С порыжелыми от жирного борща усищами, развешанными, как некоторый сброд перестиранного белья на холеной вешалке во дворе опрятной морды, Антон Игоревич отличался от остальных евреев именной и неслыханно умопомрачительной чертой склада ума.
Именно имевшийся у него ум готовился в горшочках облысевшей достаточно рано головы, и довольно кучно стрелял по внутренним стенкам обжигающим жиром.
Зарумянивался там с многочисленных сторон, доходя до хрустящей корочки, и напоминал, конечно, жареную во фритюре картошку с пряной капустой и сочными рыжиками.
Антон Игоревич в такие балованные моменты был абсолютно неподражаем, даже чуточку нов в своем неразделимом размышлении.
Он запрокидывал брасом бравый сапог; вскидывал волну трактирной пыли.
Нашаривал во внутреннем кармане засаленного сюртучка малюсенькую закрутку табачка; присосавшись от обжигающей пальчик спички, втягивал горький, сутулый дым.
Щурясь на витиеватый огонь во рту камина, Антон Игоревич практически балдел; безразмерно разделял участь тлевших углей, выпуская голой струйкой стройные и ровные замыслы.
В такие секунды Антон Игоревич не только глядел перед собою, не отрываясь от лакомой части кругленькой помощницы при заведении, но и замысловато, осматривал трактирную заводь холла холодным барским глазом.
Хотелось раскидать советов пасьянс, сыграть пулек острые мнения или на крайний мотив удержать голос в стоечку. Сострить, не взывая к спору.
Антон Игоревич не любил по-свойски лазать в чужой нос, волоком вкладывая в каждый нырок душу, но приходилось.
Приходилось доставать кусище покрупнее, если конечно везло.
Но всякий раз, долго раскапывая указательным пальцем в глубине пазухи и ковыряясь во всевозможные направления, он соскребал там только малую долю истины.
Антон Игоревич ужасно расстраивался не находя нужной и подходящей козюли. Ужасно начинал нервничать.
Резкими движениями кисти, он размазывал о занозистый стол эти засохшие сопли и неугомонно, как старый голубок перед юркой голубкой насвистывал и грозно трясся, добиваясь нужного расположения.
Бывало так, что он топтался из угла в угол с опущенной головкой, как бы для подобия моциона правды.
Заходился до помутнения рассудка.
Дрожал от нетерпения высказаться и в итоге окончательно сползал с ума.
Расслабленного гримасничанья его не хватало, чтобы скрыть безжалостную маску апофеоза, а нескладное попурри из новых и непризнанных песен, какие он обреченно горланил, выглядели крайне жалко и слишком непрофессионально.
Недавно только что жареная картошка с капустой и сочными рыжиками в горшочках взбивались, превращаясь в манный кисель и становились совсем неузнаваемыми на вкус.
Размеренно и вяло кружились перед покойными глазами Антона Игоревича стрелки напольных часов, а тишина скрадывала нарастающее внутреннее беспокойство.
Антон Игоревич испустил бурлящие клубни пены изо рта и сознанием остановил время.