НЕЛЬЗЯ
Учителя русской словесности (так он любил называть свой предмет) Адама Курбановича сельчане прозвали «урус шептуном» за то, что он часто разговаривал сам с собой и только по-русски.
Он до глубины души и всем сердцем был увлечен классным предметом, которого преподавал более тридцати лет. Порой, даже к скотине обращался на русском.
Каждый зимний день он в той же одежде (костюме и в галстуке), в которой ходил на работу, водил скотину на водопой. При этом умудрялся не пачкаться, потому что передвигался легкой поступью, осторожно ставя ногу, чтобы не испачкать обувь. Бытовало мнение, что он ботинки зимой и в грязь мажет специальным составом, чтобы к ним не прилипали снег и грязь.
Годовалый рыжий бычок, принюхавшись к гениталиям старой коровы, сделал попытку запрыгнуть на нее.
Адам Курбанович прервал декламацию посвященных наступлению весны стихов и ударил бычка по носу.
- Нельзя, Гондурас, нельзя, - отцовской заботой прозвучал его голос и пригрозил прутом.
Тихонько урчала струя, ниспадая с желоба в, окаймленную тонким прозрачным слоем льда воду. Старая корова жадно напивалась влагой большими затяжными глотками и была безразлична ухаживаниям бычка, и равнодушно шевелила хвостом.
Мужская особь предпринял очередную попытку запрыгнуть на старую корову.
- Нельзя, - снова угостил учитель "словесности" скотину по морде хлестким ударом прута.
Бычок был неугомонен. Снова принюхался под хвост коровы.
- Я же сказал тебе – нельзя-я-я, - как педагог обратился он к скотине.
Но Гондурас ничего не хотел слышать.
Тогда Адам Курбанович из всей силы ударил его, аж прут обернулся вокруг носа кольцом.
- Я же сказал; нельзя. Она же твоя мама, - и голос его прозвучал таким назидательно-воспитательным тоном, будто он говорил на уроке с непослушным учеником.
Бычок отошел недовольной миной и стал пить воду.
Адам Курбанович улыбнулся, хотя был уверен, что не его слова и хлесткий удар по ноздрям успокоили бычка, а то, что мама не дала ему повода.
Он никогда не переставал быть педагогом и незаметно этим гордился.