Memento mori

   
    Зимним вечером  Петр Артамонов спешит в гости к приятелю. Сыплет сырой снег с дождем, и Петру хочется побыстрее добраться до заветного подъезда. Тропинка, напоминающая  оледенелый горный хребет, заставляет скособочиться и хромать, продвигаясь мелкими  шажками. Мучительное «восхождение» прерывает хрупкая старушка, внезапно проявляющаяся  на полотне серой мглы. Она идет спокойно, так же, как  лет восемьдесят назад, ровно держа спину и слегка приподняв подбородок. Каракулевая шубка и шляпка «в тон» сидят на ней безупречно. Приятное лицо оживляет легкий макияж.  Петр с удивлением узнает в ней соседку, которую давно не видел,  и считал (по старости) «не транспортабельной».
     - Добрый вечер, Софья Григорьевна! С Новым годом вас!  – любезно раскланивается  он. 
     Дождь льет ему за воротник, но вежливость побеждает временные природные катаклизмы, и он продолжает:
     – Как здоровье, как настроение?
     Соседка рада встрече, а, главное, собеседнику.
     - Спасибо, спасибо. Всё нормально, самочувствие по возрасту, как говорится.  Вот только пятнадцатого … Ну, сами знаете, - последнюю фразу она произносит   таинственно и многозначительно.
     Петр не знает. Он лихорадочно начинает вспоминать какие-либо события, связанные с этим числом, но на ум приходит только День рождения бывшего сослуживца. Софья Григорьевна, наблюдая замешательство соседа, пробует ему подсказать и, достав из кармана руку, обтянутую изящной перчаткой,  показывает пальцем в небо. Артамонов  поднимает лицо вверх и принимает на себя очередную порцию холодного душа.
     - Как же! – восклицает соседка. - Ведь спутник падает!
Внезапно в мыслях Петра, наполненных новогодней суетой, застольями и фейерверками, четко всплывает странное словосочетание «фобос-грунт». Что-то  он слышал в новостях, но напрочь забыл. Артамонову становится стыдно за свою отсталость,  и он озабоченно подхватывает.
     - Да, да. «Фобос-грунт». Конечно, конечно. А что, собственно, вас беспокоит?
     - ?! 
     От удивленного взгляда собеседницы  он ещё больше конфузится. Ясно, как день, человека  волнует многокилограммовая космическая штуковина, которая вот-вот шарахнет прямо по голове.
     - А  вы не гуляйте пятнадцатого, - пытается он исправить свою неловкость. – Дома посидите.
     - Дома? Так у нашего дома крыша плоская! –  возмущенно и в то же время беспомощно парирует Софья Григорьевна.
     Артамонов в полном нокауте. Он не в курсе  конструкции  крыши и «фобос-грунта».
     -  А какая должна быть?
     -  Вон такая, покатая! – Софья Григорьевна показывает на крышу  старенькой пятиэтажки, слегка прикрытой замшелым шифером. – По ней  он скатится,  а нашу -  насквозь пробьет.
     Промокший  Артамонов, уже не чаявший найти  путь к безопасному отступлению, радостно  воспаряет после такой интерпретации взаимодействия механических тел.
     - Да что вы, Софья Григорьевна! Не волнуйтесь, спите спокойно. Я эту крышу знаю. Мне в домоуправлении говорили. Сплошное  решето. Пальцем ткни – развалится. Наша-то гораздо прочнее.
     На лице соседки появляется неуверенная, но одобряющая улыбка, и Артамонов вновь  скользит по своим делам, удивляясь осведомленности  и изобретательности старческого ума.
     - Вот тебе и «memento mori», - приговаривает он, внимательно глядя под ноги. – Права Софья Григорьевна. О жизни надо думать. О жизни!