***
Верочка, задрав голову и выставив ладошку козырьком над светлыми бровками, всматривалась в зелень дерева, где скрылись мальчишки. Шурик, Димка и Антошка терялись в ветках: обхватывая их руками и голыми коленками, они пытались дотягиваться к краям кроны, где росли самые спелые абрикосы. Больше всех заметен был Димка в своей линялой желтой майке: он, словно обезьяна на лиане, переставлял руки с одной ветки на другую, быстро перемещался по дереву и срывал самые спелые плоды. Когда карманы шортов уже были наполнены, Димка задрал подол майки, закусил его зубами и стал складывать абрикосы в образовавшийся подол. Он первым спрыгнул с дерева, высыпал все на траву и уселся перебирать добытое.
- Вер, смотри, какая румяная, - Димка протянул абрикосу девочке. Верочка взяла одну желтую с розовым в крапинку бочком, вытерла теплыми ладошками и разломила на две половинки. На изломе плод был почти плюшевым, легко отделялся от косточки и вкусно пах. Девочка протянула одну половинку Димке, и они оба, почти зажмурившись, положили в рот по ароматной дольке. Как здорово, когда тебе всего семь лет с небольшим, на улице лето, каникулы, первые фрукты, рядом верный рыцарь Димка, и вся-вся жизнь впереди…
***
- Да-вай, да-вай, Ди-и-има! - надрывались на трибунах болельщики. Дима, с номером «3» на спине приближался к финишу. На желтой майке увеличивалось темное пятно от пота, волосы прилипали ко лбу, в ушах гулко ухало сердце, но Димка несся к заветной ленточке. Среди общего крика он точно выделял голос Верочки, который мог бы отличить среди сотни других. Именно этот голос шепотом подсказывал ему формулы на контрольной по математике, сонно отвечал в телефонную трубку на поздний звонок, хихикал вслед, если его забрасывали снежками, и весело звенел, когда Дима рассказывал Верочке что-то смешное. Димка был уверен, что эта девочка верит в то, что он – номер один, а не три…. Да что и говорить, если весь десятый класс Вера с Димой были вместе, готовились оба учиться на подготовительных курсах, поступать в университет на один факультет. Почти все выходные они проводили вдвоем: ходили в кино или парк, выезжали на велосипедах за город, помогали Вериным родителям на даче. И все окружающие были уверены, что еще вот-вот, через какой-нибудь год, Димка сделает Верочке предложение, а там дальше все будет как у людей…
***
Майский Крым был прекрасен в своем буйстве. Много солнца, моря, гор, света, запахов, улыбок! Палатки, рюкзаки были брошены у подножия горы. Все разбрелись кто куда. Несколько парней собирали сушняк для костра, кто-то, соревнуясь, полез на небольшую вершину, кто-то устанавливал котелок, а девочки пошли собирать цветы.
- О-го-го! – раздался с вершины и отразился эхом молодой мужской голос. Это на гору взобрался Димыч (так теперь звали одногруппники Диму) и стал размахивать над головой своей любимой желтой майкой-борцовкой.
- О-го-го! – в ответ Диме крикнула снизу Лиза, - Я зде-е-есь!
Димыч не слышал ее, но знал, что внизу его ждет самая красивая девушка университета - длинноногая Лиза, в которую он влюбился еще на первом курсе. Влезая на гору, Дима думал только о ней, и даже не вспомнил о Вере, которая в это время сидела у ручья, обхватив руками коленки, и наблюдала, как Лиза плетет венок из цветов для победителя. Для Веры Дима все равно был первым, хотя взобрался на вершину только после Артема. Она любила Диму всегда, а потому с пониманием отнеслась к тому, что он счастлив рядом с другой девушкой. Что поделать… Насильно мил не будешь.
***
За окном мело осыпавшимися вишневыми лепестками, кружило и вьюжило, аромат цветущих деревьев вплывал в открытые форточки роддома, заставляя будущих рожениц приникать к окнам и тоскливо вздыхать, ведь им не положено было выходить на улицу. Верочка тоже часто подходила к окну, смотрела на светлую, словно побеленную, улицу и выглядывала своего Диму. Да-да, два года назад, после окончания университета, они все-таки поженились, несмотря на прогнозы друзей, которые были уверены, что именно с перспективной Лизой, а не с тихой Верочкой, Димыч выстроит себе карьеру и обзаведется обеспеченной семьей. Но жизнь распорядилась иначе. И теперь Дима с Верой вот-вот должны были стать родителями. Беременность протекала хорошо, однако на последних сроках их будущий Лёшик почему-то развернулся не так, как нужно, и Верочку положили в роддом на сохранение. Дима каждый день прибегал к Верунчику, приносил фрукты, молочные десерты и надоедал врачам расспросами.
Ночью Верочке стало неожиданно плохо, ее забрали в операционную, дозвонились к Диме домой и стали решать, кого спасать - ребенка или роженицу. Дима, вырванный из постели глубокой ночью, стремительным желтым факелом несся по городу, чудом не сталкиваясь с редкими гуляющими парочками. В приемном покое (дальше Диму не пустили), после того, как он сдал кровь, которая, к счастью, подходила его жене, предстоял разговор с доктором. Когда тот коротко обрисовал ситуацию, Дима схватился за голову, осел на пол и замолчал. И только, когда дежурная медсестра попыталась подать вмиг повзрослевшему молодому мужчине стакан воды, он поднялся и вышел прочь.
Верочка родила Алешку ближе к утру. Она была так слаба, что не могла говорить, и только взгляд вопросительно тянулся к окну. Она была уверена, что ее Димка здесь. Он не мог быть не рядом… Но она так никогда и не узнала о том, как беззвучно тряслись плечи ее любимого мужчины, сидящего прямо на клумбе в сквере роддома, когда ему сообщили, что оба его дорогих человечка живы…
***
Тихое течение жизни провинциального городка казалось вовсе замершим от того, что листья лежали сплошным рыжим ковром на крышах беседок в маленьком парке, что не слышно было постоянного гула машин, лучше дышалось и почему-то остро пахло грибами. Этот город на какое-то время должен был стать Диминой семье родным. Пусть не навсегда, но должен.
Начинать все с нуля всегда непросто, особенно, если ты – отец семейства. У Димы не было другого выхода. После закрытия целого отдела и сокращения, ему пришлось открывать новую страницу в жизни – срываться в чужой город и там основывать свое издание. Город был настолько тихим, что о создании собственного глянцевого журнала поначалу никто не хотел слышать. Кто-то открыто смеялся Димычу в лицо, а кто-то за его спиной пожимал плечами и крутил пальцем у виска. Верочка бросила свою колонку в центральной газете на прежнем месте работы и стала помогать мужу в организационных моментах. Алексея она определила в обычную школу, а сама все время посвящала тому, что подбирала сотрудников для нового издания мужа. Спустя несколько месяцев стала организовываться группа талантливых молодых людей, которые действительно хотели расшевелить город новым журналом. А еще через полгода за Дмитрием Петровичем уже стоял сплоченный коллектив и даже небольшая дилерская сеть в других городах.
Дима не бросил заниматься спортом - он по-прежнему бегал по утрам. Вера, готовя завтрак сыну, всегда выглядывала в окно и провожала взглядом бегущую фигуру. Она сама покупала мужу футболки и майки желтого цвета. А когда Дима удивлялся, почему именно так, то Вера отвечала, смеясь:
- Это - чтобы лучше видеть!
***
Августовская тень уверенно смещалась на стол с шахматистами-пенсионерами, которые каждую пятницу неизменно по вечерам собирались во дворе. Они не замечали, как носились по двору, дребезжа звонками, дети на велосипедах, как бренчали у подъездов на гитарах небольшие компании, как в пространство старого дворика откуда-то с крыш опускались вязкие сизые сумерки. И ничто не могло отвлечь игроков от процесса. У них был свой мир, в котором не было разницы, кто ты – местный мастер из ЖКО или инженер-конструктор какого-нибудь КБ на крупном предприятии. Главным было то, как ты умеешь чувствовать игру и своего соперника, как умеешь красиво выигрывать и с достоинством признавать свое поражение. Среди игравших, как обычно, был и Дмитрий Петрович. Он играл спокойно, уверенно, периодически поглядывая на часы и поднимая голову в сторону своего окна на четвертом этаже. Он знал, что там, за тюлевыми занавесками с проглядывающим из-за них зеленым абажуром в кухне, неслышно снует его Верунчик, звонит Алешке, сетует на то, что «старый снова в своем репертуаре» и потихоньку подглядывает за ним сквозь шторы.
А когда становится совсем темно, из окна на четвертом этаже Дмитрия Петровича окликает, как загулявшегося школьника, родной голос:
- Дима, а ну-ка давай домой! Ужин остывает.
И свет неярких дворовых фонарей выхватывает из темноты седую голову неспешно идущего мужчины, который для Верочки всегда будет первым - в желтой майке лидера.