Сукин папа. (продолжение 12)
Уже в старших классах вместе с Танькой и Ксюхой,товарками по футбольному полю,я с большим энтузиазмом разбирала и собирала ТОЗ-8 и ТОЗ-12,чтобы лучше всех отстреляться на соревнованиях,но пальму первенства отобрал будущий кадровый офицер Валерка.Я не забыла,как упрекнул меня судья:"Эх ты,а еще командир отряда.Что ж стреляла хуже своего бойца,а?"Это был первый и последний раз,когда я стреляла слабее кого-то и злилась на того,кто мне укажет на ошибки и промахи.
Мы оба росли в стране,на гигантские просторы которой всю нашу жизнь покушались враги.Не суть,что они были малы,слабы,никчемны,главное--отразить их атаку.
Невзирая на свой солидный возраст,ты великолепно стрелял,гонял в футбол,плавал,бегал к турнику,являя образец верблюжьей выносливости в походе.Твоей гладиаторской фигуре и армейской осанке пошли бы погоны генерала.Случалось,переходил на командный тон,выплескивая на меня казарменные комплексы,но делал это так органично,что мне доставляло громадную радость ответить тебе,по-дурацки вильнув жопой:"Так точно,товарищ владыко всея Иудайи и Самарийловки!Есть убрать к бениной маме форму,оружие и боеприпасы и занять позицию на крыше курятника." Конфликты вспыхивали на ровном месте,имевшем под собой очень прочную платформу. Тебе приходилось не раз напомнить мне,чего ты ждешь.Ты требовал конкретики распоряжений,отлично зная,что без формы я преображаюсь до неузнаваемости не только внешне,предпочтя монашеское послушание с безропотностью.Мне пришлось создать иллюзию твоего непререкаемого авторитета простым семитским правилом,унаследованном от еврейской мамы:"Никогда не перечь мужу,выслушай и сделай по-своему." Ты умел говорить так,что мне хотелось слышать и слушать только тебя. И повиноваться.
"Ты отравила семь лет моей жизни". Ты был прав,ты имел все основания так приговорить.Только сейчас я осознала непреложность твоей истины.
Родина меня за эту потраву простит.Прощу ли я себя?..Она простит меня хотя бы потому,что я сохранила себя до такой степени,что произвожу впечатление той,кто не оглядывается и ни о чем не жалеет.Мне есть,что вспомнить из того,что надо и хочется забыть навсегда,чтобы не рехнуться.Моя жизнь настолько жестока,что оставаться немилосердной к себе самой глупо,может,оттого я позволяю себе мечтать о несбыточном. Я мечтаю,как когда-нибудь мы с тобой поговорим без фундаменталистских "да" и "нет".У меня нет близких подруг.Память о тебе оказалась единственной и плохой подругой.Она надменно ранила,заливая душу свинцом,а теперь тянет-потянет мумию запоздалой ностальгии к выходу из пантеона нашего "мы".И когда она сегодня,вот только сию минуту,раздирает твои родимые отметины на лоскуты пустячных деталей,я начинаю сопереживать признанию Камю:"...невозможно говорить о людях,которых безмерно любишь".О людях.Тем невозможнее об одном.
Я давно перестала вкушать пепел,как хлеб.Я умею ценить соль иудейской мудрости:"Ани ношэм?--Барух аШэм."(Я дышу?-И слава Б-гу."(иврит) И все же...
Когда никого нет дома,я сижу перед экраном с боевичком и прыскаю спреем и начищаю детали своего пистолета.Я делаю это чаще,чем следует,потому что ствол стал самой надежной частью меня.Недавно,вот так удинясь с пистолетом и поздней киноверсией сериала о Каменской,я прозрела и испугалась по-настоящему.
(продолжение следует)