Я наблюдал, как солнечный восход
Ласкает горы взором благосклонным.
Потом улыбку шлёт лугам зелёным
И золотит поверхность бледных вод.
Шекспир.
Алиенна одна сидела на облаке и смотрела на Землю. Вот уже несколько дней она не видела Лесли, и если честно, скучала. Она и не заметила, что привязалась к нему.
Его ирония и шутки перестали раздражать светлого ангела. Много раз она твердила ему, чтобы он ушёл и оставил её в покое. И вот теперь скучала, и только маленькая девочка, там внизу, разгоняла её грусть.
- Лесли, где ты? – тихо прошептала она, – не бросай меня. Ведь мы две половинки одного целого.
Детский садик для меня теперь превратился в сплошную пытку. Слово НАДО хищной птицей висело над моей головой, мешая жить, мешая дышать, мешая радоваться жизни. Надо идти в садик, а так хочется остаться во дворе и играть с Женькой в разные игры.
На прогулке я старалась спрятаться ото всех, закрывала глаза и начинала думать о мальчишке Вспоминала его тёмные глаза, его улыбку, его голос, наши игры и путешествия.
Ни одна игра во дворе не проходила без Женьки. Все дети тянулись к улыбчивому смуглому мальчику. Он разбирал наши маленькие конфликты и ссоры. При нём не хотелось драться. Он увлекал нас игрой или полезными делами. Мы пропалывали цветы, приносили воду для огорода, складывали дрова, убирали мусор...
Потом Женька выносил баян. Наступали самые счастливые минуты. Даже старушки на крылечке переставали перемывать всем косточки. слушая звонкий мальчишеский голос. С годами забылся его голос, но песни и ощущение счасться всегда со мной, когда меня обнимают вечерние сумерки воспоминаний.
Когда его не было во дворе, все замирали в ожидании. Сейчас я могу сказать, что он стал для нас кумиром, старшим братом, детским вожаком.
В садике мои глаза часто были на мокром месте, и мне это не нравилось. Томительное ожидание вечерней встречи растягивало день, и он казался бесконечно длинным.
Закадычный друг знал мои укромные места и всегда находил, если воспитателям вдруг хотелось, чтобы все дети приняли участие в игре. Однажды он нашёл меня и сердито зашептал.
- Сидишь тут одна, а мы сейчас загорать будем.
- Как это?
- Надежда Филипповна вынесла белые простыни и постелила их на деревянном полу веранды. Я за тобой пришёл. Идём, а то тебя ругать будут.
- Идём, - вздохнула я и поплелась за другом к нашей беседке.
В жаркий летний день мы гуляли в панамах, трусиках и сандалиях. Я старалась не выходить на солнце. Солнышку не нравилась светловолосая девчонка, и оно всегда старалось поджарить мою нежную кожу, а это было очень больно.
Воспитатели решили устроить нам воздушно-солнечные ванны. Две старшие группы должны были раздеться и пролежать на солнце пятнадцать минут. От страха, что я могу обгореть, замешкалась и когда сняла трусики и сандалии увидела, что для меня не осталось места.
- Дети сдвиньтесь, - попросила Надежда Филипповна.
Осторожно ступая по белой простыне, отправилась к одному свободному месту и облегчённо вздохнула. Я буду лежать рядом с Колькой. Легла на живот и посмотрела на друга.
- Представляешь, мы можем загореть, и будем такими же, как Женька, - прошептал он.
- Мне никогда не стать такой чёрной как он.
- А если долго - долго загорать?
- Я стану как варёный рак, и кожа слезет…
- Дети не разговаривайте, лежите тихо, отдыхайте. Вы сегодня много играли и бегали.
Мы замолчали, и я стала думать о Женьке.
Вечером с Таней отправлюсь за сараи на маленькую полянку сплошь затянутою зелёной мокрицей и подорожником. Женька станет показывать нам новые приёмы. Мы будем бороться, сидеть на нём верхом, визжать от счастья, что уложили его на лопатки. Женька будет смеяться и сбрасывать нас, а мы снова и снова стараться опрокинуть его на спину.
Размечтавшись, я не услышала, как воспитатель попросила всех перевернуться на спину.
- Ты что уснула? - услышала над самым ухом, - переворачивайся, а то сгоришь.
Переворачиваясь на спину, обратила внимание, что справа от меня лежат девочки, а слева мальчики. И тут пришло понимание, что мы совершенно разные и совсем не потому, что девочки носят платья, а мальчики шорты. Новое открытие меня совсем не обрадовало. Женька не такой как я. Он такой, как все эти мальчишки, как мой друг Колька.
Вторые пятнадцать минут пролетели очень быстро. Я сидела на простыне и с грустью смотрела, как мальчишки надевают трусики. Мне хотелось убежать, спрятаться и вдоволь поплакать.
Забирая меня из садика, мама обратила внимание на мою грустную мордашку.
- Удивительно, Елка, ты не задала мне сегодня ни одного вопроса.
- У меня их очень много, я не знаю с чего начать.
- Вечером я отвечу на все твои вопросы.
- Хорошо, вечером.
В большом волнении, дождавшись Татьяну, отправилась на любимую полянку. Женька уже ждал нас. Сердце у меня прыгало в груди, словно горох в погремушке.
- Приступим к занятию. Самое больное место у мальчика, это пах.
От этого известия улыбка слетела с моего лица.
- Если удар будет неожиданным, а от вас вряд ли кто-то ожидает именно этого удара, у вас будет преимущество. Пока мальчишка приходит в себя, вы можете сбежать. Елка подойди ко мне.
Я подошла и молча встала напротив Женьки.
- Учись.
Женька взял меня за руки, притянул к себе, и его колено тут же оказалось у меня между ног.
- Запомнила?
От неловкости и смущения я как воды в рот набрала.
- Не поняла? Тогда показываю ещё один раз.
И снова его колено у меня между ног.
- А теперь попробуйте друг на друге, осторожно чтобы синяков не наставить.
Больше часа он отрабатывал с нами этот приём, а когда ему показалось, что мы уже запомнили, встал напротив меня и попросил повторить.
- Не бойся.
А я боялась, очень боялась сделать ему больно.
- Татьяна, может быть, ты попробуешь?
Подружка, не мало не смущаясь, подошла к Женьке да как… Я от страха даже глаза закрыла.
- Молодец. Елка смотри, как Татьяна научилась расправляться с мальчишками.
Я открыла глаза и увидела, как Женька в последний момент увёртывается от удара.
- Я ведь знаю, что вы меня ударите.
После Татьяны я тоже попробовала нанести Женьке удар.
- Елка, у тебя получается не хуже, чем у Татьяны.
Женька сел на траву. Татьяна с визгом набросилась на него, чтобы положить на лопатки и я, позабыв всё на свете, включилась в эту игру. Мы ещё долго возились и барахтались на мягкой траве.
В августе вечера становятся короткими, и густые сумерки разогнали нас по домам.
Весь вечер вместо сказки я задавала маме вопросы, и она мне обстоятельно на них отвечала.
С первыми лучами солнца я сижу на качелях и смотрю на Женькины окна. Интересно, во что он придумает играть в этот воскресный день.
В казаки-разбойники? Нет, мы совсем недавно в них играли. В сыщиков? В стрелки? В цепи? Эти игры очень интересные. Нужно много думать и много бегать. А может быть, мы опять отправимся в поход?
Скрипят качели. Во двор выходят дети. Я спрыгиваю с качелей, пусть мои друзья покачаются. Ожидание становится невыносимым. Женька так и не выходит на улицу. Нина выносит карандаши и бумагу, Я тоже бегу домой за карандашами и бумагой. В беседке за большим столом приступаем к рисованию. Я рисую мальчишку на лошади со шпагой в руке.
- Подари, - просит Колька.
Я, правда, рисовала для Женьки, но готова подарить рисунок верному другу.
- Держи.
- Можно я дорисую крепость.
- Рисуй.
Мои глаза всё чаще и чаще задерживаются на Женькиных окнах. «Куда ты пропал», - шепчут губы. Мне без тебя так грустно, так одиноко. За три летних месяца, я так привыкла, что ты рядом…
- Идём качаться на качелях, - тянет за руку Колька.
- Не хочу.
- Идём в овраг пускать кораблики.
- Не пойду.
- В лапту будешь играть, или в пекаря, в вышибалы…
- Идём прыгать на скакалке, - предлагает Валя.
- Коля, что ты хотел?
- Ловить солдатиков.
- Идём.
Я достаю из кармашка шорт спичечный коробок и иду с мальчишкой ловить солдатиков.
Длинный, резиновый день подходит к концу, а завтра день будет ещё длиннее, ведь только вечером после садика я смогу встретиться с Женькой.
Поздним вечером, не встретив, Женьки я решаюсь задать маме вопрос.
- Елка, они переехали на другую квартиру. Разве Женя тебе ничего не сказал?
- Нет…
Теперь я знаю, что такое горе.
Это когда в груди у тебя пульсирует и бьётся живой комок. Он хочет вырваться наружу, но у него ничего не получается. Ни слезы, ни уговоры не могут заставить комок не биться и не стучать.
Иногда комок перебирается в голову и начинает стучать в висках. От этого хочется закрыться подушкой и лежать тихо-тихо, как мышка. Ведь когда ты маленький, то и комок боли маленький.
Мне плохо, очень плохо и я не могу объяснить почему мне плохо. Я просто не понимаю что со мной. Жила, радовалась, смеялась, играла во дворе с детьми. Сейчас не могу радоваться, не могу играть, Часть меня оторвалась, самая лучшая часть, и Женька унёс её с собой. Унёс навсегда. Как мне теперь жить без второй половинки?
Разлука хищной птицей накрыла меня с головой. Белые, голубые, розовые, желтые краски дня окрасились в густой красный цвет боли.
Я без напоминания рано ложилась в постель и не хотела утром просыпаться. Каждую ночь мне снился Женька. Моя душа и сердце во сне были рядом с этим черноволосым мальчиком. Проснувшись, я рукой пыталась коснуться его, не находя, в слезах засыпала вновь.
- Мамочка, помоги, мне больно, очень больно.
- Доченька, посмотри вокруг. У тебя столько друзей.
- Друзей много, но Женьки нет, и никогда не будет…
Я понимала, что он совсем чужой мне мальчик и не может остаться со мной. У него есть папа и мама, и скоро родится сестрёнка. Но у меня ведь нет папы, нет сестры, и никогда мама не родит мне братика. А даже если и родит, он всегда будет младше меня. Никогда не защитит и не поможет.
Я в тоске одна бродила по незнакомым улицам в надежде встретить Женьку. Ещё один раз прижаться к нему, почувствовать, как он гладит меня по голове, как шепчет, что девочки могут плакать, и я плакала, Плакала навзрыд долго и безутешно. Приходила домой с опухшими глазами вся в пыли и репьях.
Где ты заблудился продавец счастья, почему не приходишь? Мне всего-то нужен маленький кусочек, чтобы взрослые нас не разлучали.
Продолжение следует.
http://proza.ru/2012/02/06/1073