Его звали Сима...

Марина Проскурина
                Его звали Сима

-Мне немножечко вон той колбаски, -  робко попросила я продавщицу.
-Кошке, что-ли? – продавцы почему-то не любят отрезать мало продуктовых изделий.
-Нет, себе, - стыдливо уточнила я и сочла нужным пожаловаться: - Нет кошки, померла…
-Извините, - к моему удивлению женщина оказалась довольно чутким человеком. При наличии такого скопления покупателей трудно быть не только вежливым.

Я вышла из магазина на суровый январский мороз, и мне стало беспредельно жалко себя  от этого чуткого, а возможно  машинально брошенного   слова «извините»…

На самом деле, это был кот, а не кошка. Но я, подшучивая над его неопределённостью в жизни (кот подвергся кастрации в молодом возрасте за отвратительно наглое поведение к чужим котам), иногда позволяла себе называть его кошкой. Да не всё ли равно, кот или кошка? Главное, что это родное, милое существо бежало бы  мне  навстречу по лютому январскому морозу и встречало бы так, словно не виделись мы, по меньшей мере, сто лет. И пока мы шли в подъезд, кот оглядывался  на меня и проверял, иду ли я послушно домой или надумала свернуть куда-то  ещё, одновременно      успевая   рассказать все свои кошачьи  опасения о том, как ему было тревожно и одиноко в ожидании меня. И теперь он дождался, и теперь мы снова вместе…Мы будем сидеть на диване бок о бок, он будет нежно стрекотать, рассказывая о том, как любит меня… Затем решит взобраться мне на колени и время от времени  будет мешать  вязать. А когда  колени совсем затекут, я, извинившись,  его спихну…  А потом он сядет у ванной комнаты и будет настаивать на том, чтобы я открыла дверь и открыла ему кран, хотя ковш с водой стоит рядом, на полу. И я закричу в гневе о том,  когда же этот гнусный кот даст спокойно мне посидеть во благе после трудного рабочего дня… А когда я закрою дверь ванной, он будет время от времени настойчиво требовать новых действий с моей стороны, привлекая  внимание к себе громким и наглым мяуканьем…

А утром, собравшись на работу, я обнаружу животное в ванной, на стиральной машине. Он делает вид, что спит, пушкой не разбудишь (а на самом деле, чуть приоткрыв глаз, наблюдает за мной) и тревожить его нельзя ни в коем случае. Но я, через силу заставляя себя быть жёсткой, что удаётся  мне хуже всего, извиняюсь перед котом, и выпихиваю его через балконную дверь… Он успевает произнести знакомый мне звук, выражающий несогласие,    а я быстро убегаю, оправдываясь перед собой: «А вот гадить не надо было дома!»

Пока я буду на работе, кот будет истошно орать весь день, заглядывая через окно на кухню, и надоедая своими воплями соседям. Затем, во второй половине дня, займёт  удобную позицию на улице, чтобы  встретить меня,  идущую с работы, причём встретить каждый раз неожиданно для меня и громко. А когда я почему-то не вижу родной кошачьей мордочки, зову его, не стесняясь,  на весь двор.  И он бежит ко мне, громко  и часто мяукая. «Ты мой славный, ты мой хороший… Как дела? Тебя никто не обижал? Сейчас мы пойдем домой, откроем дверь, сейчас…», - приговариваю я. А может, говорю что-то ещё… И пусть кто-нибудь слышит, пусть думают, что я немного  ненормальная, пусть. А у нас опять  радость встречи и опять  его долгие рассказы  о таком длинном  дне, когда рядом не было меня, его хозяйки.

Я думала, он всегда будет со мной, мой старенький, сиамский дружок.  Не могла и мысли допустить о расставании. Но ничего не бывает навсегда. Заболев, он  умер на второй день нового года.  Его звали Сима…