Глава 4 Мой педагог Мария Николаевна Ростропович

Владимир Гугель
      
      Главная польза для меня  от сотрудничества с  композитором – баянистом Патютковым   была в том, что обо мне узнали в Тамбовском музыкальном училище  Ведь он был преподавателем этого училища, и мы с ним часто репетировали там. Мой голос услышала  преподаватель вокала  Мария Николаевна Ростропович. Она предложила  заниматься  у неё.

      Это удивительная женщина, и я благодарен судьбе, что она свела меня с нею.
 Я занимался у неё  6 лет. Что характерно - совершенно бесплатно!  Раньше я уже упоминал, что тогда вообще всё, что касалось приобщения к культуре, было бесплатно. Был бы талант, любовь к искусству, да ещё желание трудиться, и,  пожалуйста, двери открыты!... Это  и преимущество той системы, и её недостаток: культура  была на «задворках» бюджета страны. Но это  в государственном масштабе. А энтузиазм  истинных её ценителей и служителей был огромный и бескорыстный.

      Марии Николаевне, когда я с нею познакомился, было около 80 лет, а может, немного и больше.  Стройная, невысокого роста женщина с платиновой сединой в волосах и  очень выразительными, блестящими карими глазами. Несмотря на этот возраст, её невозможно было назвать пожилой женщиной, настолько это была подвижная, полная энергии и творческого энтузиазма   дама. Её четвёртый муж,  которого я знал, был на 30 лет моложе её!
 
      Мария Николаевна была профессиональной оперной певицей (меццо-сопрано). До революции одно время пела в Мариинском театре и не только вживую видела великих итальянских и русских певцов, но и выступала с ними, была их партнёршей. Её коронной ролью была Кармен.
    
      Преподавала она увлечённо, темпераментно, бурно реагировала на непонятливость, ошибки своих учеников и, что особенно важно,  могла не только всё грамотно объяснить, но  и, как профессиональная  певица, показать всё  собственным,  всё ещё молодым голосом. Прекрасно помню, как, обхватив сзади   мои бока  руками,  она наглядно демонстрировала, как опереть дыхание на диафрагму, как  держать его,  как направлять звук в резонатор и т.д.,  словом, очень понятно учила всем этим тонкостям певческого мастерства.
 
       Имея природные вокальные данные и внимательно слушая её, невозможно было не запеть. А, занимаясь с молодыми студентками, особенно, разучивая оперные арии, Мария Николаевна могла любую из них спеть, да как молодо и сочно звучал её голос! 
   
      Она была, несомненно, из старой русской интеллигентной семьи, но из какого именно сословия, не знаю.  Тогда своё дворянское или купеческое происхождение все, кто имел к нему отношение, тщательно скрывали. Не было в стране Советов никаких бывших купцов или дворян, тем более, «графьёв да князей». В анкетах все старались писать «из рабочих», «из крестьян». Это сейчас все с большой охотой вспоминают своё знатное происхождение, и в России  теперь пруд пруди «родовитых» людей. Я сам-то в анкетах писал: «из рабочих», хотя мой отец всего полгода проработал токарем на Харьковском  заводе «Серп и Молот», и на этом его пролетарская карьера закончилась.  Но это так, к слову…

      Была ли Мария Николаевна в родстве, и в каком именно, с Мстиславом Ростроповичем, точно  сказатьне могу. Видимо, была. Тогда широкая публика о виолончелисте Мстиславе Ростроповиче, тем более, таком знаменитом, каким он стал впоследствии, ещё не знала.  Когда его имя  стало  известным,  я, естественно,  спросил у Марии Николаевны, кто он ей? Она ответила вопросом: «Это Славка-то?» и как-то небрежно махнула рукой. Больше о великом мастере я с ней не заводил разговора.

      Именно с Марией Николаевной   занятия вокалом были самыми успешными в моей жизни. Голос зазвучал, петь я стал свободно, перестал  орать, появилось «пиано». Свобода пения дала возможность вдумываться в текст и через вокал доносить до слушателей содержание и смысл исполняемых  вещей. Это проникновение в музыкальный и поэтический смысл произведения однажды довело меня до ужасного конфуза.
      В одном из самых крупных концертных залов Тамбова – в Клубе Железнодорожников проходило какое-то общегородское мероприятие, а после него, как всегда, большой сборный концерт. Я в нём исполнял  две вещи. Третья была приготовлена на «бис». Такие вызовы в концертах, где я выступал,  случались очень часто. Аккомпанировала мне на фортепьяно концертмейстер музучилища Люба Борер, прекрасный аккомпаниатор и чудесная женщина. Первым шел романс  П.И. Чайковского  «Я помню чудное мгновенье». Перед концертом, как всегда, распелся. Голос звучит. Настроение, как обычно  пред выходом на сцену, трусливо-волнительное. Успокаивался уже на сцене сразу после вступительных аккордов музыки. И вот они прозвучали. Начал я лирически, проникновенно, мечтательно;
«Я помню чудное мгновенье:

     Передо мной явилась ты,
     Как мимолётное видение,
     Как гений чистой красоты…»

     И тут пред моими глазами возникла картина старинной дворянской  усадьбы,  в глубине  парка беседка, а возле неё хрупкая, грустная барышня  с локонами, в платье по моде того времени – с завышенной талией.  Она прямо стояла у меня перед глазами. Я так ярко представил себе эту картину и  так  залюбовался ею! Я пел для неё, для этой романтичной девушки. И вдруг -  о ужас! – а  дальше-то что петь?!  Все слова  начисто вылетели у меня из головы. Стою, как столб,  и молчу. Люба в который раз играет мелодию с начала и после  фразы, которую я уже пропел.  Жестикулирует мне, громким  шепотом подсказывает слова, лицо у неё искажено. Но я ничего не слышу! Рояль находится в глубине сцены, а я стою у парапета и уже  вообще я перестал  что-либо соображать. Ступор! Затем стало тихо. Люба перестала играть. В зале мёртвая тишина. Ни шума, ни хлопков, ни, не  дай Бог, свиста, ничего! Я молча ушел со сцены. 
      За кулисами паника. Все недоумевают: что случилось?  Любочка в обмороке, а я … зарыдал! Началась истерика. Никогда, ни до этого случая, ни после, со мной  ничего подобного не было. Потрясение было такое, что думал – никогда больше не буду петь и не выйду на сцену. Оказывается, во всём опасен перебор, даже во вдохновении. Не зря существует понятие «актёрская техника»: актёр никогда не должен  погружаться в образ до самозабвения. Но я ведь не был настоящим актёром!

      У Марии Николаевны  учились чудесные молодые певцы: тенор Володя Горин, баритон Юра Морозов, бас Шишкин. Морозов после училища окончил консерваторию и (по слухам)  пел в оперных театрах Саратова и Свердловска.Учёба в Тамбовском музыкальном училище  подарила мне знакомство  и с другими  замечательными музыкантами. Это  концертмейстеры-пианисты: Эдуард (Эдик) Сергиевский и Люба Борер, о которой я только что упомянул. Директором  училища был прекрасный пианист и дирижер Глаголев Сергей Николаевич. Учебной частью заведовала образованнейший музыкант – теоретик Нина Емельянова. Когда мы уже уехали из Тамбова, в Москве была издана написанная  ею серьёзнейшая, огромная по размеру книга по теории музыки, по-моему,   в двух томах.  Об этой книге были хвалебные отклики, и не только в специальных, музыкальных источниках. За неё Нина Емельянова получила  какую-то, очень престижную премию. Их было две сестры  Емельяновы - Нина и Таисия. Обе – известные представители музыкальной, культурной  элиты Тамбова. 
    У Таисии было очень приятное сопрано, и мы с нею  сначала долго репетировали, а потом  в концерте исполнили дуэт Фауста и Маргариты из оперы Гуно «Фауст». Какая же это упоительная музыка, слова:

      Фауст:  -О, позволь, ангел мой
       На тебя наглядеться!
       О, позволь, ангел милый,
       Нагляде-е-е-тся!
При блеске звёзд ночных
Глазам не хочется
О, поверь мне, оторваться
От чудных глаз твоих

      Маргарита:  -Здесь так тихо, тихо так,
   Всё кругом тайной дышит,
   Чудных грёз ночь полна-а-а
   И полна любви!...

       И т.д.  Наши голоса, сливаясь, звучали прекрасно. Это был один из лучших дуэтов в моей исполнительской практике.

    Оба концертмейстера, Эдик и Люба,  аккомпанировали мне, где бы я ни пел, не только в музыкальном училище. Не имея никакого отношения к клубу МВД, они с удовольствием работали со мной  и   репетируя, и играя в любых концертах, где я пел, как представитель этого клуба.  И делали  это совершенно бескорыстно, без всякой дополнительной оплаты. Естественно,  и мои выступления не оплачивались.

    Но как-то мне по линии филармонии предложили петь   в платных  тематических лекциях-концертах, я ухватился за это предложение, как за спасительную соломинку: и петь хотелось, и заработать деньги – принести их молодой красавице-жене. Платили за  участие в таком концерте вполне прилично – 75руб. Для нас это было большое подспорье. А работа-то совсем несложная и очень даже приятная. И публика на этих концертах, не то, что в каком-нибудь сельском клубе – истинные любители и ценители музыки. Например, идёт лекция-концерт «Творчество Шуберта». Лектор долго читает  лекцию о знаменитом композиторе, о времени, в котором он жил, об особенностях его творчества. Немногочисленная публика внимательно, с удовольствием слушает, а я   иллюстрирую этого Шуберта исполнением его «Вечерней серенады»:

           Песнь моя, лети с мольбою тихо в час ночной!
           В рощу лёгкою стопою ты приди, друг мой!
           При луне шумят уныло листья в поздний час….    И т.д.

     Потом ещё одну-две вещи. А на следующий день в кассе филармонии получай денежки…

     Вершиной моего сотрудничества с  музыкальным училищем было участие в постановке оперы Рахманинова «Алеко» (по-моему, к какому-то  юбилею композитора). Оперу намечалось поставить на сцене областного драматического театра , с декорациями, костюмами, оркестром, дирижировать которым должен был С.Н.Глаголев. Я готовил партию молодого Цыгана. Представление состоялось, но уже без меня: мы уехали из Тамбова, возвратились в Харьков, а партию молодого Цыгана вместо меня  спел Володя Горин.

       Была ещё и такая   форма сотрудничества с музыкальным училищем: студенты- выпускники  с  хормейстерского отделения  часто приглашали меня  солировать с хором музучилища при сдаче ими государственных экзаменов.

       Так что,  в Тамбовском музучилище я чувствовал себя, как  в родной семье, и это очень обогащало мою жизнь и оставило в ней большой, светлый след.

  (Продолжение следует)