До 1917 года наша страна была Великой Российской империей, а в 1924 стала СССР.
Раньше Грузия была окраиной и провинцией этой великой империи, а теперь стала Советской социалистической республикой в составе СССР. Так и называлась Грузинская ССР.
Весной 1925 года дед Матвей, которому тогда было всего лишь 30 лет, ехал на поезде в Грузию. По партийной путёвке работать на сталелитейный завод.
Ехал он с Брянщины, где родился и вырос в рабочем посёлке.
Дед Матвей участвовал в гражданской войне. Он был бойцом Красной армии и воевал на стороне коммунистов против казаков.
В Красной Армии он вступил в партию.
Сталелитейное дело он знал с детства. Он вырос в рабочем посёлке при сталелитейном заводе.
И вот теперь партия направила его работать в Тбилиси, на сталелитейный завод, поднимать народное хозяйство.
Дед Матвей был тогда красивым, крепким молодым мужчиной. Дисциплинированным и ответственным рядовым коммунистом, бойцом Красной Армии и победителем в Гражданской войне.
Вот какой был наш дед Матвей.
Он ехал на поезде. Ночью ему приснился сон. Будто бы его поезд проезжал по мосту через реку. И видит он, что на мосту стоит девушка. Молодая, красивая. Он, будто бы, и спрыгнул с поезда. Подошёл к этой девушке и смотрит ей в глаза.
Проснулся он утром и думает: какая мне красивая девушка приснилась!
Приехал он в город Тбилиси. Пришел в правление своего завода, положил свою партийную путёвку на стол начальнику.
Его распределили жить на квартиру.
Квартира находилась в частном доме на окраине Тбилиси, совсем недалеко от завода.
Его встретила хозяйка квартиры. Глянул он и обомлел: стоит напротив него та самая девушка, которая ему приснилась!
Русская девушка, никакая не грузинка!
Её звали Александра и была она вдовой с маленьким сыном.
Конечно, Матвей женился на Александре. Стал передовиком производства! На Первомайской демонстрации носили его портреты, как заслуженного коммуниста, бывшего красноармейца и передовика производства!
Александра не работала. Она родила деду Матвею двоих детей: первую – девочку, второго – мальчика. У неё было полно дел по дому и уходу за детьми.
Она сама родилась и выросла в Грузии, в русской семье. Вся её семья принадлежала к секте Молокан. Это что-то вроде баптистов. Вроде христиане, но не православные, не католики. Церквей не строят, ходят на какие-то свои собрания.
Ну и пусть себе ходят. Дед Матвей не запрещал своей жене Александре ходить на эти их собрания. Хочет – пусть ходит. Несознательность Александры, её религиозность не мешала деду Матвею любить её. Конечно, плохо, что его жена – несознательная верующая женщина. Он знает, что плохо. Но она – беспартийная, а беспартийные имеют право верить в бога. Вот так.
А сам дед Матвей был коммунистом и атеистом. Человеком очень сознательным. Заслуженным передовиком производства.
А, возможно, скоро он станет начальником цеха. Потому что нынешний начальник – жирный грузин Шалико плохо справляется со своей работой.
Но грузин Шалико не собирался расставаться со своей руководящей работой.
Ещё чего!
Приезжают тут всякие русские красные бойцы и становятся ударниками труда, а их портреты носят на демонстрациях, про них пишут в газетах хвалебные статьи, да ещё и норовят отдать им руководящую работу.
И грузин Шалико поставил вопрос ребром: если ты Матвей – сознательный коммунист, то ты должен развестись со своей женой-сектанткой-молоканкой. И точка.
На собрании коммунистической ячейки завода грузин Шалико выступил с обличительной речью против деда Матвея.
- Некоторые не вполне сознательные товарищи женаты на верующих женщинах. Не должен коммунист жить с сектанткой! Он должен либо развестись с ней, либо его надо исключить из партии! Пусть он сам выбирает. Разведёшься ты или не разведёшься?
- Не разведусь, - мрачно ответил дед Матвей, - у нас двое детей. Как я разведусь?
- Тогда ставим вопрос на голосование: Кто за то, чтобы исключить несознательного коммуниста из партии?
Деда Матвея исключили единогласно.
И больше никогда не носили его портретов на демонстрациях и не присваивали ему звания ударника коммунистического труда передовика производства. И, конечно, не назначили его начальником цеха вместо жирного и ленивого грузина Шалико.
Когда началась Великая отечественная война, его не взяли в армию, а оставили работать на заводе, который лил броню для танков.
А кого ещё можно было оставить, кроме него? Кто ещё лучше него работал, кто был умнее, проворнее, сметливее и сообразительнее?
А по законам военного времени – попробуй, не выполни партийного задания по производству брони для танков! Все начальники сразу же будут отправлены в места не столь отдалённые! Военное время!
И кто же работать будет, кроме деда Матвея? Только он один и мог справиться с выполнением плана! Хоть он теперь и не ударник коммунистического труда. Не сознательный. И не член партии.
С его родины, с Брянщины, приходили страшные письма о голоде и лишениях, которые переносили его родные во время войны.
А у них, в Грузии, было ничего, не так уж и голодно.
Он несколько раз ездил к себе, на родину, привозил своим родным – сестре и родителям – мешки с мукой, с кукурузой, подсолнечное масло и даже сахар!
У его сестры была маленькая дочка – Иринка.
И хотя у деда Матвея была собственная дочь, но почему-то Иринка, которая была младше его дочери на десять лет, запала ему в душу, очень нравилась.
Весёлая и лёгкая девочка была. Всего-то семь лет от роду, а как с ней рядом становилось весело!
Иринка была очень сметлива и трудолюбива. Время было голодное, военное, и, как только начиналось лето, и в окрестных лесах появлялись ягоды, грибы, орехи, Иринка каждый день с утра бежала в лес, за припасами на голодную зиму.
- Как ты отпускаешь её? - спросил сестру дед Матвей, - с ума, что ль сошла? Леса-то у нас здесь – медвежьи, не дай бог встретит медведя, ведь беда будет, погубишь ребёнка.
- Ничего с ней не случится, - спокойно ответила ему сестра, - она не одна ходит, их там ребятишек – целая толпа, они сами любых медведей распугают. И, потом, ты знаешь, её медведи не трогают.
- То есть, как это не трогают?
- Да так. Я однажды с ней в лесу грибы собирала. Давно, ей года три всего было. Я сижу на полянке, отдыхаю, а она ходит, цветочки нюхает, и вдруг – слышу – треск, идёт кто-то. И на поляну вышла медведица с двумя медвежатами. Остановилась и смотрит на нас. Я сижу – не жива, не мертва. А Иринка спокойно идёт прямо к зверю. Подошла совсем близко. У меня сердце в пятки ушло, сижу я и не шевелюсь. А медведица посмотрела на неё, повернулась и ушла, уведя своих медвежат.
Матвею нравилось поговорить с девочкой.
- Дядя Матвей, - говорила ему Иринка, - ты какой молодец! А, правда, ты был бойцом Красной армии?
- Был!
- А я, дядя Матвей, когда вырасту, тоже буду бойцом Красной Армии! Я саблю возьму и на казаков пойду! Смотри, дядя Матвей! Вон – там казаки скачут! Вон! Видишь?
- Да где же?
- Да вон! Вон, смотри в окно! Видишь, огоньки горят? Это – казаки скачут!
- Да разве ж это казаки? Это ж звездочки горят!
- Да нет же! Дядя Матвей, это – казаки скачут! И я с саблей, на коне, прямо на них
скачу! Видишь, я скачу! Я их всех саблей порубаю! Дядя Матвей, а сабля у тебя есть?
- Есть!
- А где же она?
- А дома у меня, в Грузии, в городе Тбилиси!
- А где это – Тбилиси, дядя Матвей? Далеко?
- Далеко!
- А ты туда снова поедешь?
- Снова поеду!
- А потом снова нам муки привезёшь?
- Обязательно привезу!
- И сахару привезёшь?
- И сахару привезу! И даже я тебе шоколаду привезу!
- А что это такое – шоколад?
- А ты не знаешь? Не пробовала никогда?
- Нет, дядя Матвей, не пробовала!
- Ну, так я тебе привезу!
И он действительно привёз ей шоколаду. Года через два, почти в самом конце войны.
Иринка чуть подросла, но была худенькой, истощенной. Голодно, голодно…
Иринка впервые увидела шоколад. Она, не секунды не задумываясь, откусила от плитки. Шоколад обволок её язык, нёбо. Он растекался по всем её внутренностям невероятной сладостью, умопомрачительным, неповторимым вкусом.
Она перекатывала и перекатывала во рту кусочек этого райского наслаждения, а дед Матвей смотрел на её лицо, и удивлялся красоте этого лица.
Дёд Матвей почти двадцать лет прожил в Грузии. Он обожал свою жену, заботился о своих детях. Он не обращал особенного внимания на других женщин, и ему всегда казалось, что русские женщины гораздо интереснее и красивее грузинок.
Но иной раз, среди грузинских женских лиц, он видел лица удивительной, неповторимой красоты – чуть вздёрнутые к вискам глаза, чёткие, тонкие брови, прямой изящный нос, большие, чётко и ярко очерченные губы, ослепительная кожа, и чёткая, ясная линия подбородка.
И вот у его племянницы Иринки было именно такое лицо. А глаза были – светло-серые, не чёрные, не карие. Светло-серые и лучащиеся. И от этих лучащихся глаз, лицо её было ещё прекраснее, чем у любой, самой раскрасивой грузинки.
***
Наступил 1956 год. Иринке исполнилось двадцать лет.
Она была довольно высокой, крупной девушкой. К 1956 году народ после войны понемногу отъелся, пополнел.
Пополнела и Иринка. Её попа стала большой и толстой, а ноги – грузными, немного косолапыми.
Она работала в колхозе, вкалывала на полях нашей необъятной Родины, не получала за это никаких денег, почти не знала отдыха и досуга.
Работая по десяти-двенадцати часов в день в поле, рано по утрам она бегала прочёсывать окрестные дремучие леса – за грибами, за ягодами.
Припасы нужны на зиму, припасы! Уж она-то знает, что такое голод, что такое жизнь без припасов… Уж она-то знает…
Приехал в гости дядя Матвей.
Она так ждала его! Шоколад! Дядя Матвей привезёт из Грузии шоколад
Грузия и шоколад. Тбилиси и шоколад… Там в Грузии – кругом шоколад. В городе Тбилиси – шоколаду много… Шоколад и Грузия – это что-то очень близкое…
Дядя Матвей снова привёз ей шоколад.
Он смотрел на её лицо. Она держала во рту кусочек шоколада. И не торопилась глотать его. А глаза её лучились всё больше и больше.
- Пропадёт тут у вас, в вашей глуши девка, - сказал дядя Матвей своей сестре, - пусть едет ко мне в город, в Тбилиси. Мы её там замуж выдадим, моя Александра найдёт ей мужа. У них в секте полно русских молодых мужиков. Будет в городе жить, как человек. Моя дочка в буфете работает. Пристроит её к себе в помощницы. Работа хлебная, сытная, денежная. Жить будет, как человек.
- А и то, Матвей, - ответила ему сестра, - пускай едет, чего тут, в деревне, прозябать? Пускай едет.
Так мама Ира оказалась в городе Тбилиси.
***
Сестра Зина, дочка дяди Матвея, работала в буфете, в Тбилисской Филармонии. Ей нужна была сменщица, и она пристроила свою сестру работать в смену.
Работа была хлебная, доходная. Ира характером обладала легким и весёлым. Она быстро освоила грузинский язык, подружилась со всеми вокруг, училась готовить грузинские блюда, а у одной знакомой армянки научилась варить очень вкусный кофе.
В те советские времена Тбилиси был очень интернациональным городом. Там жило много русских, армян, курдов, азербайджанцев. Вражды между ними не было, но они и не особенно смешивались между собой, смешанные браки были редкостью. Все жили диаспорами.
Почти сразу же ей нашли мужа – молодого русского парня, который работал шофёром-дальнобойщиком.
Ирина родила двух детей. Старшего сына – Сашку, и девочку Наташу.
Её семья жила зажиточно. Даже богато по тем временам.
Ирина была сметлива и сообразительна. Она изучила местные нравы, понимала, как надо себя вести, чтобы ни с кем не конфликтовать, и научилась извлекать всю возможную выгоду из своей работы буфетчицей.
Грузины – весёлые люди, с чувством юмора. Но при этом заносчивые, обидчивые. Ирина научилась пошутить с ними, умела угодить покупателям. Не обидеть их, не оскорбить их гордости.
Постепенно она научилась с легкостью и ненавязчиво обсчитывать.
Грузины – народ гордый. Если их обсчитывать, то они, как правило, шум не поднимают. Чтобы никто не подумал, что они – бедные. Что им жаль нескольких рублей, на которые их обсчитали? Да не жаль! Ерунда какая – несколько рублей
Ира это быстро поняла и с изяществом пользовалась этим то ли достоинством, то ли недостатком грузин. Женщин обычно не обсчитывала, а мужиков – всегда. И всё было отлично.
Ира также быстро поняла, что с грузинскими мужчинами нужно держать ухо востро. Проявляя приветливость и весёлость, она никогда никому не давала ни малейшего повода пристать к ней. Короче, держала мужиков на расстоянии. И её уважали. У неё была отличная репутация.
Годам к тридцати шести, когда её дети уже подросли, она расцвела и похорошела.
И тут в её буфет при Филармонии начал частенько захаживать солидный грузин, старше её на десять лет, одинокий мужчина, бездетный вдовец, очень необычной и редчайшей профессии – он работал настройщиком сложнейшего музыкального инструмента - органа. Звали его Тенгиз.
Он приходил к ней в буфет и подолгу сидел там. Они частенько переговаривались, шутили. Она варила для него кофе.
Она ему очень нравилась. Он приходил к ней буфет и всё смотрел и смотрел на неё. И никак не мог насмотреться на её лицо, так оно ему нравилось.
Его очень удивляло, что эта абсолютно русская женщина так похожа на очень-очень красивую грузинку. Но – глаза! Серо-голубого цвета! Как необычно!
И он всё смотрел и смотрел на её светлые серо-голубые глаза, чуть вздернутые к вискам, на чёткую лепку подбородка, чуть-чуть выдающегося вперёд, прямой изящный нос, пухлые губы, отличную белую-белую кожу и крепкие ровные зубы.
Лицо имело выражение приветливое и одновременно волевое.
А сама мама Ира была полной, аппетитной женщиной в самом соку.
Только ноги у неё были грузноватыми для её фигуры. И хотя она двигалась проворно и легко, но Тенгизу она всё равно напоминала симпатичного немного неуклюжего, косолапого медвежонка, и от этого нравилась и умиляла его ещё больше.
Так он ходил и глядел на маму Иру очень долго, почти год. Он уже хорошо узнал её детей. И её мужа. Муж-то ведь был! Живой муж, нормальный русский мужик, шофёр-дальнобойщик.
Муж был, и был он не дурак. Он прекрасно видел, что этот солидный грузин, известный настройщик органов, очень уважаемый человек, запал на его жену.
Он ревновал. И их семейная жизнь дала трещину. Отношения расстроились.
А Тенгиз вскоре сделал Ирине предложение. Ирина приняла решение – развестись со своим мужем и выйти за Тенгиза.
Вместе со своими двумя детьми от первого брака переехала жить к нему, в его отличный, престижный двухэтажный дом в центре Тбилиси.
Они любили друг друга, Тенгиз и Ирина. И жили очень легко и весело. В полном достатке. Ира продолжала работать в различных буфетах. Она и делала основную часть их семейного бюджета.
А Тенгиз был человеком очень солидным и уважаемым. Он ездил не только по всей стране, но и по многим странам Европы – настраивать органы. Специалист он был первоклассный и обладал совершенным музыкальным слухом.
Они были уже людьми не слишком молодыми, ей – тридцать шесть, ему - сорок шесть. Однако они родили двоих совместных детей, старший сын – Гиви, и младшая девочка – Нино.
Так и жили, с четырьмя детьми, счастливо, весело, в полном достатке.
Если только не считать мать Тенгиза и его сестру Манану – золовку Иры.
Уж как они Иру ненавидели! И ревновали.
Ира, однако, приворовала на своих работах огромный шкаф-холодильник, предназначенный не для домашнего использования, а для буфетов и ресторанов.
В то время, когда многие продукты трудно было купить, её холодильник был постоянно набит всякой всячиной, самыми редкими и дефицитными продуктами – для Иры не было никаких проблем всё это принести домой.
Свекровь и золовка Иры благополучно пользовались этими продуктами. Вся их родня тоже паслась возле Ириных припасов.
Ира стирала на всех, мыла полы в доме.
Она не расстраивалась из-за свекрови и золовки. Не спорила, не реагировала на колкости. Не допускала скандалов и ссор с ними.
Она всё успевала, у неё всё получалось. И они с Тенгизом обожали друг друга. Им было очень хорошо вместе.
Её первый муж начал спиваться. А потом он сгорел. В его квартире случился пожар. И он сгорел. Погиб.
Старший русский сын Сашка ушёл в армию в восемнадцать лет. Он не любил Грузию и мечтал вырваться оттуда.
Ему повезло, его войсковая часть находилась в Подмосковье. Он нашёл себе невесту, женился и остался там жить. Закончил заочно институт.
Поскольку он родился в Грузии, у него был характерный грузинский выговор. Оставшись жить в России, он старался очистить свою речь, избавиться от этого идиотского выговора: не пионЭр, а – пионер, не берОза, а берёза! Елки-палки, надо по-русски правильно говорить!
Дочь Наташа закончила школу, вышла замуж за грузина. Наташа была очень красива: голубоглазая блондинка, тонкая, изящная. Очень волевая и немного резковатая в своих манерах.
Мама Ира перешла на работу в буфет Тбилисской прокуратуры, и это был самый богатый буфет, в котором ей когда-либо приходилась работать. Из-за её легкого, общительного характера, её все очень любили и уважали, тем более, что муж у неё был грузин и очень уважаемый человек. Все знали, какой он редкий и отличный настройщик органов.
Мама Ира пристроила Наташу работать в Прокуратуру.
А со своей русской невесткой Таней-москвичкой, женой старшего сына от первого брака Сашкой, мама Ира очень сдружилась. Ежегодно сын и невестка приезжали к ним в Тбилиси в гости. Тогда начинались застолья, вино лилось рекой, говорились бесконечные тосты.
Москвичке Тане нравилось такое изобилие. И приветливая мама Ира тоже нравилась. И большой, просторный дом в центре Тбилиси тоже нравился. Она чувствовала себя там в центре мира. Ведь в Москве они жили в пригороде, далеко от центра города, в скромной маленькой квартирке.
Тане не нравились свекровь и золовка Иры. Сидят такие за столом, все в чёрном почему-то, и поджимают губы.
Таня с мамой Ирой рассказывают анекдоты, ржут, а эти две чёрные вороны только губы свои поджимают и переглядываются, будто бы это – преступление – смеяться.
Дуры с кислыми мордами.
А Тенгиз Тане нравился. Спокойный и смотрит на Иру с обожанием.
Мама Ира писала ей письма в Москву:
«Свекровь умерла. Так эта сволочь, Манана, десять дней держала труп в доме. Не давала похоронить! Ты не представляешь, как она всех нас измучила. Каждый день – панихида, толпы людей в доме, плач, крик. Еле дождались, закопать труп. Теперь всё кончилось, слава богу, но до сих пор дом проветрить не могу, - всё провоняло!»
Ира была умной женщиной. Она стойко выдержала весь спектакль с похоронами, который устроила золовка Манана – старая незамужняя женщина, возможно даже старая дева.
Кто их знает, этих грузинок? Может, когда Манана и согрешила, переспала с кем-нибудь? Кто же знает? Никто не знает! А вот попробуй кто-нибудь другой согреши! Манана сумеет выразить ей своё презрение!
Но русская женщина Ира была умной женщиной. Она любила своего Тенгиза. Поэтому она стойко носила траур по своей свекрови целый год. И внешне вела себя так, что никакая Манана не могла ни к чему придраться.
Ни к чему.
Ирина вела себя достойно. Хотя Манана прекрасно знала, что Ирина, несмотря на траур и траурное поведение, внешне пристойное, продолжала жить жизнью, полной радости и наслаждения вместе с Тенгизом. Но придраться было не к чему.
Так они и жили с Тенгизом, растили двух своих поздних детей-полукровок - Гиви и Нино.
Их дом – полная чаша. И Грузия – прекрасная страна. Сладкая страна. Сладкая и вкусная, как шоколад. Мама Ира всегда это знала. С того самого момента, когда дед Матвей привёз в голодные военные годы шоколад для Иры.
Дед Матвей совсем состарился. Ему было почти девяносто лет. У него случилось воспаление предстательной железы, его оперировали под общим наркозом. Он плохо перенёс наркоз, и, как следствие, у него началось старческое слабоумие.
Мама Ира время от времени навещала свою двоюродную сестру Зину, вместе с которой жил дед Матвей.
Дед Матвей задумчиво стоял на балконе. С высоты одиннадцатого этажа он смотрел вниз, на огни города.
- Дядя Матвей, - говорила ему мама Ира, - как твои дела?
Дед Матвей смотрел на неё, чуть улыбался. Она не понимала, узнавал он её или нет?
- Вон, смотри, - отвечал ей дед Матвей, - смотри, вон – видишь огоньки? Это – казаки скачут…
- Склероз у него, - говорила сестра Зина, - ничего он не понимает. Всё ему казаки видятся какие-то. Каждый вечер смотрит с балкона, и всё про каких-то казаков говорит.
А потом началась перестройка. А потом к власти пришёл Гамсахурдия. С национальными идеями.
***
Младший грузинский сын мамы Иры очень увлёкся националистическими идеями.
Гиви был яростным сторонником Гамсахурдия – тогдашним президентом Грузии.
И как-то он не принимал в расчёт, что он – полукровка. Мать у него – русская, а отец – грузин.
Когда к власти пришёл Гамсахурдия, вдруг все грузины поняли, какая они – великая нация. И какие эти русские гады, оккупанты и паразиты, мешают им красиво жить. Вроде бы только из-за этих русских у грузин все проблемы. Не будь этих русских, они бы, грузины – ого-го – как бы сейчас процветали! Они бы – ого-го – ого-го…
А чего ого-го? Никто из них ответить бы не смог.
Вот и Гиви понял, что он – самый настоящий грузин! И без этих русских, они бы сейчас – ого-го как жили бы! Все беды, все проблемы в Грузии только из-за русских! Гнать всех русских из их родной великой Грузии! Они теперь будут без русских процветать!
Он участвовал во всяких демонстрациях и митингах протестов.
Против чего протестов?
Да против русских. Эта Россия мешает Грузии. Мешает прогрессу и развитию.
Гиви поступил в Тбилисский университет.
Однажды на одном из митингов он не заметил, что стоит прямо под транспорантом, на котором по-грузински было написано следующее:
«Стыдитесь русских матерей!»
Это, видимо, имелось в виду, что если ты – полукровка, и у тебя мать, к примеру, русская, то ты должен не уважать и любить свою мать, а стыдиться её.
Он стоял прямо под этим транспорантом и слушал речи своих лидеров, сторонников Гамсахурдия. Всё об одном и том же: Россия и русские – это враги, поработители, оккупанты. Да! Даже оккупанты!
В конце митинга он случайно прочитал надпись на транспоранте.
Он не стал задумываться, анализировать. Просто пробежал по этой надписи глазами, да и пошёл к себе домой. Как раз туда, где и жила одна из русских матерей Грузии.
***
Вся его семья: отец, мать, две сестры – одна родная по имени Нино, а вторая – сводная по матери – Наташа, а также его тётка по имени Манана сидели за праздничным столом и отмечали поступление Гиви в университет.
Гиви настолько увлекся национальной идеей, что перестал говорить по-русски. Демонстративно говорил только по-грузински. Мать отлично знала язык. Но в их семье всегда говорили по-русски.
- Да хватит тебе, Гиви, - сказала ему мама Ира, - хватит! Что ты дурака валяешь? Пример берёшь с вашего дурака Гамсахурдия? Говори по-русски, как человек!
- Мы не в твоей России живём, - отвечал ей Гиви по-грузински, - мы в Грузии живём. Ты сама по-грузински говори, если живёшь тут. Грузия должна быть для грузин. А если тебе не нравится, давай, уезжай в свою Россию.
- Щенок ты, - сказал ему отец Тенгиз по-русски, - щенок! Ты сам-то кто? Разве ты – грузин? Аджап-сандали ты, а не грузин! В тебе какой только крови нет: и русская, и грузинская, у меня бабка немка была, так в тебе и немецкая кровь есть, у матери твоей бабка полька была, в тебе и польская кровь есть. Не грузин ты, а аджап-сандали! Щенок! Аджап-сандали – это такое грузинское блюдо, в котором очень много всего намешано…
***
И из Грузии начался поток эмиграции русского населения.
Уехала вся семья двоюродной сестры Зины.
Накануне своего отъезда сестра Зина позвонила Ире, чтобы проститься.
- Уезжаем, - сказала ей сестра, - нельзя нам тут оставаться! У нас у всех фамилии – русские, нашим детям тут – никакой жизни не дадут. Тебе-то тут жить можно, ты – замужем за грузином, у твоих детей – грузинская фамилия, а Наташка замуж вышла за грузина, у неё тоже грузинская фамилия. Хорошо хоть, что твой Сашка вовремя уехал отсюда.
- Что же делать, - ответила ей Ирина, - сволочь этот Гамсахурдия, сволочь самая настоящая. Такую ненависть развел. Откуда эта ненависть взялась? Ведь годами жили вместе, ничего. Уживались. А теперь… Зина! Недавно мой родной сын сказал мне: «Давай, уезжай в свою Россию!»
Тут в телефонной трубке раздалось какое-то шипение. Видимо, произошёл сбой связи, и кто-то третий, посторонний случайно вклинился в их разговор и подслушал его.
Этот третий сказал:
- Давай, давай, убирайся в свою Россию!
Сестра Зина заплакала.
- Ира! Ира! Как же тут можно оставаться, когда всюду такое отношение? А я ведь родилась тут, и на грузинском языке, как на родном, разговариваю! Как же нам тут оставаться? Вот так на старости лет бросишь тут всё, возьмёшь только чашку и ложку, и уедешь, куда глаза глядят…
Уехали почти все русские семьи.
И, как только уехали русские, в Грузии сразу же началась полная разруха.
Выяснилось, что работали-то, в основном – русские. И лучшие, толковые специалисты – тоже были русские. А теперь почти все русские разъехались. И работать стало некому.
В Тбилиси, столице великой Грузии, свет и воду подавали в дома по расписанию. Вода текла из крана не более двух-трёх часов в сутки.
Отопление отключили вовсе. Начали обогреваться буржуйками.
Практически все крупные предприятия закрывались.
Гордые грузины начали готовить пищу на керосинках. А иногда и просто на кострах – во дворах своих домов.
Тенгизу исполнилось шестьдесят пять лет. И в 1996 году он умер. Сердце у него давно шалило.
Когда Тенгиз умер, Ира поняла, что здесь, в Грузии, её больше ничего не держит.
Ира сумела настоять на продаже дома. Дом был престижным – располагался в самом историческом центре Тбилиси.
На вырученные деньги она купила три квартиры на окраинах Тбилиси: для сына Гиви, для дочери Нино и для своей золовки Мананы.
А себе она купила маленький дом на своей Родине, в России, – в далёком селе Берлоги, что находится на самой границе Московской и Владимирской области. Поближе к старшему сыну Сашке и его жене Татьяне, с которой они были очень дружны.
И уехала туда.
***
У Иры – прекрасный характер. Весёлый и лёгкий.
На старости лет ей пришлось вернуться обратно, в свою Россию. В Грузии у неё осталось самое дорогое: могила мужа Тенгиза, двое уже взрослых детей-полукровок – Нино и Гиви. И русская дочь - красавица Наташа, которая вышла за грузина и родила ему двух грузинских детей.
Наташа развелась с мужем. И нашла себе любовника – очень солидного и богатого человека – полковника полиции, по имени Шалико.
А младшая грузинская дочь Нино – очень толстая. Все остальные дети – стройные, а Нино с самого детства – толстая, она весит сто двадцать килограмм. Но характер у неё – весь в мать – весёлый и лёгкий.
Сын Гиви женился, конечно же, на самой настоящей грузинке. Женщине, старше себя на десять лет.
Ира не порвала с ним отношений. Не таила никакой обиды в своём сердце за те его слова:
- Давай, уезжай в свою Россию.
Она помнила про эти слова, но не брала их в расчёт. Ну, были и были эти слова. Были. Ну, и бог с ними. Ведь Гиви – её сын. И когда говорил эту глупость, ему было всего лишь семнадцать лет. Он был совсем молоденьким глупеньким дурачком. Ира продолжала любить его. И даже жалеть. Ведь он женился, дурачок, на старухе. Шутка ли – жена на десять лет старше него!
А теперь Ира живет в Берлогах. Она часто видится с семьёй своего старшего сына. Сын живет хорошо, работает в строительном бизнесе, неплохо зарабатывает, а невестка Татьяна и вовсе работает на телевидении, редактором.
Они рассчитывают подкопить немного денег и купить для мамы Иры однокомнатную квартирку где-нибудь поближе к себе.
Они частенько приезжают к ней в Берлоги, провести там выходные, уик-энд, как они их называют. Привозят с собой грузинское вино.
- О-о! Хванчкара! Сейчас выпьем, - веселится мама Ира.
Накрыт стол, мама Ира поднимает тост.
Пробует вино.
- Тьфу, - выплёвывает его, - это грузинское вино? Да какое же это грузинское вино? Я, слава богу, хванчкары три цистерны выпила за свою жизнь, могу отличить, где вино, а где говно! Это – не грузинское вино, это – какое-то говно!
Она гневно выливает всё содержимое бутылки прямо на землю.
- Водки выпьем, - говорит мама Ира, смеясь, - в жару очень даже водка хорошо!
Сын Сашка всё время смеётся над мамой Ирой:
- Мам, ты послушай, как ты смешно говоришь: пионЭр! Говори – пионер! Не говори: берОза! Говори: берёза!
***
Давно сгинул президент Гамсахурдия. Надоел он народу со своим патриотизмом. Патриотизмом и национализмом сыт не будешь. Деньги и жратва в изобилии - лучше, чем патриотизм, национальное самосознание и нищета.
После него несколько лет у власти был Шеварнадзе.
- Старый пердун, скотина, - охарактеризовала его политическую деятельность мама Ира, - ничуть не лучше этой скотины Гамсахурдия! В Тбилиси уже семь лет дома не отапливаются! Там так все стены в квартирах промёрзли и отсырели, что за лето не высушиваются! Скоты, скоты…
Сын Гиви работает в министерстве иностранных дел Грузии. Он планирует сделать блестящую карьеру дипломата.
А толстая Нино увела любовника-полковника у своей старшей сестры-красавицы.
И чуть было не вышла за него замуж.
Наташа возненавидела Нино. Полковник полиции Шалико был солидным, богатым и уважаемым человеком. Когда-то он был полковником милиции. Но теперь в Грузии нет милиции, есть полиция.
А, возможно, скоро в Грузии будет НАТО.
Кстати, Гиви очень хотел бы работать в НАТО. И если Грузия вступит в НАТО, - решил он, - то он обязательно постарается пробиться работать в НАТО. У него от этой мысли – работать в НАТО – прям крыша едет.
А пока он работает в министерстве иностранных дел Грузии. И у него уже появился шанс работать в Германии.
Нино не вышла замуж за полковника полиции Шалико. Дело в том, что он был на двадцать лет старше её, и, пожив с ней года два, решил всё-таки вернуться к своей жене.
- Ты роди хоть ребёнка-то, - говорила ей мама Ира по телефону, - хотя бы роди от него ребёнка! У тебя тогда будет цель в жизни!
Но ребёнка не случилось. А полковник полиции ушёл обратно к своей старой жене, бросив одну за другой своих любовниц: одну русскую женщину-красавицу, голубоглазую блондинку Наташу, а другую – её грузинскую сводную сестру толстую, черноглазую Нино.
Нино подумывает о том, чтобы уехать из Грузии к матери, в Берлоги. Или лучше к брату, в Москву.
Ведь очень много грузин уехали в Россию. И не собираются возвращаться.
- А что там у нас, в Грузии, делать? Мёрзнуть? Без денег сидеть? – видимо с такими соображениями поток грузин направился в Россию. Особенно в Москву.
***
А Ира – ничего. Живёт в Берлогах, на окраине мира. После шумного и весёлого Тбилиси, роскошного, просторного дома в самом его историческом центре, Берлоги кажутся очень скучными.
Но мама Ира не унывает. Подружилась со всеми соседями. Держит связь со своими грузинскими детьми. Часто видится со своей невесткой Таней.
И даже встречалась со своей двоюродной сестрой Зиной, которая вместе со всей своей семьёй переехала жить в Брянск.
И всё неплохо. Только со здоровьем проблемы.
Ноги стали очень тяжёлыми. Она ходит вперевалку, а ступни её увеличились в размере. Не ноги, а медвежьи лапы.
Ах, Тенгизи, мой шоколадный Тенгизи, не зря ты называл меня всю нашу жизнь «мой медвежонок»…
У неё началась неприятная болезнь на старости лет – выпадение матки.
Скоро её будут оперировать. Удалят матку. Таня уже договорилась положить её на операцию в хорошую больницу в Москве.
Что ж… Ей теперь матка ни к чему… Тенгиз уже десять лет, как умер…
***
Молодая девушка по имени Манана ехала утром на работу. На Московском метро.
Манана – грузинка. Обычная грузинка. И носяра у неё – грузинский – большой и с горбинкой. Чуть смугловатое лицо. Чуть-чуть. Серовато-смугловатое Черные волосы. Обычная грузинка. Не красавица. С носярой и грузинской физиономией. А так – вполне ухоженная и симпатичная.
Грузинка и грузинка. И говорит с акцентом. Слово «пионер» она произносит - «пионЭр». А слово «берёза» - «берОза».
Она со своими родителями переехала в Москву не так давно, три года тому назад, и они никак не могут выправить все документы, чтобы поселиться тут насовсем.
А в Тбилиси назад она не хочет. Чего там делать? А тут у их родственника – свой ресторан. И они, всей семьёй работают в этом ресторане.
Она – официантка.
Отец – водитель.
Мать – бухгалтер.
В метро с утра толкучка. И поезда всё никак нет. Что-то случилось, наверное. По утрам обычно поезда каждую минуту ходят. А тут всё нет и нет поезда.
Манана злится, что поезда нет и нет. Народу собралось на перроне – целая толпа. И это её тоже раздражает. Грузины, как известно, люди – эмоциональные. Они за секунду раздражаются.
Мало того, что поезда долго не было, и на перроне – толкучка, так, когда поезд подошёл, и она ринулась было к двери, чтобы первой заскочить в вагон, перед ней стеной встала какая-то высокая женщина, ****ь русская, загородила ей дорогу. И входит, понимаешь, в вагон вперёд неё!
Входит и встаёт, понимаешь, очень удобненько, держась за поручень. А она, Манана, еле втискивается в вагон с остальной толпой, и ей нет нормального места, чтобы можно было за поручень держаться!
Значит, русская ****ь – вошла в вагон вперёд, да ещё и за поручень держится. И очень удобно стоит.
А ей, Манане, нет места у поручня!
Но она, Манана, не таковская! Всяких русских ****ей вперёд себя пропускать!
Манана, активно работая локтями и ногами, расталкивая всех вокруг, устремилась к той русской ****и, которая перекрыла ей вход в вагон.
Она втиснулась рядом с высокой и стройной женщиной, которая уже открывала книгу, чтобы почитать в пути, грубо толкая её локтём.
Женщина чуть подвинулась, коротко взглянула на Манану, но промолчала, никак не отреагировав на грубый и явный толчок, почти удар.
Это взбесило Манану ещё больше.
- Что тИ мне дорогу загораживаЭшь? – в голос, на весь вагон заговорила Манана, - что тИ думаЭшь, Эсли тИ тут стоишь, то я пройтЫ нЭ смогу? Эсли тИ тут стоиЩь, то это нЭ значит, что я пройтЫ нЭ могу!
- Что такое? Почему вы толкаетесь? - тихо ответила ей женщина, поднимая глаза от книги.
Женщина почти на голову выше Мананы, очень интеллигентная и привлекательная. У неё европейское, красивое лицо. Даже не столько красивое, сколько породистое.
- Потому что тИ мне дорогу загораживаЭшь. БлАдь русская!
Женщина повернулась всем своим лицом к Манане.
Посмотрела на неё пристально, прямо ей в глаза.
- Я, конечно, русская, - ответила она Манане, - но я матом не ругаюсь, девочка.
Слово «девочка» женщина выговорила с напором, чётко и презрительно. И оно прозвучало гораздо оскорбительнее и унизительнее, чем слово «****ь».
Манана заткнулась. Ей совершенно нечего было ответить. А все вокруг смотрели на неё и усмехались.
Особенно одна тётка, которая стояла через одного человека от Мананы, и аж вся наклонилась, аж вся извернулась, внимательно и насмешливо рассматривая Манану.
Но поезд всё никак не ехал. Манана держалась за поручень, к которому прорывалась с таким напором, а поезд всё стоял и стоял на месте.
А та тётка все смотрела и смотрела на Манану, насмешливо и презрительно.
Вдруг прозвучало объявление:
- Поезд дальше не пойдёт, просьба освободить вагоны!
Женщина, которую Манана обозвала ****ью, закрыла книгу и повернулась к выходу.
Все стали выходить из вагона.
Та тётка, которая насмешливо рассматривала Манану оказалась совсем рядом с ней, плечом к плечу.
Они синхронно ступили из вагона на перрон.
- Это всё из-за тебя. Слышишь? – тихо-тихо сказала ей тётка, - из-за тебя! Слышишь? Моська ты поганая, ясно тебе, кто ты? Прилипала, халявщица. Дармоедка. Вон отсюда! Убирайся в свою самостоятельную Грузию!
Манана даже не поняла, прозвучали эти слова вслух или нет. Так тихо, как колебание воздуха прозвучали эти слова. Почти не прозвучали.
Манана повернула голову в сторону, откуда звучали эти слова, но тётка куда-то исчезла. Растаяла в плотной толпе.
А женщина, которую Манана обозвала ****ью, была Татьяной, невесткой грузинской мамы Иры. Она ехала утром на работу. На телевидение.
***
Татьяна вышла из поезда, который дальше не поедет. На перроне толпилось очень много народу, очень много. Что-то случилось с движением поездов.
Она смотрела в книгу, но не читала.
Ей было неприятно, что какая-то девочка с огромным грузинским носярой обозвала её.
«РУССКАЯ ****Ь», - громко, на весь вагон произнесла эта молодая носастая грузиночка.
«Я много раз была в Тбилиси, - думала Татьяна, - и не возможно себе представить, чтобы я – русская женщина - сделала бы что-нибудь подобное там, обозвала бы, например, какую-нибудь грузинку ****ью.
Да меня сразу там на месте бы растоптали, линчевали, уничтожили бы. Камнями бы забросали до смерти. Все грузины горой бы встали за свою. А тут – ничего. Обозвала, и хоть бы что. Хоть бы шевельнулся кто. Все молчали.
Хотя, с другой стороны, - продолжала думать Татьяна, - чего шуметь? Я за себя и сама могу постоять. Но, всё равно. Обидно равнодушие соотечественников. За державу обидно».
***
Кирилл Васильевич работал сегодня на новостях. У него профессия такая – он работает на телевидении уже больше двадцати лет и все эти годы делает одно и то же: наблюдает за качеством идущей в эфир картинки.
Начинался вечерний блок новостей, и все готовились к эфиру. Этот эфир – очень ответственный, потому что многое происходит вживую.
Со своего места он видел одного из редакторов – симпатичную, высокую женщину Татьяну. Татьяна ему очень нравилась. Но она была замужем. И не обращала почти никакого внимания на Кирилла Васильевича.
Сегодня уже раз в пятый выходил на экраны один и тот же сюжет: президент Грузии Саакашвили давал интервью с обличительной речью против России.
Вот и сейчас на экране был тот же самый сюжет.
У президента Грузии Саакашвили гневно раздувались ноздри. Прям какой-то конёк-горбунок в эфире.
А Кирилл Васильевич слегка косил глазом от экрана. В сторону Татьяны. Очень она ему нравилась.
Вообще-то он никогда не позволял себе отвлекаться от экрана. Никогда. Он был отличным профессионалом. И очень дорожил своей работой. Потому что ничего, кроме, как наблюдать картинку, он делать не умел.
Но с недавнего времени у него начались проблемы. Иногда он видел совсем не то на экране, что там было на самом деле. Видел совершенно другую картинку.
«Это, вероятно, какой-то психологический феномен, - думал про себя Кирилл Васильевич, - ведь подмена картинки происходит спонтанно. Я даже не могу предугадать, что я вижу на экране: то, что и все остальные, или что-то совсем другое, чего на самом деле нет. Почему это происходит именно со мной? Почему? К врачу, что ли, обратиться? Только к какому? К психотерапевту? Или к психоаналитику? Куда мне идти? И как доказать всем остальным, что я действительно вижу совсем не то, что в реальности происходит на экране?»
Кирилл Васильевич очень переживал, когда терял контроль над картинкой. Он боялся, что во время потери контроля, он не уследит за качеством картинки, и в эфир пойдёт брак, будет технологический сбой.
И тогда его уволят. Будет обидно.
Но сейчас он слегка косил глаза от картинки. В сторону очаровательной женщины Татьяны.
Она сидела на кресле, положив ногу на ногу, и смотрела, как президент Грузии Саакашвили раздувал свои ноздри, давая интервью. Он говорил, как всегда, об одном и том же. О происках России против Грузии. О том вреде, который Россия постоянно приносит Грузии.
Татьяна выглядела совершенно спокойной, безмятежной.
Даже неподвижной.
Но Кирилл Васильевич вдруг отчётливо увидел странную вещь: её ноги начали покрываться шерстью. Лохматой, звериной шерстью!
Кирилл Васильевич забыл про свои профессиональные обязанности и не сводил взгляд с Татьяны.
Шерсть на её ногах ползла всё выше и выше. Она захлестнула её бедра, поднялась к самому подбородку…
Всё лицо Татьяны начало деформироваться, преображаться и превратилось в медвежью морду с хищной, разинутой пастью.
Татьяна-медведица резко вскочила, взревела, проворно повернулась к экрану, на котором Саакашвили давал интервью, мгновенно оказалась внутри этого экрана, и – не успел Саакашвили охнуть, - как медведица свалила его своими лапами на пол, ободрала ему лицо, начала его валять, подминать под себя, корёжить, мять…
Кирилл Васильевич чуть не закричал. Даже уже рот разинул от ужаса.
Но тут он очнулся. И увидел, что красивая женщина Татьяна спокойно, совершенно спокойно сидит, положив ногу на ногу, в кресле, абсолютно безмятежная и очень, очень привлекательная…
А интервью закончилось. На экране был другой сюжет, и Кирилл Васильевич, слава богу, ничего не испортил, не прозевал. Дал качественную картинку в эфир. Как всегда.
***
Буквально через час, в следующем блоке новостей Премьер министр Российской Федерации в своём интервью средствам массовой информации дал оценку выпаду президента Саакашвили в адрес России и обещал, что ответные меры будут адекватными.
- Непозволительны, - сказал премьер-министр, - такие выпады против России непозволительны.
И меры были адекватными.
Было прекращено всякое транспортное сообщение между Россией и Грузией.
Были выявлены грузинские граждане, незаконно проживающие на территории Российской Федерации, и в массовом порядке, департированы на родину специальными авиарейсами.
Были повышены цены на природный газ, поставляемый из России в Грузию.
Был запрещен импорт в Россию знаменитой грузинской воды «Боржоми» и грузинского вина.
И поговаривают о разрыве дипломатических отношений.
Короче, вдарили по Грузии по полной…
***
В ресторане, где работали Манана и её родители была облава. Миграционная служба проверяла документы. А у них у всех документы были не в порядке. Не было у них документов на право жительства и работу.
И вечером этого дня их всех департировали в Грузию. Просто мгновенно. Авиационным спецрейсом. Потому что всё транспортное сообщение между Грузией и Россией было прекращено. В одночасье. Осуществлялись только специальные рейсы по департации нелегальных эмигрантов.
Вот так.
***
Вечером, после работы на телевидении, Татьяна навещала маму Иру в больнице. Накануне маме Ире сделали операцию по удалению матки.
- Татьяна! Ты слышала? Россия ужесточила свои отношения с Грузией. Запрещён ввоз вина, минеральной воды, повышены цены на газ, отменены все самолёты и поезда, прекращено всякое транспортное сообщение! А всех эмигрантов-грузин скоро отсюда попросят!
Вот и правильно!
Только как же я к Нино теперь съезжу? Как же я к Гиви теперь съезжу? А Наташка? Ведь она сейчас совсем одна, без мужика живёт…
- Не расстраивайся, мама Ира, - ответила ей Татьяна, - не надолго. Восстановят всё: и вино повезут, и минеральную воду, и самолёты полетят, и поезда поедут…