Солнце светило по-весеннему ярко. Еще слишком рано, можно было бы еще поспать, но сегодня предстоит ответственный день. Нужно подготовиться и никак не опоздать. Иначе будет просто стыдно и неудобно. Начинать первый день работы, то есть службы, с опоздания. Это, ни в какие ворота не лезет!
Альберт потянулся, затем пружинисто спрыгнул с кровати. Зарядку он делать не стал, да и, впрочем, он и раньше ее не делал, хотя хотел начать с сегодняшнего дня. Сегодняшний день особенный – сегодня Альберт ознакомится с заключением о приеме на службу, подпишет его и пойдет на беседу к начальнику учреждения. Конечно, еще не все решено, но как ему сказали в отделе кадров, это формальность. Решение о приеме на службу уже принято. Осталась только подпись начальника учреждения.
К этому событию в своей жизни Альберт пришел, не сказать, что бы осознанно, но как бы по необходимости. Своего отца он не знал с самого рождения, хотя, конечно, догадывался, что таковой должен иметься. Но на его вопросы об отце мать либо отмалчивалась, либо начинала кричать. Исходя из этого, Альберт понял – данная тема вне обсуждения и больше вопросов не задавал. Жили они с матерью в однокомнатной квартире кирпичного дома, на четвертом этаже. Жили не богато, денег почти всегда не хватало, не смотря на то, что мать, помимо основной работы, подрабатывала мытьем полов в магазине. С детства Альберт понял, что такое социальное неравенство. Может быть, он и не знал, как это называется, но остро чувствовал. Чувствовал, когда видел у детей красивые, яркие игрушки, которые ему мать была купить не в состоянии. Чувствовал, когда видел своих сверстников в красивой и удобной одежде и обуви, а ему приходилось донашивать купленные по дешевке в комиссионке вещи или подаренные соседями. Это чувство не покидало его во время срочной службы в армии, когда, не смотря на то, что все одеты одинаково, не все получают денежные переводы и вкусные посылки.
Вернувшись из армии, Альберт погулял бы на гражданке пару месяцев, как это делают почти все, отдохнул бы от забот ратных, но состояние семейных дел этого не позволяло. Мать стала чувствовать ухудшение своего здоровья – прыгало давление - и не могла уже работать на второй работе, как это делала раньше. Необходимо было помогать матери и Альберт, вместо отдыха занялся поисками работы. Весной 1992 года это оказалось делом нелегким. В стране победным маршем двигалось кооперативное движение. Народившиеся в одночасье мелкие фирмы производили все и вся, далеко не лучшего качества. Можно было бы устроиться рабочим по производству мебели, изготавливать значки с кричащими надписями или штамповать футболки и майки с яркими рисунками, можно было заниматься чем угодно, но в большинстве случаев любой работник рисковал не получить денег за свой труд. В обновленной России не модно было платить заработную плату. Частники зачастую «кидали» своих работников, государственные предприятия страдали от хронических задержек, заработанных людьми, денег. Потрудившись на продуктовом складе грузчиком в течении двух месяцев, Альберт получил за свой труд какие то копейки, которые и деньгами назвать трудно. Кладовщик, женщина с обрюзгшим лицом и прокуренным голосом объяснила ему, что основная часть денег удержана с него, так как на складе обнаружена недостача. Альберт понимал, конечно, что он здесь не причем, но разбираться не стал, плюнул и на работу больше не вышел. «Что же это за беспредел такой?» - думалось ему, - «Неужели у людей никакой совести нет?». Совести у некоторых, как оказалось на поверку, не было никогда, большая же часть людей теряла ее с катастрофической скоростью. Об этом Альберт стал судить по рассказам приятелей, которые вечно жаловались на отсутствие денег, на зажимистых барыг- работодателей. И вот тут, как раз, на глаза Альберту попалось объявление в газете, предлагающее поступить на службу в органы внутренних дел. В объявлении указывалось наличие льгот, что тоже имело большой плюс при принятии решения. Если в стране, вставшей на путь капитализма, попираются права человека, то куда еще пойти, как не в правоохранительные структуры? Выбор был сделан.
Учреждение, которое поместило объявление о приеме на службу, на поверку оказалось следственным изолятором или просто тюрьмой. Альберт сначала даже решил не заходить, но потом интерес пересилил. Ведь можно сначала узнать, что к чему, а затем принять решение.
Альберту выписали пропуск и провели в отдел кадров, при этом пришлось пройти несколько железных решеток, захлопывающихся с металлическим лязгом, что тоже влияло на подавленность настроения. В кабинете, куда его привели, находилась не молодая уже женщина в зеленой общевойсковой форме с капитанскими погонами.
- Вы по поводу трудоустройства? – Альберт кивнул. – Проходите, присаживайтесь. Паспорт у Вас с собой? Разрешите взглянуть.
Альберт достал и протянул паспорт. Женщина сосредоточенно и внимательно пролистала его, затем положила на край своего стола и внимательно посмотрела на Альберта. Тому стало неловко под этим взглядом, казалось, он буравит насквозь.
- Для начала побеседуем. – Женщина по-прежнему внимательно смотрела на Альберта. – Зовут меня Галина Матвеевна. Я, как Вы догадываетесь, кадровик следственного изолятора. Я задам Вам несколько вопросов, затем расскажу о нашей службе, если потребуется. Вы служили в армии?
- Да, три месяца назад дембельнулся.
- Уволились в запас, Вы хотели сказать? Это хорошо. В каких войсках?
- В инженерно-саперных.
- После армии, чем занимались?
- Работу искал. Поработал грузчиком, но там денег не платят. Я ушел, не стал работать.
- Трудовая книжка у Вас имеется?
- Нет, до армии не завел, а после она, вроде бы, не требуется.
- Как это, не требуется?! Трудовая книжка документ, который никто не отменял.
« Вот оно, что значит порядок». - Альберт немного освоился в обстановке и тут же мелькнула тревожная мысль, - « А если не возьмут?».
- Так к вам без трудовой книжки нельзя?
- Об этом позже. Я надеюсь, военный билет Вы с собой принесли?
- Да, конечно. – Альберт протянул документ.
Пролистав военный билет, Галина Матвеевна положила его на свой стол к паспорту.
- Со здоровьем никаких проблем нет?
- Не жалуюсь.
- Я спрашиваю это потому, что все поступающие на службу проходят медицинскую комиссию…
- У меня есть справка, я получил ее перед устройством на склад. – Заторопился Альберт.
- Здесь не склад, молодой человек, комиссию у нас проходят в поликлинике УВД и называется она - военно-врачебная. Далее, прошу Вас выслушать информацию о службе, а после этого Вы дадите свое согласие или несогласие на службу.
Альберт согласно кивнул, капитанша продолжила.
- Наше подразделение называется следственный изолятор и входит в систему управления внутренних дел, которое подчинено МВД. Задачей СИЗО является содержание под стражей лиц, подозреваемых в совершении преступлений, до суда. Это понятно? – Галина Матвеевна посмотрела на Альберта и, не дожидаясь ответа, продолжила. – После суда, если подозреваемого признают виновным в совершении преступления, то его, уже в качестве осужденного, после вступления приговора в законную силу направляют в места лишения свободы, то есть в колонию. В настоящий момент, учитывая Ваше воинское звание – рядовой запаса и образование – среднее, администрация нашего учреждения может предложить Вам должность контролера. Режим работы разный – в дежурных сменах и в день, но на сегодня мы Вам можем предложить только дневную работу. Личный состав дежурных смен укомплектован полностью. Контролеры, работающие в дневную смену, входят в состав отдела режима и охраны. Работа связана с различными режимными мероприятиями, такими, как проведение прогулки подследственных, вывод их в баню, на допрос и многое другое. Более подробно Вам об этом расскажет начальник отдела. Я же остановлюсь на льготах и перспективах Вашей дальнейшей службы.
После прохождения испытательного срока, то есть через три месяца Вам будет присвоено специальное звание младшего сержанта, через два года сержанта, еще через три – старшего сержанта. В случае, если в период службы Вас назначат на должность старшего контролера, у Вас появится возможность дослужиться до старшины. Человек Вы молодой, возможно изъявите желание учиться. Мы этому не препятствуем, наоборот, поощряем. У нас есть возможность направить Вас в специальные учебные заведения МВД, при окончании которых у Вас появится возможность для прохождения дальнейшей службы в качестве офицера.
Кроме этого, для наших сотрудников предусмотрены льготы. Это бесплатный проезд в городском и пригородном транспорте по служебному удостоверению, ежегодный оплачиваемый отпуск в количестве тридцати суток без учета выходных и праздничных дней, в случае, если Вы выезжаете в отпуск за пределы области, то Вам даются проездные документы для бесплатного проезда на железнодорожный транспорт. Ежегодно Вам и один раз в два года для одного из членов Вашей семьи. Кроме этого у нас предусмотрены дополнительные отпуска за особый режим работы. Через медицинский отдел УВД Вы можете брать путевки для лечения и отдыха в санаториях и домах отдыха МВД, в случае, если Вы не берете путевку, то Вам выплачивается за это компенсация в денежной форме. Увеличение заработной платы напрямую зависит от длительности службы, так как через год службы Вы получите пятипроцентную надбавку к окладу, через два года – десять процентов. Срок срочной службы в армии засчитывается в общий срок выслуги при расчете на пенсию и, кроме этого, у нас существует льготное исчисление службы из расчета два дня службы за три. Это значит, что, отслужив у нас двенадцать лет, Вы уже будете иметь право на пенсию. Все сотрудники следственного изолятора обеспечиваются форменным обмундированием, так же изолятор ведет строительство жилых домов, так что у Вас, в перспективе, будет возможность получить квартиру. Ну, вот, вроде бы и все. Вопросы есть?
У Альберта после всего перечисленного в голове стоял полный сумбур, но он понял одно – нужно непременно постараться устроиться на эту службу. Он сглотнул набежавшую слюну и задал всего один вопрос:
- А зарплату задерживают?
- К сожалению, небольшая задержка заработной платы у нас имеется, но она не превышает двух – трех недель. И, с другой стороны, мы гарантируем, что заработная плата Вам будет выплачена в полном объеме. Со своей стороны надеюсь, что задержки вскоре прекратятся. Так что надумали? Согласны? Или необходимо время подумать?
- Нет – нет, согласен.
- Тогда я Вам выписываю направление на медицинскую комиссию.
Около месяца Альберт занимался медицинскими делами, затем ждал результатов. И вот, вчера, когда Альберт в очередной раз позвонил в отдел кадров СИЗО, Галина Матвеевна сказала, что заключение получено и ему, Альберту Анатольевичу надлежит прибыть завтра в следственный изолятор в опрятном внешнем виде для окончательного решения вопроса о приеме на службу.
Ни пиджака, ни галстука у Альберта не было, поэтому он умылся, побрился, причесался, погладил единственные, приличные брюки, надел свежую рубашку, свитер и посмотрел на себя в зеркало. «Простенько, но со вкусом», - подумал, - «Хотя в костюме и галстуке было бы лучше. Ничего, буду работать, обязательно куплю».
В следственном изоляторе, ожидая перед дверью начальника, Альберт чувствовал себя не уютно. По коридору с озабоченным видом сновали сотрудники. «Смогу ли я здесь работать? Получится ли у меня? Подпишет ли начальник заключение?» - метались мысли. Наконец его пригласили в кабинет. Начальника СИЗО Альберт еще не видел и теперь с интересом разглядывал сидящего за столом человека. На вид ему было лет за сорок. Круглое лицо, короткая стрижка. Общее впечатление от формы с полковничьими погонами немного портили очки в толстой роговой оправе. Полковник взглянул на Альберта, сделал рукой приглашающий жест.
- Ну что ж Вы встали? Проходите, присаживайтесь.
Альберт присел на один из стульев, стоящих у стены.
- Давайте знакомиться. Меня зовут Василий Васильевич. Запомнить просто. По званию – полковник внутренней службы. А Вас, - Альберт не успел открыть рта, как полковник, мельком глянув на раскрытую папку, произнес, - Альберт Анатольевич. Что же Вас побудило пойти на службу в наше учреждение?
Этим вопросом Альберт был поставлен в тупик и брякнул первое, что пришло на ум:
- Я всегда хотел быть во внутренних органах.
Полковник непроизвольно улыбнулся. – Ну, молодой человек, побывать во внутренних органах дело не сложное. Мы же проходим службу в органах внутренних дел, а это разные вещи. Это напряженная и ответственная работа.
Альберт понял, что сказал глупость и покраснел, а Василий Васильевич, будто ничего не заметив, продолжил.
- Я просмотрел Ваше личное дело, возражений у меня, по представленным документам, нет. Считаем, что с сегодняшнего дня Вы полноправный сотрудник органов внутренних дел. Я бы хотел только, так сказать, сделать некоторые уточнения по Вашей предстоящей службе.
Вы принимаетесь в отдел режима и охраны. Будете работать ежедневно с восьми до семнадцати часов. Суббота и воскресенье выходные, но иногда, по графику, придется выходить и в личное время. Более подробно о том, чем придется заниматься, Вам расскажет Ваш непосредственный начальник, я же хотел Вам сказать следующее. По роду своей работы Вы ежедневно будете встречаться с преступниками. Конечно, преступниками их называть до решения суда закон не позволяет, но, по сути, они все же преступники. Для них выбрана мера пресечения – взятие под стражу. Многие ранее судимы неоднократно, большинство этих людей подолгу находятся за колючей проволокой. Все они неплохие психологи, обладают наблюдательностью, что обуславливается однообразностью мест лишения свободы. Они привыкают подолгу наблюдать, размышлять, делать выводы. Некоторые из них с первого взгляда способны понять сущность человека. Я нисколько не сомневаюсь, что к Вам, рано или поздно, осужденные, из числа хозяйственной обслуги, или подследственных обязательно обратится с какой-то просьбой, пусть даже невинной. Например, передать письмо или открытку матери, так как завтра у нее день рождения, а у него не было открытки, что бы заблаговременно ее отправить. Здесь следует учитывать следующее. Первое – подследственным разрешена переписка, но только официальным путем, то есть через цензуру. Второе – само подобное обращение предполагает собой последующую вербовку сотрудника подследственными, с целью получения канала для доставки в СИЗО запрещенных предметов, таких, как наркотические вещества, спиртные напитки, деньги и многое другое. Вербовка может происходить посредством принуждения, убеждения, запугивания и подкупа. Я хочу, что бы Вы, не пугались, а поняли, что невинное предложение передать открытку может оказаться зашифрованным сигналом об ограблении магазина или устранении свидетеля. Может быть, это не так, но сами осужденные или подследственные могут поставить Вам это в вину – все, мол, теперь ты наш соучастник. Прием старый, но, к сожалению, на молодых сотрудников может подействовать. В любом случае, о каждом подобном факте Вы немедленно должны сообщить своему непосредственному начальнику или в оперативный отдел. И не стесняйтесь на незаконные предложения отвечать законным отказом. Я Вам, с учетом своего опыта скажу, что преступники уважают сотрудников МВД, честно выполняющих свой долг, в отличие от тех, кто идет на сделку со своей совестью, становится предателем. Предателей не уважает никто. И, в большинстве случаев, сами преступники рассказывают о предателях из числа сотрудников нашим оперативникам. Почему? Потому, что по их понятиям «сдать мента – святое дело». Вот примерно об этом я и хотел Вам сказать. Вопросы ко мне есть?
Понятное дело, вопросов у Альберта не было, да и не могло быть в силу незнания ситуации, рассказанной полковником и полной растерянности от услышанного. Он отрицательно помотал головой. Василий Васильевич понимающе кивнул головой и поднял трубку телефонного аппарата.
- Бабарыкин? Зайди ко мне. Нет, позже. Нового сотрудника тебе дам.
Буквально через минуту в дверь постучали.
- Разрешите? – В кабинет начальника зашел майор, с какой-то бесцветной внешностью. Светлые не выразительные глаза, русые волосы, чуть сутуловатая фигура. Полковник не пригласил майора присесть, протянул ему личное дело.
- Забирай, знакомься. Наставника за ним не забудь закрепить. Все, идите.
В маленьком неустроенном, немного грязноватом кабинете Альберт, по просьбе майора, немного рассказал о себе. Видно было, что майор спросил просто так, для проформы, особо, в рассказанное не вслушивался. Позабыв назвать даже свое имя – отчество, он окликнул, заглянувшего в кабинет, за какой-то надобностью, сержанта.
- Лебедев, иди сюда. Ты куда направляешься?
- На прогулку, товарищ майор.
- Забирай с собой новичка, будешь у него наставником. Покажи ему там, что к чему. Мне пока не когда.
Альберт, вслед за сержантом, спустился в подвальное помещение и через него вышел на улицу. Теперь он находился по другую сторону забора тюрьмы. Небольшая асфальтовая площадка, а кругом и впереди кирпичные стены, с натянутой поверх колючей проволокой.
- Меня Александром зовут, Лебедев протянул руку, - а тебя?
- Альбертом.
- Будем знакомы. Ты здесь, в тюрьме никогда не бывал?
- Нет, в первый раз.
- Тогда объясню тебе, что к чему. Мы сейчас находимся в хозяйственной зоне, на площадке, примыкающей к штабу. Дальше, за тем забором – режимная зона, а те здания, которые виднеются, это корпуса где находятся жулики. Пошли туда, сейчас сам все увидишь.
Альберт, вслед за Лебедевым прошел через железные решетки в режимную зону. Его взору открылась несколько удручающая картина. Четыре здания, одно из которых трехэтажное, а остальные двухэтажные, были неприглядного вида. Окна их были закрыты железными пластинами, внешняя штукатурка во многих местах отвалилась. Два здания были очень старыми, явно дореволюционной постройки. Громко играла музыка.
- Это что бы заглушить переговоры жульбанов. – Пояснил Лебедев. – Там прогулка идет.
Альберт посмотрел в направлении, куда указывал Александр. Двери единственного, центрального входа одного из зданий были раскрыты. Из дверей группами, в колонну по одному, держа руки за спиной, выходили люди в разномастной одежде. После того, как одна из групп заходила в какие то сараи, обмазанные глиной, другая появлялась в двери здания.
- А что это за сараи? – Спросил Альберт. Сашка тут же расхохотался.
- Это не сараи, а прогулочные дворики. В них подследственные гуляют. Полезли наверх, я тебе покажу.
Они поднялись по расшатанной деревянной лестнице с перилами на прогулочные дворики, у которых, вместо крыши, крест на крест были наварены арматурные прутья. «Так вот откуда выражение «небо в клеточку», - подумал Альберт. Снизу на них быстро, тут же отводя глаза в сторону или опуская головы, кидали взгляды подследственные. Новый человек в зоне сразу бросается в глаза. Альберт от этих взглядов почему-то смутился. Стало непонятно за что стыдно. Может быть за то, что он на воле, а они там, внизу? А может быть за что-то другое? Кто знает! Это чувство мимолетно возникло и рассеялось, так как на дворики поднялись другие сотрудники. Началось знакомство. Всех сразу Альберт не запомнил, все-таки шесть человек, но это ничего, в процессе работы он обязательно постарается запомнить всех.
Проработав на прогулке два дня, Альберт был переведен на осуществление вывода подследственных на беседы и допросы к адвокатам и следователям. Работа эта не сложная – взял требование на вывод подследственного, сходил в режимный корпус, получил требуемое лицо у постового контролера и привел его в указанный следственный кабинет. Неясные вопросы Альберт всегда мог уточнить у старшины Людмилы Ивановны, которая работала с ним в паре, занимаясь выводом подследственных около восьми лет.
Обычно Альберт брал сразу несколько требований и вел через подвальное помещение группу лиц. Если случалось, что группа разнополая, то мужчин по одному проходу, разделенному с другими решеткой, женщин по другому, а сам следовал по третьему. Это было определено инструкцией, во избежание недоразумений между подследственными и избежания нападения на конвоирующего контролера. Кроме этого разговаривать с конвоируемыми категорически воспрещалось, кроме подачи команд типа «Стой», «К стене», «Руки за спину» и так далее. Трудностей с освоением данного ремесла у Альберта не возникло. Он отработал в следственном изоляторе без малого три месяца и чувствовал себя достаточно уверенно. Подследственные выполняли команды беспрекословно, не пытаясь вступить в контакт и, вдруг…
Этот день начинался как обычно. Альберт уже два раза привел подследственных из корпусов. Пока шли беседы и допросы, решил заварить себе чаю. Сняв фуражку и китель, налил в литровую банку воды и опустил в нее самодельный кипятильник, сделанный из двух безопасных бритвенных лезвий, изъятый у подследственных, так как не отвечал требованиям пожарной безопасности. В это время на пост, где находился Альберт, подошла женщина в милицейской форме, с погонами старшего лейтенанта.
- Молодой человек, - обратилась она к Альберту, - выведите мне, пожалуйста, подследственного Кузькина. Я немного задержалась и не смогла прямо с утра в изолятор подъехать.
- Чуть попозже. Я только что привел группу подследственных, а кроме этого, все следственные кабинеты заняты. Придется подождать.
- Но я тороплюсь, может быть в порядке исключения? – Женщина излучала саму доброжелательность.
- А где Вы собираетесь допрашивать своего подследственного?
- Я быстро, в коридорчике.
- Нет, не могу. Это запрещено.
Женщина надула губки и отвернулась, но тут же увидела Людмилу Ивановну и вновь расцвела.
- Люда, привет. Как жизнь?
- А, Валюша, здравствуй. Ничего, помаленьку.
- Слушай, помоги мне, в долгу не останусь.
- Да о чем ты?
- Меня начальница с утра задержала, не смогла я прямо с утра к вам подъехать. Следственные кабинеты все заняты, а мне срочно подследственного Кузькина допросить надо. Дело в суд передавать пора, сроки подходят, а мне небольшой фактик уточнить надо и все. Минут десять не больше. Мне еще в зуболечебницу успеть надо, по записи. Не могу я сегодня ждать.
- Ну, понесла, мать! Ладно, что бы в коридоре не маячить, уделю я тебе свою конторку, но не надолго.
- Да десять минут…
- Ладно, решили. Заполняй требование. Альберт, - Людмила Ивановна посмотрела на напарника, - сходи, пожалуйста, в четвертый корпус, приведи одного человека.
Альберт, хоть и не проявил удовольствия, но отказать своей напарнице, старше его по должности и по званию, не смог. Взяв требование, он пошел за подследственным.
Кто такой Кузькин и с чем его едят, Альберт не интересовался. А зря. Николай Кузькин, по кличке «Кузя» был аферистом. Не грабил, не убивал, но обманывал наших сограждан по мелочи и по крупному, пользуясь нехваткой в стране продуктов питания, промышленного дефицита, а так же, обратив себе на пользу, введенную талонную систему. Скажем, сахар-песок выдается по талонам, из расчета по два килограмма на одного человека, а «добрая душа» Кузькин является в какую-нибудь организацию под видом представителя торгово-сахарной фирмы, несомненно, имея на руках необходимые документы, правда поддельные, но кто их разберет! И, ударяя себя кулаком в грудь, торжественно обещает, что лично поставит страждущим сахар оптом и по более низкой цене. Это, естественно, актуально, особенно летом. Народ радуется, что можно, не обращая внимания на талоны, наварить варенья и наделать компотов и его, особенно, не смущает, что половину стоимости нужно собрать сегодня, в качестве предоплаты и отдать эти деньги Кузькину, а не перечислением на завод - изготовитель сахара. Тут же, создается инициативная группа, собираются деньги, люди заказывают, кому и сколько необходимо продукта. Затем, Кузькин прячет деньги в карман. Выдает расписку о получение денег и обязательство о поставке сахара. На этом все расстаются довольные друг другом. И все. Ни денег, ни сахара, ни Кузькина. Потому, как Кузькин не дурак - появляться на людях под своей фамилией. Для этого существуют краденные и переделанные паспорта на фамилию Петров или Сидоров.
Альберт возвращался обратно через подвальное помещение, когда подследственный Кузькин замедлил шаг и обратился к нему.
- Постой, командир.
Все обращения к нему Альберт всегда пресекал. И сегодня он сказал, как обычно:
- Не разговаривать, проходим по коридору.
- Командир, никого же нет. Мне поговорить с тобой надо.
Альберт от неожиданности не нашелся, что ответить. Обычно, подследственные после первого замечания четко выполняли команды, опасаясь быть наказанными. Он остановился, Кузькин подошел к нему и остановился совсем радом за разделительной решеткой.
- Командир, я никогда бы не стал разговоры разводить, если бы не беда.
- Что случилось?
- Понимаешь, я не местный. Мне даже передачу не кому принести. А тут черт меня дернул за карты засесть, ну и проигрался я в пух и прах. Короче, отдавать долг мне нечем. Помоги.
- Хорошо, я сообщу оперу.
- Да ты что? При чем здесь опер! Даже если меня в одиночку посадят, мне ж потом в зону идти. Там достанут. Карточный долг – святое. А за долг могут подписать на что-то противоправное или опустить. Ты же в курсе. Пойми как мужик. Деться мне некуда.
- Зачем в карты садился играть? Тем более карты запрещены.
- Ну, ты чо, как маленький. Я как человека прошу – помоги.
- Как я тебе помогу? Да и чем?
- Ты это, командир, подгони мне заварки с сигаретами, а я тебе век благодарен буду.
- Я не понял, ты забыл, где находишься? Пошел вперед по коридору!
- Ты не понял, командир, - Кузькин не двинулся с места, - я же не задаром. Денег у меня, правда, нет, но я тебе вот эти кроссовки подгоню. – Кузькин показал пальцем на свою обувку. Альберт сначала задохнулся от возмущения, но, затем, непроизвольно посмотрел на ноги жулика. Обут он был в новые кроссовки «Nake» белого цвета. И не в какую-нибудь подделку, а в настоящие, фирменные. Это было сразу видно. Причем они выглядели на столько ново и чисто, что ощущение было такое, как будто их только что достали из упаковочной коробки. Альберт невольно задержал на них взгляд. Его не насторожило, что Кузькин попросту врет, так как за свой проигрыш он вполне бы мог рассчитаться этими самыми кроссовками. Кузькин же сразу уловил замешательство и заинтересованность контролера.
- Не сомневайся, командир, выгодная сделка. Тем более меня не то, что выручишь, а просто спасешь. Размер, опять же, подходящий. Кроссовки отдаю совсем даром, за полтора килограмма развесного чая и блок сигарет.
- Килограмм.
- Что? – Не понял Кузькин.
- Килограмм чая и блок сигарет. Это все.
- Хорошо – хорошо, - заторопился Кузькин, - только меня повторно придется вывести из камеры. И обмен совершим здесь, в подвале, что бы никто ничего не заметил. К тому же мне тапочки нужно взять – не пойду же я назад босяком, заметно будет.
На том и решили. После встречи со следователем Альберт увел Кузькина обратно в камеру, а сам, используя обеденное время, сходил в магазин и купил чай и блок сигарет «Тройка». Немного денег для этого пришлось занять у Людмилы Ивановны, якобы пообедать, но и тех хватило только на девятьсот грамм чая. « Авось не заметит», - подумал Альберт. На входе в СИЗО сумки у контролеров не досматривали, а если бы и досмотрели, Альберт спокойно бы сказал, что купил все это для дома. Пока не закончился обеденный перерыв, Альберт спустился в подвал и спрятал чай и сигареты за пожарным ящиком с песком. Затем он взял уже отмеченное требование на вывод подследственного и пошел с ним в режимный корпус. Здесь ему повезло. Постовой контролер Ирина, контролируя выдачу обеда подследственным, даже не посмотрела в требование, по быстрому открыла камеру и выдала Кузькина, проворчав что– то себе под нос. Альберт переживал, что сделать это будет гораздо сложнее, придется что-нибудь объяснять, но – повезло. Никто так же не обратил внимания на газетный сверток в руках Кузькина, в котором были завернуты тапки. Сопроводив Кузькина в подвал, Альберт пошел еще на одно нарушение – прошел вместе с подследственным по одному проходу. В подвале Кузькин снял свои найковские кроссовки и передал их Альберту, а тот вручил ему сигареты и чай. Кроссовки Альберт тут же спрятал за ящик с песком и, что бы все прошло гладко, тут же повел Кузькина назад, в камеру. Спрятать сигареты и чай на теле не удалось, слишком заметно, поэтому, их просто завернули в газету. Кузькин понес их под мышкой. Как правило, все, что на виду, не вызывает подозрений. При помещении подследственного Кузькина в камеру, никаких осложнений не произошло. Альберт поставил его около камеры лицом к стене, обыскал для вида, а подошедшей Ирине проворчал недовольно, мол Кузькин забывает свои вещи, разрешенные к передаче следователем, а ему, Альберту, приходится водить туда-сюда всякое дерьмо. Такое недовольство вызвало понимание у постового контролера. Кузькин был водворен в камеру быстро, без осложнений.
Спустившись в подвал, Альберт взял кроссовки и перенес их в туалет первого этажа, спрятав их за бачок. После того, как закончился обеденный перерыв, появляться с кроссовками около следственных кабинетов не имело никакого смысла. «Осмотрюсь сначала, потом заберу», - подумал Альберт.
Войдя в камеру и дождавшись, когда постовая заглянет в глазок и отойдет, Кузькин небрежно бросил сверток на стол и сказал:
- Братва, быстро ховайте по сидрам грев. Нужно срочно заныкать все в хате. Иначе мусора изымут. За хранение поделюсь с каждым.
Тут же стараниями одиннадцати человек чай был рассыпан по кулькам малыми порциями, сигаретные пачки выпотрошены и разрезаны на мелкие картонки, для изготовления впоследствии карт, фильтры от сигарет были отломаны и спущены в унитаз, часть сигарет раскрошили на табак. Все это быстро было спрятано в личные вещи подследственных. Кузькин кратко рассказал сокамерникам откуда все взялось, чем вызвал сдержанные возгласы одобрения.
- Ну, все. Теперь мою обувку возвращать пора.
Подследственный аферист Кузькин принялся стучать в дверь камеры.
Оперуполномоченный оперативного отдела, капитан Патрикеев сидел в кабинете, когда зазвонил телефон внутренней связи.
- Товарищ капитан, докладывает контролер четвертого поста Зверева. У меня на посту подследственный Кузькин из камеры ломится. Требует оперативного работника. Говорит что-то про беспредел.
- Хорошо, сейчас буду. – Патрикееву не очень-то хотелось выходить в вонючий корпус, но служба есть служба. А вдруг там что-то серьезное? Потом хлопот не оберешься.
Оперуполномоченный проследовал в режимный корпус и вывел подследственного в оперативный кабинет, располагавшийся тут же на этаже.
- Гражданин начальник, ну что это за беспредел такой? Я понимаю вы власть, но не до такой же степени.
- Ты говори толком, что случилось?
- Меня сегодня к следователю выводили, так ваш работник с меня обувь снял. Сказал, что запрещенная. А в чем нам ходить, если у меня кроме спортивной обуви ничего нет?
- Как снял? Ты что же, босяком в камеру вернулся?
- Так понятно, не в валенках. Босяком.
- Ты острить дома будешь. Зачем он с тебя обувь снял?
- Не знаю, наверное, понравились ему. Кроссовки у меня новые совсем. Фирма Найк называются. Я не хотел отдавать, а он карцером меня пугать начал. А кому в карцер охота? Я и отдал.
Патрикеев угрюмо нажал кнопку звонка на столе. Через полминуты в кабинет заглянула контролер.
- Ирина, Кузькин в камеру босяком пришел?
- А я откуда могу знать? Я людей кормила. Может и босяком. А что случилось?
- Ничего, иди.
Ирина возмущенно фыркнула и удалилась. Патрикеев почесал затылок и обратился к Кузькину :
- Пиши объяснение. Подробно.
Альберт в течении второй половины рабочего дня два раза наведывался в туалет. Кроссовки находились на месте. В шестнадцать часов, когда требования на вывод уже не принимались, а в коридоре стало пусто, Альберт взял пакет, что бы забрать кроссовки из туалета. На обратном пути ему на встречу попались начальник отдела режима и охраны Бабарыкин и оперуполномоченный Патрикеев.
- Татулин, - голос начальника отдела не предвещал ничего хорошего, - ты откуда идешь?
- Да я так, - замялся Альберт, - в туалет ходил.
- С пакетом? А что у тебя там? Дай-ка взглянуть.
Бабарыкин потянулся к пакету, оттопырил его край и увидел крассовки. Офицеры многозначительно переглянулись.
- Это сменная обувь, я в них домой хожу.
- Да?! Давай быстро ко мне в кабинет. Разговор есть. И пакетик тоже с собой возьми. – Бабарыкин предугадал желание Альберта оставить пакет в служебном помещении.
В кабинете начальника отдела режима и охраны Бабарыкин и Патрикеев начали Альберта не то, что бы расспрашивать, скорее допрашивать. Причем Бабарыкин орал, что он, Татулин, нарушает все законы и инструкции, а Патрикеев тихо, по-дружески пытал Альберта, для чего он взял кроссовки. Альберт понял, что его тайный поступок стал явным, но растерялся в этой ситуации и ляпнул то, чего говорить не следовало.
- Я не отбирал у него кроссовки, я их купил.
- У кого купил? – Опешил Патрикеев.
- У него, у Кузькина. Вернее выменял. Я не хотел, он сам предложил. Сказал, что в карты проигрался, долг отдать надо. Мне его жалко стало. Я килограмм чая ему купил и блок сигарет, а он мне кроссовки сам отдал. Я у него их не отбирал.
- Елки-палки, какой дурак! – Бабарыкин сказал это тихо, даже немного горестно. Это ты дурак, Татулин. Говорили же тебе – нельзя вступать с подследственными ни в какие отношения. Говорили? Ну а ты? Забыл все, да? Устроил тут базар, купи-продай. Ты что, совсем рехнулся?
Альберт горестно молчал. В самом деле, зачем ему эти кроссовки? Может быть, он не осознанно захотел заиметь вещь, которой у него никогда не было и вряд ли когда-нибудь будет?
- Кроссовки отдать придется, - Патрикеев начал заполнять протокол изъятия, - Валентиныч, - обратился он к майору, - бери ребят, обыщите камеру Кузькина. Чай и сигареты сюда.
Через сорок минут подошел Бабарыкин. Обыск результата не дал. Да, чай в камере есть, но не в больших количествах и у разных людей. Сигареты тоже есть, но не поймешь какие, а с фильтром точно нет. Подследственные, содержащиеся в одной камере с Кузькиным, клянутся в один голос, что ничего с собой Кузькин не приносил. Кроме того, вернулся в камеру без обуви. Все это документально подтверждено, взяты объяснения.
После этого капитан Патрикеев изъял у Альберта служебное удостоверение и вывел его через КПП изолятора.
- Понимаешь, глупость ты совершил. Нельзя так. Короче, будет назначена служебная проверка, но материал уже есть. Приходи завтра к своему начальнику, он тебе все доведет.
Альберт побрел домой. Матери ничего не сказал, чтобы не расстраивать.
На другой день Альберт четыре часа просидел в кабинете начальника отдела режима и охраны, пока тот готовил документы, ждал их распечатки, подписывал у начальника следственного изолятора. Когда, наконец, Альберт получил возможность ознакомиться с заключением, первое, что попалось ему на глаза, было: «Вывод: занимаемой должности не соответствует. Учитывая совершенный поступок, заслуживает увольнения из органов внутренних дел за совершение проступка, несовместимого с требованиями, предъявляемыми к личным, нравственным качествам сотрудника органов внутренних дел».
Как положено, Альберта рассчитали, обходной он подписал, форму сдал. Матери сказал, что не понравилась работа. Сожалел, конечно, какое-то время. Через год Альберт вновь попытался устроиться на службу, но уже в другое подразделение. Ему отказали. Как объяснил кадровик, с такими формулировками об увольнении восстанавливаться можно и не пытаться.
Вот такие они, злосчастные кроссовки, перечеркнувшие Альберту дальнейшую жизнь.