь?» - «А, ещё говорят, что девичья память короткая. Да уж, прошла любовь, завяли помидоры…» - «У нас была любовь?» - «Ты забыл, ты всё забыл… Как быстро…»
          Молчание, и озарение: «А, понял! Ты меня разводишь на бабки!» - «Дурак. Девчонки получают небольшой процент. Мне неинтересно тебя разводить. Спокойной ночи!»

          Ольга через минуту погрозила ей кулаком: «Не смей отключаться! Снова он, говори!» - «Сама говори!» - «Он хочет Дашу!»

          «Ну, хорошо, ты – Даша. Давай, поговорим» - «О чём?» - «О тебе. Я тебя обидел?» - «Да нет. Я знала, что ты не монах. Но, неужели, все девушки, с которыми ты спал, любили тебя так, как я? Мне же от тебя ничего не надо было, кроме тебя самого. Слышать тебя, смотреть в твои глаза, целовать твою спину, путать твои волосы и повторять: «Ненаглядный мой, счастье моё…» Засыпать, уткнувшись носом в твой бок и просыпаться раньше тебя, молясь, чтобы утро подольше не наступало, и ты не ушёл так рано. А ты ушёл. Обещал вернуться, и не вернулся. Не хочу больше об этом говорить. Ты свободный человек. Что тебе до очередной юбки, под которой ноги сами раздвигаются, лишь бы ты не прошёл мимо?» - «Я не знаю, что сказать» - «Ничего. Ты мне ничего не должен» - «Я встречу тебя после работы» - «Нет» - «Я вычислю адрес и найду тебя» - «Бесполезно» - «Почему?» - «В жизни случаются иногда невероятные вещи. Я столько месяцев тенью бродила по городу, в надежде встретить тебя… Я знаю, где можно с тобой пересечься, но не могла допустить, чтобы ты посмеялся надо мной. И я молила случай свести нас. Моя знакомая учится на психолога. Я поплакалась ей, и она, в обход начальства, устроила меня на ночь в центр помощи озабоченным козлам. Одноразовый сеанс шоковой терапии. Я ухожу через двадцать минут. Так странно, что ты позвонил именно сегодня, и тебя соединили не с кем-нибудь, а именно со мной. Прощай. Удачи тебе, любимый».

          Ольга заварила кофе: «Что за мужик? Знакомый?» - «Нет» - «Артистка!» - «Есть немного» - «Он рвал и метал, требуя продолжения, но на первый раз есть ограничение по времени. Хорошая ночь. Зарплата обещает быть негрустной».

          Таньку устраивали ночные дежурства. Она снова выбралась в институт и договорилась сдать  сессию экстерном. Сказала, что потеряла ребёнка. Выглядела она ужасно, её пожалели и дали карт-бланш на посещения.
          Она приказала себе не думать о смерти. Повлиял на сознание совсем не жизнеутверждающий ролик. Выискивая материалы для будущего диплома, о влиянии суицидально настроенных личностей на социум и изменение общественного сознания в связи с увеличением случаев добровольного ухода из жизни подростков, она наткнулась на такой случай. Прекрасным летним утром по трассе, на предельно допустимой скорости, шла машина. За рулём сидела милая девушка, счастливая невеста, спешащая к стилисту и говорящая по телефону.
          Когда машину достали из канавы, оказалось, что девушка застрелена. Вокруг – безлюдное поле, и за неширокой лесополосой – озеро.
          Загадочное убийство расследовали долго, дело списали в архив. Правда открылась случайно. Оказалось, что в тот день некто решил поохотиться на  уток. Имея ружьё, но ничего не зная об охоте, он выстрелил во взлетающую утку и промахнулся. Пуля пролетела над озером, мимо деревьев и влетела в раскрытое окно автомобиля, попав в глаз девушки, видимо, в тот момент, когда она зачем-то повернула голову. Жертва так и не поняла, что произошло.

          Танька строчила не рефераты, а целые тома, набирая материалы о смертях случайных, нелепых, подражательных, вызывающих, но всегда происходящих не потому, что биологическая жизнь индивидуума подошла к естественному концу.
          Она общалась с преподавателями по интернету, и уже двое сообщили, что экзамен будет формальностью – работы так хороши, что надо лишь подойти с зачёткой к аудитории и получить автомат. Ну, или в любой другой день.
          Чем дольше она девушка изучала тему смерти, тем больший вкус к жизни чувствовала.



XXI

          Зима резко заявила о правах на погоду, игнорируя календарный ноябрь. Накануне моросило, а тут – чувствительный морозец, снег, ветер.
          Танька влетела в офис и срослась с батареей. Она присматривала себе тёплую одежду, но абы какую не хотелось, а на красивые вещи денег не хватало.
          Дежурившая с ней Алла ахнула: «Ты скопытишься в таких нарядах!» Танька вздохнула: «Завтра пройдусь по Апрашке, что-нибудь придётся купить». Алка полюбовалась на красные руки и мокрый нос и предложила: «У моего знакомого сестра уехала на ПМЖ за границу. Одежды осталось!.. Как раз твой размер. Продавать ему ни к чему, он денег не считает. Выбросить жалко – слишком роскошно для бомжей. А отдать – отдаст. Я к нему собралась на уик-энд. С утра и рванём! Там человек десять будет, не бойся, люди едут отдохнуть, в лесу погулять, в баньке попариться, к тебе никто приставать не станет». Танька кивнула. Она забыла, что такое компания и отдых.

          Гости плотно засели в большом срубе, который правильнее было назвать банным комплексом: двухэтажное строение, с прихожей, гардеробом, помывочной, сауной, несколькими спальнями и столовой с камином. Желающие уединиться уходили через улицу в жилой особняк.

          В натопленном помещении дефилировали в простынях, как в тогах. Ели, пили, травили анекдоты, пели, шли париться, обливались колодезной водой из деревянных шаек, затем растягивались на обжигающих кожу липовых полках.
          В первый раз, когда Алка позвала какого-то Дениса, и он, в войлочной буденовке со звездой и полотенцем на чреслах, вошёл в парную, голая Танька вжалась в стену. Алка засмеялась: «Отомри! Денис – профессиональный пармейстер! Сейчас узнаешь, что такое венечный массаж!»
          Денис поколдовал над веничками, выбрал связку безлистных прутьев и сердито помахал перед девчонками: «Сначала – бамбук, потом – берёзка! Попытка к бегству карается двойным сеансом!»
          Танька млела и задыхалась. Из парной вышла, шатаясь, опрокинула на себя ледяной водопад, завернулась в простынку и присоединилась к застолью.
          Алка куда-то уходила с хозяином, вернулась с двумя дорожными чемоданами. Позвали Таньку. На чемоданах лежали вышитые угги и дублёнка: «Примерь!» Надела. Всё, как на заказ. Оставили вещи в гардеробе.
          Снова парились. Алка сказала: «Ты Сергею понравилась» - «Он же старый!» - «Какой старый, тридцати нет. Не смотри на бороду, он – путешественник. Из экспедиции вчера вернулся, празднует. Я б на твоём месте задумалась. Не женат и не был. Один, дом – полная чаша. Он тебе как?» - «Никак. Лица-то не видно. И мы не разговаривали» - «Значит, будете разговаривать».

          Вышли к столу сонные, какие там разговоры, спать, спать… Собрались было по комнатам, но тут подъехала машина. В баню вошли мужчина и женщина. Алла встала: «Таня, мы уходим!» Сергей спросил: «Хотите в доме переночевать?» - «Нет. Мы – в город. Кто нас отвезёт?» Пузатый мужик скинул тогу с прилипшим дубовым листом и полез в брюки: «Аллочка, для тебя на всё готов! До утра приютишь?» - «Договорились!»
          Сергей пытался возразить: «Муратыч, ты куда? Завтра же в автосервис надо! Машину твою помыть-починить» - «Извини, друг, у меня тут свой бубновый интерес» - «Муратыч, хоть денег возьми, моя вина, а тебе ремонт влетит в копеечку!» - «Не надо, свои люди – сочтёмся!»

          Таньке так не хотелось уходить… И Сергей смотрел ласково, и под усами чудилась нежная улыбка.
          Но Алка сволокла баулы в багажник и, помахав компании, затолкала Таньку на заднее сиденье.
          Через окно девушка заметила, как Сергей послал ей воздушный поцелуй и сделал жест «созвонимся». Танька недоумевала, пока не обнаружила в кармане записку с номером телефона.



XXII

          Дорога убаюкивала. Муратыч рулил и обжимался с Алкой. Танька почти уснула. Разбудил толчок, она чуть не навернулась на коврик. Алка скулила: «Может, остановимся?», водитель рявкнул: «Едем! Сам виноват, козёл, какого хрена под колёса выскочил?»
          Минут через двадцать машину тормознул гаишник: «Капитан Смирнов. Здравствуйте. Ваши документы!» - «Полковник Муратыч. Пожалуйста. Что случилось?» - «Возле автобусной остановки в Горянах сбит человек. Извините, полковник, откуда у Вас вмятина на крыле?» - «Командир, кроме вмятины, обрати внимание на общее состояние транспортного средства. Тачка вчера разбита, в Заречье, на тамошней СТО сегодня ремонт заказан. Девчонкам в город понадобилось, я срезал лесной дорогой. На трассу вышли перед Мухами, за километр отсюда» - «Спасибо, извините!» - «Ничего, ничего, молодец! На посту лучше перебдеть, чем недобдеть. Если что – проверяй, не стесняйся».

          Танька не высовывалась из-за спинок сидений.
          Муратыч поехал медленнее. Дождь полил. Дорожное радио напоминало о штормовом предупреждении. На машину сыпались ветки, в низинах разгоняли волны, как на катере.
          Танька думала о том, стоит ли заявить о ДТП. Что она видела? Ничего. Слышала разговор о козле. Какой дорогой ехали – не знает. А, если всё так и было, как объяснил полковник? Она делала вид, что спит без задних ног распьяно-пьяным сном.
          Её разбудили у подъезда. Муратыч помог занести вещи.

          Через смену она снова работала с Аллой. Первым был новенький (хорошая примета). Хрипло заказал групповуху: «Представь, что мы кувыркаемся вчетвером, я и три девушки, две из них – лесби. Слышал от друга, что ты непревзойдённая импровизаторша. Развлеки меня по полной программе!»
          Дашка старалась. Заказчик сам дал отбой.

          Ночь шла своим чередом. О выходных Алка молчала. Это настораживало. Если на трассе был сбит козёл, любая женщина только и трындела бы о происшествии, живописуя ситуэйшен. Тем более, что одно из присутствующих лиц всё проспало.
          Алка прятала глаза. Танька не выдержала: «Ничего рассказать мне не хочешь?» Алка взвилась: «А, и расскажу!»



XXIII

          Алка, по природе своей, не отказывающая ни одному брюконогому, посетителей алькова использовала, как могла.
          Муратыч был нужен ей для получения водительских прав и дальнейшего беспроблемья с техосмотрами.
          Её обслуживал и сантехник, и мясник с рынка, и повар в ресторане, и случайный проводник в поезде. Алка привыкла получать тройную выгоду: сексульное удовольствие, конкретную услугу и экономию денег. Кто-то ей ещё и приплачивал – она не отказывалась.

          Она родилась в обычной семье. Отец занялся бизнесом, набрал кредитов, что-то пошло не так, и однажды его нашли с проломленным черепом. Мать и дочь оказались в общажной комнатёнке, да и то милостью положившего глаз на вдову коменданта.
          Чтобы хоть как-то кормиться (часть долга ещё висела над осиротевшей семьёй), женщина водила девочку на кладбище, собирать еду с могил. После больших церковных праздников конфет и пряников хватало на месяц.
          Алечка росла прелестнейшим ребёнком. Мать, далеко не безрукая, наряжала её как куколку, спекулируя на таком контрасте: сама, молодая и красивая, одевалась вызывающе скромно, умело поддерживая искусственную седину.
          Со временем вдовушка удачно вышла замуж. Алка к совершеннолетию получила в подарок квартиру, а привычка пользоваться людьми, направляя любые события в русло, несущее выгоду лично ей, держала на плаву в разных ситуациях.
          До встречи с Сергеем Алка не спешила замуж. Но завидный жених на неё внимания не обращал. А вчера позвонил и попросил Танькин телефон.
          Алла сказала, что девка его недостойна, она зарабатывает на хлеб в сексе по телефону и встречается с клиентами. Сергей не поверил. Алла предложила ему сделать заказ на самый развратный секс. Новичком, перед которым распиналась Дашка, листая порно-журналы, и был Сергей. Хитрый ход с групповухой заставил Дашку и притворяться, и говорить своим голосом.

          Танька покачала головой: «Вот почему ты сегодня принимаешь заказы чуть не басом?» - «Я здесь не работаю ни для кого из знакомых!»
          Танька отвернулась: «Я попрошу, чтобы нас не ставили в одну смену».

          Звонков было много, не до выяснения отношений. Под утро позвонил шептун какой-то: «Даша, я не могу громче, я в больнице, палата спит, мне скучно. Ты расскажи что-нибудь» - «Что?» - «Как ты занималась любовью с другими девушками» - «Я?... А, расскажу» - «У тебя нет такого опыта?» - «Нет, но я кино смотрела…» - «Почему?» - «Что?» - «Ты работаешь в таком месте…» - «Да?» - «Наверное, ты сексуально раскована и… э-э…» - «Неразборчива?» - «Не-ет…» - «Ты хотел услышать именно это?» - «А что, не так? Разве, порядочная девушка пойдёт на такую работу?» - «Какую?» - «Грязную!» - «И, чем это грязнее профессий патологоанатома, проктолога, разных лаборантов? Нормальнее ковыряться в чьих-то задницах, зарабатывая пенсию? Год за годом, изо дня в день: «Встаньте спиной, наклонитесь, раздвиньте ягодицы» и рыться в анусах, отыскивая глистов и болячки.
          Представь, тебе понравилась девушка. Но, ты не знаешь ни её телефона, ни кто она. Тебе понадобилось сдать анализы. Твоя принцесса, о которой ты страдал ночами, улыбается: «Снимите штаны, примите позу», а ты осознаёшь, сколько волосатых задов и мудей маячат перед её синими глазками, милым носиком, приоткрывающим отбеленные зубки ротиком… Как она ловко берёт соскобы или клеит к рефлекторно морщащимся дыркам пластыри, чтобы выявить на них яйца паразитов» - «Меня сейчас вырвет» - «Тебя воротит, а люди диссертации защищают. Так что, одни приводят в порядок тела, другие – души» - «Ты тоже диссертацию пишешь?» - «Дипломную» - «Тема?» - «Теме полностью соответствуют отдельные категории клиентов» - «На сексолога учишься?» - «На коррекционного педагога» - «Не поздновато корректировать психов-переростков?» - «Всё начинается с детства. Бывают случаи страшные. Там требуется серьёзная помощь. Это – не к нам. Сюда звонят те, кто боится или не может разобраться в своих комплексах» - «Например?»
          «Например? Есть у нас постоянный клиент, мы зовём его Рыбачок. Ему нужны уши и удивлённые вопросы. Рассказывает каждый раз одно и то же: как он ублажает себя, обернув свой агрегат вспоротой рыбиной» - «Псих!» – «А то. Крыша съехала с ранних лет, хотя, причина стара как мир. Более того, через эту фобию проходили многие, а если верить науке – все» - «Что это?» - «Влечение ребёнка к родителю противоположного пола. Научно выражаясь, Эдипов комплекс и комплекс Электры. Яркость, если хочешь, развращённость мысли зависит от того, когда дитя получает первый сексуальный опыт или сильное потрясение от чего-то увиденного либо подсмотренного. Этот случай фиксируется в подсознании навсегда и в целом определяет сексуальные предпочтения всей жизни.
          Мужчины считают, что интимное место женщины, пока она не приняла душ, пахнет рыбой. Кстати, ты не задумывался, почему символом некоторых богов является рыба? Вышедший из материнского лона – рыба? Это так, информация к размышлению. Здесь можно много чего накрутить: и состав тела, почти полностью состоящий из воды, и плод, развивающийся в этой воде, и природные запахи.
          Так вот, Рыбачок ходил с мамой в баню. Естественно, в женскую. Выводы можешь сделать сам» - «Он безнадёжен?» - «В том смысле, что ему хорошо в своём безумии. Он считает себя уникальным экземпляром и не желает разочаровываться.
          В древнем мире не было запрета на инцест. В средние века к нему относились терпимо во многих странах. Кое-где он не осуждается и в наши дни.
          Там, где мораль сурово осуждает подобные связи, они заменяются другими: люди встречаются с теми, кто значительно их старше» - «Что-то ты заговорилась! Я так никогда не хотел поиметь свою маму» - «Ребёнок может фантазировать почти невинно: «Когда вырасту, женюсь на маме!» - «Любопытно. Ещё что-нибудь расскажи?»
          «Одна девушка хотела узнать, как называется её извращение – в интернете инфу не нарыла» - «Что за извращение?» - «Ей нравится секс на высоте: мосты, крыши, на крайняк, балконы высоток. Но, чтобы окружающие не догадывались о том, чем она занимается со своим бойфрендом. Она не хочет, чтобы люди видели, что она делает. Но она хочет, чтобы, делая это, она видела как можно больше людей» - «Ты ей поставила диагноз?» - «Не я. И не диагноз. Эта девушка в детстве часто оставалась одна. Ей снился сон, что она бежит в город, ищет людей, но не находит. Она забирается на крыши, на башни – дома и проспекты пусты.
          Девушка выросла, а тревога осталась. Ей лучше, когда вокруг люди, но не возле неё. Сверху видно, что жизнь кипит. Ну, а кайф у каждого свой. Ели бы она была жертвой чревоугодия, лазала бы на крыши пирожные хавать» - «Даша, можно пригласить тебя на свидание?» - «Мы не встречаемся с клиентами» - «А, если бы мы познакомились в театре или в автобусе, ты бы стала со мной встречаться?» - «Если б ты мне понравился, да. Я – обычная девушка» - Можно, я тебе ещё позвоню?» - «Как я могу сказать «нет» - ты же платишь» - «Спасибо, Даша. До свидания» - «Выздоравливай».



XXIV

          Перед Новым годом на учебный e-mail пришло письмо от матери: «Дорогая доченька! Мне дал твой адрес преподаватель английского. Мы с папой очень переживаем за тебя. Мы не знали, что тебе было так плохо. Прости нас, ради бога, прости! Танечка, возвращайся домой! Обсудим всё, будешь жить, как захочешь. Мы не знаем, где ты сейчас, но тебя в институте хвалят, и мы гордимся тобой, как всегда гордились. Мы тебя очень любим и ждём!»

          Танька не ожидала от себя взрыва негатива. Письмо показалось ей насквозь лживым.
          Четыре месяца назад её приготовились вышвырнуть из дома, который она считала родным. Ей отказывали в участии, и никого не волновало, куда она пойдёт, находясь в интересном положении. Теперь родители выяснили, что она не беременна, числится среди лучших студентов. Она где-то живёт и ничего у них не просит.
          Мать, конечно, жалко. Но, если когда-нибудь они узнают, где она работает? Снова станет позором семьи?

          Танька злилась два дня, потом позвонила домой, пользуясь скрытым номером службы: «Мама, здравствуй» - «Танечка! Ой, радость какая! А папы-то нет, в магазин вышел. Как ты? Когда приедешь к нам?» - «Не знаю, мама. Я пока не готова. Я работаю, у меня всё хорошо» - «Танечка, ну, хоть в гости зайди, порадуй стариков?» - «Мам, извини. Не хочу появляться в нашем дворе» - «Понятно… Может, тогда в городе встретимся? Где тебе удобно?» - «На Ладожском вокзале» - Танька ляпнула, не подумав, почему в мозгу возник Ладожский.
          «Хорошо! А, когда?» - «Завтра. Я уезжаю на каникулы, на работе дали отгулы».  Какие отгулы, что она несёт? - но говорила, лишь бы сказать. Мать уговаривала: «Доченька, родная, куда ты поедешь? Давай к нам, на дачу!»
          Танька вспомнила семейные праздники, растущую посреди дачного участка ёлку, которую обязательно украшали перед каждым Новым годом и обвивали светящимися гирляндами. Сугробы. Снегири на рябине. Гости. Мандарины. Лыжи… Хоть сейчас беги в такой знакомый и уютный мир! Она почти сдалась, назначив встречу на полдень, возле касс поездов дальнего следования.
          Часов с шести в офисе наступала тишина. Танька забилась на сайт поиска работы – действительно, хватит ублажать больных, которым не лечение важно, а свои фобии, пахнущие низкопробным адреналином.
          После смены заскочила домой, навела порядок в личных вещах, упаковала чемоданы, мелочи покидала в сумку, задвинула готовый к транспортировке багаж в угол, с собой захватила давно купленные подарки, которые хотела передать родителям с рассыльным-Дедом Морозом.

          Она приехала на вокзал на час раньше, вспомнила, что не завтракала и засела в кафе. Сидела лицом к эскалатору и чуть не подавилась пиццей: мимо проехали папа, мама и Василий!
          Родители поднялись к кассам, Васька остался на уровне с кафе и магазинчиками. Он не узнал невесту, да её бы никто из прошлой жизни не узнал, если не приглядываться. А Васька приглядывался, словно нутром чуял птичку, за которой охотился полгода.
          Спасла шумная толпа туристов. Таньке показалось – или правда? – что Васька поймал её взгляд, так он двинул в её сторону, но орава с гитарами стёрла её, растворила в пёстрой сутолоке.

          Танька оставила свёртки в камере хранения, на проспекте села в первую маршрутку, попросила телефон у сонной школьницы: «Разреши позвонить, мой разрядился, а я с родителями разминулась». Соня протянула нечто со стразами: Танька смутилась: «Я не знаю, как с этим обращаться. Набери, пожалуйста, номер, я продиктую».
          «Мама, извини, мне пришлось уехать раньше. В камере хранения подарки для тебя и папы. Поздравляю вас с Новым годом!»
          Зачем выговаривать людям, которые, по-своему, желают тебе добра? И, ведь надо же, Васька приехал с ними, а не Витус! Таньке стало так обидно, что, если бы не набитый пассажирами микроавтобус, разревелась бы в голос, как в детстве, получив от злого мальчишки не вкусную конфету, а пустой фантик.

          Машина, стоявшая перед подъездом, гуданула, напугав, дверь раскрылась, из салона кивнул Муратыч: «Сядь!» Танька влезла, пугаясь ещё больше.
          Муратыч закурил какую-то дрянь, ткнул сигаретой почти в лицо девушки: «Я знаю, что ты не спала. И ты знаешь, что я это знаю. С Алей у нас свои дела, а ты мне мешаешь. Но, есть предложение: твоя работа. Чудная кормушка. С компьютером ты ладишь, и только тебя папик допускает до кабинета. Мне нужна клиентская база. А, ты будешь отчитываться по всем, кто звонит и о чём говорит» - «Нет!» - «Да» - «Я никому ничего не скажу!» - «Ещё бы. Но, твоё безнаказанное существование меня нервирует. Заметь, я не предлагаю вариантов. Их нет. Позвоню после праздников. Свободна».



XXV

          Танька уже ждала звонков Шептуна. С ним было легко и просто разговаривать обо всём на свете.
          В эту смену, против обыкновения, он проявился вечером, и ненадолго: «Привет, тут такое дело – я завтра уезжаю и очень прошу тебя о встрече. Ты меня сразу узнаешь: с бородой, с усами. Подойдёшь, скажешь: «Привет, Сергей!»
          «Сергей?!» - «Да. Так, ты меня проводишь?» - «Провожу».

          Всю ночь одолевали раздумья: значит, Сергей устроил ей проверку на вшивость? Хотел удостовериться лично, правду ли ему сказала Алка? Надо полагать, результат эксперимента – положительный, иначе зачем ему раскрывать инкогнито?
          Танька запуталась в эмоциях, слишком везло ей на потрясения в последнее время.

          В вестибюле метро нетерпеливо поглядывал на часы Дед Мороз. Танька вспомнила: с бородой, с усами. Что за маскарад? Подошла: «Привет, Сергей!» Тот прогрохотал, вызывая эхо под сводом станции: «Здравствуй, красна девица! С наступающим тебя!» и извлёк из-за спины букет благоухающих лилий. «Спасибо, дедушка!»
          Дед Мороз подставил локоть кренделем: «Прошу! Куда пойдём? У меня есть пара часов».

          Он шагал медленно, прихрамывая, опираясь на посох. Танька силилась и не могла узнать голос. В ресторане спросила: «Бороду снимешь?» Снял. Танька глупо поразилась: «Ты – не Сергей!»
          Он внимательно посмотрел на неё: «То-то, я удивился, что ты согласилась на свидание. Разочарована?» Танька молчала.
          «Я, честно говоря, тоже представлял тебя иначе. Думал, явится мисс Шир» - «Разочарован?» - «Очарован! Такая милая и серьёзная девушка… с разбитым сердцем… Не переживай, в Новом году тебя ждут чудеса, что ни загадаешь – исполнится, обещаю!»
          «Почему ты в костюме?» - «Праздновать придётся в поезде, вот и развлеку честной народ. И, посох лучше, чем костыль. Я же больше месяца в больнице провалялся» - «А, что случилось?» - «Я работаю в недвижимости. В Питер послали посмотреть участки в ленобласти, проверить документацию. Однажды с партнёром задержались, а у него под селом со знаковым названием Горяны тачка заглохла. Ночью ни одна машина не останавливается. Замёрзли, выпили, и я захотел перекрыть дорогу – чтобы, точно, остановилась. Водитель сбил меня и уехал» - «Виновного задержали?» - «Куда там! Пронёсся как призрак, указав мне путь на тот свет, и сгинул» - «Ты сильно пострадал?» - «То, что я выкарабкался, стало сюрпризом для врачей. Более того, когда нога заживёт, я буду лучше прежнего» - «Лучше прежнего?» - «Мне многое пришлось передумать о своей жизни. Когда тебе говорят, что ты – не жилец, каждый день обретает особый смысл. Я понял, что был слишком упёртым, обижался на всякую ерунду, и сам обижал направо и налево. Сначала лежал, не чувствуя ничего, кроме боли, и ждал смерти. Потом стал мечтать, что бы изменил, если выживу. И так увлёкся, что забыл о смерти, а она забыла обо мне».

          Через два часа Сергей вздохнул: «Ну, мне пора. Я тебе позвоню» - «Не надо. Я там больше не работаю» - «Что так?» - «Материала для диплома хватит, пора сменить атмосферу» - «А, поехали со мной? У нас такая красота, отдохнёшь на каникулах!» - «Извини» - «Ну, тогда до свидания?» - «Прощай» - «Не нравится мне это слово!» - «Напрасно. Хорошее слово. Говоря «Прощай», человек просит другого не помнить обид и простить его за грехи вольные и неневольные».

          До вечера Танька проторчала в Интернет-клубе, выискивая вакансии подальше от Питера, с проживанием. Возраст, конечно, подводил, но она решила заявиться к работодателю, поставив того перед фактом своего присутствия, закосив под дурочку.
          Она подобрала пять вариантов, один другого дальше. Под бой курантов чокнулась со своими отражениями в трельяже, перемешала бумажки с адресами в наволочке и вытащила тот, что оказался сверху. Прочла, почесала левую бровь, хмыкнула и, поставив будильник на 9 часов, завалилась спать.

          Юрьевна, утром забежавшая узнать, почему Танька не участвовала в корпоративе, застала жиличку на чемоданах, высиживающую волшебную минутку «на дорожку».
          «Танюха, ты что это?!» - «Уезжаю» - «Куда?!» - «Далеко» - Почему?» - «Получила выгодное предложение. Заберите мою получку в уплату за комнату» - «Там больше, чем надо» - «Купите себе от меня подарок» - «Спасибо».
          
          «Юрьевна, я хотела предупредить насчёт Аллы».

          Из окна троллейбуса было видно, как ещё не нестерпимо яркое солнце, пьяно цепляясь за печные трубы, сползало в метрополию. Зависло на краю кровли Домжура, зачем-то зажгло фонари на чётной стороне Невского и, плюхнувшись в набирающее цвет утро, лениво поплыло вдоль Лиговки.
          Николаевский вокзал индифферентно раздвинул створки дверей. Девушка в кассе, узнав направление, улыбнулась: «Вам повезло! Только что сдан билет на единственное освободившееся место. Берёте?!» - «Конечно!» - «Счастливого пути!» - «С Новым годом!»











На фото: в музее Академии художеств.